Борис Тух венские каникулы по мотивам фрагментов из неосуществленного киносценария Владимира Высоцкого и Эдуарда Володарского «Венские каникулы»
жүктеу/скачать 468 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- КАК ВЗЯТЬ ДЕНЬГИ ВЗАЙМЫ
ВЛИПЛИ! Снова едут. Возникает дорожный указатель, обозначающий, что они уже в городе. Вдали светятся несколько огоньков. ЖЕРАР (присвистнув): Э, да тут как на кладбище! ВЛАДИМИР: Фройляйн, где здесь ресторан или что-то вроде? Бар, забегаловка, пивнушка? Словом, место, где можно разжиться шнапсом. МАГДА: Не знаю. Я никогда не бывала в ресторане. ДАНИЭЛЬ: А где ты живешь? МАГДА: На Терлингер-штрассе. Недалеко отсюда. Появляется американский патруль. Солдаты преграждают дорогу (видны только их тени), офицер светит перед собой фонариком. ВАХТАНГ: Кажется, влипли. ЖЕРАР: Почему влипли? Мы свободные люди, ездим где хотим и куда хотим? ОФИЦЕР: Военная полиция армии США. Ваши документы? ВЛАДИМИР: Мы заключенные. Бежали из концлагеря. ОФИЦЕР: А эту машину вам, конечно, подарил комендант? На память о приятно проведенном времени? Предъявите документы. ДАНИЭЛЬ: Понимаешь, приятель, документов у нас нет и быть не может. Мы бежали из концлагеря. Я поляк, он француз, эти двое русские. ВАХТАНГ: Я грузин. ДАНИЭЛЬ: Молчи! Откуда ему знать, что такое Грузия! ОФИЦЕР: Выйти из машины! Руки на капот! (Достает пистолет. Солдаты берут свои автоматические винтовки наизготовку.) ОДИН ИЗ СОЛДАТ: Лейтенант, убей меня Бог, это переодетые СС. С ними женщина. Наверняка надзирательница из концлагеря. ВЛАДИМИР: Даниэль! В машину! Владимир бьет офицера в лицо. Тот падает. Американский солдат вцепляется в Даниэля. Начинается свалка. Жерар, вытащив валявшийся в машине»шмайссер» дает из окна очередь поверх голов. ОФИЦЕР: Взять хотя бы одного! Вот этого! Солдаты наваливаются на Даниэля. ДАНИЭЛЬ: Идиоты! Я поляк! Поляк, понимаете! Вахтанг падает. Американский солдат бьет его кованым ботинком в раненое плечо. Вахтанг издает нечеловеческий стон. ВЛАДИМИР: Раненого? Раненого бьешь, сука? Стреляет в офицера из пистолета. Тот падает на колени. ОФИЦЕР: Стреляйте же в них! Стреляйте! Беглецы, воспользовавшись замешательством патрульных, вскакивают в машину. Жерар дает очередь из автомата. Крик раненого, рев мотора. Вахтанг лежит на заднем сиденье, Магда и Даниэль хлопочут над ним. Шум погони стихает. Некоторое время тишина, прерываемая только звуком мотора. Затем фары гаснут, мотор затихает. Разговор идет практически в темноте. ДАНИЭЛЬ: Называется, выпили шнапса! У меня от этой выпивки до сих пор руки дрожат и в голове шум. ЖЕРАР: Что делать-то будем? ВЛАДИМИР: Драпать! Я убил ихнего офицера, они такое не простят. Вахтанг, как плечо? ВАХТАНГ: Ничего, терпеть можно. Эх, подвел я вас, ребята! Нельзя было мне вылезать из машины! ВЛАДИМИР: А, брось! Снявши голову, по волосам не плачут. Что сделано, то сделано. ЖЕРАР: Офицера убил я. Это я стрелял из автомата. ВЛАДИМИР: Ты, я, какая разница? Американцы вникать не будут. Поставят всех к стенке, включая барышню – и точка! ДАНИЭЛЬ: Я же кричал им, что мы из концлагеря. ЖЕРАР: У тебя на лбу написано, что ты пленный? ДАНИЭЛЬ: У всех нас написано. Номера. Забыл? ЖЕРАР: Плевать им на наши номера! Скажут: на что только эти гады не идут, чтобы скрыть службу в СС! Номера заключенных на руках накололи. Нам надо смываться из этого проклятого города, и желательно поскорее. МАГДА: Я здесь живу. ЖЕРАР: Что ж, мадемуазель, оревуар! Мы сохраним самые приятные воспоминания о встрече с вами. Надеюсь, вы тоже? ВЛАДИМИР: Прости, сестрица, если чем обидел. И не поминай лихом. ДАНИЭЛЬ: Мы бы взяли тебя с собой. Но видишь – мы здесь чужие для всех. Изгои. Не хочу, чтобы тебе пришлось разделить нашу участь. МАГДА: Я понимаю, я все понимаю... (Обнимает Даниэля.) Я успела вас всех полюбить. А тебя.. . навсегда.
