Али Вячеслав Полосин Евангелие глазами мусульманина Два взгляда на одну историю

Лк. 22: 8. Согласно Евангелиям от Матфея, Марка и Луки тай­ная вечеря являлась пасхальной, т.е. приходилась уже на сам празд­ник песах. Согласно Иоанну она случилась на день раньше и была обычной трапезой.

Иудеи отмечают праздник освобождения из египетского плена, праздник этот называется «песах» (в греческий перешло как «пас­ха»), а застолье - «седер». Во время застолья едят мясо молодого барашка - агнца, принесенного в жертву - и преломляют пресный хлеб (испеченный из незаквашенного теста). Уже не по Торе в на­родную традицию в то время вошло и вкушение красного вина или виноградного сока.

Чтобы лучше понять, что мог говорить, если говорил, Иисус на пасхальной вечери, следует обратиться к Торе. Когда Бог заключил с Израилем Свой Завет, то в ознаменование этого «взял Моисей кро­ви и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь (Яхве) заключил с вами о всех словах сих» (Втор. 24: 8).

Авторы всех Евангелий в момент написания, по-видимому, уже совершали христианскую пасху не по Торе, не как праздник исхода из Египта, а по совершенно новым правилам (отсюда и в Еван­гелии от Иоанна - «приближалась пасха иудейская»), где одно из блюд христиане называли «пасхой». Эта традиция формировалась очень постепенно - ведь только через 16 лет после вознесения Ии­суса его ученики стали приобщать язычников к своей вере по но­вому ритуалу.

Лк. 22: 14 - 20. Существенны нестыковки в описании самой «тайной вечери»: в Евангелии от Матфея Иисус подал своим уче­никам чашу с вином «нового завета» в начале пасхального ужина, «когда они ели», в то время как Лука говорит о том, что это было два раза, и что чаша «нового завета» была подана ученикам «после вечери». А автор Евангелия от Иоанна вообще ни слова не пишет о ритуальном вкушении на вечери «тела и крови» Иисуса под видом хлеба и вина!

Более того, в Пшитте - «Новом завете» на арамейском язы­ке, на который был сделан обратный перевод с греческого в середине IV века н.э. - стихи о вкушении хлеба и вина вооб­ще отсутствуют!¹ (¹ Проф. Дауд. Мухаммад в Библии. М., 2005. С. 131.) Из чего следует, что на тот момент в греческом тексте Евангелия от Луки их еще не было. Кто же и когда их туда вставил?

Православная Толковая Библия признает, что «по внешности сло­ва Христа могли иметь отношение к иудейской формуле, которая произ­носилась в ответ на вопрос: "что это?" - "Это тело агнца, которого отцы наши ели в Египте"»² (²Толковая Библия... Т. 8. С. 417 - 418.), т.е. тело ягненка символизировало единобо­жие, ради которого иудеи совершили исход из языческого Египта. Она же признает, что в древнейших списках Евангелий во фразе «кровь моя нового завета» нет слова «новый», а греческое слово «диафихи», переведенное как «завет», предпочтительнее означает либо «завещание», либо, что еще интереснее, «расположение, уст­ройство, проложение основания для будущего здания»³ (³Там же. С. 419).

Толковая Библия толкует это «будущее здание» как религию самого Иисуса, однако ведь он такой не основывал, говоря, что другой народ, к которому он сам не принадлежит, станет его стро­ителем: «Неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла?... Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, при­носящему плоды его» (Мф. 21: 42 - 44)⁴ (⁴См. главу: «Устроитель Царства Бога па земле - не из потомков Иуды»).

Получается: Вот вам пища вечности: хлеб единобожия и кровь Завета, который Яхве заключил с вами о будущем Царс­тве Бога на земле, который построит другой народ!

В чем причина такой разноголосицы в центральном, казалось бы, вопросе новой веры? Могли ли свидетели - участники вече­ри - столь по-разному на нее отреагировать и по-разному описать, если действительно считали ее центральным моментом всего «Но­вого завета» и главным ритуалом новой религии, соединяющим человека с Богом?

Интересно свидетельство Православной Толковой Библии: «Нужно заметить, что, по общему признанию, древнейшие известия об установлении таинства евхаристии [причастия тела и крови Бога и благо­дарения] мы находим не в Евангелиях, а в I Послании апостола Павла к коринфянам, которое написано было раньше Евангелий»⁵ (⁵Толковая Библия... Т. 8. С. 417).

