Амадей – музыкант Констанция – художница Месаллина (Салли)


Амадей: О, ты уже здесь. (Торжественно) Друг мой, ты абсолютнейший дурак! Математик



бет3/4
Дата23.07.2016
өлшемі236.5 Kb.
#215888
1   2   3   4

Амадей: О, ты уже здесь. (Торжественно) Друг мой, ты абсолютнейший дурак!

Математик (поднял глаза на Амадея): Странно, я думал точно также о тебе.

Амадей: Я убедился в этом, подслушивая, как Сказочница рассказывает Констанции о сегодняшнем вечере. Тебе повезло, что Сказочница влюблена в тебя, иначе провал был бы обеспечен. (Почти серьёзно) Ты что ей наплёл?

Математик: Мы гуляли по саду, я рассказывал ей теорию относительности.

Амадей (кисло): Я не удивлён. Ты хоть поцеловал её? Хотя бы в щёчку?

Математик: А надо было?

Амадей (кричит): Девушка сгорает от любви к тебе, а ты не можешь даже поцеловать её в щёчку?!

Раздаётся громкий треск.



Математик: Что это?

Амадей: Это у Драматурга грифель сломался, так громко я на тебя кричу! И конечно, романтичнее места, чем зачахший сад, ты придумать не мог!

Математик (пытается оправдаться): А где?..

Амадей (перебивает): Хорошо, хоть я розу тебе в руки сунул… (Взывает к небу) О, Всевышняя! Ну почему мой лучший друг самый последний дурак на свете?! (Математику) Ты всё делаешь неправильно!

Математик (не выдерживает): А как правильно?!

Амадей (делает глубокий вздох, успокаиваясь): Бери ручку, блокнот, записывай.

Математик, решив, что лучше не спорить, делает, как велено.



Математик: Давай по порядку. Где мы устроим второе свидание?

Амадей (радушно): Я могу любезно предоставить вам свою крышу.

Математик (с сомнением оглядывает сцену): Романтично, конечно… Ну не знаю.

Амадей: Не знаю?! Да любая мечтает побывать в моей постели! (Хихикает) А то, что с тобой – так это уже другой вопрос.

Математик (в шоке): На втором свидании?!

Амадей: А чего ждать? а) Она влюблена в тебя до самых чертей в омуте своей невинности. б) Ты сильно оплошал на первом свидании. в) (Ехидно) Давай не будем делать акцент на том, что ты ещё… не мужчина, (укоризненно) а в твоём возрасте это несолидно.

Математик: Но что она обо мне подумает?

Амадей: Готов спорить на свои золотые туфли – она только этого и ждёт.

Математик (аргументы исчерпаны; он тушуется): Но…

Амадей: Что но?

Математик (опустив глаза, снимает очки, протирает их платком): Ну я как-то…

Амадей (растягивает губы в улыбке, любуется): Ооооой…

Математик (напыщенно грубо): Что такое?

Амадей (улыбается): Ты засмущался.

Математик (спокойно, возвращая очки на место): Я не человек, по-твоему, что ли?

Амадей (страстно): Нет, ты бездушная вычислительная машина!

Математик отвечает Амадею укоризненным взглядом.



Амадей (побудительно): ФизМат, будь мужчиной! Ну, сколько можно тебе это повторять?

Математик: Себе каждый раз повторяй, когда в зеркало смотришься. На чём мы остановились?

Амадей: Значит, как только ты приведёшь Сказку на крышу, всё можно сделать очень просто и быстро, так что она поймёт сама. Смотри. (Падает перед Математиком на колени): «Я буду твоим ангелом-хранителем. (Берёт его за руку) Я заслоню тебя от ударов судьбы, приму за тебя какую хочешь муку. (Нависает над ним) Капли не пролью из кубка радости - все до одной принесу тебе в чаше любви.»

Математик (после паузы): Шмитт?

Амадей (подскакивает): Шиллер!

Математик: Ни за что на свете!

Амадей (выдохнув): Да я и не надеялся. Ладно, по-простому не получится. Вот мы и наткнулись ещё на одну трудность на пути к образу галантного мужчины. Ты абсолютно не умеешь танцевать.

