1) Напоминаю читателю, что есть нейтральность и нейтральность. Маркс смотрел на нейтральность профессиональных союзов совсем не так, как смотрят на нее буржуазные экономисты и политики. Это забывают многие не только у нас в России но и за границей, особенно в Болгарии.
235
гоювляет их к полному усвоению социалистической программы 1). А это означало бы, что социал-демократы неразумным рвением задерживают распространение своих идей, т. е. затрудняют решение своей собственной задачи.
Не сознание определяет собою бытие, а бытие определяет собою сознание. В этом, — и, разумеется, только в этом, — смысле Маркс сказал, что один шаг в развитии рабочего движения важнее целой дюжины программ. Как я уже объяснил в другом месте, это вовсе не значило, что Маркс не придавал значения программам, напротив, он считал их очень важным фактором развития классового сознания. Но таким фактором программы служат лишь тогда, когда они усиливают революционизирующее влияние жизни, а не тогда, когда они ослабляют его. Навязывание профессиональным союзам социалистической программы именно ослабило бы это влияние, восстановляя часть рабочих против социализма. Потому Маркс и стоял за нейтральность этих союзов.
Деятельность Маркса в Интернационале показывает нам, с каким неподражаемым тактом умел он подходить к пролетариату с пропагандой своих идей. В этой деятельности он был как нельзя более далек от навязывании рабочим своих социалистических взглядов. Если сравнить программу («устав») Международного Товарищества Рабочих с программой, обнародованной в «Манифесте Коммунистической Партии», а этот манифест с, первым Манифестом Интернационала, то можно, пожалуй, подумать, что Маркс стал к началу шестидесятых годов более «умеренным», чем был он в 1848 году. Некоторые буржуазные идеологи, по-видимому, и подумали это. Да и не одни буржуазные идеологи. Бакунин и анархисты, с одной стороны, а бланкисты — с другой, тоже увидели в его тактике проявление оппортунизма: разница лишь в том, что буржуазные писатели одобряли этот мнимый оппортунизм, а революционеры-утописты осуждали его. Излишне, я думаю, доказывать, что в
1) Этому как будто противоречат примеры Англии и Соединенных Штатов, где очень сильны профессиональные союзы рабочих и сравнительно слабо социалистическое движение. Но эти две страны до сих пор находились, и в значительной степени еще находятся, в исключительном экономическом положении, которым и объясняется отсталость мысли их пролетариата. Что касается Соединенных Штатов, то это признает даже г. Вернер Зомбарт, который говорит, что все моменты, задержавшие развитие социализма в этой стране, теперь исчезают или превращаются в свою собственную противоположность и что вследствие этого есть все основания ожидать в будущем широкого развития социализма в Соединенных Штатах. (См. его книгу: «Warum gibt es keinen Sozialismus in den Vereinigten Staaten». Tübingen, 1906, S. 141-142).
236
шестидесятых годах прошлого века Маркс оставался таким же Марксом, каким был в сороковых. Перемена произошла не в нем, а в тех общественно-политических условиях, при которых ему приходилось действовать. В шестидесятых годах ему представилась возможность приобрести идейное влияние на такой сравнительно широкий слой всемирного пролетариата, который был еще совершенно недоступен для него прежде. И это обстоятельство заставило Маркса заговорить другим языком. В «Уставе» и в первом Манифесте Интернационала он только натекал на то, что было ясно и решительно высказано им в 1848 году. Он не хотел, да и не мог, выступать перед «пролетариями всех стран» в виде сектанта, с тупым упорством отстаивающего каждую букву своего учения. Для него важно было пропитать сознание рабочих его духом. А эта цель гораздо лучше достигалась той осторожной манерой изложения, которой он держался в своих замечательных публицистических трудах шестидесятых годов. Скажу прямо: он не хотел запугивать рабочих; он считался с оппортунистическим настроением тогдашнего пролетариата передовых стран. И именно этим он облегчил себе борьбу с оппортунизмом.
