Бернард Вербер Танатонавты Серия: Танатонавты – 1
– МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ ЧИППЕВА
жүктеу/скачать 1.96 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- 66 – КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
- 70 – СТОЛКНОВЕНИЕ С ТОЛПОЙ
- 71 – ГРЕЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ
- 73 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ АМАЗОНКИ
- 75 – МИФОЛОГИЯ ГРЕНЛАНДИИ
- 77 – БИБЛЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
- 81 – СКАНДИНАВСКАЯ МИФОЛОГИЯ
- 82 – ВО ДВОРЦЕ КОНГРЕССА
- 83 – ПЕРСИДСКАЯ МИФОЛОГИЯ
61 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ ЧИППЕВА«Индейцы племени чиппева, живущие в штате Висконсин рядом с озером Верхним, считают, что после смерти жизнь продолжается точно так же, как и раньше, без конца или каких бы то ни было изменений. Это всегда один и то же повторяющийся фильм, без цели, морали или смысла». Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть» 62 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕРапорт в компетентные органы Рауль Разорбак, с помощью группы ученых, в настоящее время занимается экспериментами над смертью. Число жертв уже превысило сотню человек. Требуется ли принять меры? Ответ компетентных органов Нет. Еще нет. 63 – НОВАЯ ПОПЫТКАМы с Раулем и Амандиной использовали привычную, отработанную методику посткоматозного пробуждения. Но я в нее уже по-настоящему не верил. Один только Рауль внимательно смотрел на тело танатонавта и словно заклинание повторял: «Проснись, прошу тебя, проснись». Мы предпринимали реанимирующие манипуляции, отсутствующим взглядом просматривали ЭКГ и ЭЭГ. – Проснись, проснись! – читал свои псалмы Рауль. Машинально я выполнял все необходимые процедуры. Потребовался громкий вопль, чтобы вывести меня из этой апатии. – Палец! Он пальцем дернул! – закричал Рауль. – А ну все сюда! Он шевелится! Я не хотел поддаваться напрасным иллюзиям, но все-таки придвинулся. Внезапно пискнул электрокардиограф. Поначалу крошечный такой писк. Потом еще один, потом еще. И наконец, уверенно: пинь, пинь, пинь. Опять шевельнулся один палец. А за ним и другие. Там, на кресле, после ладони пробудилась рука, за ней плечо. Только бы не еще один полоумный! Впрочем, решив подготовиться на случай нового злоключения в уже известном нам духе, я теперь таскал с собой резиновую дубинку. Задрожали веки. Приоткрылись глаза. Рот исказился в гримасе, которая затем превратилась в улыбку. Пинь, пинь, пинь – мозг и сердце вновь вышли на свой нормальный ритм. Наш подопытный кролик не напоминал ни «овощ», ни безумца. Он здоров, как телом, так и духом. Танатонавт вернулся на танатодром в полном здравии, душевном и телесном!!! – Айяааааааааааааааааааааа! Вышло! Вышло! – вопил Рауль. Весь ангар дрожал от радостных криков. Мы втроем обнимались, как ненормальные. Разумеется, первым в себя пришел Рауль. – Ну? ну? как? – потребовал он, склонившись над Феликсом. Мы замерли в жадном нетерпении услышать первое слово от нашего чрезвычайного и полномочного путешественника. Каким бы оно ни было, это первое слово, этот человек, вероятно, войдет в учебники истории, ведь он первый, кто совершил успешную поездку в страну мертвых, и обратно. В помещении воцарилась тишина. Мы так ждали этого момента. Вплоть до сего часа – сплошные неудачи, а этот маньяк с походкой питекантропа все тянул и тянул с ответом, получить который мир мечтал целую вечность. Он открыл рот. Вот, вот сейчас он скажет. Нет, опять захлопнул. Потом рот вновь приоткрылся. Вторая попытка. Феликс сощурил глаза и с трудом, ржавым голосом, выдавил: – А-а… бл…дь. В изумлении мы на него уставились. Он потер себе лоб. – Ну, бл…дь, во дают! Затем он уперся в нас взглядом, будто его раздражало такое к себе внимание. – Ну что, дали мне двадцать восемь лет зачету? Мы хотели трясти нашего пациента и орать поздравления, но вовремя вспомнили, что тому еще надо время придти в себя. Рауль все же настоял на своем: – Как… там? Феликс потер себе запястья и прищурил глаз. – Да как вам сказать… Ну вылез я, значит, из кожи. Поначалу-то я чуть не наложил. Стал ну прям как твоя птичка. Блин! Летаю, значит, над собой… Ну! Поднялся вверх, а там все эти… мертвяки свежие, тоже летают. И такие рожи, главное! Мы полетали немного, а потом смотрю, попали в круг, а он аж весь светится. Я такой по ящику видел, там еще тигров через них пускают. Он перевел дыхание. Мы жадно ловили каждое его слово. Польщенный таким вниманием, он продолжил: – Ваще, не поверишь! Он навроде карманного фонарика. Неоновый круг такой, а внутри свет, и этот свет как бы меня тянет. Говорит, иди, мол, сюда. Ну я и пошел. Раз, и попал в огненный круг, как тигр в цирке. И пошел на фонарик… Рауль не смог удержаться, чтобы не прервать: – На свет в центре, в огненном круге? – Оно самое. Как в мишень. Не знаю, я говорил, у меня это все прямо в башке звучало. Он мне – давай, мол, еще ближе. Что все будет хорошо. – И вы туда пошли? – страстно спросила Амандина. – Ну да. И я там вижу, это типа как воронка, а в ней всякие штуковины вертятся. – Какие штуковины? – Да разные, какие! Звезды там, пар, струи какие-то странные, вертятся в этой воронке. А она здоровая такая, хоть ты туда тыщу домов запихай. Рауль шлепнул кулаком по ладони. – Континент мертвых! – воскликнул он. – Он видел континент мертвых! – Продолжайте, прошу вас, пожалуйста, – взмолился я. – Ну вот, я туда ближе, потом еще ближе, а потом чую, еще малость, и я уже не вернусь. Ну-у, думаю, и нафига я тогда срок скашивал! А свет твердит в башке, что, дескать, это все неважно, что на земле одна суета… Эх! И здоров же он говорить! И тут я чувствую, будто попал в пещеру Али-Бабы, а там полно сокровищ, только не золото-серебро, а всякие приятные ощущения. Хорошо так, тепло, сладко, мягко. Как маму нашел. Это самое… водички бы стаканчик, а? Во рту все пересохло. Амандина пошла за стаканом. Он осушил его одним глотком и продолжил: – Я ничего не мог поделать, только вперед идти. Блин! Но там вижу, вроде как стенка прозрачная. Не кирпичная, а мягкая, как ж…па. Я так и подумал: я в прозрачной ж…пе. Ну, думаю, так дело не пойдет. Ежели я ее пересеку, стенку эту, то назад уже не вернусь и прости-прощай мои двадцать восемь лет зачету. Тут я по тормозам. Вот, пожалуйста, этот тип решил мою проблему «выбора». Он нашел причину остаться жить. Я бы не вернулся. Феликс вздохнул: – Это, знаете, нелегко. Сам с собой боролся, чтоб развернуться на сто восемьдесят, вместе с душой-то. А потом вдруг какая-то длинная веревка, белая вроде серебра, меня сюда – раз! и тут уж я гляделки открыл. Мы втроем – я, Рауль и Амандина, – были словно на седьмом небе. Все наши жертвы оказались не напрасны. Наши усилия наконец-то дали плоды. Человек прорвал барьер смерти и вернулся с рассказами о том свете. А что же там, еще дальше, за этим светящимся и нематериальном миром? После холодной воды Феликс потребовал стакан рому. Амандина налила ему еще один. Меня трясло от возбуждения: – Надо созвать пресс-конференцию. Люди должны узнать… Рауль тут же меня осадил: – Слишком рано, – сказал он. – Пока что наш проект должен оставаться таким, как он есть: «Совсекретно».
