Али Вячеслав Полосин Евангелие глазами мусульманина Два взгляда на одну историю

Мф. 12: 38-40; 16: 1 -4. [аналогично: Лк. 11:29-32].

Это одно из самых ясных евангельских пророчеств Иисуса: единственным знамением о нем израильтянам станет знамение, т.е. аналогия с пророком Ионой, который был 3 дня и 3 ночи в чре­ве кита, но при этом чудесно остался жив. Как Иона, будучи три дня во чреве кита, три дня отсутствовал среди живущих, но остал­ся жив, когда все думали, что он умер, так и Иисус, когда почти все думали, что он умер, был жив.

Мф. 16: 21 - 26. Здесь уместно еще вспомнить слова Иисуса: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые вос­кресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о мне» (Мф. 11:4 — 6)¹ (¹В главе «Предтечей какого пророка был Иоанн?» мы уже подробно рассмотрели этот вопрос в разрезе взаимоотношений Иисуса и Иоанна и их отношение к последнему Мессии.). Соблазн может быть двух видов: когда ошибочно предполагают о ком-то либо слишком высоко, либо слишком низ­ко. Важно рассмотреть слова Иисуса о единственном знамении о нем, слова о соблазне о нем и слова о его восстании от царства мертвых в едином контексте.

Словосочетание «восстать от мертвых», т.е. «воскреснуть», мо­жет по самой логике языка пониматься как буквально, так и пе­реносно. Человек, эмоционально рассуждающий о рискованной затее, говорит: «Если получится, я — царь и бог, а если — нет, мне конец!». Ясно, что слова употребляются в их переносном значе­нии, что ни царем, ни богом человек не станет, как и не умрет фи­зически от расстройства.

Любопытно, что в этой же главе от Матфея Иисус сам учит уче­ников пользоваться аллегориями: «Иисус сказал им: смотрите, береги­тесь закваски фарисейской и саддукейской. Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли. Уразумев то, Иисус сказал им: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? [...] как не разумеете, что не о хлебе сказал я вам... Тогда они поняли, что он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского»(Мф. 16: 8-12).

Узнать, где используется буквальное значение, а где — аллего­рия, можно только из контекста, и мы его реконструируем.

Если толковать слова Иисуса: «быть убиту, и в третий день вос­креснуть» буквально, как в отношении Лазаря, который реально умер и стал разлагаться, тогда окажется ложным пророчество о знаке Ионы. Если же верно пророческое утверждение Иисуса об аналогии с Ионой (а это высказывание Иисуса приводится неод­нократно в разных Евангелиях), то его слова о смерти и о воскре­сении могут толковаться только в переносном смысле, т.е.: «и в третий день восстать, как Иона восстал из чрева кита».

Ведь Иисус никак не мог лгать и делать ложные предсказания - в этом мусульмане твердо убеждены. А значит, нужно постарать­ся найти в тексте ключ к устранению внешне возникшего противо­речия, если это возможно. В данном случае - возможно, и совсем нетрудно.

Первым компонентом этого контекста является очень ясное, сказанное с отсылкой к известному пророку, предсказание, осно­ванное на известной истории, т.е. аналогия вполне буквальна: «как Иона... так и Иисус». Второй компонент - утверждение Иисуса о смерти и о воскресении, которое само по себе не указывает на его буквальность либо аллегоричность. Однако в едином контексте с первым предсказанием мы получаем жесткую дилемму: либо Ии­сус - лжепророк, либо второе предсказание сделано в переносном значении слов, и тогда оно полностью соответствует первому по смыслу.

Смотрим контекст далее, а именно - как отреагировали на сло­ва Иисуса его ученики: «И, отозвав его, Петр начал прекословить ему: будь милостив к себе, господи! Да не будет этого с тобою!» Если бы Иисус говорил перед этим буквально и предсказал свое телесное воскресение из мертвых, то с чего бы Петру надо было прекосло­вить? Это было бы такое победоносное чудо, которое еще больше прославило бы его учителя и содействовало бы успеху его миссии. Если сегодня христиане по всему миру гак торжественно отмечают воскресение Христа, опираясь только на веру в пересказ четырьмя евангелистами устного предания и в мистические откровения Павла, то что было бы в I веке н. э., если бы Иисус явился всему об­ществу воскресшим в новой плоти, позволяющей проходить чрез затворенные двери! - Он не только в Израиле мог воцариться, но, пожалуй, и в Риме!

А как апостолы понимали миссию Иисуса, они сами открыли незнакомцу, явившемуся им на пути в Эммаус, согласно Луке: «А мы надеялись было, что он есть тот, который должен избавить Израиля» (Лк. 24: 21). - Об аллегорическом избавлении здесь говорить не приходится, если даже словосочетание «берегитесь закваски фа­рисейской» понималось апостолами как укор за отсутствие своего хлеба. Безусловно, речь шла об избавлении Израиля от господства римских язычников, продажных царей и членов синедриона с пос­ледующим занятием их мест, которые апостолы заранее делили.

Зачем же ученику препятствовать учителю в том, ради чего все они побросали семьи и пошли за странствующим проповедником, рискуя в любой момент быть побитыми камнями или посеченны­ми римскими мечами? - При буквальном понимании слов о чудес­ном воскресении учителя и начале его физического царствования нет никакого смысла в прекословии Петра! - Более того, он должен был обрадоваться, что наконец учитель перешел от слов к делу.

Зато смысл, и очень глубокий, в этих словах сразу же появля­ется, если понимать слова Иисуса о смерти и воскресении в пе­реносном значении - как в аллегории с закваской и хлебом. При этом понимании текста Иисус говорит о том, что его распнут, как последнего злодея, похоронят и все посчитают его покойником, но он через три дня вернется живым, подобно Ионе. Но именно по­добно скромному проповеднику Ионе, обличавшему Ниневию в пороках, а вовсе не подобно ожидаемому новому царю Давиду или новому Соломону, который избавит и возвеличит Израиль. Иисус полностью отрицает у себя функции того спасителя, помазанника, Машиаха, которого ждали все иудеи, в том числе и апостолы, ве­рившие в мессианство Иисуса. В этом-то и заключался «соблазн о нем», что его принимали за нового царя Давида или Соломона.