Математик: Это не самый страшный мой недостаток.

Амадей (сияя при каждом слове): Однако тебе невообразимо повезло, дорогой! Потому что твой покорный слуга просто бог пластики, изящества и грации! Я научу тебя танцевать вальс так, как его не танцевал ни один франт со времён создания мира.

Математик (обречённо вздохнул): О, боже. (Записав, обычным тоном) Ладно, приглашу я её танцевать. Что дальше?

Амадей (взглянув на грудь Математика, громко ахнул, хлопнул себя по лбу): Как я мог забыть?

Математик: В чём дело?

Амадей: Снимай фетиш, я тебе его зашью.

Математик: Что, прости, ты мне зашьёшь?

Амадей приложил ладонь к виску с таким видом, будто не он ошибся словом, а Математик не понял элементарной вещи.



Амадей: Галстук. (Игриво) Give it to me, baby.

Математик (подозрительно): Что ты сказал?

Амадей: Я говорю, дай мне, пожалуйста, галстук, мой дорогой друг.

Математик снимает галстук, отдаёт его Амадею. Амадей достаёт из-под кровати коробку со швейными принадлежностями, опускается на ручку свободного кресла, зашивает галстук.



Математик: Ну, дальше-то что?

Амадей: Твоя речь. Язык, на котором ты говоришь. (Объясняет) Язык бывает понятный и непонятный. Непонятный делится на (перечисляет по пальцам) французский, английский, итальянский… и ещё какой-то грубый язык, на котором мой горячо любимый Шиллер умудрялся писать слова любви.

Математик: Ладно, я записал про языки.

Амадей: Запиши самое важное: (чётко) любое непонятное слово на понятном языке – это провал. Абсолютно любое слово на непонятном языке – (просиял) успех!

Математик (записал): Я знаю английский.

Амадей (вздохнул): Ну-ну.

Тем временем Амадей закончил с галстуком, надевает его на Математика.



Амадей (тихо и торжественно): И последнее.

Математик отвечает ему настороженным взглядом.



Амадей: Литература.

Математик (растягивая слова): Какая ещё литература?

Амадей (игриво дёргает Математика за галстук): Очень интересная.

Математик (честно): Мне страшно.

Амадей: О, друг мой, первый раз всегда страшно!

Математик: Может, ты лучше танцевать меня поучишь?

Амадей (снимает пиджак, кидает его в кресло): На то, чтобы научить тебя танцевать, я вообще убью всю ночь! (уводит растерянного Математика за кулисы)

Явление III

Поздний вечер. Крыша Амадея. Свет приглушён. Амадей плавно ходит по сцене, приготавливая её к свиданию, негромко поёт.

Входят Математик и Сказочница, чуть поодаль друг от друга; замечают Амадея. Математик неловко поправляет очки, Сказочница скромно улыбается.

Амадей продолжает петь, ставит пластинку в граммофон, заводит его.

Сказочница (робко): Добрый вечер, Амадей.

Амадей (подходит к ней): Добрый вечер, моя дорогая!

Математик (Сказочнице): Мы на минутку. (Грубо хватает Амадея за лацканы пиджака, отводит в сторону, вполголоса возмущается) Я чувствую себя полным идиотом.

Амадей: И не поспоришь.

Математик: Кстати, что в это время будешь делать ты?

Амадей: В твоей конторке прекрасный проектор. Посмотрю какой-нибудь романтический фильм.

Математик: Значит, меня ты оставляешь наедине с девушкой, а сам…

Амадей (игриво): А кто сказал, что я буду один? (Во весь голос) И держи свои грубые, неумелые руки подальше от моих роз! (Уходит)

Математик и Сказочница остаются наедине; действия происходят с паузами в некотором неловком молчании. Смотрят друг на друга. На заднем плане загораются голубые звёзды.



Математик (протягивает руку): S-s-shall we dance?

Сказочница (с мягкой улыбкой): Что?

Математик (увереннее и вежливее): Потанцуем?

Сказочница медленно и трепетно касается руки Математика, кладёт вторую ладонь ему на плечо; вздрагивает, когда он обнимает её и вовлекает в вальс. Спустя непродолжительное время мелодия утихает; останавливаются. Математик держит Сказочницу за руку, она влюблено смотрит на него.