64 – ЛЮСИНДЕРПрезидент Люсиндер поглаживал шею Версинжеторикса. Он был в восторге. – Так что же, Меркассьер, у них получилось? – Да. Я своими глазами видел кассету с записью взлета и посадки этого… танатонтавта. – Танатонавта? – Это они изобрели такое слово для обозначения своих «подопытных кроликов» или «свинок». Означает «разведчик смерти» или что-то в этом духе, по-гречески. Президент прикрыл глаза и улыбнулся. – Неплохо, совсем даже неплохо. Очень поэтично. По крайней мере, мне нравится. В какой-то степени технический жаргон, но некоторая серьезность нам не повредит. В действительности, Люсиндер просто ликовал. Неважно, как их назвать: некропилоты, смертолетчики, визитеры рая… Смысл один и тот же. Меркассьер попробовал привлечь к себе внимание. В конце концов, именно он организатор проекта и, стало быть, имеет все основания гордиться успехом. Доверяя, как и прежде, той линии поведения, что разработала его супруга, он рискнул: – По сути дела, они стали пионерами-разведчиками Новой Австралии. – О да, Меркассьер! Вы наконец-то поняли мою мысль. Министр пытался убедить его в выгодах этого открытия, но именно он, президент, обладающий столь грандиозной дальновидностью, войдет в учебники истории. Люсиндер подумал, что вот оно – бессмертие. Ему возведут памятники на площадях, улицы станут носить его имя… Он уже заплатил цену: десятки погибших или, кажется, что-то около сотни… Но ему удалось! Меркассьер прервал поток мечтаний о славе: – А сейчас, мсье президент, что будем делать?
65 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ«После запуска первых танатонавтов результаты превзошли все ожидания. Первый же доброволец, Феликс Кербоз, немедленно смог взлететь и сесть на танатодром. Пионеры танатонавтики были поражены, насколько быстро они сумели достичь успеха». Учебник истории, вводный курс для 2-го класса 66 – КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ"В кельтской мифологии тот свет представляет собой таинственную область, где нет ни смерти, ни работы, ни зимы. Он населен богами, духами и вечно юными людьми. Галлы называли эту страну «Аннвн». Там находится котел воскрешения и рог изобилия. Котел воскрешения возвращает к жизни погибших воинов, а из рога изобилия питаются бессмертные. Для галлов и ирландцев страна «Аннвн», или тот свет, столь же реален, как и наш материальный мир. Достаточно определенных магических приемов, чтобы перемещаться из одного мира в другой".
67 – ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА– Хотела бы я быть Феликсом. Амандина, обычно столь сдержанная, уже не пыталась скрывать свою радость. Как и после каждого сеанса эксперимента, я провожал ее домой. В тот вечер мы были слегка под мухой. На танатодроме мы смогли отпраздновать наш секретный триумф только бутылкой игристого – денег-то не хватало. И все же наши пластмассовые стаканчики подлетали высоко. – Какой же фантастический момент мы пережили! Как бы я хотела стать первым человеком, первым танатонавтом, ступившем на запредельный континент и вернувшимся оттуда! Как бы я хотела быть Феликсом! Я же пытался удержаться пока на этой земле. – Не так-то это просто. У него была причина, движущая сила. Вы же слышали, его самого притягивал свет. Он колебался, возвращаться ли ему. Феликс сумел это сделать только оттого, что был прежде всего «запрограммирован» добиться снижения срока заключения именно в этом мире. Я прибавил газу. За стеклами машины, в полумраке проносился угрюмый пригородный пейзаж. Я взглянул на Амандину, которая вновь углубилась в себя, несмотря на ухабистую дорогу. Я начинал ее лучше понимать. Рауль однажды мне о ней рассказал. Эта красивая женщина была очень сознательной медсестрой. Даже слишком сознательной. Амандина не могла больше выносить, как в той больнице, где она работала, на ее глазах умирают порученные ей пациенты. Еще в школе она терпеть не могла, когда ей ставили плохие оценки. В больнице же каждая такая смерть ей казалась еще одной единицей. Когда ее больной умирал на операционном столе, она чувствовала себя за это ответственной. Коллеги ей все время твердили, что не ее это вина, но она им не верила. Она продолжала упорствовать во мнении, что каждая смерть была новым доказательством ее некомпетентности. Амандина считала, что люди умирают из-за нехватки любви. С ее точки зрения, даже умирающий от рака человек сам его выбрал. А если он сделал такой выбор, то только оттого, что его окружение оказалось не в состоянии привить ему любовь к жизни. Соответственно, она все больше и больше должна была любить каждого из своих пациентов. И так как они все равно умирали, она упрекала саму себя, что не достаточно разнообразно их развлекала. Бесполезно лишний раз подчеркивать, что Амандине – с таким ее характером – подошла бы несколько иная профессия. Но, как и в случае Рауля, неудачи лишь заставляли ее пытаться вновь и вновь – вплоть до полной победы или самоуничтожения. Когда она случайно увидела небольшое объявление о проекте, связанном с сопровождением умирающих, куда требовалась трудолюбивая медсестра, она немедленно откликнулась. Едва Рауль Разорбак упомянул о «Проекте Парадиз», как Амандина уже решила посвятить себя телом и душой этому начинанию, направленному на возвращение мертвых в мир живых. Удивительно, но казалось, ее ничуть не смущало столь большое число жертв на начальной стадии проекта. Амандина обладала странной логикой: она была готова не колеблясь убить один за другим несколько человек в надежде, что в каком-то неопределенном будущем это спасет множество других людей. – Как бы я хотела быть Феликсом, – повторила она. – Он такой храбрый и сам такой красивый. Я надул губы. Какая такая необходимость преувеличивать? Храбрый – может быть, но красивый? Этот питекантроп? – Должно быть, он перенес такие ужасные испытания на том свете. (Это как раз ты становишься очень красивой, когда говоришь о Феликсе…) – Что сейчас будем делать? – спросил я, чтобы переменить тему. – Собираются увеличить число пусков. Рауль уже объявил хорошие новости министру Меркассьеру. Сам президент хочет нас лично поздравить. Он уже связался с директором тюрьмы, чтобы тот отобрал еще сотню кандидатов в отряд танатонавтов. Она также с увлечением стала говорить, что надо бы устроить вечеринку. – Он это заработал, – промурлыкала она, едва сдерживая радость. 68 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕНа запрос по поводу основных сведений Фамилия: Кербоз Имя: Феликс Цвет волос: сильно облысевший блондин Рост: 1 метр 95 см Особые приметы: высокий рост, на лице шрамы Примечание: первый танатонавт, вернувшийся в мир живых Слабое место: низкий уровень умственного развития 69 – ЧИТАЯ ПРЕССУСКАНДАЛ:ПРЕЗИДЕНТ ЛЮСИНДЕР ПРИНОСИТ В ЖЕРТВУ УЗНИКОВ ПОД ПРЕДЛОГОМ НАУЧНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА. Нам потребовалось провести длительное расследование, чтобы убедить самих себя, что президент Люсиндер – не кто иной, как величайший преступник нашей эпохи. Еще более извращенный, чем Ландрю или Петю5, президент Люсиндер, наш глава государства, избранный большинством французов – хладнокровно убивал людей, которых даже никогда не видел. Его жертвы: заключенные, которые не просили ничего, кроме шанса спокойно искупить свои прегрешения. Его мотив или, если хотите, отговорка: изучение смерти! Потому что, по сути дела, наш президент обладает одним прелюбопытнейшим хобби: нет, этот не гольф, не экзотическая кулинария и даже не нумизматика – это смерть! Заручившись поддержкой нескольких сообщников, а именно, министра науки Меркассьера, безумного профессора-биолога Рауля Разорбака, полуграмотного анестезиолога Мишеля Пинсона и медсестры-карьеристки Амандины Баллю, президент принялся разить направо и налево. По имеющимся оценкам, руками этой «бригады запланированной смерти» уже умерщвлено сто двадцать три заключенных, и все ради лишь удовлетворения нездорового любопытства деспотичного главы государства. Похоже, мы вернулись во времена варварства, когда римские императоры держали в своих руках жизнь и смерть беспомощных рабов. Несчастных без разбора убивали одного за другим, чтобы посмотреть, не оживит ли их плащаница Иисуса Христа. В наше же время, однако, нет ни императоров (пусть даже Люсиндер порой и сравнивает себя с Цезарем!), ни рабов. По крайней мере, мы так полагали до сегодняшнего дня. Мы были убеждены, что нами руководит президент, демократически избранный своими согражданами. Президент, чья первейшая обязанность – это забота о благосостоянии своего народа, а не о его уничтожении! Как только директор тюрьмы Флери-Мерожи, возмущенный омерзительным зрелищем трупов, изо дня в день накапливаемых в подвалах этого исправительного учреждения, поведал правду о сих злодеяниях в эксклюзивном интервью, данном нашей газете, оппозиция тотчас потребовала лишить Люсиндера президентского иммунитета. Парламент немедленно назначил комиссию для проверки этих фактов. Большинство опрошенных министров отказываются верить этим свидетельствам, но некоторые из них уже объявили, что если комиссия получит доказательства массовых убийств, они сразу же подадут в отставку. Что же касается министра Меркассьера, то он, не дожидаясь результатов расследования, бежал в Австралию вместе с женой и укрылся там от руки правосудия.