Однако христианские комментаторы умалчивают, что апостол Павел считал себя особо и даже отдельно избранным Богом и во­обще не имел обыкновения консультироваться с очевидцами Иису­са. В Послании к галатам Павел признается:

«Я не стал советоваться с плотью и кровью и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне апостолам... Церквам христовым в Иудее лично я не был известен, а только слышали они, что гнавший их некогда ныне благовествует веру, которую прежде истреблял, и прославляли за меня Бога» (Гал. 1: 15-24).

В этом признании важны еще и слова о цели его проповеди - благовествовать язычникам, что предполагает определенное подстраивание под их менталитет. Важно также и то, что факт пе­рехода Павла на сторону христиан в условиях их гонений приветс­твовался ими с радостью, но сам Павел с его учением «не был им известен»! В итоге носители знаний о реальном Иисусе не знали того, о чем учит Павел в языческом греческо - римском пространс­тве огромной империи, а он не знал и не хотел знать их свиде­тельства. Однако гонимые и презираемые иудеи-христиане готовы были с простодушной радостью принять любое интересное, даже непонятное, известие от богослова, поэта и яркого оратора.

Информацию о ритуальном вкушении «тела и крови» Иисуса на священной трапезе Павел также получил не от очевидцев, а че­рез одно из своих видений:

«Вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? [...] Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, воз­благодарив, преломил и сказал: примите, ядите, сие есть тело мое, за вас ломимое; сие творите в мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в моей крови; сие творите, когда только будете пить, в мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть господню возве­щаете, доколе он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу господню недостойно, виновен будет против тела и крови господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о теле господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (I Kop. 11: 20 -30).

Что значит: «принял от Господа»? Это значит, что Павел, не бу­дучи свидетелем земной жизни Иисуса, по его словам, «духовно видел», что Иисус произносил в прошлом эти слова! Подобное ви­дение может увидеть всякий новообратившийея человек в любую эпоху, в том числе и сегодня. Но какова историческая и фактогра­фическая ценность этого явления? - Когда были еще живы 11 сви­детелей, их свидетельства об этой вечери были бы куда важнее!

Однако мы имеем важнейшее свидетельство, что на момент написания Павлом этого послания спустя четверть века пос­ле вознесения Иисуса (около 57 года н.э.) никто из апостолов, участвовавших в тайной вечери, еще ничего не поведал об­ществу о ритуальном вкушении на той вечери «тела и крови» Иисуса! Поэтому-то Павел и ссылается на свое видение, а не на факты, которые могли быть общеизвестны в христианской среде, но не были, и которые могли ему и всем другим передать очевид­цы-апостолы, но не передали. Обязаны были бы передать ввиду их важности, если бы, конечно, такие факты были...

Обычно христианские миссионеры оправдываются, что Павла в общину приняли сами апостолы, значит, он не мог учить чему-то такому, чего не было на их глазах. Но, во-первых, это расходится с приведенной цитатой Павла из его послания к галатам, а во-вто­рых, апостол Петр (как и Иоанн, и Иаков, и Иуда), бывший на той вечери и в своих посланиях ни разу не обмолвившийся о вкуше­нии «тела и крови» Иисуса, наставлявший Павла целых 15 дней, заявил, что в посланиях Павла есть нечто «неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные к собственной своей погибели превраща­ют, как и прочие писания» (2Пет. 3: 15 — 16). Не об этих ли словах о «вкушении тела и крови Иисуса», услышанных Павлом в видении, говорил Петр?

Мы уже убедились, что послания апостолов и все Евангелия не состыкованы друг с другом. Автор Евангелия от Матфея - не еврей, не апостол и не очевидец, Лука и Марк - тоже. Их описания вечери очень кратки и фрагментарны, в психологическом плане очевидец описал бы более ярко и живо и более подробно. Представьте, если бы кто-то сегодня участвовал в таком судьбоносном ритуале, разве это не стало бы его главным воспоминанием? А единственный, кто мог бы быть свидетелем и учеником Иисуса из 12, Иоанн, под­робно описав тайную вечерю, ничего не упоминает о каких-либо подобных словах Иисуса на вечери!

В то же время у Павла есть развернутая концепция вкушения хлеба и вина, так что при недостойном участии в ритуале многие даже заболевают и умирают! И есть его личное свидетельство, что это он получил через некое новое видение. Остается предположить в качестве главной версии, что имела место прямо противополож­ная связь: видение Павла стало главным источником информа­ции для первых трех Евангелий, написанных греками через 20-50 лет после посланий Павла!