Сказочница: Послушай меня, пожалуйста. Хоть полминуточки. Я не верю своему счастью. Словно это один из моих снов. Ты так близко… Твой взгляд устремлён ко мне. Твои нежные пальцы сжимают мою ладонь, и звёзды сошлись! Они сияют в твоих глазах, отражаются в стёклах очков. А ведь ты не знаешь, что все мои мысли – все до единой – о тебе. Что каждый раз, прикрывая веки, я вижу твои прекрасные тёмные глаза. Что каждую ночь я грежу о тебе. Ты даже не знаешь, как сильно я… я… «Сиянье глаз твоих благословляю. В моём бреду светило мне оно. Улыбку уст твоих благословляю. Она меня пьянила, как вино».

Математик: Ты пишешь стихи?..

Сказочница: Нет, стихи пишет Валерий Брюсов, а я…я… Я люблю тебя.

Математик обнимает Сказочницу, нежно целует её в губы.

Явление IV

Кровать Амадея. Догорают свечи. Математик полулежит, опираясь спиной на подушки. Сказочница прижимается к нему, Математик медленно гладит её сквозь тонкую ткань блузы, держит за руку.



Математик (задумчиво): Удивительно. Ты пахнешь, как моя первая книга. Я ведь почувствовал это, ещё когда Драматург сорвал с себя галстук, но не мог понять. Так пахнут твои волосы. Твоя кожа. (Целует руку Сказочницы)

Сказочница: От тебя пахнет сигаретным дымом и кофе. Этот аромат сводит меня с ума… И ты весь пропитан потрясающим одеколоном…

Математик (с улыбкой): Это всё проказник Амадей. Пару лет назад вылил на меня флакон терпкого французского одеколона и сказал, что сам поморщусь да привыкну, зато когда ко мне начнут принюхиваться девушки, половина выветрится, и я буду обладать дорогим запахом настоящего мужчины.

Сказочница (нежно проводя пальчиком по галстуку): Амадей как всегда душка.

Математик: Не выношу его. Его экзальтированность, глупость, манерность выводят меня из себя.

Сказочница: Так почему же ты его терпишь?

Математик: Он мой лучший друг.

Сказочница: Не понять мне умной мужской логики… (Кладёт голову на плечо Математика, запускает ладони под пиджак, шепчет) Сожми меня крепче.

Математик (любовно обнимая Сказочницу): Куда уж крепче.

Сказочница: Я хочу умереть в твоих руках.

Математик: А я хочу провести с тобой всю жизнь.

Сказочница (задумчиво): Всю жизнь… (ласкается к Математику) Так будет каждую ночь…

Математик (смотрит вверх, перебирает одной рукой локоны Сказочницы): Точнее триста пятьдесят четыре ночи.

Сказочница (испуганно): А потом?

Математик (спокойно): А потом я умру.

Сказочница (резко поднимается, упираясь ладонями в плечи Математика): Но как я буду жить без тебя?!

Математик (смотрит на Сказочницу, держит её за талию): Как и все. Забудешь через день. Как забыла…

Сказочница (вскакивает на коленях, хватает Математика за пиджак. Математик нехотя садится, скрещивая ноги): Я не забыла Режиссёра! Он научил меня читать! Он вложил в мою руку перо! Он не был красив как Амадей или умён как ты, он просто видел жизнь не такой как она есть, не такой, как должна быть, а такой, как она представляется в мечтах. И знал волшебный способ показывать свои мечты другим. Он был моим учителем. Я не забуду его никогда! (Плачет) И я не смогу забыть тебя! Я и минуты не смыслю без твоих тёплых глаз, нежных рук и тёмно-красного галстука в косую белую полоску!

Математик (успокаивающе): Галстук я тебе оставлю.

Сказочница (закрыв глаза, отчаянно трясёт Математика за плечи): Ну почему среди светил сих вечных нам уготован столь короткий путь?

Математик (рассеянно): Иногда мне кажется, Драматург знает ответ на этот вопрос…

Сказочница открывает глаза, меняется в лице; её пронзает мысль.