МАГДА: Прощайте! Я буду молиться о вас! Комендатура американских войск. У телеграфа штабной сержант. Рядом с ним, вытирая разбитое в кровь лицо, сидит рядовой военной полиции. СЕРЖАНТ: Так сколько, говоришь, было этих джерри? РЯДОВОЙ: Пять, сэр! Из них одна - баба. СЕРЖАНТ: Хорошенькая? РЯДОВОЙ: Подробности не рассмотрел, темно было. Вроде хорошенькая. Блондинка. СЕРЖАНТ: На Марлен Дитрих похожа? РЯДОВОЙ: Смотря на чей взгляд. СЕРЖАНТ: Ладно. Опиши остальных. РЯДОВОЙ: Трое – парни как парни. Но хук у одного из них – не дай Бог! Вырубил меня мгновенно. Четвертый – тяжеловес. Фунтов 240 весит, не меньше, и рост примерно шесть футов два дюйма. СЕРЖАНТ: Приметный,значит? Это хорошо! А кто из них убил лейтенанта Дэвиса, не определил? РЯДОВОЙ: Нет, сэр! Да любой из них мог. Они, гады, все такие. СЕРЖАНТ: Окей! Значит, составляем такую ориентировку: «Всем постам и контрольно-пропускным пунктам. Неизвестными лицами совершено нападение на патруль военной полиции США. Убит лейтенант Дэвис. Преступников пятеро, в том числе женщина. Один из преступников – высокого роста и крупного телосложения. Разъезжают на открытой машине...» Марку определил? РЯДОВОЙ: «Майбах», сэр. Клевая тачка, таких мало. СЕРЖАНТ: Тем лучше... «Майбах»... Преступники вооружены и очень опасны...» Сейчас, парень, отправим это по телеграфу. В том числе и союзникам нашим. РЯДОВОЙ: Русским, что ли? А они по-английски поймут? СЕРЖАНТ: Кому надо – тот поймет. И вообще не сомневайся, парень. Скоро весь мир заговорит по-английски. Сержант садится к телеграфу. Лента ползет. В советской комендатуре. Полковник Кириллов и подполковник Сергеев. КИРИЛЛОВ (читает): «Вооружены и очень опасны.» Наверняка у этих парней руки по локоть в крови. Эх, не было печали, так союзники подкинули задачку. Нам ведь тоже придется искать их. Поди теперь ставь в известность патрули... Наши ваньки, небось, этот самый «Майбах» от «Мерседеса» не отличат. СЕРГЕЕВ: Да пусть любую машину проверяют. Как нас учит товарищ Сталин: доверяй, но проверяй. Хотя я бы этой немчуре ни в жисть не доверял бы!
ФЕДОТОВ: Товарищ полковник! Старший... КИРИЛЛОВ: Вольно, старлей. Тебе предстоит ответственная встреча с нашими союзниками. Как ты понимаешь патриотизм советского воина? ФЕДОТОВ: Европу не восхвалять! У нас все лучше! КИРИЛЛОВ: Правильно понимаешь. А то отдельные бойцы проявляют политическую близорукость: мол, в Германии и дороги мощеные, и крестьянские дворы зажиточные, не то, что в наших колхозах! Такие разговоры вредны. Услышишь – пресекай! Говори: это видимость одна, прикрывающая гнилое нутро буржуазного строя. ФЕДОТОВ: Товарищ полковник, разрешите задать вопрос. Я был зачислен в число кандидатов на участие в Параде Победы... КИРИЛЛОВ (теряет всю официальность, становится просто старшим товарищем, по-отечески беседующим с молодым): Федотов, ты только пойми правильно. Отборочная комиссия фронта имеет к тебе претензии... ФЕДОТОВ: За что, товарищ полковник? В моей