Андре Конт-Спонвиль Философский словарь
Перформативный (Performatif)
жүктеу/скачать 3.81 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Пессимизм (Pessimisme)
- Печаль (Tristesse)
- Пирронизм (Pyrrhonisme)
- Письменность (Écriture)
Перформативный (Performatif)«Объявляю заседание открытым». Если я председательствую на этом заседании, то мои слова означают, что оно началось. Такова перформативная речь (дискурс) – она сообщает бытие тому, о чем объявляет, ибо в данном случае говорить и делать значит одно и то же. Когда я говорю: «Клянусь в этом!», я действительно даю клятву, поскольку использованное мной выражение носит перформативный характер. Если же я говорю: «Он в этом поклялся», сам я ни в чем не клянусь: выражение не носит перформативного характера. Тем самым перформативное высказывание отличается от дескриптивного и нормативного. Оно не в такой степени подчинено требованию истинности, как второе, и требованию правильности, как третье, будучи зависимым скорее от возможности, связности, успешности, в свою очередь, определяемым контекстом и конкретными людьми. Если вы произнесете: «Объявляю заседание открытым», находясь в своей комнате в гордом одиночестве или даже на съезде, председательствовать на котором вас никто не уполномочил, то, вероятнее всего, никакое заседание после ваших слов не откроется. Перформативная речь является действием; ее определяет не столько истинность или ложность, сколько действенность и эффективность. Пессимизм (Pessimisme)«– Знаешь, чем отличается оптимист от пессимиста? – Чем? – Пессимист это хорошо информированный оптимист». Этот анекдот, пришедший к нам из Центральной Европы, сам по себе пессимистичен. Очевидно, потому он нас и веселит – мы видим в нем нечто вроде замкнутого круга, но и опровергнуть его логику не можем. Так что же такое пессимизм? Стремление видеть вещи в наихудшем свете (pessimus) : либо в силу убеждения, что зла на свете больше, чем добра, либо в силу уверенности, что все плохое станет еще хуже. В философском смысле пессимизм скорее относится к первой категории, поскольку рассматривает вещи в актуальном состоянии, а не в перспективе (в этом смысле Шопенгауэр является великим представителем философского пессимизма, как Лейбниц – оптимизма). В общепринятом смысле пессимизм скорее можно отнести ко второй категории, ибо он чаще выражает взгляд на будущее, полагая, что оно будет хуже настоящего. Судя по тому, что люди стареют и умирают, можно решить, что пессимисты правы (во всяком случае, относительно каждого отдельно взятого человека). Судя по тому, что существуют такие вещи, как прогресс и религия, можно решить, что правы оптимисты. Может, для окончательной победы над пессимизмом надо просто превратить прогресс в религию? Именно так рассуждали творцы многочисленных утопий и мессианских учений, которые начиная с XIX века без устали называют нам все новые и новые причины надеяться на лучшее. Увы! Пока они добились только одного: мы все меньше доверяем оптимистам. Печаль (Tristesse)Один из основополагающих аффектов, противоположный радости. Дать определение печали так же трудно, как дать определение радости. Печаль – это страдание, но страдание не тела, а души. Это нечто вроде утраты ощущения бытия, иссякания жизненной силы. Печаль сродни усталости, но нет такого отдыха, который избавил бы от печали. Неудовольствие, печаль «есть переход человека от большего совершенства к меньшему», пишет Спиноза («Этика», часть III, Определение аффектов, 3). Иными словами, это уменьшение способности человека действовать. Опечаленный человек как бы теряет частичку своего существования, понимает это, что и причиняет ему страдание. Но печаль отличается от горя своим непостоянством и подвижностью. Это не столько состояние, сколько переход, тогда как несчастье – это все-таки не переход, а состояние. Печали, как и радости, приходят и уходят. Несчастье остается надолго; несчастному человеку кажется, что он навсегда утратил способность радоваться. Несчастье – это продолжительная печаль. Печаль – преходящее несчастье. Пирронизм (Pyrrhonisme)Учение Пиррона, насколько мы в состоянии его реконструировать и при допущении, что речь идет именно об учении (Пиррон не оставил никаких письменных трудов и ничего не заявлял с абсолютной уверенностью). По уверению Аристокла (195), все вещи он считал «равно безразличными, несоизмеримыми, неразрешимыми». Поэтому следует «удерживаться от суждений, не склоняться ни на одну сторону и твердо стоять на том, что всякая вещь есть в той же мере и то, чем она не является, или что она и есть и не есть в одно и то же время, или что она и есть, и ее нет. Тех, кто согласится с этими положениями, поначалу ждет афазия, затем – атараксия» (Аристокл, цит. по: Евсевий, «Церковная история», XIX, 18; анализ см.: Марсель Конш, «Пиррон, или Видимость», 1994). Это философия молчания, которая, заявляя о себе, саморазрушается. Возможно, пирронизм является наиболее радикальной из всех мыслимых форм нигилизма. Но способен ли он существовать где-то еще, помимо мысли? В текстах новейшего времени слово «пирронизм» часто употребляется в гораздо более широком значении, в частности Монтень и Паскаль используют его как синоним скептицизма. «Высший принцип пирронистов – это всегда колебаться, сомневаться, искать, ни в чем не быть уверенным и ни за что не ручаться» («Опыты», книга II, глава 12); и это говорят самые мудрые из философов» (там же, глава 15). Впрочем, большинство философов не разделяют этих взглядов. Но доказать, кто прав, а кто нет, невозможно, что в некоторой степени укрепляет позиции пирронистов: «Ничто так не усиливает пирронизм, – отмечает Паскаль, – как тот факт, что среди его сторонников оказываются мыслители, вовсе не относящие себя к пирронистам. Если бы все мы были пирронистами, это означало бы, что Пиррон ошибался» («Мысли», 33–374; см. также фрагменты 131–434 и 521–387). Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы сохранить долю скептицизма, не впадая при этом в нигилизм или софистику. Ее решают Монтень, Юм и Марсель Конш. Письменность (Écriture)Техника, изобретенная около пяти тысяч лет назад и позволяющая фиксировать слово и мысль на долговечном носителе при помощи более или менее символических (пиктограммы, идеограммы) или условных знаков (буквы алфавита). Писать – значит вписывать мысль в пространство, где она застывает и сохраняется, и тем самым, во всяком случае частично, освобождать ее от времени. Книги заменяют память, вернее, поддерживают, приумножают и спасают ее. Часто говорят, что в бесписьменном обществе «смерть одного старика – это пожар целой библиотеки». Впрочем, старики по-прежнему умирают, все без исключения. Но библиотеки горят лишь изредка. И благодаря письменности аккумуляция воспоминаний, идей и знаний продолжается бесконечно. Мы больше не довольствуемся тем, чтобы в личном порядке противостоять забвению; мы добавляем свои следы к другим следам, свои творения к другим творениям. Тем самым от логики повторения, свойственной мифам, мы переходим к логике накопительства и прогресса, свойственной истории. Вот почему нельзя считать ни случайностью, ни условностью тот факт, что изобретение письменности обозначает собой конец предыстории. Сохранение прошлого произвело переворот в нашем отношении к будущему: в историю вошло настоящее, которое разделяет и связывает то и другое. жүктеу/скачать 3.81 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|