Математик: Но никогда не скажет правды.

Сказочница (воодушевлённо): Значит, я была права… Алёна врёт мне! Она тоже скрывает истину нашего бытия!

Математик (в сторону, рассудительно): Философия в план первой ночи не входила. (Нежно пытается вернуть внимание Сказочницы) Сказка.

Сказочница: И, потянув за два конца, мы сможем распутать этот лживый клубок иллюзий!

Математик (настойчивее): Сказочка.

Сказочница: Подумать только…

Математик (выразительно): Девочка моя.

Сказочница: А вдруг…

Математик (требовательно): Сказочница!

Сказочница (ласково оборачивается к нему): Да, любовь моя?

Математик (многозначительно): Забудь всё это. Завтра. (Властно обнимает Сказочницу)

Сказочница (тает): А сегодня проверим, соврал мне Амадей или нет…

Математик (настороженно смотрит на неё поверх очков): В смысле?

Сказочница (снимая с возлюбленного очки): Он сказал, что ты долго и крепко спишь.

Математик негромко смеётся, гасит свечу.

Явление V

День. Конторка Математика, в ней висят стенды со всевозможными формулами и высказываниями великих о пользе арифметики. Математик с длинной указкой в руках стоит у исписанной мелом грифельной доски, к которой прикреплён циферблат. Амадей сидит на стуле, сложив ноги на парту, читает книгу «Распутника» Шмитта.



Математик (напряжённо): Повторяю ещё раз – когда большая стрелка часов проходит полный круг и возвращается к цифре двенадцать – это час.

Амадей (взглянув на Математика): Месаллина с плёткой убедительнее смотрится. (Возвращается к книге)

Математик (проигнорировав замечание): Маленькая стрелка стояла на цифре четыре, большая совершила круг. Сколько сейчас времени? (Тишина) Какое число следует за числом четыре?

Амадей (выразительно зачитывает):

«Г-жа Тербуш. А потом?

Дидро. Будем заниматься любовью всю ночь.

Г-жа Тербуш. А потом?

Дидро. А утром мы предадимся еще более сладостному занятию…

Г-жа Тербуш. Какому же, интересно?

Дидро. Мы будем беседовать!»

(игриво Математику): ФизМат, насилие ты надо мной уже совершил, может побеседуем?

Математик (выходит из себя): Ты меня вообще слушаешь?

Амадей (спокойно и вальяжно): А не пошёл бы ты к чёрту.

Тёрпению Математика наступает конец. Отложив указку, он твёрдо подходит к Амадею, вырывает из его рук книгу и вышвыривает её через всю сцену.



Амадей (как ни в чём не бывало): Я дочитал.

Горячая ладонь Математика обрушилась на щёку Амадея. Глубоко вздохнув, Амадей встал, вышел из-за парты, серьёзно смотрит на Математика.



Математик: Да как ты можешь читать развратные книжки, если не понимаешь самых элементарных вещей.

Амадей: Его губы тонко кривила усмешка, а в гадких глазах плескалось такое презрение, словно, если Амадей не знает арифметики, Амадей самое последнее ничтожество на свете.

Математик: Самое последнее на свете. Воплощение упрямия и лености. Я-то читать научился, а вот ты до сих пор опаздываешь и удивляешься, когда тебя поздравляют с праздником рождения.

Амадей (распаляется): А мне так нравится. Мне-так-нравится, достопочтенный Математик! Хоть кто-то в этом мире должен не зависеть от часов и календарей. Ты говоришь, что арифметика тренирует ум, развивает умение мыслить правильно, логически. Угловато. А я так не хочу. Мои мысли глупы и бессвязны. Уникальны и узорчато-витиеваты. У них нет углов, площадей и синусов.

Математик: Не позорь меня своей глупостью.

Амадей: Перед кем? Перед стенами? Ещё в детстве я говорил: «ФизМат, я люблю тебя». Ты отвечал, недовольно нахмурив брови: «А я тебя нет, Амадей. Мир жесток». Холодный, расчётливый, дрожащий над своей репутацией. И душа у тебя такая же чёрная, как волосы на твоей голове. (Перевёл дыхание) Да если бы не ты, мой лучший друг, а кто другой каждый день заставлял меня учить арифметику, я бы молил директора запереть меня на крыше и дозволить заниматься одной лишь музыкой. Ласкать и изучать её, словно любимую женщину, отдаваться лишь ей одной.