Долгое время в среде последователей Иисуса шла борьба меж­ду «очевидцами» и «новыми мистиками», представлявшими две основные концепции:

1) христианство должно базироваться на законе Моисеевом (Петр, Иаков, Варнава, Марк);

2) христианство должно провозгласить полную отмену закона Моисеева и его замену законом некоего «духа», который пишет, что хочет, «на плотяных скрижалях сердца» (Павел, Лука). Близка к этому и концеп­ция теологического пролога к Евангелию от Иоанна, где сказано: «Закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин. 1, 18), из чего следует, что в законе Бога до Иисуса будто бы не было ни благодати, ни истины!

Образованный и красноречивый Павел в споре с Петром - прос­тым рыбаком - имел преимущество, хотя его концепция победила не при его жизни, а позже - когда после подавления мятежа Бар-Кохбы в 135 году н.э., полного уничтожения Иерусалима и стро­ительства на его месте римского города все иудеи в Палестине, включая христиан, были окончательно рассеяны римлянами. А в языческом пространстве уже доминировало вероучение Павла, приспособленное под менталитет эллинов и римлян, и оспорить его с точки зрения очевидцев было уже некому. В III веке в Алек­сандрии возникла школа неоплатоников, которая в своей христи­анской ветви также взяла за основу мистическую, гностическую концепцию Павла. Еще позднее, в IV веке, те, кто хотел превратить христианство в новую имперскую религию, взяли за основу имен­но Евангелие от Павла в его неоплатоническом осмыслении. В ка­кой из этих периодов последовали вставки из процитированного нами послания Павла к коринфянам в Евангелия от Марка, Матфея и Луки, сегодня трудно установить. Но очевидно, что это вставка и что ее источник - мистические видения Павла.

В противовес первым трем евангелистам и Павлу автор Еванге­лия от Иоанна, пишущий о своем личном участии в «тайной вече­ре» и подробнейшим образом описывающий ее, даже не упомина­ет каких-либо слов Иисуса о реальном вкушении за трапезой его «тела и крови». Либо подобных слов вообще не было, либо, если нечто похожее там прозвучало, автор придал этому какой-то иной смысл, не связанный с «причастием» Бога и с ритуальным воспро­изведением этого действа впоследствии.

И тут уместно привести «параллельное» место из Евангелия от Иоанна, где говорится на эту тему, но не на вечере и вне связи с физической трапезой или иным ритуалом вкушения чего-либо: «Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насыти­лись. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам сын человеческий, ибо на нем положил печать Свою Отец, Бог. Итак сказали ему: что нам делать, чтобы творить дела Божий? Иисус сказал им в ответ: вот дело Божие, чтобы вы веровали в того, Кого он послал. На это сказали ему: какое же ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили тебе? что ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть. Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец мой дает вам истинный хлеб с небес. Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. На это сказали ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб.

Иисус же сказал им: я есмь хлеб жизни; приходящий ко мне не будет алкать, и верующий в меня не будет жаждать никогда. [...] Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который я дам, есть плоть моя, которую я отдам за жизнь мира. Тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: как он может дать нам есть плоть свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти сына человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий мою плоть и пьющий мою кровь имеет жизнь вечную, и я воскрешу его в последний день. Ибо плоть моя истинно есть пища, и кровь моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и пиющий мою кровь пребывает во мне, и я в нем. Как послал меня живый Отец, и я живу Отцем, так и ядущий меня жить будет мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. [...] Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать? Но Иисус... сказал им: это ли соблазняет вас? Что ж, если увидите сына человеческого восхо­дящего туда, где был прежде? Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю я вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6: 26 — 53).

Следует вспомнить, что, как и в других случаях, слова Иисуса становятся известными нам лишь по их греческому переводу, ко­торый придает обычным идиомам весьма образного древнего ев­рейского языка оттенок греческой философии. Например, идиома «плоть и кровь» на иврите -это «все существо», и фраза: «Вот мои плоть и кровь», означает: «Вот весь я», «Вот мое существо». Так же, как и «мышца Яхве» - это «сила Бога», а не Его физический орган. Зато «плоть» и «кровь» на греческом - это раздельные категории, которым усваиваются и отдельные мистические символы: хлеб и вино¹ (¹Поэтому в христианстве главный ритуал «причащения бога» состоит из раздельного вкушения хлеба и вина как носителей «тела» и «крови» Бога, причем католики в эпоху массовых эпидемий чумы и холеры отменили вкушение вина всеми, кроме священников, заявив, что в плоти кровь все равно присутствует).