Поэтому Петр, помышлявший о высокой должности в царс­ком дворце, соблазнился и начал прекословить. Заметим, что даже после сурового обличения учителем он и другие ученики только и ждали момента, когда следует начать восстание с победоносным воцарением Иисуса в Иерусалиме и изгнанием римлян. Петр за­пасся мечом и даже пустил его в ход в отношении охранника Хра­ма. Собственно, Иуда, по версии Иоанна, Иисуса вообще не преда­вал - он только выполнил твердый приказ учителя доложить о его месте нахождения первосвященнику, полагая, очевидно, что это станет знаком начала восстания.

И вдруг в беседе, после обещания Петру ключей от «Царства Небесного», учитель сначала запрещает говорить, что он - пома­занник, а позже рисует мрачную перспективу своего публичного уничижения, которое приведет - и привело - к утрате веры народа в его мессианство. Вот Петр и возражает своему учителю:

«Будь милостив к себе, господи! Мы же верим в тебя как в Мес­сию, победителя синедриона и спасителя Израиля, поэтому не опускайся в землю в качестве последнего преступника на три дня, как Иона был в желудке кита, ибо, даже вернувшись живым, ты уже не восстановишь народную веру в твой мессианский статус, и нам не поверят, а то и поубивают!»

Увидев, что его ученики по-прежнему помышляют о земном царстве, строительство которого никогда и не входило в миссию Иисуса и было отнесено им к другому посланнику из другого на­рода, Иисус называет соблазнившегося земной славой Петра сата­ной, шайтаном. Он четко указывает вину Петра - тот думает не о воле Бога, повелевающего Своему посланнику с терпением снести позор от людей, чтобы быть затем чудесно спасенным от смерти и вознесенным во славе, а думает о перспективе в скором времени занять место Каиафы или первого министра. - Иначе говоря, Петра обуяла гордыня и тщеславие, подобно шайтану.

Более того, Иисус обобщает свое поучение апостолу до глубо­чайшего афоризма: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?». — В этом контексте смысл таков: Если нет воли Бога сейчас создавать Его Царство на земле, то попытка сделать это вопреки воле Бога смертельно повредит душе! И тогда «какой выкуп даст человек за душу свою» самодостаточному Творцу. Всемогущему и Всезнающему? «Царство мое не от мира сего». - сказал Иисус Пилату, а здесь он другими словами разъясняет то же самое Петру. Считать иное - значит «соблазниться о нем».

Таким образом, контекст 16-й главы Евангелия от Матфея, на­чинающейся с предсказания события по аналогии с Ионой и за­канчивающейся предсказанием того же события без аналогий, однозначно свидетельствует, что это предсказанное событие есть чудесное спасение Всемогущим Своего смиренного посланника от неизбежной, казалось бы, смерти.

Ин. 19: 38 -42. Не вполне понятно, почему евангелисты реши­ли, что тела покойников у евреев умащались мастями и благово­ниями? Ритуальное очищение покойника иудеи производят толь­ко водой. Очищение духовное тоже производится водой. Никакие притирания и благовония для этого не применяются. Непонятно в этой связи, зачем высокопоставленный чиновник (носивший гре­ческое имя Никодим, что невероятно) нес на себе в одиночку к мес­ту захоронения «состав из смирны и алоя, литр около ста»? Удивляют и последующие слова стиха 40: «Они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают иудеи» —такого «обыкновения» у иудеев нет. На этот счет могут быть две версии:

1. 
   Возможно, авторы Евангелий, жившие в регионах с греческой или восточно-римской культурой, механически приложили к иудейской жизни местные ритуалы натирания покойников арома­тами или бальзамирования покойников.
   

Мк. 15: 42 - 47; 16: 1. В целом этот текст содержит важное сви­детельство, косвенно подтверждающее текст Евангелия от Иоанна, что Иисус был отдан для погребения, будучи живым. Пилат прика­зал казнить преступников, перебив им голени, но, согласно Марку, почему-то удивился вести о скорой кончине Иисуса. Почему?

Обращает на себя внимание факт, что тело Пилат разрешил отдать не родственникам, которые единственно могут иметь на него право, да и то в случае подкупа, ибо иначе тело казненного преступника может быть брошено зверям. При чем тут член сине­дриона («совета») Иосиф, внешне не имеющий к Иисусу никакого отношения?

Евангелие от Иоанна добавляет важный штрих к портрету этого человека: «Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из стра­ха от иудеев» (Ин. 19: 38). Чем не прекрасная находка для Пилата, чтобы осуществить свой замысел? - Член синедриона, имеющий авторитет у иудеев, как бы погребает как бы казненного, и тут уже Пилат действительно может умыть руки! Ведь когда Иисус объ­явится среди живых, можно будет на синедрион, членом которого был Иосиф, легко возложить ответственность за подкуп стражи и освобождение опасного преступника! И далее вступит в действие рассмотренный нами выше план коварного прокуратора по разгро­му Храма с целью покрытия своего святотатства.

При такой мотивации становятся объяснимыми и публичное попрание Торы синедрионом, и «легкомыслие» Пилата, и наруше­ние присяги римскими воинами, не выполнившими приказ и не казнившими преступника безо всяких последствий для себя, а по­том еще «проспавшими» факт исчезновения тела из гроба опять же без последствий! Такая преступная халатность и безнаказанность были бы совершенно невозможны для римских легионеров без обозначенной мотивации их командира.

По Матфею и Марку, было только 3 свидетеля положения в гроб Иисуса: член синедриона Иосиф, праведная Мариам, мать Иисуса, и Мария Иосиева. Лука называет Иосифа и женщин, число и имен которых не называет. Иоанн ничего не сообщает о женщинах, но уделяет значительное место Никодиму, сумевшему принести на себе около ста литров неких снадобий, которые для погребения по-иудейски совсем не нужны.

Таким образом, по совокупности было 4 свидетеля (плюс, возможно, еще женщины из ближайшего окружения Иисуса), из которых гарантированно только Иосиф и Никодим могли бы от­ветственно утверждать, был ли Иисус мертв или жив, было ли это настоящее погребение или только его имитация для обмана пер­восвященника с братиею. Ни один из евангелистов там не при­сутствовал, более того, никто из них даже не делает ссылок на тех, чьи свидетельства мог использовать в основе своего рассказа. А праведная Мариам, Иосиф, Никодим и другая Мария своих сви­детельств нигде не оставили, либо они не сохранились. Это очень важный момент при установлении истины, которая открывается лишь при рассмотрении ситуации в едином контексте.

В рассматриваемом фрагменте истории Иисуса мы находим столько противоречий в «свидетельских показаниях», что вряд ли какой-нибудь суд вообще принял бы их к рассмотрению в качест­ве свидетельств. Автор Евангелия от Иоанна пишет, что Иосиф с Никодимом совершили положенный погребальный обряд, как, по мнению евангелиста, «это принято у иудеев», т.е. использовали сто литров благовоний (чего иудаизм не требует) и обвили покойника приклеивающимися пеленами, так что тела уже не видно. После чего привалили камень, что равносильно засыпанию покойника землей, когда хоронят в могильной яме. То есть обряд похорон был полностью завершен. И ко гробу Мария пришла только из любви к покойному, как обычно посещают могилы дорогих людей.

В Евангелии от Матфея про благовония совсем ничего не гово­рится, но Иосиф (без Никодима) все-таки привалил камень, т.е. об­ряд как бы завершил. Однако до этого он обвил тело не пеленами, как положено при погребении, а всего лишь плащаницею, что может рассматриваться в контексте иудейской традиции как признак того, что Иисус не был мертв. Мария пришла утром ко гробу также из любви к покойному.

Но Евангелия от Марка и от Луки предлагают противоречащую версию: Иисуса положили в пещеру-гроб, завернув также не в пе­лены, а в плащаницу, и утром после субботы, вопреки Торе и на­родным традициям, решили произвести эксгумацию с непонятной целью — помазать разлагающееся тело ароматами. Таким образом, женщины шли ко гробу специально для употребления ароматов, без которых, по мнению евангелистов, ритуал погребения был как бы не завершен.

Если эксгумация была нужна только для употребления ароматов, то это выглядит, мягко говоря, непонятно. Кто станет тревожить своего похороненного родственника на третий день и выкапывать его из могилы только для того, чтобы окропить разлагающийся труп ароматами? Тревожить погребенного покойника недопусти­мо не только в иудейской традиции, но и у язычников - ведь весь смысл погребения заключается в окончательном прощании с те­лом умершего.

И, если все же были правы авторы Евангелий от Матфея, Марка и Луки, а автор Евангелия от Иоанна ошибся, т.е. Иисуса обвили не пеленами, как положено у иудеев, а просто плащаницей, то это служит дополнительным аргументом в пользу того, что в гробницу был положен на короткое время живой, но раненый, человек для имитации погребения с целью обмана врагов!

Таким образом, мы имеем следующую картину: если как-то попробовать свести воедино Матфея, Марка и Луку, то все равно даже их общая версия абсолютно непримирима с Иоанном. Прав­да, непримирима она только в том случае, если исходить из лич­ных выводов авторов конечных вариантов всех Евангелий о фи­зической смерти Иисуса и если рассматривать эти версии сами по себе, вне единого евангельского контекста.

Однако все эти противоречия снимаются, если рассматривать все версии под углом предсказания Иисуса об аналогии его ситу­ации с ситуацией пророка Ионы - если Иисус был во гробе Иосифа жив. Тогда понятно, что живого могли намеренно не обвивать пеленами, но могли укутать тяжело раненного в плащаницу - хотя для убедительной имитации похорон могли использовать и пеле­ны. Под благовониями же следует понимать лечебные мази и баль­замы, исцеляющие раны. Тогда становится понятным, ради чего трудился Никодим, принесший так много лекарственных снадобий для долгого лечения тяжело раненного учителя. И самое главное - понятен мотив, по которому женщины могли приходить к Иисусу с благовонными лечебными мазями: живому, но тяжело раненному они действительно были необходимы. Что не противоречит и же­ланию просто проведать тяжело раненного учителя.

Мф. 27: 62 - 66. Само по себе опасение, что апостолы распус­тят слухи о том, что Иисус воскрес после смерти, было вполне ре­альным и вполне отвечало обстановке того времени. Ведь после смерти Иоанна Предтечи ходили такого же рода слухи, что Иоанн воскрес в лице Иисуса Назорея, как это видно из самих Еванге­лий: «Говорили, что это Иоанн восстал из мертвых» (Лк. 9: 7). Поэтому в субботу члены синедриона пришли к Пилату, опасаясь, как бы Пилат, явно не желавший казнить Иисуса, не позволил ученикам выкрасть тело Иисуса из гроба, чтобы устроить на основе этого какую-нибудь новую провокацию.

Пилат предусмотрительно отказывается охранять гробницу своими силами, переводя стрелки на Храм - он позволяет исполь­зовать небольшой отряд легионеров, который выделялся перво­священнику во время празднования пасхи для охраны Храма, т.е. подчинялся на это время непосредственно первосвященнику. Это важная деталь, раскрывающая замысел прокуратора: вина за побег Иисуса должна быть именно на Храме!

Если поход лидеров синедриона к прокуратору в субботу еще можно как-то подвести под Тору, то вот идти в субботу на кладби­ще, да еще ставить печать, что считается работой, иудеи никак не могли, не нарушив закон Бога. Если бы речь шла о казни обычно­го, с точки зрения синедриона, еретика, то такое демонстративное нарушение Торы было бы невероятно уже потому, что было ничем объективно не мотивировано. Однако, если следовать версии об опережении духовенством Пилата в его коварном замысле, то все логично: собственная жизнь для духовенства была, по-видимому, важнее Торы.

Итак, единственный из евангелистов, автор Евангелия от Мат­фея свидетельствует, что с ведома прокуратора первосвященником была поставлена печать на гробницу и что к гробнице в субботу вечером была приставлена охрана из римских легионеров, подчи­нявшихся на время пасхи первосвященнику. Помогла ли эта охрана первосвященнику?

Мф. 28: 1-10.

Предоставим сначала слово Православной Толковой Библии:

«Как в настоящем стихе, так и во всех остальных, трудно объединить рассказ Матфея с рассказами других евангелистов и, таким образом, со­гласовать их. Вероятность... что евангелисты знакомы были с рассказами друг друга, становится в этом отделе их евангелий полной невозможнос­тью. Евангелисты говорят о разных явлениях Христа: очевидно изменяют порядок, в котором должны были следовать события в их исторической последовательности. [...]

Воины, сберегшие гроб... были первыми и ближайшими свидетелями воскресения и могли сообщить о нем после, так как трудно допустить, чтобы, подкупленные первосвященниками, никто из них не решился, хотя бы и чрез несколько времени, рассказать о таком чуде всей правды. Мож­но, однако, допустить, что стражи не видали самого воскресения Христа, но были свидетелями чудесных явлений сошествия ангела и отваления камня от гроба. Это все, что мы знаем о первоначальном событии. Оно собственно покрыто полной неизвестностью, и справедливо замечают, что евангелисты повествуют только о результатах воскресения, т.е. о пос­ледовавших затем событиях, а не о самом воскресении» ¹(¹Т. 8, с 466-468).

Что ж, честное признание! Впрочем, версия о «результатах вос­кресения» ничем не отличается от версии о «результатах чудесно­го избавления от смерти», ибо свидетельства отсутствия Иисуса в пещере одинаково говорят и в пользу второй версии. А вот почему евангелисты ничего не повествуют о «самом воскресении», для нас очевидно: предмет такого повествования отсутствовал.

Итак, отмечается второе подряд «великое землетрясение», бо­лее никем кроме Матфея почему-то не замеченное. Однако камень от пещеры-гробницы, а точнее: от двери в пещеру, отвалил все же ангел, а не само по себе трясение земли.

Следует отметить здесь еще одно «чудо» - согласно Матфею, у гроба-пещеры в каменистой пустыне появилась дверь, так что камень не был заграждением входа в пещеру, а лишь приваливал дверь в гробницу. Непонятно, откуда появилась эта дверь в загроб­ный мир - вполне рукотворное изделие, кому и для какой цели она предназначалась? Ведь тревожить погребенного - большой грех! Не для воров же, в конце концов?!

Остается еще рассмотреть версию наличия двери для самих покойников. Автор этого Евангелия уже писал о множестве по­койников, воскресших в момент предполагаемой смерти Иисуса, но вышедших из гробов только после явления живого Иисуса, т.е. через два дня. По-видимому, у них были проблемы с выходом из пещер-гробниц. Неужели покойники в той местности так часто восставали от мертвых, что предусмотрительный Иосиф решил за­ранее приготовить для себя дверь, чтобы, умерев, при следующем землетрясении можно было сходить проведать родственников?

Оставим этот вопрос пока без ответа, хотя насчет двери у нас есть своя версия, и мы изложим ее ниже - эта дверь прекрасно вписалась бы в текст Евангелия от Иоанна.

Далее евангелист повествует об ангеле, сидящем на камне и благовествующем женщинам и римским легионерам о восстании Иисуса. Ангел предлагает им посмотреть место, где лежал Иисус и где его уже не было. Но это не является свидетельством воскресе­ния, а может означать результат любого другого варианта исчезно­вения: кражи тела, выноса учениками раненого, самостоятельного ухода после возвращения в сознание с помощью тех, кто его там прятал, и т.д. Ангел благовествует далее, что Иисус ожидает своих учеников в Галилее.

Однако далее начинают происходить странные вещи: благовестие ангела оказалось неточным - Иисус встретил женщин не в Галилее, а даже еще до того, как они дошли до других учеников Иисуса. Причем Иисус повторил им то же, что сказал ангел. Зачем нужен был ангел, становится непонятно, если женщины увидели и опознали самого Иисуса, и он сам сказал всё, что надо? Явление ангела было куда более странным, чем явление учителя, и могло быть воспринято совсем неоднозначно.

Может быть, это был не ангел, а, например, кто-то из легио­неров-стражников в блестящих доспехах, который в предрассвет­ных сумерках передал им весточку от учителя? Тем более, Мария ничего не знала о выставленной страже, и присутствие легионера само по себе должно было ее поразить. - Просто затем народная молва при многочисленных пересказах придала земному доброму вестнику имидж небесного вестника - ангела, ибо слово «ангелос» переводится с греческого просто как «вестник» ² (²Отсюда и «эвангелион», Евангелие, означает «добрую весть»), и потому чело­век, которого Мария по-арамейски назвала вестником, передав­шим добрую весть о спасении учителя, в грекоязычном пересказе был, естественно, назван «ангелом». И только впоследствии, в це­лях доказательства телесного воскресения Иисуса, земной вестник трансформировался в небесного.

Подчеркиваем, что сам по себе греческий текст Евангелий го­ворит только: «вестник», и ничего более, что не дает оснований считать вестника, общавшегося с Марией Магдалиной, именно не­бесным вестником - для этого нужны дополнительные эпитеты, и единственный указанный признак - блистающая одежда -явно не достаточен. Тем более, что в других Евангелиях говорится о неких мужах или о юноше в белой одежде.

Мф. 28: 11 - 15. Этот сюжет на первый взгляд кажется фан­тастическим: иудеи подкупили римских легионеров, специально поставленных охранять гробницу от учеников Иисуса, чтобы те сознались своему главнокомандующему, что позволили несколь­ким рыбакам с двумя мечами выкрасть тело казненного мятежни­ка против Рима, т.е. признались в полном неисполнении приказа по своей халатности: «когда мы спали»! — Хороши легионеры! А иудеи якобы сумеют «убедить» главного юдофоба - свирепого Пи­лата- «не заметить» злостное нарушение присяги и невыполнение приказа сонливыми легионерами — при том, что об этом знало мно­жество людей.

Если бы действительно всё происходило у гробницы так, как описано выше у Матфея, то для легионеров, не посвященных в планы Пилата, был единственный шанс оправдаться - сослаться на поражение в борьбе с ангелами или другими небожителями, ибо такое не могло быть поставлено в вину простым земным воякам. Зачем же солдатам нужен самооговор со смертельным для себя исходом? - Ведь при таком признании в обычной ситуации этих воинов ожидала бы смертная казнь или обращение в рабов, так что деньги от первосвященника им явно не понадобились бы.

Объяснение таким странным действиям можно найти только при установлении подлинных мотивов этих действий. Так что, если основываться на известном только Матфею факте постановки стражи у гробницы Иосифа, в которую был положен после снятия со столба Иисус, то наиболее вероятна следующая версия, объеди­няющая Евангелия от Матфея, Марка и Луки и устанавливающая реальные мотивы поступков:

Воины выполняли приказ первосвященника, в распоряжении которого временно находились, но ночью к ним пришел уважа­емый член синедриона Иосиф, о котором они не знали, что он - тайный ученик Иисуса, и который сказал, что хочет проверить наличие покойника на месте. Эта инспекция не вызвала подозре­ний у воинов, ибо её хотел провести член ближайшего окружения первосвященника.

Воины отвалили камень от пещеры, и Иосиф показал им живо­го Иисуса, сказав им, что Иисус воскрес, как воскресали в мифах многие римские боги. Помертвевших от мистического страха сол­дат он попросил сообщить женщинам, которые придут помазывать раненого учителя, что Иисус будет ожидать разбежавшихся от него учеников в Галилее. Затем он оставил воинов переживать религи­озное потрясение, а сам (возможно, с Никодимом - также иудей­ским начальником) перенес раненого Иисуса в другое место, где была упомянутая Матфеем дверь, т.е. в жилой дом.

Утром женщины увидели отваленный от пещеры камень и вес­тника, но вполне земного - кто-то из стражников в блистающей форме легионера сообщил им, что покойник, оказывается, стал живым и что ожидает своих апостолов в Галилее. Женщины побе­жали с удивительной новостью к апостолам, но те посчитали эту новость, полученную от стражников, пустой (Лк. 24: 11).

Воины же пошли и доложили об увиденном «воскресении по­койника» начальству. Первосвященник пришел в ужас, но не от воскресения, в которое, в отличие от римских солдат, вряд ли пове­рил, а от того, что Пилат его перехитрил, сохранив Иисусу жизнь. А теперь и тайные ученики Иисуса, благодаря простодушию рим­ских воинов, его еще раз обвели вокруг пальца. - Теперь вину за спасение Иисуса и продолжение им его мятежной деятельности против Рима Пилат мог опять успешно переложить на синедрион.

Тогда первосвященник обвинил воинов в нарушении приказа и предложил им жесткую дилемму: либо гарантированную казнь от свирепого Пилата, либо хороший гонорар в обмен на публич­ное переложение вины с члена синедриона Иосифа на самих себя с обещанием «убедить» Пилата их не наказывать. Этим первосвя­щенник переводил вину с синедриона вновь на сторону Пилата.

Спасти воинов от казни Пилата он пообещал по личным свя­зям - гарантии, конечно, никакой, но в первом случае просто каз­нят, а во втором - может быть, и сойдет с рук, да еще деньги останутся. Поэтому воины и выбрали второй вариант, объявив главными виновниками исчезновения тела Иисуса его учеников и свою сонливость.

Первосвященник был хитер и не обманывал солдат: если Пилат накажет их, то тем самым признает виновниками бегства мятеж­ника не служителей Храма, а своё разложившееся воинство и себя самого как командира, у которого солдаты спят на посту и позво­ляют разрушать империю! При том, что он и сам принародно и осуждать-то Иисуса не хотел!

Так первосвященник одержал победу в тактической борьбе с Пилатом. Теперь, даже если бы Иисус сорганизовал бы толпу лю­дей на восстание против Рима, вина лежала бы уже не на Храме, а на самом Пилате, и прокуратору пришлось бы ликвидировать мя­теж точечным ударом, спасая уже свою собственную шкуру.

Евангельская фраза: «И пронеслось слово сие между иудеями до сего дня», подчеркивает, что Евангелие писалось много позже опи­санного события.

Ин. 20: 1-18. Как и в Евангелии от Матфея, ко гробу пришла только Мария Магдалина и без намерения тревожить покойника, а тем более - эксгумировать труп. Но здесь камень был уже отвален без землетрясения и без ангела. По Марку и Луке, Мария пришла вместе с несколькими другими женщинами, и камень также был уже отвален от гроба, и о страже - ни слова.

Далее по Марку, они вошли в пещеру и уже внутри увидели сидящего юношу в белой одежде, который, как и у Матфея, сказал, что Иисуса ученики увидят только в Галилее. По Луке же, снаружи гроба перед ними предстали два мужа в блистающих одеждах, ко­торые сказали: «Вспомните, как он говорил вам, еще будучи в Галилее, сказывая, что сыну человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова его» (Лк. 24: 6 — 7).

Однако, далее Лука сообщает и вовсе поразительную вещь: ког­да, возвратившись, они «возвестили все это одиннадцати и всем про­чим показались им слова их пустыми, и не поверили им» (Лк. 24: 8 — 11)!! Значит, все ближайшие ученики Иисуса не могли вспомнить, чтобы Иисус им что-то о своем телесном воскресении от мертвых предсказывал! Более того, такое напоминание они расценили как пустое ! Однако процитируем Луку: «Отозвав же двенадцать учени­ков своих, сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится все, написанное через пророков о сыне человеческом, ибо предадут его языч­никам, и поругаются над ним, и оскорбят его, и оплюют его, и будут бить, и убьют его: и в третий день воскреснет. Но они ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного» (Лк. 18:31 -34).

Во-первых, у пророков про такое воскресение ничего не гово­рится. А во-вторых, откуда не присутствовавший при этой бесе­де Лука мог знать, что и как поняли 12 очень разных людей? Что в прямых и четких словах Иисуса о смерти и о восстании после нее было непонятного, чтобы даже не вспомнить о них, когда они вроде бы как стали сбываться? И убивали пророков, и пророки воскрешали умерших, совсем недавно Иисус восставил к жизни Лазаря... Вывод может быть один: ясных предсказаний о каком-либо своем воскресении от мертвых Иисус не давал, а то, что он на самом деле говорил, было истолковано в пользу воскресения уже после его вознесения!

По Иоанну же, ситуация развивается совершенно иным обра­зом: Мария решила, что учителя унесли враги, и побежала звать апостолов-мужчин на помощь. Прибежавшие Петр и Иоанн увиде­ли брошенные пелены без того, кто в них был завернут, а платок, который был на голове Иисуса, лежал отдельно, причем «особо свитый на другом месте». Кто же и зачем аккуратно свивал платок для головы? Ангелы? Или просто домочадцы хозяина жилища?

Далее Евангелие от Иоанна сообщает об апостолах прелюбо­пытнейшую вещь на фоне предсказаний Иисуса о воскресении в Евангелии от Луки: «Ибо они еще не знали из Писания, что ему надлежало воскреснуть из мертвых» (ст. 9 — 10). И действительно, в Евангелии от Иоанна Иисус ни слова не говорит о своем телесном воскресении, а тем более - со ссылками на Писание! О вознесении - говорит, о воскресении - нет. Логично, что ближайшие ученики этого и не знали.

Однако не только у Луки, но и в двух других "синоптических" Евангелиях Иисус несколько раз предсказывает своим ученикам свою «смерть и воскресение от мертвых», в том числе и в рассмот­ренном нами фрагменте в Мф. 16: 21. Если эти Евангелия тоже богодухновенны, а Бог - один, то не может быть, чтобы один и тот же Бог «вдохнул» одному Своему рабу одну версию истории Своего любимого избранника Иисуса, а другому - совсем другую, исключающую первую...

Ведь Создатель дает нам откровение для нашего же блага, а не для того, чтобы нас запутать окончательно и лишить знания об ис­тине. Из этого мы должны еще раз утвердиться в выводе, что все предсказания о «смерти и о воскресении» Иисуса следует пони­мать только в аллегорическом смысле - по аналогии с Ионой. И только тогда будет верным утверждение Евангелия от Иоанна, что до положения Иисуса во гроб ученики ни разу не слышали от Ии­суса, что ему надлежит восстать от мертвых, да еще и в согласии с Писанием.

Тогда верными будут и предсказания Иисуса в других Евангелиях о чудесном избавлении его от смерти и о вознесении на Небо. А уничижительная оценка, данная Лукой двенадцати апостолам, что они были не способны понять столь простые слова о смерти и воскресении, очевидно, продиктована апостолом Павлом, об­личавшим реальных апостолов в лицемерии и провозгласившим веру в воскресение Иисуса главным критерием христианской веры - выше даже веры в Бога: «Если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1Кор. 15: 14).

Скорее всего, осуждение апостолов высказано Лукой именно потому, что те на самом деле хорошо поняли Иисуса, но поняли совсем не то, чего хотел Павел, анафематствовавший всех, не со­гласных с его видениями: они поняли, что Иисус чудесно избе­жит смерти! Поэтому-то они и перепугались, когда вместо того, чтобы поднимать народ на восстание, он позволил себя легко арес­товать, а затем впали в полное уныние, когда решили, что он убит через распятие! - При таком понимании всё становится на свои места.

То, что апостолы увидели, согласно Иоанну, на месте нахожде­ния Иисуса, не добавило им веры в воскресение мертвого. Увидев, что учителя нет на месте, они просто подумали, что это - дело рук злобных иудеев. Поэтому они поспешили домой и накрепко заперлись — как говорит Евангелие: «из опасения от иудеев» (ст. 19)! - Впрочем, коллективно предав его и думая, что он мертв, они даже и хоронить его не пришли, что является тягчайшим оскорбле­нием с точки зрения любого этикета.

Не удивительно, что и Мария не сделала никаких выводов о «воскресении» Иисуса, а наоборот - плакала, чего не было бы, если бы у нее были основания верить в предсказанное ранее «вос­кресение». Просто она знала, что учитель не умирал, и, как и апос­толы, подумала, что враждебные иудеи сумели добраться до него.

Тут внутри помещения, а не на камне, появились сразу двое ан­гелов с не очень ясной миссией, так как они всего-навсего спроси­ли Марию, почему она плачет и кого ищет, и всё, на этом их функ­ции закончилась и, удовлетворив свое любопытство, они исчезли. И про то, что Иисус будет ждать учеников в Галилее, они тоже ничего не сказали.

Если у первых трех евангелистов Мария удивляется или ужа­сается ангелам, то у Иоанна она ничуть не была удивлена беседой с небожителями, как если бы это было повседневным делом. За­метим, что, согласно Марку, Иисус изгнал из Марии семь бесов, но это было несколько позже, когда они встретились, так что на момент беседы с двумя ангелами все семь бесов еще должны были находиться в ней.

Она подтвердила мысль, что Иисус был жив, но без сознания, поэтому говорит не о теле господа, а о самом господине: «Унесли господа моего, и не знаю, где положили его». Складывается впечат­ление, что это были все-таки не ангелы, а домочадцы хозяина жи­лища, этим только и можно объяснить то, что Мария Магдалина разговаривала с ними как с обычными знакомыми.

И тут явился сам Иисус извне дома, так что в предрассветных сумерках она его не узнала даже после его вопроса и решила, что это садовник. Почему? Если бы это был воскресший Иисус, поче­му он был похож на садовника?

Наверняка он имел отношение к этому помещению или был одет в одежду садовника. - Ведь не приняла же она его за римско­го легионера, или апостола, или члена синедриона! И далее Иисус поясняет ей, что он еще не умер и не вознесен: «Не восшел к отцу своему», - это идиома еврейского языка, которую по-русски мож­но передать, как «не отошел к праотцам». Более того, он предуп­реждает, что скоро будет вознесен в другой мир к отцу своему и отцам апостолов, и к Богу, единому для него и апостолов.

И вот тут-то очень уместно было бы сказать и о двери, о которой с чьих-то устных рассказов упомянул автор Евангелия от Матфея. Почему? Да потому, что дело происходило явно не в маленькой пещерке-гробнице, где хоронили покойников, а в просторном по­мещении, где могли одновременно находиться и стоять в полный рост несколько взрослых человек.

Вывод напрашивается сам собой: согласно версии, легшей в ос­нову Евангелия от Иоанна, ночью Иосиф с Никодимом перенесли Иисуса из гробницы Иосифа в ближайшее помещение - дом са­довника, где женщины помазывали его раны лечебными бальзамами. Наутро после субботы лежавший почти два дня без сознания Иисус пришел в себя, взял одежду, которую мог найти только у хозяина, то есть -у садовника, и вышел на воздух. Поэтому Мария и приняла его сначала за садовника.

Никакой стражи у дома садовника уже не было, ибо она оста­лась у пещеры - гробницы Иосифа, где в первую ночь были ими­тированы похороны Иисуса.

Ин. 20: 19 - 29. Хотя и крепко заперлись 11 апостолов «стра­ха ради иудейска», Иисус каким-то образом проник в их жилище. Однако описание всей этой сцены резко отличается от предыду­щего описания. Здесь нет никаких подробностей и деталей. - Опи­сание какое-то мимолетное, наподобие концовки от Матфея, где прощальная беседа с учениками и завещание им уместилось в не­скольких строчках. Автора не интересует ни внешний вид Иисуса, ни общение с ним, а ведь это - их первая встреча после его арес­та и всех поражающих воображение событий!! И всего несколько мимолетных слов, сказанных для оправдания бросивших своего учителя учеников и даже не почтивших присутствием его предпо­лагаемые похороны.

Удивляет, что после явного предательства всеми одиннадцатью апостолами Иисус является им, можно сказать, даже против их воли, прощает им разом все грехи без их раскаяния, да еще и дает им присущую только Творцу миров власть отпускать грехи!

Откуда взялись раны на теле Иисуса, если это уже вечное тело для Рая? Разве у воскресших будут раны и другие напоминания о многострадальной жизни? А в каком виде должен был предстать перед апостолами Иоанн Предтеча? Неужели, те, кому отрубили голову, и в Раю будут без головы?

Вывод и тут напрашивается простой: раны на теле Иисуса были потому, что он не умирал и не воскресал в новом теле, а продол­жал пребывать в том же теле, и раны просто не успели за такой короткий срок зажить. Иисус просто остался живым и пришел к ученикам, из которых наиболее сомневающийся от неожиданной радости встречи с учителем воскликнул: «Клянусь Богом, это наш господин!» А христианские миссионеры пытаются убедить мусульман в том, что Фома произнес некое новое исповедание веры! Да если бы какой-нибудь иудей сказал человеку: ты - Господь наш Яхве, то его побили бы камнями или посчитали сумасшедшим. Никто из апостолов даже в конце I века н. э. такого и не говорил -даже Павел.

Именно идеи Павла, обличавшего реальных апостолов (Гал. 2: 11) и не считавшего нужным советоваться с ними (Гал. 1: 16-17), могли вдохновить составителя конечной версии Евангелия от Ио­анна на подобное краткое описание первой встречи учителя с уче­никами, в которой главным моментом была передача Иисусом ис­ключительных небесных полномочий апостолам, от которых уже и Павел эти полномочия получил, войдя в их общину¹(¹ «Узнав о благодати, данной мне. Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным» (Гал. 2: 9).), без чего он вообще не имел бы доверия от народа.

Попутно отметим внутреннюю нестыковку: Марии Иисус за­претил прикасаться потому, что еще не вознесся на Небо, а Фоме и другим ученикам позволял это сделать до вознесения.

Далее в Ин. 21:1- 24, евангелист утверждает, что в третий раз Иисус явился одиннадцати ученикам на море Тивериадском (Кинеретском озере), но поначалу они его не узнали. Однако после того, как он чудесным образом помог им наловить много рыбы, они поняли, что это он. Во время обеда Иисус трижды испытывал любовь к себе Петра, а затем предсказал, что апостол Иоанн Зеведеев не умрет, пока Иисус не придет вторично на землю, что явно не исполнилось, почему и верить в достоверность такого описания невозможно. Здесь описание весьма детально, однако его цель бо­лее чем очевидна - оправдание Петра, в отличие от других, дваж­ды предавшего своего учителя.

Более ни о каких чудесах, ни о вознесении Иисуса евангелист не сообщает. Наше понимание этого «третьего» явления восстав­шего из обители мертвых Иисуса, по исчислению автора Еванге­лия от Иоанна, мы изложим ниже, вкупе с явлением Иисуса Луке и Клеопе.

Лк. 24: 13-53. Ин. 21:1- 24. Итак, Иисус являлся ученикам в ином облике, так что они его не узнавали, исчезал и появлялся в других местах, даже там, где были закрытые двери, что свойствен­но ангелам и джиннам. Единственными доказательствами того, что явившийся ученикам Иисус был не дух, а имел тело, представлены факты осязания его рук, ног и ран от гвоздей и факт вкушения им еды.

Необходимость доказательства того, что явления Иисуса не были видением каких-либо жителей иных миров, осознавалась и самими евангелистами, что видно из слов Иисуса, согласно Луке: «Осяжите меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как ви­дите у меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. ...сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними» (Лк. 24: 39 — 43).

Было ли это доказательством телесности человека? - Библия однозначно свидетельствует, что нет! Из Библии известно, что та­кими свойствами обладают и ангелы, способные по воле Бога при­нимать вид человека и имитировать его телесность - три ангела явились Аврааму и как бы ели с ним барашка, а слуги омыли им ноги (Быт. 18: 2 - 8) - но ведь людьми они не стали! А история, изложенная в книге Товит, сохранившейся только в греческом пе­реводе, очень похожа на евангельскую и многое в ней проясняет.

Ангел Рафаил явился Товии в облике человека, его друга, и со­провождал Товию, подсказывая ему верные решения и помогая преодолеть испытания. Товия был уверен, что это человек, его доб­рый друг. Но когда миссия ангела была завершена, Рафаил объяс­нил, что он - ангел и что людям только представлялось, что он ел: «Все дни я был видим вами: но я не ел и не пил, - только взорам вашим представлялось это. Итак, я восхожу к Пославшему меня, и напишите все совершившееся в книгу. И встали они, и более уже не видели его. И стали рассказывать о великих и чудных делах Божиих, и как явился им ангел Господень» (Тов. 11: 19 — 22).

Слово «представлялось» удивительно совпадает с тем, что Все­вышний в Коране говорит о вере в смерть Иисуса, а конец этой ис­тории может служить параллелью окончанию евангельской исто­рии (за исключением того, что Иисус никому не велел писать книг о своем житии). Таким образом, евангелисты, вами поднявшие тему доказательства телесности Иисуса после его чудесного воз­вращения из обители мертвых, так по сути ничего и не доказали.

Были ли это видения, как у Павла, или в их основе была реаль­ная встреча Иисуса с учениками, которая впоследствии при уст­ных пересказах и при переводе на греческий язык, как в случае с ангелом-вестником, обросла недостоверными подробностями? - На этот вопрос ответить вряд ли возможно, если не будут найде­ны дополнительные исторические документы той эпохи. Но оче­видно одно: ни одно из этих явлений не дает уверенности в том, что реальный Иисус, посланник Бога, дал своим ученикам власть, превышающую свою собственную.

Возможно ли свести воедино версии свидетельств четырех евангелистов о явлениях Иисуса по возвращении из обители мер­твых в обитель живых?

Мф. 28: 16-20. Этот текст Матфея мы уже рассматривали в главе «Нагорная проповедь». Здесь отметим, что автор Евангелия, приписываемого одному из двенадцати ближайших апостолов Левию-Матфею, больше никаких явлений Иисуса после его чудесно­го возвращения из обители мертвых не видел и не знает, в том чис­ле и тех, которые описаны тремя другими евангелистами. - Более того, Иисус после единственной встречи с оставшимися в живых одиннадцатью апостолами, часть из которых в нем усомнилась, сразу же вознесся на небо, оставив предельно краткое завещание из нескольких слов. Это было в тот же день, когда Мария узнала, что учитель восстал и покинул пещеру либо жилище с дверью.

Мк. 16: 9 - 18. По Марку, Марии Магдалине и нельзя было ве­рить, ибо Иисус, явившись живым, первым же делом «изгнал из нее семь бесов» (16: 9). Сколько их было всего, Марк не уточняет. Марк подтверждает, что затем Иисус явился двум своим последователям на дороге (см. Лк. 24: 13 — 35), которым остальные тоже не пове­рили. Затем Иисус явился одиннадцати апостолам, которые, как и у Иоанна, «возлежали на вечери» и стал упрекать, «их за неверие их и жестокосердие», но опять же — не из-за их нераскаянного предательства, а лишь из-за неверия в то, что он жив. Сразу после этого, как у Матфея после аналогичной беседы на горе в Галилее, Иисус был вознесен на небо. Больше явлений не было, и вознесение Иисуса произошло фактически, самое позднее, на второй день после его восстания из дома садовника.

Таким образом, Марк отличается от Матфея только дополнени­ем об экзорсизме в отношении Марии Магдалины, упоминанием о явлении двум ученикам на дороге и перенесении единственной и прощальной беседы с одиннадцатью апостолами с горы в дом, во время вечери, что позволяет сопоставить эту беседу с явлением Иисуса, запершим двери апостолам у Иоанна.

Лк. 24: 13-53. Лука подробно описывает беседу двоих после­дователей Иисуса с учителем на дороге в Эммаус, произошедшую в первый же день после восстания от обители мертвых. Беседа закончилась за трапезой вечером, после чего все они вернулись в Иерусалим, и там уже Иисус явился всем одиннадцати апостолам и дал им свое завещание пред вознесением. Это могло быть уже ночью того же дня или на следующий день. После беседы Иисус был вознесен на небо. - Опять же, это либо первый, либо второй день после восстания Иисуса от тяжелого ранения.

Ин. 20: 19 — 21: 23. Это Евангелие опять противоречит преды­дущим. После первой встречи Иисуса с учениками, когда те запер­лись из страха перед иудеями, прошла целая неделя до аналогич­ной встречи в присутствии Фомы. После того была рыбная ловля и обед с оправданием Петра. Про вознесение - вообще ни слова.

И только в книге «Деяний апостолов» (1:3), написанных Лукой, говорится о 40 днях, в течение которых Иисус являлся своим уче­никам, что противоречит Евангелию от того же Луки (24: 13 - 53).

Таким образом, при рассмотрении всех евангельских текстов в едином контексте и с учетом предсказания Иисуса о знамении Ионы можно реконструировать следующий сюжет:

Мария Магдалина (возможно, со спутницами) шла в предрас­светных сумерках к гробнице-пещере, чтобы помазать раны Иису­са. Там она увидела воина в блистающих доспехах, который стал для нее добрым вестником (ангелом), сообщив, что Иисус умер и воскрес и будет ждать учеников в доме садовника. Пораженная вестью как о смерти, так и о воскресении учителя, она не слиш­ком поверила, но побежала за апостолами. Те посчитали ее рас­сказ «пустым», но двое из них пришли вместе с ней уже к дому садовника. Иисуса и там не оказалось. Они решили, что стража первосвященника добралась до их учителя - живого или мертвого, после чего апостолы посчитали за благо скорее вернуться домой и запереться покрепче. Мария же стояла и плакала о пропавшем учителе, не зная, чему верить. Затем появился из сада сам Иисус, одетый в одежду садовника, так что отчаявшаяся женщина не сра­зу его узнала -тем более, что после перенесенных ран и большой потери крови, в чужой одежде, он выглядел не похожим на себя. На недоуменный вопрос Марии он пояснил, что он и не умирал, как ошибочно думал легионер-вестник в блистающей одежде.

Мария поспешила сообщить апостолам о последней новости, но те и сейчас не поверили, решив, что та не знает, что говорит - как будто в ней «семь бесов» сидят.

Днем Иисус говорил с двумя своими последователями на до­роге. Вечером того же дня Иисус пришел на вечерю своих учени­ков и выговаривал им за их трусость и предательство, заповедал совершать Иоанново омовение в покаяние грехов и нести благую весть о нем и о его учении. После чего он вышел с ними из дома, благословил их, и был вознесен на небо.

Впоследствии ученики, отвергнутые иудеями, решили перенес­ти проповедь к язычникам и приняли поэтому в свои ряды Павла, который считал, что учение Иисуса упраздняет Тору. Однако они, как и Павел, нуждались в дополнительных подтверждениях своих особых полномочий, в связи с чем явления «воскресшего» Иисуса обросли всевозможными деталями, подчеркивающими для языч­ников его сверхчеловеческий, божественный характер: вдуновение в апостолов некоего духа, который сам по себе способен отпускать грехи, совершение многочисленных чудес и т.д.

Тора говорит: «Скажешь в сердце твоем: как мы узнаем то слово, ко­торое не Господь говорил? Если пророк скажет именем господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово» (Втор. 18: 21 - 22). Поэтому есть хороший способ проверить, от Бога ли слова, вложенные Марком в уста Иисуса после его чудесного из­бавления от смерти:

«Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на боль­ных, и они будут здоровы» (Мк. 16: 17— 18).

А вот что, согласно двум евангелистам, сказал по этому поводу реальный Иисус до своего вознесения:

«И приступили фарисеи и саддукеи и, искушая его, просили показать им знамение с неба. Он же сказал им в ответ: вечером вы говорите: бу­дет ведро, потому что небо красно; и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! Различать лицо неба вы умеете, а знаме­ний времен не можете. Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка. И, оставив их, отошел» (Мф. 16: 1 —4).

Следует вспомнить о влиянии на «исторические» книги «Ново­го завета» «мистического блока» книг, написанных Павлом:

«Напоминаю вам, братия. Евангелие, которое я благовествовал вам, которое вы и приняли, в котором и утвердились, которым и спасаетесь, если преподанное удерживаете так, как я благовествовал вам... Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати. Потом явился более нежели 500 братии в одно время... Потом явился Иакову, также всем апостолам. А после всех явился и мне, как некоему извергу» (IKop. 15: 1-8).

Павел использует термин «явился», который ничего не говорит о характере явления, но фаю; что «явление» ему самому Иисуса на пути в Дамаск он описывает тем же словом и в одном ряду, что и явления Иисуса после казни его реальным ученикам. Не говорит ли это о том, что это были такие же видения, как и Павлу?

Кроме того, у Павла отсутствует «явление» Иисуса двум уче­никам на пути в Эммаус, зато говорится о его «явлении» сразу 500 апостолам одновременно, о чем ни один из 500 очевидцев ни слова не сообщил, как будто это не заслужило внимания.

И, наконец, этот текст написан Павлом за 20 - 50 лет до на­писания канонических Евангелий, т.е. за жизнь целого поколения людей, а авторы конечных версий четырех Евангелий находились под впечатлением его посланий настолько, что вставили в еван­гельский текст даже «принятое Павлом» в видении мистериальное действо с причастием телом и кровью бога.