Это может показаться парадоксом. Но пора же понять, что и оппортунизм не есть нечто однородное, неизменное, определенное раз навсегда. Вот, например, иное дело оппортунизм рабочего, а иное дело — оппортунизм «интеллигента». Рабочий, — я разумею умного рабочего, — проникается оппортунизмом преимущественно потому, что еще не видит всей глубины антагонизма классовых интересов, лежащего в основе капиталистического общества. Интеллигент, — я разумею умного интеллигента, — делается оппортунистом преимущественно потому, что видит названный антагонизм во всей его глубине и инстинктивно опасается его социально-политиче-ских последствий. Один остается радикалом в возможности («в себе»); другой сохраняет в себе только одну возможность: возможность дальнейшего попятного движения. Первого социал-демократ обязан щадить; со вторым он обязан бороться «до последнего издыхания». Мягкое отношение социал-демократа к оппортунизму рабочего, еще не сознавшего своего классового положения, будет способствовать превращению пролетария-оппортуниста в пролетария-радикала; мягкое отношение социал-демократа к оппортунизму «интеллигента» только усилит влияние этого последнего на рабочих и тем самым замедлит развитие их классового сознания. И там, и тут — оппортунизм, но там он имеет совсем другую природу, чем тут, поэтому и относиться к нему надо тут совсем иначе, нежели там. Так и поступал
237
Маркс и так же поступают немецкие марксисты. Это доказывается дрезденским съездом, с одной стороны, и маннгеймским — с другой.
III
Но об этом ниже. Теперь же посмотрим, в какой мере сказанное мною до сих пор помогает решению вопроса об отношении социал-демократической партии к профессиональным союзам.
В заседании 26 сентября (н. с.) Давид восстал в Маннгейме против того мнения, будто «профессиональные союзы, это — средство, а социал-демократия, это — цель». Он сказал, что, как политическая партия, социал-демократия тоже есть только средство. Это совершенно верно, но это ничего не доказывает. Никому из марксистов не приходило в голову утверждать, что профессиональные союзы, как экономические организации, должны служить средством для достижения цели: политической партии. С точки зрения Маркса, политическая борьба, наоборот, служит средством для достижения экономической цели: обобществления средств производства. Но, как мы уже видели, борьба, которую ведут профессиональные союзы, развивает классовое сознание рабочего и приводит его к усвоению социализма. В этом смысле профессиональные союзы и являются «школой социализма». И как школа есть средство для приобретения знаний, которые являются целью, так и профессиональные союзы служат средством превращения пролетариата из бессознательного класса в сознательный, из «класса в себе» — в «класс для себя». Давид прибавил потом: «само собою разумеется, что профессиональные союзы должны быть проникнуты социалистическим духом». Это «должны» получает правильный смысл только в том случае, если мы смотрим на профессиональные союзы именно как на средство полного развития пролетарской мысли.
Из этого не следует, конечно, что в глазах марксиста не имеют значения те частные завоевания, которые делаются рабочими с помощью профессиональных союзов. Нет, эти завоевания существенно важны. Но они существенно важны тем, что обеспечивают возможность дальнейшего развития сознания пролетариата. Они тоже — средство.
В том же заседании Кварк заметил: «партия не должна говорить: мы идем впереди, а профессиональные союзы должны следовать за нами». Он был прав: не следует говорить это, потому что это бестактно; а бестактно это потому, что могло бы оттолкнуть от профессиональных союзов тех пролетариев, которые еще не усвоили себе социалистической
238
точки зрения. Но те члены этих союзов, которые уже доросли до нее, обязаны понимать, что рабочая партия есть передовой отряд, следовать за которым непременно должна остальная часть рабочих, если только она хочет до конца отстаивать свои классовые интересы. А это иногда начинали как будто забывать некоторые вожаки немецких профессиональных союзов, слишком охотно ограничивавшие свое поле зрения «мелкой работой» (Kleinarbeit) 1). И это забвение поддерживалось влиянием на них оппортунистов из интеллигенции, т. е. того же Давида и компании. И этому забвению Каутский хотел положить конец, предложив свое дополнение к проекту резолюции Бебеля-Легиена. Вожаки профессиональных союзов потому и воспротивились этому дополнению, что увидели в нем для себя нечто вроде урока и упрека. Они добились того, что Маннгеймский съезд принял только одну часть предложенного Каутским дополнения, при чем против остальной его части решительно высказался сам Бебель. В своем интервью с представителем французской социалистической партии, г. Раппопортом, Давид объявил этот факт победой ревизионизма. И так же понял его орган наших кадетов — «Речь». Но на самом деле вожди профессиональных союзов добились своего только по форме; по существу же они, устами Бёмельбурга и Рейхеля. открыто признали справедливость мысли Каутского. Таким образом, о поражении этого последнего не может быть и речи. А если сам Бебель счел нужным сделать формальную уступку вожакам профессионального движения, то это объясняется тем, что подобная уступка не могла ничему повредить ввиду совершенно недвусмысленных на этот раз принципиальных заявлений самих вожаков профессиональных союзов.