Эйфория сменилась горечью. Окрыленные удачей Кербоза, мы взлетели, чтобы тут же свалиться обратно под градом оскорблений и всеобщее улюлюканье. Директор Флери-Мерожи справился со своей задачей хорошо. Дело разрасталось с каждым днем. Газеты предприняли массированную атаку. Их первые полосы намекали, что нас самих следовало бы сделать «подопытными кроликами». Опросы показали, что 78% населения считало, что нас нужно обезвредить, как можно быстрее посадив за решетку. Магистрат объявил о начале уголовного расследования. Вызывали нас по очереди. Мне посулили кое-какие поблажки, ежели я дам показания против своих сообщников. Думаю, то же самое говорили и другим. Сильно сомневаясь во всех этих обещаниях, я предпочел держать язык за зубами. Судья магистрата приказал провести обыск и полиция перевернула вверх дном мою квартиру. Разобрали даже пол, доску за доской. Можно подумать, я там прятал трупы! Вызвали меня и на собрание нашего жилищного кооператива, где дружески пожелали: «Чтоб к концу месяца твоего духу здесь больше не было!». Консьержка мне пояснила, что из-за одного только моего присутствия в этом доме цены на недвижимость упали во всем квартале. Я едва осмеливался выйти из дому. На улице за мной бегали дети и кричали: «Мясник Флери-Мерожи, мясник Флери-Мерожи!» В поисках человеческой теплоты мы с Амандиной выработали привычку регулярно собираться у Рауля. Он, похоже, относился ко всем этим вещам хладнокровно. «Эти мелкие, преходящие осложнения не остановят ход Истории», – считал он. Надо отдать ему должное за такое умение сохранять спокойствие. Рауля выгнали с поста профессора в Национальном центре научных исследований. Его кабриолет, «Рено-20», был взорван каким-то «Комитетом выживших узников», организацией, доселе никому не известной. На двери того дома, где он жил, огромными красными буквами намалевали: «Здесь жирует душегуб 123 невинных». Как-то раз, когда мы пытались поднять друг другу настроение, вспоминая полет Кербоза, некий мужчина в надвинутой на глаза шляпе позвонил Раулю в дверь. Президент Люсиндер собственной персоной. После краткого взаимного знакомства, он сообщил нам последние новости. Особенно ободряющими они не были. Утвердившись за столом, словно он был на совещании, Люсиндер произнес: – Друзья мои, пора готовиться к урагану. То, что нам пришлось пережить до сих пор, ни в какое сравнение не идет с тем, что нас ждет. И друзья и политические враги, все они объединились, чтобы свести со мной счеты. Им нет никакого дела до нескольких заключенных, что отправились к праотцам, но они страстно желают сами стать калифом в нашем халифате. Я в особенности опасаюсь друзей, они знают, как до меня добраться. Сожалею, что втянул вас в этот переплет, но, в конце концов, мы знали, чем рискуем. Эх, если бы только нас не предал этот прохвост Меркассьер со своим скудоумным директором Флери-Мерожи! Итак, президент опустил руки. Я был на краю паники. Рауль же, верный самому себе, и глазом не моргнул, даже когда влетевший булыжник разнес вдребезги еще одно окно в гостиной. Рауль разлил нам по стаканам виски. – Вы все заблуждаетесь. Никогда обстоятельства не были для нас столь благоприятны, – объявил он. – Если бы не эта непредвиденная утечка информации, мы бы все еще возились себе потихоньку в тюремном подвале. Но сейчас мы на пороге великого дня. Мсье президент, весь мир склоняет голову перед вашей отвагой и вашим гением. Люсиндер, похоже, был настроен скептически. – Пулно, пулно вам, голубчик. Мне польстить легко. – Нет-нет, – настаивал мой друг. – Мишель был прав, когда сказал, что надо было как можно быстрее сообщить в прессе о наших результатах. Феликс – герой. Он заслуживает известности и признания. Президент не мог взять в толк, куда Рауль клонит. Я же понял с ходу. Прямо с места я выпалил: – Надо атаковать, а не сидеть в обороне! Все вместе, сообща, против слабоумных! Поначалу мы напоминали группу конспираторов, попавших в западню. Но затем это впечатление потихоньку стало рассеиваться. Да, нас мало, но мы с характером. Может, мы не особенно гениальные, но сообща мы попытались изменить мир. Сдаваться нельзя. Амандина, Рауль, Феликс, Люсиндер. Никогда еще я не испытывал такого чувства сплоченности с людьми.
"После того, как Эра Памфильского оставили лежать на поле брани, сочтя его убитым, он оказался в комнате с четырьмя проемами: два выходили на небо, а остальные два – на Землю. На небо поднимались добродетельные души. На Землю спускались тени. Через один проем преступные души туда оправлялись, а через другой поднимались души, покрытые пылью и прахом. Эр увидел, каким наказаниям подвергали несчастных грешников. Потом он достиг чудесного места, где стоит огромная колонна – мировая ось. В сопровождении душ Эр добрался до земли Кет, где течет река Амелес, чьи воды несут забвение. Тут раздался чудовищный гром и Эр вернулся к жизни на погребальном костре, к великому неудовольствию всех окружающих. Он поведал, как увидел страну мертвых и как вернулся оттуда целым и невредимым. Его рассказам никто не верил. Все презрительно поворачивались к нему спиной". Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть» 72 – ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД!Скандал приобрел совершенно дикие масштабы. Каждая газета пестрела фотографиями того, что они называли нашей «лабораторией запрограммированной смерти». В жестком свете ламп-вспышек комната производила зловещее впечатление, словно пыточная камера. Злобствующие журналисты даже добавили на первый план окровавленные ланцеты и клещи с налипшими на них волосами. Потом они обнаружили некий «президентский склеп». На самом деле это был тюремный крематорий Флери-Мерожи. Так как от тел наших неудачливых танатонавтов уже не осталось и следа, сообразительные журналисты соорудили фотомонтаж с подкрашенными в розовый цвет манекенами. Фотосъемку они вели самым бессовестным, надувательским образом, чтобы придать снимкам побольше драматизма и реализма, как будто их делал некий шпион прямо в ходе нашей работы. Одному из репортеров удалось сфотографировать настоящее самоубийство во Флери-Мерожи. Заключенный повесился уже после того, как нам запретили появляться на танатодроме. Это ничего не изменило. Фотография его распухшего лица, с высунутым языком и выскочившими из орбит глазами, быстро разошлась по всем журналам. Под снимком несчастного парня, которого мы даже никогда не видели, стояла скромная подпись: «Они обнаглели!» Тут же, чуть ниже, красовались и наши портреты: а вот и его убийцы. Мы подали на них в суд за клевету, но толку из этого не вышло. Словно крысы, бегущие с корабля, министры один за другим подавали в отставку. Было сформировано правительство кризиса. Президент Люсиндер был освобожден от всех полномочий главы государства вплоть до получения более полной информации. Из Австралии Меркассьер обвинил Люсиндера в том, что он заставил министра приступить к проекту, несмотря на все возражения. Меркассьер и словом не упомянул о нашем успешном эксперименте. Люсиндер осторожничал и не отвечал на каждый такой удар. Он довольствовался единственным появлением в популярной телепередаче, где заявил, что всех пионеров-первопроходцев третировали и унижали в свое время. Он говорил о невообразимом прогрессе, о завоевании того света, о неизведанном континенте. На журналистку, бравшую у него телеинтервью, это не произвело никакого впечатления. Она парировала тем, что уголовные преступники оставались людьми, а не «морскими свинками», даже если у президента и имелось право разрешать проведение смертельно опасных опытов. Жан Люсиндер проигнорировал ее замечания. Словно ставя точку в интервью, он поднял голову и, глядя прямо в камеру, заявил: – Дорогие телезрители, дорогие сограждане, да, я признаю, что во время опытов погибли люди, погибли во имя знания, во имя прогресса человека. Но мы добились успеха! Один из наших добровольцев побывал на том свете и вернулся оттуда целым и невредимым. Его имя – Феликс Кербоз. Он своего рода летчик, пилот, путешественник в смерть. Мы назвали его танатонавтом. Мы готовы немедленно с ним повторить эксперимент. Если нас постигнет неудача, я готов отдать себя на ваш суд и я заранее знаю, каким строгим он будет. Я предлагаю, чтобы завтра же моя исследовательская группа провела еще одну попытку запуска на тот свет, в присутствии всего телевидения Франции и мира. Эксперимент состоится во Дворце Конгресса, в 16 часов. 