Аврелий Августин. О свободе воли

Глава IV

10. Августин. Я считаю, что также очевидно и то, что это внутреннее

чувство воспринимает не только то, что получает от пяти телесных чувств, но

также и сами эти чувства воспринимаются им. Ведь иначе животное не приходило

бы в движение, стремясь к чему-то, либо чего-то избегая, если бы не

воспринимало сам факт, что оно воспринимает, - не ради познания, ибо это

свойство разума, но только ради движения, что в любом случае оно

воспринимает не при помощи одного из этих пяти чувств. Если это все еще

непонятно, то станет ясным, когда ты обратишь внимание на то, что, например,

достаточно для одного какого-либо чувства, скажем, как для зрения. Ведь

действительно, открыть глаза и направить их для созерцания на то, что они

стремятся видеть, было бы невозможно, если бы не было чувства, что они

(глаз) не видят, когда они закрыты или не туда направлены. Если, однако,

когда они не видят, есть чувство, что они не видят, необходимо также, чтобы

было чувство, что они видят, когда видят, потому что, когда видящий не

направляет взгляд в соответствии с тем побуждением, с которым направляет

невидящий, это и указывает на то, что он чувствует и то, и другое. Но

воспринимает ли сама эта жизнь, которая воспринимает тот факт, что она

воспринимает телесное, саму себя, в результате остается неясным, за тем

исключением, что каждый задающий вопрос в себе самом обнаруживает, что

всякое живое существо избегает смерти; поскольку она противоположность

жизни, необходимо, чтобы жизнь, которая избегает своей противоположности,

также воспринимала и себя саму. Но об этом давай умолчим, если до сих пор
оно остается неясно, чтобы мы не продвигались к тому, к чему стремимся,

иначе. чем путем определенных и очевидных доказательств. Ведь очевидно

следующее: телесное воспринимается телесным чувством, однако, само это

чувство не может восприниматься тем же самым чувством; но и телесное через

телесное восприятие и само телесное чувство воспринимаются внутренним

чувством; наконец, разум познает и удерживает в сознании и все это, и себя

самого. Не кажется ли тебе, что это так?

Эводий. Действительно, кажется.

Августин. Ладно, а теперь ответь мне, как возник этот вопрос, стремясь

прийти к разрешению которого, мы уже в течение долгого времени проделываем

этот путь.

Глава V

11. Эводий. Насколько я помню, из трех вопросов, которые немногим ранее

мы поставили для установления порядка этого обсуждения, теперь мы

рассматриваем первый, а именно, - каким образом может стать очевидным, хотя

в это надлежит в высшей степени настойчиво и твердо верить, что Бог есть.

Августин. Ты правильно понимаешь. Но я хочу, чтобы ты также

основательно осознал и то, что когда я у тебя спросил, знаешь ли ты, что

существуешь, для нас стало очевидно, что ты знаешь не только это, но также

два другие момента.

Эводий. Это я также помню.

Августин. Итак, теперь посмотри, к какому из этих трех моментов,

согласно твоему пониманию, относится все то, что касается телесного чувства,

то есть в какой класс вещей, кажется тебе, следует поместить все то, чего бы

наше чувство ни касалось посредством глаз или какого угодно другого

телесного инструмента, в тот ли, что только существует, или в тот, что также

живет, или в тот, что также и понимает.

Эводий. В тот, что только существует.

Августин. Так. А к какому классу из этих трех, ты считаешь, относится

само чувство?

Эводий. К тому, что живет.

Августин. Тогда что из этих двух, ты полагаешь, лучше? Само чувство или

то, чего чувство касается?

Эводий. Разумеется. чувство.

Августин. Почему?

Эводий. Потому что лучше то, что также живет, чем то, что только

существует.

12. Августин. Так усомнишься ли ты это внутреннее чувство, которое,

правда, ниже разума и все еще роднит нас с животными, как мы установили

ранее, поставить выше того чувства, посредством которого мы соприкасаемся с

телесным, и которое, как ты уже сказал, следует поставить выше тела?

Эводий. Ни в коем случае не усомнюсь.

Августин. Я также хочу услышать от тебя и то, почему ты не

сомневаешься. Ведь не можешь же ты сказать, что это шестое чувство следует

отнести к тому классу из этих трех, который обладает также и пониманием, но

лишь к тому, который и существует и живет, хотя и лишен понимания; ибо это

чувство присуще и животным, у которых нет понимания. Поскольку дело обстоит

таким образом, я спрашиваю, почему ты внутреннее чувство ставишь выше того,

с помощью которого воспринимается телесное, тогда как и то, и другое

относится к тому классу, который живет. С другой стороны, то чувство,

которое соотносится с телами, ты ставишь выше тел по той причине, что они

(тела) относятся к тому классу, что только существует, оно же (чувство) - к

тому, что также и живет; поскольку и это внутреннее чувство находится в этом

классе, скажи мне, почему ты считаешь его лучше. Ибо если ты ответишь:

потому что одно (внутреннее чувство) воспринимает другое (телесное чувство)

- я не верю, что тем самым ты откроешь правило, которому мы можем доверять,

что всякое воспринимающее лучше, чем то, что им воспринимается, чтобы,

пожалуй, отсюда мы не вынуждены были заключить, что всякое понимающее лучше,

чем то, что оно понимает. Ибо это ложь, потому что человек понимает

премудрость, но он не лучше, чем премудрость сама по себе. А посему подумай,

по какой причине тебе показалось, что внутреннее чувство следует предпочесть

тому чувству, каким мы воспринимаем тела.

Эводий. Потому что, я знаю, что оно есть некий руководитель и судья

другого. Ибо, если при исполнении его (внутреннего чувства) обязанностей ему

чего-либо недостает, оно как должного требует недостающего от

чувства-помощника, что мы уже обсудили немногим ранее. Ведь чувство,

присущее глазу, не видит, видит оно или нет, и поскольку не видит, судить,

чего ему недостает, либо чего достаточно, может не оно, но то внутреннее

чувство, которое побуждает душу животного и закрытые глаза открыть и то,

чего, оно чувствует, ему недостает, восполнить. А ни у кого не вызывает

сомнения, что тот, кто судит, лучше того, о ком он судит.

Августин. Следовательно, ты видишь, что это телесное чувство некоторым

образом судит о телах? Ведь к нему относятся удовольствие и боль, когда

нежно или грубо прикасаются к телу. В самом деле, как это внутреннее чувство

судит, чего не хватает или чего достаточно для присущего глазам чувства, так

и само чувство, присущее глазам, судит, чего не хватает или чего достаточно

цветам. Равным образом, как это внутреннее чувство судит о нашем слухе,

является ли он менее сильным или сильным в достаточной мере, так и сам слух

судит о голосах, что в них льется плавно или звучит резко. Нет необходимости

исследовать прочие телесные чувства. Поскольку, как я полагаю, теперь ты

знаешь, что я хотел сказать, а именно, что это внутреннее чувство судит об

этих телесных чувствах, когда проверяет их целостность и требует должного,

точно так же и сами телесные чувства судят о телах, принимая мягкое на себя

воздействие и сопротивляясь противоположному.

Эводий. Действительно, я это вижу и согласен, что это в высшей степени

верно.