Всякий согласится с тем, что и Каутский говорил в Маннгейме не тем языком, каким он говорил в Дрездене. Это опять-таки вполне понятно. В Дрездене немецкие марксисты столкнулись с оппортунизмом «интеллигентов», и они беспощадно атаковали его по всей линии. В Маннгейме им пришлось иметь дело с оппортунизмом рабочих организаций. И они обнаружили большую мягкость. Это только показывает, что они поняли тактику своего учителя.
Решение, принятое в Маннгейме по вопросу о профессиональных союзах, показалось немецким ревизионистам чем-то вроде исторического вознаграждения за Дрезден; но в действительности Маннгейм только дополнил то, что было сделано Дрезденом. Если бы марксисты держались
1) См. знаменитую резолюцию Кёльнского съезда германских профессиональных союзов.
239
в Маннгейме другой тактики, если бы они отказались даже от формальных уступок профессиональным союзам, то они чрезвычайно усилили бы позицию оппортунистов и, пожалуй, дали бы им возможность выйти победителями в одном из будущих своих столкновений с ними. Но немецкие марксисты не сделали этой ошибки и тем самым нанесли новое поражение «интеллигентскому» оппортунизму. Мне сдается, что оппортунисты-интеллигенты в глубине души сами чувствуют это, и что если Давид провозглашает себя победителем, то он лишь делает, по французскому выражению: bonne mine au mauvais jeu.
Дункер, доказывавший на съезде, что надо принять дополнение Каутского, заметил, между прочим: «То, что в нем сказано, само собою разумеется. Такие вещи не говорятся, но делаются». Но раз это было так, то ведь отсюда вытекало не то, что дополнение Каутского следовало принять, а то, что следовало действовать в его духе, но отказаться от его включения в резолюцию. Вероятно, подобным же соображением руководствовался и Бебель, высказавшийся против второй части дополнения. «Что социал-демократы, входящие в состав профессиональных союзов, должны распространять между своими товарищами социалистические идеи, это, действительно, само собою разумеется 1). Но совсем не говорить об этом невозможно после Кёльнского съезда: примем первую часть дополнений Каутского. Однако, не надо, чтобы наше напоминание об этой истине показалось вожакам профессиональных партий обидным, хотя бы и без достаточного основания. Это помешало бы их действию в желательном для нас смысле. Поэтому отклоним вторую часть дополнения Каутского». Вот как должен был рассуждать Бебель в Маннгейме. И Дункер не может не согласиться, что если вождь германского пролетариата в самом деле рассуждал так, то это были совершенно в духе его же, Дункера, речи. Такие вещи обыкновенно не говорятся, но делаются, а если уж надо говорить их, то иногда полезно быть лаконичным.
Кроме своего дополнения, Каутский предложил еще поправку к проекту резолюции, внесенному Бебелем-Легиеном. Эта поправка гласит, что профессиональные союзы так же необходимы, как и социал-демокра-
1) Съезды немецкой социал-демократии не раз постановляли, что члены партии должны вступать в профессиональные союзы. Таким образом, передовой отряд пролетарской армии, каким является социал-демократическая партия, имеет не только ту особенность, что в нем сосредоточивается основная мысль всего движения, но еще и ту, что его члены одновременно входят также и в состав остальных частей войска. Это необходимо помнить.
240
тическая партия, между тем как в проекте говорилось, что союзы по своему значению не уступают партии. Съезд принял эту поправку - и, конечно, очень хорошо сделал. Он устранил этим тот ошибочным взгляд на профессиональные союзы, который, как я сказал выше, иногда высказывают даже некоторые марксисты.
Профессиональный союз, как таковой, имеет целью борьбу с предпринимателем за более выгодные для рабочего условия продажи ему, предпринимателю, рабочей силы. Если все поле зрения рабочего ограничивается такой борьбой, то это значит, что он мирится с лежащим на его шее ярмом капитала и заботится только о том, чтобы несколько уменьшить его вес. Другими словами, это значит, что пролетарий еще мирится с капитализмом. Он перестает мириться с ним только тогда, когда начинает задумываться о полном устранении системы наемного труда, о полном устранении капиталистических отношений производства. Но такая цель, что бы там ни говорили более или менее зараженные анархизмом французские «революционные» синдикалисты, недостижима с помощью одной экономической борьбы, одних профессиональных союзов. Ее достижение невозможно без перехода политической власти в руки пролетариата. Сознав это, рабочий отнюдь не перестает, конечно быть членом своего профессионального союза, но уже не ограничивается точкой зрения такого союза, а делается сознательным членом социалистической партии. Но если он делается таким членом лишь по достижении более высокой ступени классового сознания, то неправильно было бы сказать, что союзы не уступают партии по своему значению. Такая формулировка исчерпала бы собою не социал-демократический взгляд, а взгляд тех, как говорят теперь в Англии, рабочих либералов (labour liberals), которые, стоя на точке зрения капиталистического общества, признают, однако, что рабочий должен отстаивать свои интересы и посредством профессиональных союзов, и посредством политической борьбы. В глазах таких «либералов» значение политической партии, действительно, равно значению профессиональных союзов. Социал-демократу дело представляется иначе. Он охотно признает, что профессиональные союзы так же необходимы, как и организация пролетариата в особую политическую партию. Но та политическая партия, в которую он зовет рабочих, вписала в свою программу полное устранение тех производственных отношений, на почве которых пролетариям приходится продавать свою силу, а их профессиональным союзам приходится бороться за лучшие условия ее продажи. Поэтому пролетарий, который прежде ограничивался одной профессиональной борьбой, а по-
241
том делается, кроме того, сознательным членом социалистической партии, тем самым показывает, что он достиг более высокой ступени развития. А высшая ступень развития имеет больше значения, чем низшая.