73 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ АМАЗОНКИ"Когда-то люди не умирали. Но как-то раз одна девушка повстречала Бога Старости. Он поменялся с ней кожей, отдав свою, древнюю и сморщенную, и получив взамен нежную и гладкую. С этого момента люди начали стареть и умирать". Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть» 74 – ВСЕ ИЛИ НИЧЕГО16 часов. Парижский Дворец Конгресса кишел людьми. Зрители обменивались газетами и комментировали новые изобличения, исходящие от неутомимого Меркассьера и непримиримого директора тюрьмы, вышедших на передний план событий. Двое депутатов, сидевших в первом ряду, не скрывали своих впечатлений: – С этим бедным Люсиндером все покончено. Захотел узнать про страну мертвых, вот и доигрался! В любом случае, его политическая смерть неизбежна. – Однако же, посмотрите, как они все тут обставили…, – неуверенно произнес второй собеседник. – Должно быть, он припас-таки пару козырей. Люсиндер – старая лиса. – Да вы сами подумайте! Это же его лебединая песня. За него только 0,5% жителей! И то понятно почему. Всегда найдется 0,5% полоумного населения, верящего в сверхъестественное и NDE. Оба пожали плечами. В слепящем свете двух «юпитеров» симпатичная рыженькая журналистка вещала в телекамеру: – В зале присутствуют восемь научных экспертов для наблюдения за всеми манипуляциями и обнаружения любого подвоха. Некоторые специалисты полагают, что президент Люсиндер собирается использовать двух братьев-близнецов: убить одного и якобы воскресить другого. Это старый, всем известный фокус. Но благодаря стольким телеобъективам, со всех сторон окружающих сцену, такой трюк никогда не выйдет. Трудно представить, как глава государства, и так уже полностью дискредитированный в глазах общественности, решился на подобный обман! В ожидании «спектакля» стихийно формировались группы. Все спорили, переспрашивали, интересовались друг у друга: – Вы читали статью в "Утреннем вестнике "? Там один ученый очень хорошо объясняет, почему нельзя пережить смерть. «После того, как головной мозг перестает орошаться, происходит его некротизация. Когда погибает нервная клетка, она теряет свои физиологические свойства, а именно, способность функционировать и запоминать». – Послушайте, а что там такое насчет сверхдозы какой-то природной эндокринной жидкости, вызывающей загробные галлюцинации? Вы этому верите? Насмешливое фырканье. – Не вижу, с какой это стати агонизирующее тело будет тратить свою последнюю энергию на создание таких образов! В первом ряду двое депутатов поудобнее устроились в своих креслах. – Люсиндер захотел войти в Историю с большой буквы, – сказал один. – Что-что, а это ему удалось. Вломился сквозь огромную дверь! Сто двадцать три убийства на руках. Не каждый день встретишь такого главу государства. – Интересный намечается судебный процесс! Вспыхнули огни рампы. В середине сцены стояло простое стоматологическое кресло. Мотки электрических проводов вели к огромным, мигавшим словно слепые глаза, экранам. Происходящее в прямой трансляции передавалось в шестьдесят с лишним стран. Президент Франции, выставляющий себя на всеобщее посмешище. Это обещало стать не хуже рок-концерта или футбольного матча! Рабочие сцены поставили восемь стульев вокруг стоматологического кресла. Здесь усядутся восемь экспертов, назначенных парламентской комиссией. Четыре врача, три биолога и даже один фокусник-престидижитатор. Они появились под гром оваций. Зал бурлил. Он приветствовал этих украшенных козлиными бородками старичков-академиков, словно матадоров, спускавшихся на арену для сражения с диким быком. Им было немного не по себе. Никогда еще они не были столь популярны, занимаясь своей работой. Кое-кто из них даже стал здороваться за руку с толпой. Если им светило получить уши и хвост президента, то терять такой шанс не хотелось. Вооружившись авторучками словно бандерильями, они принялись заносить в свои тетрадки всякого рода наблюдения. В свою очередь, на эстраду поднялся широко известный телеведущий с напомаженными волосами, сопровождаемый теле– и звукооператорами. После нескольких пробных записей звука и изображения вспыхнул красный глазок телекамеры. – Дамы и господа, добрый вечер и спасибо, что вы опять с нами на канале RTV1, наш девиз: «Смотри хоть целый день!» Здесь, в этом зале Дворца Конгресса, атмосфера страшно напряжена. Президент Люсиндер готовится поставить свою карьеру на одну-единственную карту: доказать всему миру, что на тот свет можно путешествовать, как на отдаленный континент. Накал эмоций среди публики достиг предела. Станем ли мы беспомощными свидетелями еще одного убийства? Или, напротив, это будет эксперимент века? Тревожное ожидание нарастает…
«С точки зрения жителей Гренландии, рай находится на дне Океана. Там царит вечное лето с солнцем в зените. Те, кто заслужат этот рай, смогут, наконец, обрести покой и воспользоваться плодами своего труда. Это царство изобилия, где всегда в достатке собак, оленей, рыбы и медведей. Тюлени уже сварены и их можно сразу есть». Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть» 76 – СЕМЬЯМать непрерывно названивала: – Сынок, не ходи! Конрад же советовал побыстрее удрать в Аргентину. Все эти доброхоты лишь подхлестывали мое желание не оказаться конформистом. Я их убеждал, что и речи быть не может, чтобы я покинул своих друзей в эту трудную минуту. Ответственность за все происходящее частично ложилась и на меня. Придется отвечать. – Что ж, если ты туда пойдешь, то и я тогда, – сказала мать. – Я буду защищать своих детей зубами и когтями, что бы не случилось! Именно так она и сделала. Когда ее заметил тележурналист RTV1, искавший, чем бы заполнить эфир в ожидании великого момента, моя родительница распахнула свое сердце миллионам зрителей. – Понимаете, мой Мишель всегда был очень добрый, готовый помочь всем и каждому. Конечно, у него есть мелкие недостатки, но он ни в коем случае не преступник. Если уж президент Франции позволил себе увлечься этими идеями, то почему бы и не мой сын? Это все из-за одиночества, что мой мальчик оказался замешан в этой истории. Жить все время одному, конечно, бог знает что в голову взбредет! Если бы он только меня послушал, если бы он только женился, ничего этого бы не было! У моего Мишеля никогда не было большой силы воли. Это все из-за этих вот горлопанов вроде Разорбака. (Потом, тихим голосом): А скажите, как вы думаете, мне разрешат носить ему передачи в камеру? Напомаженный журналист признал свое полное невежество в этом вопросе и вежливо отделался от моей матери. 77 – БИБЛЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯСогласно Библии, жизнь Адама можно суммировать в двенадцать этапов: В первый период скопилась груда пыли. Во второй период пыль превратилась в бесформенную массу глины. В третий период сформировались члены и тело человека. В четвертый период в человека вдохнули душу. В пятый период человек встал на ноги. В шестой период он дал названия всему, что его окружало. В седьмой период он получил Еву в спутницы. В восьмой период в два часа дня они легли отдохнуть, в четыре встали. В девятый период человеку приказано не вкушать плод древа познания. В десятый период он совершил проступок. В одиннадцатый период он был осужден. В двенадцатый период он был изгнан из Эдема. Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть» 78 – БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬПервым выйти на арену – я хотел сказать, на сцену, – это вам, знаете ли… У меня сердце ушло в пятки. Эксперты отказались пожать руку, а позади уже стояла Амандина, как мне казалось, окаменевшая от страха. Аудитория взорвалась. Какой-то мужчина в рабочей куртке и кепочке выскочил вперед: – Сволочь! Ты моего сына убил! Изо всех сил я вцепился в микрофон: – Мы никого не убивали! – закричал я, надсаживая глотку. – Никого! Все заключенные, принявшие участие в «Проекте Парадиз», добровольно пошли на эксперимент. Они знали весь риск и каждый раз сами, лично нажимали на кнопку запуска. – Запуска? Смерти, а не запуска! Кто может быть добровольцем на смерть? Здесь есть хоть один такой доброволец? – прокричал кто-то. – Смерть убийцам в белых халатах! Смерть убийцам в белых халатах! – бешено скандировали зрители. Свист обрушился на сцену с удвоенной силой, когда к микрофону подошел президент Люсиндер. К его ногам полетели помидоры. Полицейский кордон, выставленный перед сценой, немедленно пополнился подкреплениями. Президент принялся делать умиротворяющие жесты. Долгий опыт выступлений на бурных политических митингах все-таки позволил ему повлиять на возмущенный зал. – Дамы и господа, друзья мои, – сказал он, – успокойтесь! Эксперимент, который мы собираемся провести на ваших глазах, уже однажды увенчался успехом, но в отсутствии официальных экспертов, которые могли бы его засвидетельствовать. Сейчас я отдаю себя на суд нации, даже всей планеты. Если этот человек, которого мы на ваших глазах отправим на тот свет, оттуда не вернется, я обязуюсь предстать перед судом и ответить за свои ошибки. Прозвучало еще несколько оскорблений, но все же сумятицу очень быстро сменила тяжелая тишина. Только что появился Кербоз. Прожекторы немедленно нацелились на Феликса и его безукоризненный смокинг – новую униформу танатонавта. Его голова бандита резко контрастировала с одеянием английского денди. Доставили его сюда меж двух жандармов. По измученному лицу Феликса я понял, что что-то случилось. Телеведущий немедленно взялся за дело: – А вот и Феликс Кербоз, единственный человек, который – по словам президента Люсиндера – совершил невозможное: путешествие в оба конца между миром живых и миром мертвых. Этот же подвиг он попытается повторить еще раз перед камерами всей планеты и в эксклюзивной телепередаче канала RTV1, наш девиз: «Смотри хоть целый день!» Мы обеспокоено переглянулись. Все мы уже достаточно хорошо знали Феликса, чтобы ощутить его неуверенность. Может, это на него толпа так действует? Президент хлопнул его по плечу. – В форме, Феликс? Болезненная гримаса еще больше исказила лицо Феликса. Телезрители, присоединившиеся к передаче не с самого начала, даже подумали, что попали на фильм ужасов. – Э-э… бывало и получше. – Нервишки? – Да нет же! – рявкнул Феликс. – Ноготь у меня врос, сука! Всю ночь промаялся. Президент подскочил на месте. – Ноготь? Что ж вы раньше не сказали! Люсиндер хотел было устроить Феликсу взбучку, но момент был не тот. – Вросший ноготь, это мне знакомо. Очень болезненно, но это легко вылечить. – Да я наглотался аспирину, но все равно болит. Достало уже! Я предложил перенести эксперимент на попозже. Если Феликс страдает, он может захотеть уйти в свет, а не возвращаться обратно в свое тело с болячками. Президент принялся его упрашивать: – Вы вернетесь в жизнь, Феликс, вы мне обещаете? Я уже подписал указ о вашей амнистии. Если у вас все получится, вы будете свободны, совершенно свободны. Вы понимаете, Феликс? С этого момента вы станете уважаемым гражданином. Феликса, похоже, это не очень убедило. Аудитория, колебавшаяся, что делать – выкрикивать новые оскорбления или аплодировать – затаила дыхание. Ведущий пояснил, что президент ободряет своего подопечного на манер тренера перед боксерским матчем. Мы с унылой миной стали готовить свой инструментарий. Люсиндер резко потряс Феликса за плечи: – Вы будете свободны! Вас станут называть «многоуважаемый месье Кербоз», вы станете богатым и знаменитым! Вы будете ездить в машине с открытым верхом, люди будут вам аплодировать и забрасывать конфетти, как Нила Армстронга, кто первым ступил на Луну! – Да-а, оно, конечно, хорошо, кабы не этот хренов ноготь. – Черт возьми! Да ведь после всех этих ядов, что вы проглотили, после вашей язвы, волдырей, продырявленной кожи – ну ведь не заставит же этот несчастный больной ноготь забросить мечту о лучшей жизни! – Но ведь там и так хорошо, я такой легкий, ничего не трогает… Люсиндер потерял терпение: – Феликс, жизнь – это вам не чушь собачья! – Да я и сам уже думал, что же такого хорошего было в моей жизни? Ничего не могу вспомнить, в том-то все и дело. – Деньги, женщины, дорогие одеколоны, шезлонги на солнечном море, машины, дворцы, – стал перечислять Люсиндер. Затем, применив политический подход и поставив себя на место своего «подопытного кролика», он добавил: – А если вы предпочитаете алкоголь, наркотики, насилие, скорость… Давайте, Феликс! Вы нам нужны. Сейчас у вас в друзьях президент, замечательные ученые, самая очаровательная из медсестер! Ну кому еще так повезло?! Мы на вас рассчитываем. Феликс опустил глаза и покраснел как виноватый ребенок: – Да я… это… знаю я все. Но там они мне хорошего желают. А здесь мне никогда не везло… ноготь опять же этот… все злятся кругом… В этом мире и удовольствий-то никогда не было. Я уж давно об этом думаю. Люсиндер в остолбенении уставился на верзилу Феликса: – Удовольствий не было? Феликс, вы хотите сказать… никогда… вы никогда не… Наш шкаф залился пунцовым румянцем: – Ну да. Кроме мамы, меня никто не любил, а мама-то… она ведь там. Толпа начала терять терпение. – Смерть обезьяньей морде! – выкрикнул какой-то шутник. Ведущий попробовал кое-как вмешаться: – Феликс Кербоз, рост метр девяносто пять, вес сто килограммов, довольно гармоничные показатели для его возраста. Судя по моим вырезкам из газет, вес и рост никак не влияют на характер перехода из жизни в смерть, но все же желательно, чтобы объект находился в хорошей физической форме. Амандина нисколько не забыла, о чем говорили между собой Феликс и президент. Она вышла вперед: – Так вы девственник, Феликс? Тот уже совсем стал багровый. Медсестра-блондинка немного помялась, что-то обдумывая, а потом прошептала нечто на ухо своему пациенту. Немедленно по лицу Феликса побежали один за другим все цвета радуги. Он раздвинул губы в жалком подобии улыбки. Со стороны эта парочка напоминала Квазимодо с Эсмеральдой. Квазимодо, готовящийся к пытке… Феликс не спускал с Амандины глаз. Потом он пришел в себя. – Ладно, можно. Этот сучий ноготь все равно щас отпустит. Люсиндер предложил мне добавить болеутоляющего в «ракетоноситель», чтобы Феликс больше не чувствовал свой больной палец. Но я отказался. Не тот случай для экспериментов с новыми смесями. 800 миллиграммов тиопентала будет моей дозой и никаких прочих медикаментов помимо обычного состава. Президент Люсиндер лично развязал галстук-бабочку на смокинге Кербоза. Затем он закатал ему рукав и стал накладывать электроды. Так посмотреть, он этим всю жизнь занимался. – Люсиндер, убийца, проваливай! Я подошел помочь. В конце концов, сейчас мы все были в одной лодке. Амандина старательно занималась своей работой. Язвительные насмешки впивались в нее словно копья, но она предпочитала все или ничего. Амандина отрегулировала электрокардиограф, электроэнцефалограф и затем подарила мне слабую улыбку, хотя оскорбления продолжали литься потоком. – Убийцы-душегубы! Убийцы-душегубы! Эта фраза перекатывалась по всему залу, который принялся ее ритмично скандировать. Феликс Кербоз дышал все медленней и медленней, точно так, как его учил Рауль. Он вдыхал носом и выдыхал через рот. Этот прием дыхания был изобретен, кажется, чтобы помочь роженицам. – У меня все готово! – объявил президент Люсиндер, когда закончил прилаживать последний электрод на волосатой груди танатонавта. – У меня тоже, – сказал Рауль, зажимая датчики пульса. – Готов! – сказал я. – Готова! – присоединилась к нам Амандина. Ученые экспертной комиссии приблизились, чтобы получше обследовать комплекс аппаратуры. Они проверили, правильно ли работают электроды и датчики, измерили также Феликсу пульс. Престидижитатор каблуком простучал настил сцены в поисках скрытого люка и прочих хитроумных механизмов. Он шилом потыкал в обивку кресла, чем привел в восторг публику, ожидавшую, надо полагать, что он вот-вот обнаружит некий тайный ход прямо в нашем стоматологическом кресле. Закончив, он подал сигнал остальным. Те живо принялись строчить в своих тетрадках. Потом они остановились и, удовлетворив свое любопытство на данный момент, жестом показали нам, что мы можем приступать. Тишина. В необъятном Дворце Конгресса можно было слышать, как душа летит. – Вперед! – прорычал Рауль, довольно-таки раздраженный всей этой враждебной толпой. – Ладно, чао, ребята! – сказал Феликс, помахивая своими толстыми как сосиски пальцами. Амандина погладила его редкую поросль на макушке и чмокнула в уголок рта, как раз когда он собирался сомкнуть веки. – Возвращайся! – прошептала она. Феликс улыбнулся и начал отсчет: – Шесть… пять… четыре… три… два… один… Пуск! И тут же нажав на кнопку, он вылетел из этой жизни.
79 – УЧЕБНИК ИСТОРИИВ конце XX-го столетия словари и энциклопедии так определяли, что такое смерть: СМЕРТЬ: полное прекращение жизни.
3 000 франков за обычный гроб белого дерева. Прибавить дополнительно для черного или красного дерева, на внутреннюю обивку. 1 800 франков за услуги похоронного бюро, плюс дополнительно по числу привлеченных работников. 3 000 франков за аренду катафалка. 4 800 франков за ритуальные предметы, цветы и различные украшения. 700 франков за мраморную плиту. 1 000 франков в год по уходу за могилой. 200 франков на извещения. Плюс почтовые расходы. 1 000 франков НДС. 1 300 франков муниципальный налог. 200 франков за церковную службу (предусмотреть дополнительно сумму в зависимости от конкретной религии и требуемых услуг: месса, хор и т.д.) Итого 17 000 франков минимум, без учета стоимости кладбищенского участка. Учебник истории, вводный курс для 2-го класса 80 – ОЖИДАНИЕВот уже десять минут, как на кардиограмме рисуется лишь плоская линия и ни единого писка от энцефалографа! Верный своим привычкам, Рауль Разорбак заносил в рабочий журнал все показатели: время, температура, сердечная деятельность, церебральная, электрическая, личные впечатления и так далее. Рауль подошел к нам, вид озабоченный. – Ну как? – рискнул я. Он пожал плечами. Толпа молчала, разглядывая бездыханного человека в свете прожекторов. Словно мухи над падалью, вокруг кресла крутились эксперты и делали свои собственные записи, громко скрипя авторучками по разлинованной в клеточку бумаге. Они постоянно находили все новые и новые приборы, требовавшие изучения. Если по правде, они это делали, чтобы размять ноги, но при этом имели всё понимающий вид, позволявший предположить худшее. Престидижитатор оказался самым лучшим актером: его богатая мимика выражала все оттенки сомнения и недоверия. Телеведущий RTV1 уже не знал, чем заполнить паузу. Он высказался о погоде, столь удачной для такого эксперимента, и изложил историю Дворца Конгресса, под чьей крышей и раньше происходили поразительные события. Лицо Амандины напоминало мадонну. Сложив ладони, она беззвучно молилась. Я тоже.
Бальдр был добрым скандинавским богом. Сын Одина, он пользовался славой за свое сострадание и красоту. Однажды ночью ему приснился сон про собственную смерть. Боги были этим чрезвычайно обеспокоены и его мать, богиня Фригг, обязала всё и вся никогда не причинять зла ее сыну. Она заставила в этом поклясться землю, железо, камни, деревья, болезни, птиц, рыб, змей и всех животных. Убедившись, что Бальдр с этого момента был неуязвим, боги развлекались тем, что швыряли в него разными опасными предметами, которые, впрочем, не причиняли ему ни малейшего вреда. Случилось, однако, так, что завидовавший способностям Бальдра злой бог Локи под видом женщины пришел к Фригг, чтобы выведать ее секрет. И он узнал, что богиня не взяла клятву с одного растения, называвшегося мистилтейнн (омела), который она сочла слишком нежным и хрупким, чтобы хоть как-то навредить ее сыну. Локи уговорил слепого бога Хёдра взять это растение и им ударить Бальдра. Направляемый Локи, Хёдр смертельно ранил Бальдра побегом омелы, который был превращен в копье. После этого Локи объявил, что никто не может избежать смерти, пусть даже на него благосклонно смотрят боги.
Полицейские в штатском, фланировавшие по залу согласно указаниям судьи, расследовавшего это дело, все ближе и ближе придвигались к сцене. Они не хотели дать нам возможности скрыться после провала этого представления. Вот уже пять минут, как мы безрезультатно пытались растираниями и электрошоком вернуть Феликса. Молчаливая толпа становилась все менее и менее молчаливой. Научные эксперты, не скрывавшие понимающих улыбок после каждого электроудара, подошли к Феликсу и с ученым видом ощупали его запястья, проверяя пульс. Они были очень удовлетворены тем, что никакого пульса не отмечалось. Я снял свой белый халат и в одной только мокрой от пота майке продолжал вести кардиомассаж. Мы вместе отсчитывали «раз, два, три», я обеими руками давил на грудную клетку в районе сердца, а Рауль ручным насосом вдувал Феликсу воздух через ноздри, чтобы возбудить респираторную активность. Полицейские подошли еще ближе. – Раз, два, три! Ну же, верь в себя, верь в себя! – повторял мой друг. Он был прав. Надо верить. Можно держать руку в огне, если верить, что ты неуязвим. Он мне это уже показывал. Плюнув на все, мы выбивались из сил, выполняя какие только можно манипуляции. Чем больше нас охватывало отчаяние, тем активнее мы становились. Толпа особого внимания на это не обращала. Совершенно нормально, что бык пытается ранить матадоров, прежде чем погибнуть. В зале легкий шумовой фон уступил место болтовне и жужжанию. Слышны были даже довольные смешки. Еще мгновение и гул превратился в рокот. Новые полицейские выстроились позади нас цепью, чтоб не дать удрать за кулисы. С верой гору своротишь, так отчего же не получается сделать крохотное, вот такусенькое чудо, и не вдохнуть жизнь в этот кожаный мешок, полный крови и кишков? – Если в этом мясе есть хоть одна живая клетка, она меня услышит, – кипел Рауль. – Эй! Эй, ты там! Держись! Раз, два, три, раз, два, три! И он надавил на грудную клетку Феликса. – Черт проклятый, Феликс, очнись! Не валяй дурака! – закричал я в свою очередь. На сцену поднялся полицейский. Похоже, происходящее стало напоминать банду буйнопомешанных, издевающихся над трупом на глазах телезрителей. – Раз, два, три! Да очнись же, Феликс, чтоб ты провалился! Полицейский вытащил наручники. – Раз, два, три! Феликс, боже мой, не дай нам пропасть! Восемь экспертов с понимающим видом констатировали смерть. Мухи на раздавленном фрукте. Полицейский ухватил меня за кисть. Я услышал щелканье наручников и голос, произнесший: «Именем закона! Вы арестованы за убийство отравлением». Вот уже и Рауль с Амандиной в наручниках. Пока что никто не осмеливался тронуть Люсиндера, который в ореоле своего президентского статуса оставался неприкасаем. – Смерть! Смерть танатонавтам! – вопил счастливый зал, увидевший, как глава государства очутился в таком переплете. Для людей нет ничего слаще, чем лицезреть своих руководителей по уши в грязи. – Смертную казнь танатонавтам! Сидевший в первом ряду мой брат воскликнул: «Я тебя предупреждал!» Мать попыталась в одиночку успокоить зал. Начала она со своих соседей, потом пошла по рядам. – Мой сын здесь ни при чем, остановитесь, вы ошибаетесь, мой сын здесь ни при чем, его заманили. Она уже все спланировала. Позднее, на процессе, она из материнского чувства вытащит на свет божий мой дневник, чтобы доказать, каким я был послушным мальчиком. К тому же она заранее купила новое платье. Полицейские взяли нас под локотки, чтобы провести через лихорадочно возбужденный зал. Вот уже и люди подходят, чтобы оскорблять и харкать нам в лицо. Как же все-таки неприятно стоять в наручниках, пока тебя оплевывают! Кто-то швырнул в меня тухлым яйцом, прямо в лоб. Амандина получила помидором. Раулю тоже досталось яйцо, еще более зеленое и пахучее, чем у меня. Президент Люсиндер оцепенел, убитый горем. Он и не помышлял, чтобы помочь нам или Феликсу, он думал только о том, что ошибся, что оказался жертвой иллюзии. Он сожалел обо всем. Он, который хотел стать знаменитым… Но сейчас с ним все кончено. Он уже не узнает радость победы, словно Цезарь в битве под Алезией. В самый критический момент смерть – последний бастион – оказалась непреодолимой. Журналист RTV1 подал знак своему телеоператору «наехать» крупным планом на бесстрастное лицо Феликса. В нескольких сантиметрах от него поставили лампу и принялись снимать все его мельчайшие, неподвижные поры и крошечные волоски, обгоравшие под мощным светом. Прощай, Феликс. Полицейский дернул меня за наручники. И тут произошло совершенно неожиданное. Мы услышали болезненное «Ай!» У всех замерло дыхание. Мы все словно окаменели. Я узнал голос, сказавший «Ай!». Этот голос, этот голос… Рабочий, отвечавший за свет, споткнулся и заехал лампой Феликсу прямо в глаз. Телеведущий уже захлебывался словами: – Это невероятно! Дамы и господа, это просто невероятно, это немыслимо, колоссально! Человек, который теперь может именоваться «первым, кто официально ступил на тот свет и вернулся», этот человек… этот человек… жив! Феликс Кербоз жив! По приказу экспертов обескураженные полицейские быстро сняли с нас наручники. Зал вновь притих. Слышно было только неумолчное бормотание телеведущего, который в метре от нас извергал свои комментарии, чрезвычайно довольный, что наконец-то в его шоу произошло нечто экстраординарное. Он знал, что на кон поставлена его карьера и не собирался упустить столь редкий случай. Он также рассчитывал, что с этого момента его имя будет вписано в страницы истории. В худшем случае в страницы истории журналистики. – Могу сказать вам, что эмоции хлещут через край. Когда зазвучали первые сигналы энцефалографа, на мгновение в это никто не мог поверить, но вот теперь в зале слышны крики. Крики ужаса, дамы и господа, потому что мы увидели, как мертвый вернулся к живым. Канал RTV1, наш девиз «Смотри хоть целый день!», в медленной записи передает вам изображение первых подергиваний век Феликса Кербоза. Движение век появилось намного позже остановки его сердца. И эти движения мы видим, надо сказать, благодаря нашему… благодаря нашему… RTV1, телеканалу, который оживляет даже мертвых! Я собираюсь немедленно взять эксклюзивное интервью у Феликса Кербоза, сразу после нашей рекламной паузы. Позвольте напомнить, что весь сегодняшний вечер спонсирован сигарами «Черный дракон». Сигара «Черный дракон» – лишь она одна вас может изумить. Люсиндер, Амандина, Рауль и я то задыхались от смеха, то давились слезами. Бегом мы ворвались на сцену. The show must go on. Врачи и научные эксперты в крайнем недоумении вернулись обратно, тряся головами, будто не могли поверить своим глазам, ушам и тактильным ощущениям. Они продолжали тискать Феликса, проверять управляющие приборы. Нашелся даже один ученый, заглянувший под кресло. На тот случай, если труп все же подменили братом-близнецом. Я замерил пульс Феликса, прослушал его сердце, проверил зрачки, зубы. Но все знали, видели, вынуждены были признать неопровержимое. Мы смогли, сумели. Рауль, Феликс, Амандина, Люсиндер и я – против слабоумных. Феликс выдавил: – Бллл… эта… что, получил я амнистию или нет? Амандина подскочила к нему и что-то зашептала на ухо. У него тут же загорелись глаза. Он чуть наклонился в сторону микрофона журналиста RTV1 и совершенно разборчиво сказал: – Это маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего человечества. Напряженный зал словно прорвало. Герою рукоплескали стоя. Невозможно переоценить значение хорошего афоризма. Криков «Браво! Ура!» не сдерживал ни один человек. – Дорогие телезрители RTV1, это исторический момент и наш танатонавт произнес историческую фразу. Маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего человечества. Великолепный намек на Историю. Прямо на наших глазах этот человек пережил Near Death Experience. Кто же, что же совершило этот вояж? Феликс не нашел слова лучше, чем «душа». Образ поэтичен. Остается найти научное объяснение. С великим… Мы с жаром обнимали Феликса – Как, порядок? А… а насчет моей амнистии, все о'кей? – Да, да, ты ее получил, ты свободен, с этого момента ты свободен! – воскликнул президент Люсиндер. – Давно бы так. Блин, надо думать, трудно в наши дни быть буржуем! Амандина не отходила от него ни на шаг. – Ты здесь! Ты здесь, живой! – Ну… сами ж видите, что вернулся. Вернулся я, чуваки. Я там сейчас все хорошенько разглядел. Хотите, рисуночек накропаю, посмотреть, чего там и как? Блин, не поверишь, точно говорю. Рауль Разорбак придвинулся ближе, весь как на иголках. – Карта! Мы нарисуем карту континента мертвых и каждый раз, когда мы будем углубляться дальше, мы станем наносить все новые подробности на эту карту. Зал пришел в дикий восторг. Телеведущий RTV1 преследовал нас своими криками: – Эй, алё, послушайте! Мсье Кербоз, это RTV1. Наши телезрители имеют право знать, как там, на том свете! Мсье Кербоз, вы герой столетия, мсье Кербоз! Феликс остановился, поискал слова и затем выговорил: – Да… Могу вам сказать, что смерть, это, блин, не поверишь. Это вовсе не то, что все думают, там полно цвета, и всякие разные красивые вещи… там куча всего! Не знаю, чего даже сказать, вот так. Журналист бежал за нами по пятам. Он должен был заполнить время, отведенное ему на передачу, но не получалось. Он умолял дать хоть малейший комментарий. Рауль пихнул меня в бок. – Давай, Мишель, толкни им речь! Словно во сне, я очутился на подиуме. Засверкали фотовспышки. – Дамы и господа, у нас самая замечательная награда. Нам удалось запустить и вернуть танатонавта. Полная тишина. Один журналист задал вопрос: – Доктор Пинсон, вы один из величайших мастеров, ковавших сегодняшнюю победу. Что вы сейчас думаете делать? Я еще придвинулся к микрофону. – Сегодня великий день. Все меня слушали. – Мы победили смерть. С этого дня изменится все. Потребуется полностью пересмотреть наши взгляды на жизнь. Мы собираемся освоить новую вселенную. Рано или поздно это произойдет. Мне даже самому трудно в это поверить. Наверное, мы доказали, что… В этот момент в моей голове вновь проскочила зловредная мысль. (Нет, в самом деле, чем это я тут занимаюсь?!) – Мы доказали, что… И тут внезапно я осознал, что здесь, сейчас, я совершил нечто исторических пропорций. Стоит один лишь раз такое подумать, и уже ничто не сможет выгнать эту мысль из головы. Толпа продолжала внимать, телекамера «наплыла» на мое лицо. Миллионы людей смотрели на меня в прямой трансляции, как я стою молча, разинув рот. – Доктор Пинсон? Я был уже не в состоянии выдавить из себя хоть один слог. Журналист, крайне смущенный, попытался выкрутиться. – Кхм-м… И вы, мсье президент… вы тоже смогли доказать вашу честность… Повлияло ли это как-то на вашу политику в отношении предстоящих парламентских выборов? Президент Люсиндер не обращал на него внимания. Он прошептал нам: – Пойдемте, друзья, не будем тратить время на этих плебеев. Покинем весь этот вертеп и займемся делом. Пора рисовать первую схему континента мертвых. – Где?
– На танатодроме Флери-Мерожи. Только там нас оставят в покое. Наша маленькая группа становилась все более и более сплоченной. 83 – ПЕРСИДСКАЯ МИФОЛОГИЯРыбешка – утке, без воды мечась: «Наполниться ручью придет ли час?» "Зажарят, – утка молвит, – степь иль море, Не все ль равно, что будет после нас!" От зенита Сатурна до чрева Земли Тайны мира свое толкованье нашли. Я распутал все петли вблизи и вдали, Кроме самой последней – смерти петли.
84 – КАРТАПриветственные крики сотрясали тюремные камеры. Заключенные уже посмотрели по RTV1 прямую передачу о «путешествии» Феликса. Наш танатонавт салютовал направо и налево, подмигивая глазом, словно восклицая: «Я же знал, я же говорил!». В превращенном в танатодром лазарете Рауль схватил кусок картона и цветные фломастеры. Мы все обступили его кружком, пока Феликс пытался поточнее объяснить, что он видел на том свете. Трогательно было наблюдать, как этот здоровенный, грубый парень подыскивал слова и собирался с мыслями, пытаясь найти точные выражения и стремясь угодить нам, его самым первым друзьям. Он почесал макушку, он почесал спину, он почесал подмышками. Наморщил лоб. Наш картограф потерял терпение: – Как все было-то? – Ну… сначала была воронка, а бока у нее как у короны или цветка хлопка, что-то в этом духе. Рауль набросал рисунок. – Нет, – сказал Феликс, – она больше. Я же говорю – воронка. Он закрыл глаза, чтобы лучше припомнить сей магический образ. – Как шина из неона, только вокруг себя кружева разбрасывает. Что-то такое жидкое… Как сказать? Огромные волны из голубоватой звездной пыли, брызгающие водяным светом. Впечатление такое, что висишь над огромным океаном, который вертится вокруг себя и образует корону из света и искр. Вот тебе раз. Питекантроп оказался поэтом. Амандина взирала на него с нежностью. Рауль стер свой рисунок и на его месте изобразил нечто, напоминавшее салат-латук с распушенными листьями. – Уже лучше, – одобрил Феликс. – Понимаете? Плывешь в своего рода желе из света и еще чувствуешь приятное ощущение морской прохлады. Честное слово, мне это напомнило, как я в первый раз был на море. – Какого это все цвета? – Да голубовато-белого… Но светящееся и вертится, как карусель. Она как бы всасывала в себя еще массу других покойников вокруг меня. У них к пупкам были прицеплены белые веревки, которые лопались, когда они глубже погружались внутрь конуса. – Лопались? – вмешался Люсиндер. – Ну я же говорю! Как лопнет там внизу, так они сразу еще больше ускорялись. – А кто были эти люди? – спросила Амандина. – Да покойники, из всех стран, все расы, молодые, старые, большие, маленькие… Рауль приказал нам всем замолчать. Наши расспросы могли отвлечь разведчика. Еще будет время уточнить все детали. – Продолжайте. Значит, бело-голубая воронка… – Да. Она понемногу стягивалась и превращалась в гигантскую, розовато-лиловую трубу. А там, в глубине, цвет стенок темнел и сменялся на бирюзовый. До самой бирюзы я не дошел, но видел, где начинается этот оттенок. – Воронка вращалась все время? – Да, возле края медленно, а чем глубже, тем быстрей и быстрей. Потом она сужается и становится ярче. А вся толпа внутри бирюзы, и даже я сам, мы все изменили форму. – Это как? Феликс гордо выпрямился. – Корпус у меня был танатонавта, но я стал прозрачный, такой прозрачный, что сам мог сквозь себя видеть. Знаете, как здурово! Я совсем забыл про свое тело. Я больше не чувствовал свой вросший ноготь. Я был как… как… –… перышко? – предположил я, вспомнив египетскую Книгу мертвых, из которой мне цитировал Рауль. – Да. Или как воздух, только чуток потверже. Рауль возился над картоном. Его рисунок приобретал форму. Воронка, труба, прозрачные люди, влекущие за собой свои длинные пуповинки… Смерть наконец-то раскрывает свой облик? Издалека она напоминала огромную растрепанную голову. – А она большая? – спросил я. – Жуть! Самое узкое место, что я видел, в диаметре с полсотни километров! Представляете, она глотает всех покойников планеты по сто штук в час! А, да! Не было ни верха, ни низа. Там, наверное, можно внутри по стенкам гулять, никаких проблем, ходи коли вздумаешь. – А животные тоже были? – поинтересовалась Амандина. – Не-е, никаких зверюг не было. Только людишки. Но уж этих было целое стадо. Должно быть, где-то война идет, раз такая куча набилась. И все валили в свет, спокойно так, никто не врезается, хоть и гонят, будь здоров. Летят на свет, что мотыльки. Рауль многозначительно поднял карандаш. – В какой-то момент все эти прозрачные мертвецы неизбежно должны будут друг с другом столкнуться, – заметил я. – Где же вы остановились? – спросил Люсиндер. На картоне Феликс пальцем показал место на раструбе бело-голубой воронки. – Тут.
Такая точность меня изумила. – Я не мог идти дальше, – пояснил Феликс. – Еще сантиметр и моя серебряная пуповина тоже бы лопнула, а тогда… «чао, бамбина, сорри». – Но вы раньше упоминали, что пуповина бесконечно растягивается, – отметил президент. – В голове именно это и пронеслось. Но чем дальше притягиваешься светом, тем суше становится пуповина, потом она превращается в хрупкую и ломкую. Нет, ребята, это бордель, еще сантиметр и мне бы осталось только с вами распрощаться. Вот здесь – мой последний предел. Он вновь ткнул пальцем в то же место. Черным фломастером Рауль начертил длинную штриховую линию. «Коматозная стена», приписал он снизу. – И что это означает? – вмешался я. – Я думаю, что это как звуковой барьер в свое время. Предел, который тогда никто не мог преодолеть, не подвергая себя опасности. Сейчас, когда у нас появилась эта карта, у нас появилась и новая цель: пересечь эту линию. И за контуром, обозначающем коматозную стену, Рауль жирными буквами написал: Терра инкогнита. Неизвестная земля. Мы с уважением разглядывали рисунок. Именно так и начиналась разведка нового континента. Первый контакт, сначала высадка на берегу, а потом, по мере того, как первопроходцы углублялись дальше, на карте появлялись горы, прерии и озера, а Терра инкогнита все больше и больше отодвигалась к краям листа. Именно так было в Африке, в Америке, в Австралии. Понемногу, шаг за шагом люди стирали эти два слова, этот ярлык невежества. Терра инкогнита… Присутствующие во время эксперимента во Дворце Конгресса считали, что стали свидетелями конечного результата научно-политического проекта. Мы же вчетвером – Люсиндер, Рауль, Амандина и я – мы знали, что это не конец, а напротив – только начало. Еще предстоит исследовать этот розовато-лиловый туннель, который превращается в бирюзовый. Еще предстоит закончить карту и отбросить за ее край эти слова: Терра инкогнита. Рауль хлопнул в ладоши. – Вперед, только вперед, в неизвестное, – прошептал он, не в силах подавить улыбку отважного конкистадора. Наш новый девиз. Мы смотрели друг на друга и в наших глазах сверкал один и тот же огонь. Приключение еще только начиналось.
жүктеу/скачать 1.96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|