Математик: Ты только что изменял музыке с литературой.

Амадей обескуражен. Ему нечего ответить.



Математик: Ты не умеешь играть. Лгать и притворяться. Ты оболдуй, который творит, что ему хочется, и говорит, не думая. Отчего всегда остаётся искренен и глуп.

Амадей (серьёзно): А ты умеешь. Носить маску и обманывать самого себя. А что ещё хуже – верить своему же обману. (Срывает с Математика очки, отворачивает манжету своей сорочки и суёт Математику под нос) Читай.

Математик: Made in Italy.

Амадей (презрительно, сунув очки в карман Математика) Ты даже очки носишь только потому, что так велел Драматург. (Уходит)

Явление VI

Ночь. Крыша Амадея. Сцена залита жутким красным светом, на Амадея обращён белый луч прожектора. Амадей без пиджака, рубашка почти расстёгнута, платок стелется по груди. Сгорбившись, не жалея рук и голоса, содрогаясь в рыданиях, Амадей играет на фортепиано Scorpions – «The Future Never Dies», поёт.

Амадей (захлёбываясь рыданиями): Tell me why I'm alone when we're lying here together. On a night that's so cold and you're just a touch away.

Притягиваемая музыкой Сказочница, держа в руке свечу, идёт по центральному проходу, поднимается на сцену, замирает у края, не смея мешать Амадею.



Амадей (в безумстве): Baby try to hold on till we make it to forever. We're alive. And the future never dies… (Падает на клавиши, закрывает голову руками, плачет) Почему, почему я одинок…

Сказочница (подбегает к Амадею, ставит свечу на фортепиано, взволнованно трогает Амадея за плечо): Амадей!..

Амадей вздрагивает от неожиданности, откатывается на стуле подальше.



Амадей (дрожит, вытирает лицо ладонями): Ничего, ничего. Нормально. Это пройдёт. Так было всегда. Насколько мне весело сейчас, настолько бывает горько потом. Ужасно. Я смеюсь, как ненормальный, и рыдаю, словно сумасшедший. Оно подкатывает медленно, почти незаметно и начинает душить. Сдавливает горло. Рыдания застревают во вздохе, и я давлюсь ими. Я рыдаю, кричу и задыхаюсь. Ты садись.

Сказочница неуверенно подтягивает табурет, садится возле Амадея.



Амадей (со злостью и обидой): Поганый Математик называет это равновесием. Смеёшься - рыдаешь, смеёшься - рыдаешь. Он ещё сильнее раздражает меня. Я готов убить его, так сильно он меня раздражает. Он пытается анализировать мою проблему и, не найдя её, говорит, что ничем не может помочь, когда мне просто-напросто нужна капля поддержки лучшего друга.

Сказочница: Но почему?..

Амадей (с болью): Я бездарность. Ведь если снести весь мой лоск, что от меня останется? Я красиво пою, хорошо играю на фортепиано. Но при этом сам не могу написать ни строчки, ни единой мелодии, сколько бы усилий я не прилагал. Мне не дано творить, я лишь повторяю чужое. (Пауза) Даже Месаллина пишет стихотворения.

Сказочница: Месаллина пишет стихотворения?

Амадей: Да. Порой красивые. Салли считает, что в поэзии нет смысла, если она не о любви. Но она не права. Без любви смысла нет не в поэзии, а в жизни самой Месаллины.

Сказочница (бесцветно): Я могла придумывать истории.

Амадей (на мгновение замерев, с горящим взором подался к Сказочнице и схватил её за руки): Ты могла придумывать истории? Сама? Из ниоткуда?

Сказочница: Могла. Пока не влюбилась в Математика. Пока он не полюбил меня. Чем крепче он сжимает меня в своих объятиях, чем горячее целует и прижимает к груди, тем всё сложнее мне становится вспомнить, что я писала, разбирать буквы и читать.