Но этого мало. Там, где не вмешиваются какие-нибудь исключительные экономические условия, логика профессиональной борьбы сама толкает рабочего на высшую ступень классового сознания, за пределы чисто профессиональной борьбы.
Резолюция Бебеля-Легиена тоже хотела выразить эту последнюю мысль. Но поправка, предложенная Каутским и принятая съездом, очень удачно устранила неловкую формулировку, которая могла значительно затруднить ее правильное понимание.
IV
Теперь, когда нам выяснилось, каково должно быть отношение партии к профессиональным союзам, мы без труда поймем и смысл той части главнейшей резолюции Маннгеймского съезда, которая относится к «массовой стачке».
Кто делает стачки вообще? Рабочие. — Кто может сделать «массовую стачку»? Тоже рабочие. — Какую роль должны играть в «массовой стачке» организованные рабочие — профессиональные союзы? — Самую главную: они должны составить ядро стачечной армии. Так ли это? Несомненно, так. Хорошо, пойдем дальше.
Как должна отнестись к вопросу о массовой стачке социал-демократическая партия в том случае, если по той или по другой причине профессиональные союзы не обнаруживают большой склонности к ней? Очевидно, что она должна отнестись к этому вопросу с очень большой осторожностью: грозить врагам стачкой вопреки профессиональным союзам, от поведения которых будет зависеть ход и исход всего дела, значит упиваться фразами, размахивать картонным мечом.
В чем же должно выразиться осторожное отношение партии к этому вопросу? Во-первых, в разъяснении профессиональным союзам того, что их тактика зависит не только от их воли; что «массовая стачка» может быть навязана им, при известных политических обстоятельствах, врагами пролетариата. Во-вторых, в стремлении показать этим союзам, что партия сама хорошо понимает всю серьезность и всю рискованность того политического действия, которое называется «массовой стачкой»; что она прибегнет к этому действию только в крайно-
242
сти и считает преступлением всякую легкомысленную игру в массовую стачку», всякий необдуманный призыв к ней.
Разъяснение немецким профессиональным союзам первою пункта было делом Бебеля на Иенском съезде, разъяснение им второго пункта было его делом на съезде в Маннгейме.
Кто видит противоречие между тем, что говорил Бебель в Иене, и тем, что говорил он на Маннгеймском съезде, тот просто-напросто не уяснил себе обстоятельств дела.
Молодой Либкнехт заметил, что устами Бебеля в Маннгейме говорила его седая голова, а не его молодое сердце. Но разве молодое сердце должно быть легкомысленным? И разве не легкомысленно было бы «трубить наступление» ввиду того настроения профессиональных союзов, которое так ясно обнаружилось на их последнем, Кельнском, съезде? Как ни молодо сердце Бебеля, но он никогда не походил на чех молодых и старых «вождей», — особенно многочисленных в политически неразвитых странах, — которые всегда готовы идти, по выражению известной военно-сатирической песни, «спросту, прямо к мосту», не справляясь ни о том, каковы силы и настроение их собственных рядов, ни о том, каковы позиции неприятеля. Бебель не увлекается фразеологией, ему нужна победа; победа предполагает серьезный и хладнокровный расчет, расчет же делается не сердцем, а головою.
Один из присутствовавших в Маннгейме представителей иностранных социал-демократических партий пожелал нашим немецким товарищам в своей корреспонденции о съезде побольше «боевой готовности» (Schlachtfertigkeit). Но что же такое — боевая готовность? В чем она состоит? В чем она выражается? В горячих ли приказах по армии, или же в надлежащей организации боевых сил? Кажется, что в организации. Но именно это и доказывал Бебель в своих речах на Маннгеймском съезде. Он не «трубил отступления», как поняли некоторые органы печати, а только разъяснял, какие условия необходимы для победоносною наступления. На эту сторону дела он обращал внимание своей партии еще в Иене; но так как некоторые, — можно даже, пожалуй, сказать многие, — из его товарищей все-таки забывали о ней, то в Маннгейме ему пришлось останавливаться на ней дольше, развивать свою мысль подробнее, выражаться сильнее. Это и подало повод говорить об его «отступлении». Но, повторяю, на самом деле никакого отступления не было.
Жизнь сыграла тут с Бебелем ту злую и неумную шутку, которую она часто играет с вождями, одаренными широким политическим смы-
243
слом. Они видят необходимость известного нового приема борьбы и указывают на него своим товарищам. Но они видят при этом и то, что употребление в дело этого нового приема возможно только при наличности известных условий. А между их товарищами оказываются люди, усвоившие их вывод, но не соображающие, каким путем пришел он к нему. Они кричат о новом приеме и забывают об условиях, необходимых для успешного употребления его в дело. Этим они существенно искажают мысль своих вождей, которым приходится, поэтому, на время оставить в покое противников своей идеи и ополчиться на ее, не по разуму усердных, сторонников. Тогда эти последние сердятся и кричат, что вожди «уже не те», что они «устали» и т. п. «Это — старая история, однако, она всегда остается новой»... и всегда до последней степени скучной, глупой...
Впрочем, говоря о том, как стоит вопрос о «массовой стачке» в Германии, надо помнить, что, по замечанию центрального органа немецкой социал-демократии, за нее в последние месяцы гораздо решительнее высказывались ревизионисты, чем марксисты. Этот факт служит новым подтверждением того, что радикализм данного приема борьбы еще вовсе не доказывает радикализма лиц, его отстаивающих. Римляне недаром утверждали, что когда двое говорят одно и то же, — это не одно и то же.
Резолюция, принятая в Маннгейме по вопросу о всеобщей стачке, имеет то огромное преимущество, что ей обеспечено сочувствие германских профессиональных союзов. Хотя она и заявляет, что между Иеной и Кельном, — т. е. между резолюцией, принятой в прошлом году съездом партии, и резолюцией, принятой в том же году съездом профессиональных союзов, — не было никакого разногласия, но на самом деле разногласие, несомненно, существовало: союзы обнаружили гораздо меньшую склонность к массовой стачке, чем партия. Маннгеймское заявление о том, что разногласия не было, свидетельствует лишь о том, что такого разногласия уже нет, что дело уже улажено в настоящую минуту. Разногласие же могло быть устранено двумя путями: или партия отступили бы до позиции профессиональных союзов, или же профессиональные союзы, после разъяснений, данных Бебелем, подвинулись бы вперед до позиции партии. Кто вспомнит, например, речи Бёмельбурга на Кельнском съезде и кто сравнит их с тем, что тот же Бёмельбург говорил в Маннгейме, тот должен будет признать, что произошло именно движение вперед профессиональных союзов. А это как раз то, что было нужно.
244
Иные утверждают, что подвинулись вперед собственно только вожаки этих союзов, так как массе их членов двигаться не было надобности: она и прежде разделяла точку зрения партии. Если это в самом деле так, то тем лучше. Но, во-первых, очень трудно судить, в какой мере это так; во-вторых, если бы Бебель был даже вполне уверен в том, что это так, то и тогда он не мог бы и не должен был бы «трубить» но медленное «наступление». Он слишком хорошо знал, что безусловно не обходимая для успешного наступления работа организации еще не за кончена. Достаточно сказать, что железнодорожные служащие в Германии еще не организованы.
Бебель был прав, говоря, что положение дел в Германии совсем не похоже на положение дел в России. Мы переживаем теперь тот момент, когда против защитников «старого порядка» идут все живые силы населения. В Германии, наоборот, пролетариат находится в изолированном положении, невыгоды которого могут быть отчасти искуплены только широтой и стройностью организации. Да и в России опыт весьма убедительно показал, что «массовая стачка» есть такое оружие, в обращении с которым нужно быть до крайности осмотрительным.
Тем не менее я готов признать, что Бебель с меньшим оптимизмом смотрит теперь на возможность успеха «массовой стачки», чем год тому назад. Его «седая голова» тут ни при чем или, — так как вожди западного пролетариата никогда не отказываются от услуг головы, - роль его седой головы свелась тут к тому, что она приняла во внимание некоторые важные уроки жизни.
Достарыңызбен бөлісу: |