Поэтому, несмотря на обилие мистики в приведенных цитатах и явное влияние на составителя Евангелия как иудейского, так и иного гностицизма, в этой речи можно выявить реализм, прису­щий иудейскому сознанию.

Более того, этот текст является развитием уже рассмотренного нами положения Торы, на которое Иисус ссылался, отвергая иску­шение дьявола в пустыне: «Что не хлебом одним живет человек, что всем, исходящим из уст Яхве, живет человек»¹ (¹Подстрочный перевод. См. главу «Имел ли дьявол власть над пророком Бога?») (Втор. 8: 3). Анализируя приведенный текст из Ин. 6: 26 - 53 и сопоставляя с Втор. 8: 3, мы видим, что Иисус говорит очень иносказательно, так что можно сразу и не понять. Некоторые ученики и не поняли, оставив его.

Тем не менее из его слов никак не следует, что нужно вкушать что-либо физически - хотя бы и в виде каких-то символических замен «плоти и крови» - хлеба и вина. Иисус противопоставляет чудесно данную манну в пустыне - как земную пищу - той благо­дати, которую дает Создатель и которая не имеет материального выражения в качестве даже условно-символической еды: «Дух жи­вотворит; плоть не пользует нимало». А выражением духа являются слова пророческого благовестия: «Слова, которые говорю я вам, суть дух и жизнь». Этому же соответствуют и слова Иисуса на прощаль­ной беседе на вечери: «если пребудете во мне и слова мои в вас пре­будут» (Ин. Ин. 15: 7).

А поскольку существо миссии пророка - быть глашатаем слов Бога, то отсюда как раз хорошо видны границы условности фразы о вкушении существа пророка: богобоязненный человек живет не одной земной пищей, но верой в будущую вечную жизнь, и пото­му питает свой дух пищей вечности - словами вечного Бога, но­сителем которых является пророк. Человек живет для вечности, «вкушая слова, произносимые пророком»! Поэтому сказанные на арамейском языке слова: «Вкушайте мое существо», должны были в соответствии с другими словами Иисуса означать призыв к исполнению Торы: «Вкушайте через меня слова, исходящие из уст Яхве»!

Поэтому Иисус и называет своими ближайшими родственника­ми, т.е. теми, кто становится «одной крови» с ним самим: «мате­рью и братьями», «слушающих слово Божие и исполняющих его» (Лк. 8: 21).

Аналогичное разъяснение «хлебу жизни» Иисус дает и в притче о сеятеле, который бросил семена, и они попали в разную среду: «Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись; а упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают; а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, забота­ми, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода; а упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хра­нят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. Сказав это, он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (Лк. 8: 4— 15).

Последуем совету посланника Божия и постараемся иметь уши и услышать, что речь идет о притче, об аллегории, иносказании, которая стала приобретать некий «неудобовразумительный» ха­рактер только у Павла, который на основе своих видений объявил, что недостойно совершающие ритуальное, физическое вкушение хлеба и вина - символической замены тела и крови Иисуса - рис­куют заболеть и даже умереть.

Таким образом, в вышеприведенном тексте от Иоанна о пита­нии «истинным хлебом», т.е. словом Бога, нет ни намека на ритуал вкушения даже символических «тела и крови» Иисуса и вообще на какой-либо неиудейский ритуал. Речь идет лишь о принятии слов пророка как слов Бога и подчинении им как условия милости Бога, дарующего вечную жизнь в Раю. Поэтому упоминание о питании «существом» Иисуса, т.е. словами Бога, которые он возвещает лю­дям, в Ин. 6: 26 - 53 только утверждает нас в том, что похожие сло­ва Иисуса о ритуальном, повторяющемся вкушении «тела и крови» Бога за некоей священной трапезой не имели места в реальной истории, и единственным источником информации о таких словах в первых трех Евангелиях стало исключительно некое новое виде­ние Павла, никогда Иисуса не видевшего.