Амадей (в ужасе): Цветочек мой, что же я наделал. Он ведь погубит тебя.

Сказочница (тихо улыбается): Я благодарна тебе за то, что ты свёл нас. Я счастлива с ним. И его любовь мне в тысячу раз дороже всех глупых историй на свете. Я согласна совсем разучиться читать, лишь бы моя подушка пахла его одеколоном.

Амадей (задумчиво отпустив руки Сказочницы):

«Твоих лобзаний яд благословляю.

Он отравил все думы и мечты.

Твоих объятий серп благословляю.

Все прошлое во мне им сжала ты.

Огонь любви твоей благословляю.

Я радостно упал в его костер.

Весь мрак души твоей благословляю.

Он надо мной свое крыло простер»

(После паузы) А я предупреждал тебя, что он страшный человек. Знаешь, он ведь не всегда был таким. Точнее, не совсем таким. (Улыбается своим воспоминаниям) В юности он носил синие рубашки и тепло улыбался на мои проказы. У него даже было чувство юмора. (Усмехнулся) Его язвительному и моему пошлому никогда не было скучно вместе. (Мрачнеет) Но в нашей жизни был ещё Драматург. ФизМата тянуло к нему, с Драматургом ему было интереснее. И в то же время мой лучший друг чувствовал его неоспоримое превосходство. Драматург был старше Математика, умнее, выше, уверенней и твёрже. Мой Математик чувствовал в нём авторитет, и Драматург нещадно этим пользовался. Он деликатно насмехался надо мной и пренебрежительно поднимал брови, стоило ФизМату хоть в чём-то меня поддержать. Драматург говорил, что дурачества, влюбчивость, сентиментальность и прочая роскошь позволительны только глупым юнцам вроде меня. Умный же человек обязан соблюдать приличия и не ронять статус. Так Математик стал на моём фоне чёрной вороной, я на его – жар-птицей.

(Пауза) Ещё когда Драматург сорвал с себя галстук, я увидел, как ты смотришь на Математика. Во мне разгорелась такая дикая зависть, что я не спал всю ночь. Не пойми превратно, но… За что ему такое счастье?! Он не хотел любви, он не просил её! А я не знаю большего счастья в жизни, чем любовь! Но кто меня полюбит… Не за красивые глаза, не за талант.

Однажды мне приснился сон. Красивая, похожая на меня взрослая женщина.

"- Ну и что это такое? - она указала носом на мою грудь.

Я непоколебимо сказал:

- Бант.

- Дурак, - презрительно бросила она, уходя на кухню.



Я ответил:

- Спасибо, мамочка.

Я хотел смыться быстро, пока она не видит меня, но когда я спешно накидывал плащ, мама вышла из кухни. И посмотрела на мои новые туфли. Каблук семь сантиметров.

- Что ж ты шпильки не купил?

К тому времени я уже научился смотреть ей в глаза и хладнокровно отвечать.

- Шпильки носят женщины. Я мужчина.

- А я уже в этом сомневаюсь. Сними.

- Не сниму.

- Я сказала: "сними".

- Мне-так-нравится, маменька.

Она злилась. Злость дичила и колола её глаза, раздувала лицо.

- Убирайся с глаз моих! - она резко оттолкнула меня к двери. - Видеть тебя не хочу!

Я ушёл не обернувшись."

Во сне я хотел, чтобы дорогой мне человек любил меня таким, какой я есть. Я боролся за право носить брошки и шарфики, петь и радоваться жизни. И оставаться любимым. Сейчас я могу быть собой. Меня обожают. Первым. Совершенным. (С наигранной улыбкой разводит руками) Жизнерадостным, певучим красавцем! Но неужели, чтобы кто-то любил меня, я должен вечно подводить глаза и носить каблуки?! Кто полюбит меня, если я вдруг стану другим? Если вдруг окажется, что я не идеал. Кто будет любить меня, если я объемся клубничным вареньем, лишусь голоса и растолстею? Вот за что, за что ты любишь ФизМата?! Он некрасив, он бездарен, у него жуткий характер, да и вообще – он стареет! За что ты его любишь?




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет