Ближний восток

Глава 7. МАКЕДОНЯНЕ

Союз против Персии

Хуже, чем победа египтян, был поход греков после битвы при Кунаксе. Десять тысяч прошли сквозь сердце империи, и вся мощь Персии не посмела их коснуться.

До того времени греки жили в постоянном страхе перед Персией, постоянно воображали, что, если они не будут делать правильные ходы, их раздавят. Теперь они внезапно осознали, что Персия — это бумажный тигр; что при всей своей громадности, богатстве и «имидже» она совершенно пуста внутри.

Дикие амбиции Кира, его жажда трона, должно быть, дали бы такой же результат, даже если бы он победил при Кунаксе. Греки могли прийти к осознанию того факта, что, если несколько тысяч греков могут завоевать империю для перса, они могут с той же легкостью сделать это для себя.

В следующие восемьдесят лет в Греции не ощущалось нехватки голосов, зовущих греческие города объединиться и выступить против Персии. Один греческий оратор, Исократ, открыто утверждал, что вторжение в Персию необходимо для того, чтобы греки перестали драться друг, с другом. Общее усилие заставит их объединиться.

Но греческие города так никогда и не объединились по собственной воле, даже с висящей перед носом соблазнительной персидской наживкой. И Персии поэтому еще удавалось цепляться за жизнь и за власть.

В 358 г. до н. э. на трон взошел Артаксеркс III. Он был жестоким, но энергичным монархом, и при нем Персия даже продемонстрировала некоторую силу. Он заставил чересчур независимых сатрапов подчиниться, а затем послал армию в Египет, что и положило конец пятидесятилетнему периоду независимости этой страны.

В 338 г., однако, Артаксеркс III пал жертвой убийства, и через пару лет относительной анархии на трон в 336 г. взошел мягкий и не воинственный член царской семьи, принявший имя Дарий III. Новый Дарий очень походил на старого Набонида, правившего двумя столетиями раньше, и оказался самым худшим из всех возможных царей, которых Персия могла бы иметь в это время, ибо говорящее по-гречески Македонское царство переживало внезапный, устрашающий подъем.

Македония лежала к северу от Греции и до того времени не представляла собой ничего важного. Но в 359 г до н. э. к власти пришел замечательный человек, Филипп II. Он реорганизовал армию и финансы, сплотил всю страну, превратив ее в мощное орудие агрессии, расширил свою власть за счет греческих городов и к 338 г. заставил их объединиться — не убеждением, как пытался оратор Исократ, но просто силой.

Теперь Филипп был готов к вторжению в Персию. Он даже заставил греческие города назначить его главой объединенных экспедиционных сил. Затем, в 336 г., во время подготовки движения в Азию, он был убит.

Трон, однако, наследовал сын Филиппа, который показал себя самым замечательным воителем всех времен. То был Александр III, известный впоследствии повсюду как Александр Великий. Потратив некоторое время на то, чтобы вновь объединить греческие города (которые, как только их достигла весть о смерти Филиппа, взбунтовались сразу же), он подготовился привести великий план Филиппа в действие.

В 334 г. до н. э. Александр Великий и его армия переправились в Малую Азию. Почти сразу же Александр вступил в сражение и выиграл битву против самоуверенного персидского сатрапа. Затем он выиграл другую, куда более многолюдную битву при Иссе, в юго-восточной части Малой Азии, против главных персидских сил, возглавлявшихся Дарием III.

Затем Александр прошел через Сирию и Иудею, взяв Тир после девятимесячной осады (и показав себя намного более изобретательным военачальником, чем Навуходоносор за два с четвертью столетия прежде). Иудея и Египет покорились Александру без борьбы.

Наконец в августе 331 г. он стоял при Тапсаке, как раз там, где стояли Десять Тысяч на семьдесят лет раньше. На этот раз греки при Тапсаке были не под командой персидского принца, но под командой македонянина, грека по языку и культуре. Они не собирались сажать одного перса па трон вместо другого. Они намеревались взять все огромные персидские владения себе.

Александр, с македонским ядром и греческими вспомогательными войсками, планировал не что иное, как найти Дария и захватить его. Для этого Александр пересек Евфрат, прошел походом по стране, которая когда-то была Ассирией, достиг Тигра и начал движение вниз по течению. Его целью было сердце персидских земель.

Давид побеждает Голиафа

Главным оружием Александра была фаланга, тесно сплоченный квадрат вооруженных длинными копьями воинов, обученных маршировать и маневрировать с точностью и легкостью кордебалета. Фаланга походила на огромного дикобраза, ощетинившегося наконечниками копий, и способна была сломить любую армию, которую атаковала, и устоять перед любой, которая пыталась атаковать. Расчетливо поддержанную легковооруженными войсками и кавалерией, хорошо снабженную, под водительством человека, обладавшего высшим, универсальным гением, ее ничто не могло остановить и, в эпоху Александра, ничто и не остановило.

Главным оружием Дария была численность. Он мог опереться на громадные ресурсы крупнейшей империи в истории Западного мира, и армия Александра в сравнении казалась игрушечной. При Иссе численное преимущество было нейтрализовано тем фактом, что сражение велось между горами и морем, в узком проходе, где фаланга могла легко маневрировать, но персидские массы были сдавлены. Дарию пришлось поспешно покинуть поле битвы, чтобы не быть схваченным.

Он решил не повторять прежнюю ошибку снова. Узнав, что Александр движется к Тигру, он задумал встретить его на поле, специально приспособленном для того, чтобы дать своим вооруженным массам наилучший шанс на победу. Он тщательно выбрал обширный плоский участок и приказал сровнять мелкие неровности. Он надеялся, что абсолютно ничто не помешает атаке его кавалерии, которая, чувствовал он, попросту вытолкнет с поля вражескую конницу, а потом будет кусать и пережевывать края фаланги, пока она не распадется и не будет проглочена по кускам его громадной армией. (Однако он, очевидно, не понимал, что он до некоторой степени играл на руку Александру, ибо македонская фаланга работала лучше всего на абсолютно плоской площадке.)

Место, которое выбрал Дарий, находилось около деревни Гавгамела, всего в 30 км от населенных призраками руин древней Ниневии. Ни одна битва, ни близ Ниневии, ни во всей Ассирии, не была столь гигантской и драматичной, как та, которая готова была разразиться над могилой, где уже три столетия лежала мертвой ассирийская столица.

Позднейшие греческие историки говорят, что армия Александра насчитывала 40 тыс. пехотинцев и 7 тыс. конницы, и эти цифры, вероятно, близки к истине. Персидская армия, собранная Дарием, как утверждают те же историки, состояла из миллиона пеших воинов и 40 тыс. конницы. Это смешное преувеличение, ибо сомнительно, чтобы армию такого размера можно было продовольствовать или управлять ею или что она могла сражаться иначе, чем вооруженная, но безмозглая толпа.

Тем не менее, даже если персидские силы сильно раздуты, они, конечно, далеко превосходили по численности войска Александра, и битва была одной из самых замечательных схваток между Давидом и Голиафом в истории военного дела.

Если бы обеими сторонами управляли с равным вдохновенным искусством, персы должны были бы победить, но полководческое искусство было слишком неравным. На одной стороне был Александр, на другой — Дарий. Численность, при такой разнице в руководстве, можно было почти игнорировать.

Когда 1 октября 331 г. до н. э. началась битва, персидский фронт далеко охватил македонян справа и слева. Казалось, он может просто сомкнуться с обеих сторон и поглотить маленькое войско Александра. Александр, однако, так расположил своих людей, чтобы позволить им поворачиваться и легко отражать любые фланговые атаки. Кроме того, Александр имел в запасе один козырной ход, и, пока он не имел шанса проделать его как следует, он довольствовался обороной.

Колебания битвы вытесняли Александра с тщательно выровненной земли, и Дарий смотрел на это с неудовольствием. Ему недоставало решимости удержать свою руку до нужного момента, и он бросил в бой свое секретное оружие преждевременно.

Это секретное оружие состояло из колесниц. Колесницы отошли в прошлое еще столетия четыре назад, с тех пор как в войсках появились крупные мидийские лошади и воины вскарабкались на лошадиные спины. Колесницы Дария, однако, имели нечто новое. Они были снабжены острыми лезвиями, торчащими из ступиц с обеих ее сторон.

Эти лезвия, яростно сверкая на солнце и мчащиеся со всей скоростью атакующих коней, могли начисто отрезать ноги любому, кто с ними сталкивался. Важно было не столько количество раненых, сколько паника, в которую, как надеялись, будет повергнут враг при виде этих мчащихся ножей, отчаянно пытаясь избежать их ударов.

Дарий послал на македонцев сотню таких колесниц, но он не захватил Александра врасплох. Колесничих, мчащихся на македонян через открытое пространство, атаковали стрелами, затем, когда колесницы достигли фронта, солдаты, пропуская их, аккуратно расступились. Критической опасности — паники — удалось избежать, и атака кончилась полной неудачей.

Теперь настало для Александра время сделать ход, а ход был простой. Он помнил, как Дарий бежал при Иссе, и знал, что имеет дело с трусом. Фаланга была на месте, и одушевленный лес копий неумолимо двинулся вперед, прямо к тому месту в центре персидского фронта, где дрожал от страха Дарий.

Дарий держался, пока хватало храбрости, а это было недолго. Он был добрый и мягкий человек, и был бы неплохим царем, если бы имел очень способного и безжалостного первого министра. Но он был в одиночестве, и он был трус. Фаланга нацелилась на него, он повернулся и бежал с поля так быстро, как позволяла прыть его лошадей.

Далее последовало именно то, на что рассчитывал Александр. Дух персидского воинства надломился, и персы сдались. Александр остался победителем. Битва Давида и Голиафа близ мертвой Ниневии оказалась концом Персидской империи, спустя два столетия после того, как Кир ее основал. Персия скончалась близ того самого места, где скончалась Ассирия.

Теперь Александр мог двинуться на Вавилон, где не встретил сопротивления. Население ликовало, и ворота были распахнуты перед ним настежь. Вавилон, в который вступили Александр и его воины, ни в коем случае не был Вавилоном Навуходоносора. То был даже не Вавилон Дария. Храмы, разрушенные Ксерксом полтора столетия назад, почти не были восстановлены. Великий храм Мардука, в частности, лежал в развалинах.

Но в отношении обычаев завоеванных народов Александр придерживался политики Кира. Он предоставлял им свободу и с величайшим удовольствием следовал любому ритуалу, который делал их счастливыми. Проходя через Иудею, он выказал высшее уважение первосвященнику Иерусалимского Храма, оставшись в еврейской легенде героем. В Египте он выказал такое же почтение к древним храмам и даже посетил храм Аммона, затерянный далеко в пустыне.

В Вавилоне он объявил себя защитником старых обычаев против угнетения зороастрийцев. Он приказал восстановить все храмы, и в особенности храм Мардука, во всем былом великолепии.

К несчастью для Вавилона, Александр не мог оставаться в городе и следить за исполнением своих приказов. Он должен был захватить то, что осталось от империи, и, когда он отбыл, его наместники не проявили в деле восстановления Вавилона такого энтузиазма, как сам Александр.

Александр пошел на Сузы, затем на Персеполис, где, как рассказывает история, он приказал сжечь персидские дворцы в отместку за сожжение Афин в дни великой экспедиции Ксеркса полутора столетиями ранее.

Затем Александр повернул на север, на Пасаргады, где посетил могилу Кира, а потом вернулся в Экбатану, где нашел убежище Дарий III. Дарий не стал его дожидаться и бежал на восток. Наконец его придворные устали от его слабости, и в 330 г. Дарий был убит.

Александр провел следующие четыре года на дальних восточных окраинах империи, сражаясь с суровыми варварами и побеждая в каждой битве (однако не с прежней легкостью, ибо трусливых царей больше не осталось). Со временем он проложил себе путь до реки Инд (в современном Пакистане), перейдя рубеж, за который когда-либо проникали даже персидские войска). Там он выиграл еще одну великую битву — на этот раз против индийского царя. Он был готов продолжать поход в Индию, но тут его войска наконец взбунтовались. С них было довольно. Александр был вынужден повернуть назад.

К 324 г. Александр снова был в Вавилоне, тут он и остался. На время Вавилон еще раз сделался центром и столицей величайшей державы на земле, как это было при Навуходоносоре, на двести пятьдесят лет раньше. Но город стал таковым уже не благодаря своей мощи или великолепию или каким-либо иным собственным качествам. Он стал столицей только благодаря пребыванию Александра. Мельчайшая деревушка могла в то время стать столицей мира при этом условии.

Александр выбрал Вавилон в качестве столицы с далеко идущей целью. Его мечтой было править объединенным человечеством. Он пытался стать чем-то большим, чем македонский царь и греческий полководец. Он пытался силой установить нечто вроде братства людей. Он заставлял своих македонцев брать себе персидских жен, он принял персидский обычай одеваться, манеру себя вести. Он старался устранить все препятствия к службе в своей армии для персов и лиц других национальностей. Он надеялся даже переселять народы.

В этом отношении он далеко опередил свое время и был осужден на неудачу в этой атаке на упрямую человеческую ограниченность. Его македонцы ворчали при каждом знаке милости, который он оказывал азиатам. Что было пользы от завоеваний, думали они, если они в результате не становились хозяевами, — забывая о том простом факте, что становиться хозяином означает попросту приглашать подданного сделаться хозяином в свою очередь и так продолжать эту бессмысленную карусель переворотов без конца.

Вавилон устраивал Александра. Он не был ни греческим, ни персидским и лежал как раз в середине империи — 2400 км от западной границы и 2400 км от восточной. Он был также достаточно близок к Персидскому заливу, и Александр грезил о завоевании земель, окружавших это водное пространство, — Индии на востоке и Аравии на западе.

Может быть, даже если бы Александр прожил долгую жизнь, остался бы в Вавилоне и осуществил бы свой план восстановления храмов, город все равно остался бы мертвым. Культ Мардука и других богов, восходивший к шумерским временам, вероятно, слишком подгнил для возрождения. Но всякое возрождение оказалось исключено, ибо, пробыв в Вавилоне всего несколько месяцев, ранней весной 323 г. до н. э. Александр заболел. 13 июня его не стало.

Трудно поверить, глядя на все, что он осуществил и достиг, что он умер, когда ему было всего тридцать три года.