Есть еще одна особенность пасхального седера, которая мо­жет пролить свет на возможно сказанные слова Иисуса, которым впоследствии под влиянием Павла было придано совсем иное зву­чание. А именно: во время пасхального ужина в каждом доме на пасхальном столе ставится чаша вина перед пустым местом для сидения (возлежания). После трапезы открывают дверь в дом: ев­реи ожидают пророка Илию, который может прийти и возвестить приход Мессии (по-гречески: Христа). По этому поводу все участ­ники ужина произносят специальную молитву:

«Да пришлет нам (Всевышний) пророка Элияху (Илию), блаженной памяти, который сообщит нам благие вести о спасении и утешении. Ми­лосердный, да сподобимся мы дней мессианских и будущей вечной жиз­ни! Он - башня спасения царя своего и оказывает милость помазаннику Своему, Давиду, и потомству его вовеки. Тот, Кто водворяет мир в высо­тах Своих, да водворит мир среди нас и всех израильтян, и провозгласи­те: Аминь!»

«Благая весть» на греческом языке - «евангелие», а слово, обоз­начающее Мессию, Машиаха - Христос!

Таким образом, за пасхальным столом, где возлежал Иисус со своими учениками, должно было быть заранее освобождено место для возлежания и чаша, приготовленные специально в ожидании прихода пророка Илии, который принесет «евангелие» о явлении «Христа», т.е. Мессии. Все присутствовавшие за столом, в том числе и Иисус, должны были произнести и эту молитву!

В качестве версии можно предположить, что Иисус поднял именно эту чашу и сказал, что он и есть тот Илия, который должен прийти перед Мессией - последним посланником, спасителем че­ловечества. И поэтому пьющие с ним из этой чаши приобщаются его пророческих слов, его существа как посланника, его богодан­ной миссии быть провозвестником будущего Мессии, а вкушаю­щие преломленную им мацу (опресночный хлеб), приобщаются к благовестию о будущем посланнике.

Впоследствии эти слова, сказанные на арамейском языке, в течение нескольких десятилетий «переводил кто как мог» (Eus. НЕ.III.39:16), затем они многократно пересказывались уже по-гре­чески, а затем были подстроены Павлом под его мистическую кон­цепцию с совершенно другим значением.

Так кому же верить? - Павлу с его видениями, а также первым трем Евангелиям, в которые неизвестно когда и как попали цитаты из Павла, или источникам, легшим в основу Евангелия от Иоанна? Первые три Евангелия мы уже рассмотрели - там авторы не знали традиций еврейского народа и его основных, главнейших религи­озных ритуалов, известных каждому еврею сызмальства. Поэтому мы склоняемся к тому, чтобы считать только то описание тайной вечери, которое приводится в Евангелии от Иоанна, имеющем под собой реальный прототип. Но в нем о вкушении мацы и вина на этой вечери ничего не сказано.

Следующий вопрос: а откуда, помимо видений, Павел мог по­черпнуть информацию о таком мистическом ритуале? Поскольку Павел проповедовал для язычников и не считал нужным совето­ваться даже с реальными учениками Иисуса (Гал. 1:15- 17), то он и избирал формы проповеди сам, пытаясь подладить свое учение под привычные для местных жителей категории.

Отсюда понятно, что источником информации о «причащении телом и кровью бога» для апостола Павла могла послужить рели­гиозная практика окружающих народов. Это сегодня, в век массо­вого просвещения и рационализма, слова о тождестве тела и крови бога с хлебом и вином могут выглядеть необычно и таинственно, ибо в средневековье в христианском пространстве были выжже­ны все альтернативные ему мистерии с вкушением тела и крови богов. Однако в древнем мире такие слова, как и мифы о воскрес­ших богах, имели повсеместное хождение, присутствуя в ритуалах многих народов - кроме иудейского, где пресный хлеб и вино на пасхальной вечере вкушали в воспоминание милости Бога без ка­кой-либо мистики «боговоплощения».

Напомним, что, когда Павел выступал в ареопаге в Афинах, он всячески пытался подладить свою проповедь под менталитет слушавших и даже цитировал античную поэзию. Но когда он «при­способил» новую религию под слух слушавших настолько, что она перестала отличаться от распространенных тогда в Греции культов, слушатели отреагировали очень характерно: «Услышав о воскресе­нии мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время» (Деян. 17: 32). Логично предположить, что Павел аналогично проповедовал и другой важнейший компонент своего учения - мистерию причастия плоти и крови бога.

В частности в митраистском культе, очень распространенном в Римской империи, в книге мага Зардушта (Зороастра) воплощен­ный бог Митра говорит своим ученикам: «Кто ест мою плоть и пьет мою кровь, остается во мне, и я остаюсь в нем»¹(¹Аннаньель Т. Христианство: догмы и ереси. - СПб., 1997. - С. 245).

Не слишком сильно отличался от этого и древнеегипетский ритуал. «О, вы, божественные духи! — молился древний египтянин за тысячу лет до рождества Иисуса Христа. — Произнесли ли предо мной вы такие слова: "Пусть участвует он в вечной жизни, причастившись свя­щенных хлебов Геба!" Хлеб причастия моего будет из белой пшеницы, причащаться я буду напитком из красной пшеницы»¹(¹Египетская «Книга мертвых». Цит. по: Ливрага X. А. Фивы. - М., 1997. - С. 118.).

В одном из более поздних обрядов культа Исиды жрец, благо­словляя чашу с вином, произносил следующие слова: «Ты есть чаша вина, но не вина, а лона Осирисова».

Следует отметить, что и в древнем мире более просвещенные люди воспринимали такое отождествление ритуальных хлеба и вина с телом и кровью бога условно, символически. Например, из­вестный оратор Цицерон писал о религиозных фанатиках: «Когда мы называем хлеб Церерой, а вино — Вакхом, мы употребляем не более как общеизвестные риторические фигуры. Или вам на самом деле кажет­ся, что на свете есть человек настолько безумный, чтобы искренне верить, что употребляемая им пища является богом?»

Таким образом, текст первых трех евангелистов о ритуальном вкушении за трапезой «тела и крови» Иисуса производит впечат­ление результата совмещения собственных представлений еван­гелистов об иудейском пасхальном седере с традициями других народов Римской империи. Инициатором и первоисточником такого совмещения стал апостол Павел, который увидел очередное видение с причащением «телом и кровью» Иисуса. Цель очевидна - миссионерство, христианизация культов других народов при со­хранении у них привычных народных ритуалов, но с заменой в них божественных имен. Или - говоря евангельским слогом - вливание в мехи популярных тогда ритуалов вина новой веры.

Лк. 22:21-30. Ученики ведут себя за столом несколько странно. Узнав, что один из них предаст учителя, и поспорив немного о том, кто это сделает, они тут же затеяли спор о том, «кто из них должен почитаться большим» - очевидно, по версии Луки, этот вопрос был для них важнее, чем угроза предательства их учителя.

Разъяснив ученикам духовный смысл иерархии, Иисус вновь свидетельствует важную истину, говоря, что апостолы будут с ним вместе судить 12 колен Израилевых. Этим четко и ясно даются гра­ницы миссии и самого Иисуса, и его ближайших учеников. Ника­кие иные народы не входят в их миссию.

Лк. 22: 33 - 38. Приводится разговор, о котором не упоминает больше ни один евангелист. Спросив своих учеников, имели ли они в чем-либо нужду, когда он посылал их по делам «без мешка и без сумы и без обуви», и получив отрицательный ответ, Иисус говорит им: «Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч». Тем самым апостолы получи­ли конкретный приказ вооружаться, который немедля исполнили: «Господи! Вот здесь два меча». Очевидно, им должен был противо­стоять немногочисленный противник. Ниже мы рассмотрим, как этот приказ сочетается с информацией других евангелистов.

Первые три евангелиста засвидетельствовали, что не знали рас­порядка празднования иудейской пасхи - седера и сами никогда в нем не участвовали. Для них источником информации о том, что Иисус предложил ученикам на «тайной вечере» физически вкушать его «тело и кровь» под видом хлеба и вина, явилось учение также не видевшего Иисуса апостола Павла, который через четверть века после вознесения Иисуса заявил, что узнал о произнесении Иису­сом таких слов не от участников вечери, об этом умолчавших, а через некое новое видение.

Евангелие от Иоанна, основывающееся на записях очевидцев, дает подробнейшее описание «тайной вечери», но не содержит даже намека на произнесение Иисусом подобных слов, а пропо­ведь Иисуса в главе 6 этого Евангелия предлагает чисто иносказа­тельное и условное понимание идиоматического оборота о вкуше­нии «тела и крови» посланника Яхве.

Разделяющим христиан и мусульман моментом является вклю­чение в текст первых трех Евангелий вопреки четвертому мисти­ческого ритуала вкушения «тела и крови» Иисуса, который для мусульман является неприемлемым. Объединяющим является по­нимание условности выражения о питании «существом пророка» как о принятии в свое существо вечного слова Бога, что присуще Евангелию от Иоанна. Также объединяющей может быть версия, что Иисус, выпивший виноградный сок и съевший мацу, оставля­емые символически для пророка Илии, сказал, что он и есть Илия, благовествующий о приходе будущего Машиаха, который прине­сет на землю новый Закон.