роте ЧП нет. Я боевой офицер, имею два ордена, представлен к третьему... КИРИЛЛОВ: Все верно, Федотов. И командир дивизии лично тебя рекомендовал. Ты глубже смотри. В зеркало давно смотрелся? ФЕДОТОВ: Не понимаю, товарищ полковник. КИРИЛЛОВ: Что у тебя на правой щеке? ФЕДОТОВ: Шрам, товарищ полковник. Получен в августе 44-го на Висленском плацдарме. Так ведь шрамы украшают мужчину! СЕРГЕЕВ: Это с какой точки зрения взять... Барышни тебе, безусловно, уважение окажут: сразу видно, боевой офицер, храбрец! А с точки зрения отборочной комиссии твой шрам – крупный недостаток. Правая щека видна с Мавзолея. Товарищ Сталин увидит и скажет: «Разве это парад Победы? Это какой-то смотр ран и увечий!». КИРИЛЛОВ: Мы тебя, Федотов, пытались отстоять. Убеждали, что шрам можно припудрить. Но это соображение они во внимание не приняли. ФЕДОТОВ: Понимаю, товарищ полковник. Разрешите идти? КИРИЛЛОВ: Погоди, Федотов. Распоряжение на тебя пришло. Сразу после встречи с союзниками откомандировать в Центральную группу войск. В хозяйство генерала Сергеева. Война окончилась, но для хорошего фронтового разведчика дело всегда найдется. Понял, Федотов? Центральная группа войск – это Вена! Вена! Один из красивейших городов Европы. Тут в разрушенный Берлин офицеров не отпускают, а Вена не пострадала, ты все ее красоты увидишь! Повезло тебе. А встречу с союзниками считай испытанием: в Вене тебе с ними часто придется встречаться. Ступай, Федотов! Эх, мне бы твои 19 лет! В ПУТЬ! Световая вырубка. Музыка. Рассвет. В «Майбахе» спят наши четверо героев. ЖЕРАР (потягиваясь): Где мой утренний кофе, господа? ВЛАДИМИР: Перебьетесь, мсье! Выпить бы!
ВЛАДИМИР: Елки-палки, ксендз, да ты просто свой в доску! ДАНИЭЛЬ: То не я. То Вахтанг прихватил.
ЖЕРАР: Все было бы прекрасно, если бы не эти проклятые янки! Каковы дальнейшие планы, господа? (Достает из бардачка автомобильную карту.) На Восток, до Дрездена? ДАНИЭЛЬ: Исключено. Нас троих зацапают русские. ВАХТАНГ: Мне совсем не улыбается угодить в проверочный лагерь. Оттуда вместо Тбилиси очень вероятно загреметь на Колыму. ЖЕРАР: Ясно! Дрезден исключается. ВЛАДИМИР: А не рвануть ли нам в Париж? Сам говорил: увидеть Париж – и умереть! ЖЕРАР: Там янки. Нас перехватят на полпути. И ты умрешь, так и не увидав Парижа. Черт возьми, только вчера мы были свободны, езжай куда хочешь, а сегодня никуда нельзя! Мы в тупике. Пауза. Бутылка ходит по кругу. Вдруг Жерар издает торжествующий вопль. ВЛАДИМИР: Ты что, офонарел? ЖЕРАР: Эврика, дети мои! Едем в Вену! Отсюда самая короткая дорога – до Вены. А уж там, сукины вы дети, я знаю каждый закоулок! ДАНИЭЛЬ: Но там американцы. ЖЕРАР: Там и русские, и англичане, и французы. ВЛАДИМИР: Верно говоришь! У семи нянек дитя без глазу. Пока они там между собой разбираются... ЖЕРАР: Там мы прямиком сунемся во французскую миссию. А уж французы нас выручат. Хватит раздумывать, едем! ДАНИЭЛЬ: Между прочим, Вену совсем не бомбили. ЖЕРАР: Значит, кабаки и прочие увеселительные заведения целы! Оляля! Вот где повеселимся на славу! ВАХТАНГ: Мне кажется, мы что-то слишком много веселимся... Световая вырубка... Здесь может быть антракт. ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ После антракта в фойе появляются солдаты в советской форме и вежливо, но твердо направляют людей в зал. - Граждане интернированные, прошу проследовать в красный уголок на общее собрание. С вами проведет беседу замполит проверочно-фильтрационного лагеря. Рассаживайтесь по местам. Граждане СССР должны содержаться отдельно от граждан других государств! На сцену выходит Замполит лагеря. (Им может быть тот же майор – тыловая крыса, который давал разъяснения генералу Смирнову по порядку захоронения.) ЗАМПОЛИТ: Граждане бывшие военнопленные и угнанные в неволю мирные жители! Поступили сигналы, что вы недостаточно зрело оцениваете свое положение. Некоторые из вас пытаются покидать расположение лагеря и свободно разгуливать по близлежащим населенным пунктам. Напоминаю, что это, а также несанкционированные контакты с местным населением и союзными нам военнослужащими армий США, Великобритании и Франции строго запрещены. Вы здесь собраны не случайно. Командование верит, что большинство из вас – честные советские люди. Однако коварный враг, отступая, оставил свою агентуру, которая и после нашей Победы будет продолжать вредительствовать, работая уже на новых хозяев. (Заглядывает в бумажку.) Необходимо выяснить также, при каких обстоятельствах вы попали в плен. Товарищ Сталин неоднократно указывал на то, что воин, сложивший оружие и сдавшийся врагу, совершает воинское преступление. Оправданием может служить лишь то обстоятельство, что он попал в плен тяжело раненым, не имея возможности к сопротивлению. Следует выяснить также, как вы вели себя в плену, не сотрудничали ли с гитлеровцами, не допускали ли пораженческих высказываний... Последнее относится и к мирным гражданам, угнанным в неволю... Женский крик из зала: «Товарищ майор! Товарищ майор!» ЗАМПОЛИТ: Напоминаю присутствующим, что вы должны обращаться ко мне «Гражданин майор»! Пока что неясно, товарищи вы или кто! У вас какой вопрос, гражданка? На сцену поднимаются две женщины, молодая и пожилая. Пожилая пытается удержать молодую, но та не в силах молчать. МОЛОДАЯ: Гражданин майор, да сколько терпеть можно? Немчура поганая над нами измывалась, теперь вот вы домой не отпускаете! Получается, из лагеря в лагерь! Где ж тут справедливость? Мы верили: придут наши, освободят, мы домой вернемся, счастливые... А тут снова колючая проволока, часовые на вышках... И солдаты пристают. Лапают! А я и в немецкой неволе никому не далась. Лицо углем мазала, хромой притворялась... Думала, приеду домой, Коленька мой с фронта вернется, обнимет... Эх, знал бы товарищ Сталин, как вы с нами обращаетесь! ПОЖИЛАЯ: Уймись, Лизавета! Понимаю, на душе накипело. А ты молчи! ЗАМПОЛИТ: Вы, гражданка, товарища Сталина своим языком не касайтесь. Еще выяснить надо, имеете ли вы право произносить его великое имя. ПОЖИЛАЯ: Простите ее, гражданин майор, она не подумавши.. А ты, девка, не прекословь, я седьмой десяток распечатала, тебе в бабки гожусь! Чем спорить и перечить – слушай умных людей, гражданина майора или хоть меня, да на ус мотай. И о Коленьке своем чего раскудахталась? Думаешь, он у тебя необыкновенный? Мужик он по природе кто? Скот! Пока добивается, человеком прикидывается, а как свое получил – скот! И сколь его ни ублажай, скотом и останется. Я их на своем веку столько перевидала – и все одинаковы: кашку слопал – ложку об пол. Любовь только в книжках и кино бывает. Ты думаешь, твой Коленька только о тебе и думает. Он теперь другую дуреху охаживает. Уж это как пить дать! МОЛОДАЯ: Да зачем вы так? Как жить без веры в людей, без любви и доверия? Для чего? ПОЖИЛАЯ: Эх и дура ты, девка, прости меня грешную. Как есть дура необразованная... Тебя не убили, не снасиловали, а ты вякаешь и гражданину майору настроение портишь! Простите ее, дуру! ЗАМПОЛИТ: Ладно! Советский воин по природе своей гуманист! Считаю инцидент исчерпанным. Больше жалоб, заявлений и претензий нет? Нет! Тогда смотрите один из любимых фильмов товарища Сталина «Веселые ребята». В главной роли – народная артистка, лауреат Сталинской премии Любовь Орлова. Постановка народного артиста, лауреата Сталинской премии товарища Александрова. Автор сценария гражданин Эрдман Николай Робертович, между прочим, за допущенные политически незрелые высказывания отбывал срок, однако осознал, перековался, и теперь вносит посильный вклад в развитие советского искусства... Гаснет свет. Идут кадры из «Веселых ребят». Вдруг пленка обрывается и начинаются совсем другие картины. КАК ВЗЯТЬ ДЕНЬГИ ВЗАЙМЫ Панорама Вены. Пратер. Уличные кафе. Магазины... Снова световая вырубка. Появляются наши герои в «Майбахе». . ЖЕРАР: Бог мой, как будто не было войны! Уверен, даже публичные дома открыты! Вена - есть Вена! Золотой город! ДАНИЭЛЬ: Жареным мясом пахнет. ВЛАДИМИР: Намек ясен? Народ хочет жрать! Веди нас, Жерар, ты хвалился, что знаешь здесь каждый закоулок! ЖЕРАР: Запаситесь терпением, сукины дети! Я знаю одно тихое местечко. Там мы сможем раздобыть немного денег и на жратву, и чтобы купить мне ботинки. Не могу же я войти в ресторан в смокинге и босиком? ВАХТАНГ: Как мы раздобудем денег? ЖЕРАР: Возьмем взаймы. У вас в Грузии дают денег взаймы? ВАХТАНГ: Друзьям дают – и очень охотно! ЖЕРАР: Здесь дают не очень охотно. Но мне не откажут. Слушайтесь меня и задавайте поменьше дурацких вопросов. Сворачивай налево, к этому универсальному магазину. Так, все на месте... как будто и не было войны... На третьем этаже кабинет хозяина... ДАНИЭЛЬ: Ты с ним знаком? ЖЕРАР: У меня в Вене полно знакомых! ВЛАДИМИР: Ты уверен, что этот буржуй даст тебе взаймы? Я сильно сомневаюсь. ЖЕРАР: Откуда тебе знать, что такое Запад! Слушайтесь меня – и я вам покажу, что надо делать, чтобы не подохнуть с голоду в этой проклятой Вене. Следующая сцена снова идет на экране, причем желательно стилизовать ее под довоенное черно-белое кино. Может быть даже немое. На Жераре поверх смокинга надета брезентовая куртка рабочего. Из карманов куртки торчат мотки проволоки и электрического шнура, отвертки и плоскогубцы. Он стоит на стремянке и ввинчивает в плафон лампочки. Отсюда видна массивная дверь с медной табличкой: "ДИРЕКТОР". Даниэль и Вахтанг в черных масках спрятались ниже, под лестницей. Появляются двое мужчин с черными саквояжами и двое полицейских. Мужчины с саквояжами проходят в кабинет директора, а полицейские ожидают их на площадке. Через некоторое время инкассаторы выходят из кабинета с саквояжами. Полицейские сопровождают их. Жерар роняет лампочку, она со звоном разбивается. Даниэль и Вахтанг выскакивают из под лестницы, наводят на полицейских и инкассаторов пистолеты. Полицейские поднимают руки. Жерар (тоже в маске) под прицелом пистолетов Вахтанга и Даниэля заклеивает им клейкой лентой рты и запихивает всех четверых в каморку под дверью. Вся троица сбегает вниз. Последний кадр – они выскакивают из магазина на улицу. В машине за рулем Владимир. Приятели размещаются в «Майбахе». Владимир запускает мотор. ЖЕРАР: Учитесь, сукины дети! Я давно придумал эту шутку, еще до войны. Мы с одним моим приятелем, моряком, навестили этот магазин в 36-м году. Эй, Вахтанг, как твое плечо? ВАХТАНГ: Болит левое, а я нес деньги в правой руке. Слушай, а этот твой моряк был откуда? Не из Рио-де-Жанейро? ЖЕРАР: Нет, он был из Марселя. А потом бросил ходить в море и поселился в Париже, на Набережной туманов. ВЛАДИМИР: Красивое название, черт возьми! ДАНИЭЛЬ (жестко): Запомни, Жерар, мы позволили себе это в первый и последний раз! ЖЕРАР: Конечно, последний, разве я спорю? Но как ловко получилось, а? Любой гангстер может нам позавидовать! Ребята, мы теперь богачи! Мы снимем шикарный номер в отеле и будем жить, как люди! ДАНИЭЛЬ: Останови машину! ВЛАДИМИР: Зачем? ДАНИЭЛЬ: Останови, так надо! Машина останавливается, Даниэль выходит. Останавливает прохожего. ДАНИЭЛЬ: Простите, господин, вы католик? ПРОХОЖИЙ: Да, но какое это имеет значение? ДАНИЭЛЬ: Примите подарок от бывшего студента-теолога из Варшавы. (Вручает ему Библию.) Она была со мной в самые трудные моменты моей жизни. Пусть теперь Господь хранит вас, как хранил меня... ПРОХОЖИЙ: Я... я не могу принять... ДАНИЭЛЬ: Он (показывает на небо) потребовал, чтобы я отдал Библио первому встречному. Первым встречным оказались вы. Неужели вы ослушаетесь Его воли? ПРОХОЖИЙ (растерянно): Я добрый католик... Конечно... Простите, а как вас зовут? ДАНИЭЛЬ: Это не имеет значения... Садится в машину. Шум мотора. В световом пятне остается только Прохожий, прижимающий к груди Библию. Американская военная полиция допрашивает потерпевших. ХОЗЯИН МАГАЗИНА: Дас ист унмёглихь! Это невозможно, господа! Вся дневная выручка! Город наводнен солдатами четырех великих держав, и под носом у них орудует шайка грабителей! Куда вы смотрите? Гитлер был мерзавцем, с этим никто не спорит, но при нем организованная преступность в Вене была истреблена. АМЕРИКАНСКИЙ ОФИЦЕР: Успокойтесь, сэр! Мы наведем порядок. А насчет Гитлера – полегче. Организованная преступность – неотъемлемая спутница демократии; не всем по нраву честный труд, а демократия не может пользоваться методами тоталитарного государства. У гангстеров есть адвокаты, хорошие адвокаты... не всякого преступника посадишь в тюрьму. Но мы с этим боремся. Что вы предпочитаете: шанс раз в жизни быть ограбленным или постоянный страх угодить в концлагерь? ХОЗЯИН: Какая-то у вас странная логика, господин офицер. Может быть, она хороша для Америки... АМЕРИКАНСКИЙ ОФИЦЕР: Что хорошо для Америки, то хорошо для всего мира. У вас что-то кроме денег пропало? ХОЗЯИН: Нет, только деньги. По-вашему, этого мало? АМЕРИКАНСКИЙ ОФИЦЕР: Плюньте на эти рейхсмарки, сэр. Скоро они станут дешевле туалетной бумаги. (К сержанту.) Свидетелей нашли? СЕРЖАНТ: Одного, сэр. Он видел, как в машину садились четверо мужчин с инкассаторскими саквояжами. Один из них, дюжий верзила, был босиком. АМЕРИКАНСКИЙ ОФИЦЕР: Интересно. Марку машины свидетель опознал? СЕРЖАНТ: Так точно, сэр. «Майбах», верх откидывающийся, на ветровом стекле след от пули. АМЕРИКАНСКИЙ ОФИЦЕР: Так! (Достает из кармана ориентировку.) Интересно, куда они бабу дели? (К Хозяину магазина.) Вас ограбили предположительно беглые эсэсовцы, нацистские преступники, скрывающиеся от возмездия. (К сержанту.) Думаю, они не такие идиоты, чтобы оставаться в Вене. Дуй, Джек, в машину и сообщи по рации нашим постам на выездах из Вены, чтобы задержали «Майбах»! Затемнение. Коридор роскошного отеля. Владелец ведет по коридору наших друзей. Жерар обулся и чувствует себя превосходно. ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Так чего же вы желаете, господа? Вы забраковали уже два люкса. Мне не совсем ясен уровень ваших притязаний. ЖЕРАР: Как вы догадываетесь, мсье, нам нужно все самое лучшее. Расходы нас не смущают. ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Боюсь, что если я назову цифру, она вас смутит. Жерар выжидающе смотрит на него. ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Есть еще аппартаменты... Но это будет стоить... (Наклоняется к Жерару и шепчет ему на ухо.) ЖЕРАР: Всего-то? Вы меня разочаровываете, мсье. ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: В этих аппартаментах останавливался сам Гиммлер, когда приезжал в Вену. Две спальни, рабочий кабинет, гостиная, две ванные... Мебель красного дерева. ЖЕРАР: У этих господ из нацистской верхушки был мещанский вкус. Впрочем... покажите... Владелец распахивает дверь, ведущую в номер. Жерар заглядывает. Чувствуется, что он с трудом сдерживает восторг. ЖЕРАР: Могло быть и получше. Вы в Лувре бывали, мсье? ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Приходилось. До войны, разумеется. ЖЕРАР: Покои Наполеона III осматривали? Нам желательно нечто в таком же роде. Но если нет... что же, и это сойдет! ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Простите, господа, вы все вчетвером будете жить в одном номере? ЖЕРАР: А вы шалунишка, мсье! Неужели мы похожи на педерастов? Нам нужны еще одни такие же аппартаменты с двумя спальнями и двумя ванными. Можно чуть поскромнее. ДАНИЭЛЬ: В которых останавливался хотя бы Риббентроп. ВЛАДИМИР: Или Кальтенбруннер. И будьте так любезны, пришлите в номер русской водки и грузинского вина. Цинандали. ВАХТАНГ: Лучше гурджаани. ВЛАДЕЛЕЦ: Урожая какого года прикажете? ВАХТАНГ: 37-го. Памятный год. Жерар вручает владельцу отеля толстую пачку кредиток. ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа! (Уходит.) Наши герои в отеле. Осматриваются. ЖЕРАР (передразнивая хозяина): В этих аппартаментах останавливался сам Гиммлер! С какой лакейской почтительностью он это произнес! Небось, готов был вылизать задницу своему всемогущему постояльцу! Мразь! Ненавижу! Жерар хватает стол и поднимает его над головой, а затем бросает оземь. Стол раскалывается. ДАНИЭЛЬ: Что ты делаешь? ЖЕРАР: Хочу почувствовать себя хозяином в этой паршивой конуре! Тем более, что на этом кресле, наверное, сидел сам Гиммлер! И наверно спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете! ВЛАДИМИР (хохоча): Ну, Жерар, ты даешь! Не ожидал такого от француза! А эти, мать их так, европейцы еще кричат, будто русские – вандалы. Мы еще посмотрим, кто тут вандал! ДАНИЭЛЬ (невозмутимо): Если я не ошибаюсь, вандалы как раз были германцами. Baxтанг, а ты что сидишь, как на панихиде? ВАХТАНГ: Я жду мой любимый гурджаани. Я мечтал о нем четыре с половиной года. ДАНИЭЛЬ: Прекратите же, наконец! Вы с ума сошли! ВЛАДИМИР: Плевать! За все уплачено! ЖЕРАР: Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся! ВАХТАНГ: Давай заплетать косички! ВЛАДИМИР: А это как? ВАХТАНГ: Держи пока стул. Потом подашь мне. Вынимает штору из удерживающего ее кольца, скручивает ее. Владимир подает ему стул, Вахтанг завязывает вокруг спинки узлом штору. ЖЕРАР: Хорошая идея! Даниэль, шевелись, помогай! Они с Даниэлем делают то же с второй шторой. ДАНИЭЛЬ: Комод мешает. ЖЕРАР: Я отодвину... (Отодвигает комод, за ним обнаруживаются прислоненные к стене несколько портретов.) А это что за сюрприз? ДАНИЭЛЬ: Наверно, покойные дедушка и бабушка хозяина отеля. ЖЕРАР: Вот его дедушка! (Показывает портрет Гитлера.) А вот и бабушка! (Портрет Гиммлера.) ВАХТАНГ: Не хотел бы я иметь таких родственников. ВЛАДИМИР: Стоп! А ну-ка, ставь их на комод! ЖЕРАР: Что с ними делать? ВЛАДИМИР: Судить! И расстрелять! (Достает пистолет. Жерар присоединяется к нему.) Подсудимый Адольф Гитлер обвиняется в военных преступлениях. ЖЕРАР: Господа присяжные! Ваше слово! ВАХТАНГ, ДАНИЭЛЬ: Виновен! ВЛАДИМИР: И в преступлениях против человечества. ВАХТАНГ, ДАНИЭЛЬ: Виновен! ЖЕРАР: Какую меру наказания выносит трибунал? ВАХТАНГ, ДАНИЭЛЬ: Смертная казнь! ЖЕРАР: Подсудимый Генрих Гиммлер обвиняется в военных преступлениях и преступлениях против человечества. ДАНИЭЛЬ: Виновен! ВАХТАНГ: Казнить гада! ВЛАДИМИР: Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! ВАХТАНГ: Огонь! Владимир и Жерар стреляют. Осторожный стук в дверь. Стрельба пpекращается. Официант вкатывает тележку с вином и закусками. За ним Владелец отеля. ВЛАДИМИР: Перекур! (Достает с тележки водку, наливает в один из уцелевших бокалов, опрокидывает залпом, закусывает колбасой.) Вахтанг! Твое любимое гурджаани пожаловало! ВАХТАНГ: Мой любимый гурджаани! (Берет бутылку, стирает с нее пыль, наливает в бокал, смотрит на свет.) Ну, здравствуй, дорогой! Как долго я к тебе шел! ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: Господа, как это понимать? Дорогая мебель, восемнадцатый век, господа! ВЛАДИМИР (с набитым ртом): Не волнуйтесь, дружище! Просто нам некуда девать силы после этой проклятой войны, и мы решили немного поразмяться. Ведь если бы на нашем месте оказались Гиммлер и Кальтенбруннер, вы бы молчали в тряпочку. А мы чем хуже? ЖЕРАР: Мы лучше! Намного лучше! ВЛАДИМИР: Конечно, мы лучше, потому что мы готовы возместить вам весь ущерб. (Вручает ему пачку банкнот.) Вот это вам за восемнадцатый век! (Вручает другую пачку.) А это за стрельбу! Мы в расчете? ВЛАДЕЛЕЦ ОТЕЛЯ: О, за такие деньги вы можете разнести хоть весь отель. ЖЕРАР: Спасибо, старина, на досуге мы подумаем над твоим предложением. А теперь проваливай, не мешай веселиться! (Поворачивает Владельца отеля лицом к двери и дает ему нежный пинок коленом под зад. К официанту.) А тебе отдельное приглашение требуется? Официант ретируется вслед за Владельцем. ДАНИЭЛЬ: Вена – ведь это мировая столица музыки. Моцарт, Штраус, Шуберт... Неужели мы здесь не услышим великую музыку? Затемнение. Штаб генерала Смирнова в Вене. Входит генерал Смирнов. Офицер, ожидавший его, отдает честь. ГЕНЕРАЛ: Смена тебе должна вот-вот прибыть, так что можешь ехать в командировку со спокойной душой. Хотя честно скажу, капитан Новиков, жаль мне тебя отпускать. ОПЕРАТИВНИК: Спасибо на добром слове, товарищ генерал! Входит Федотов. ФЕДОТОВ: Товарищ генерал, старший лейтенант Федотов прибыл в ваше распоряжение! СМИРНОВ: Вольно! (К оперативнику.) А вот и смена. После занятий введешь его в курс дела, пройдешь с ним по Вене, покажешь маршруты патрулирования. А ты, Федотов, сегодня же зайди к интенданту и стань на довольствие. Интендант у нас на службе до 23 часов. ОПЕРАТИВНИК (тихо): Это чтобы служба медом не казалась. Не любит генерал тыловых. Зато фронтовикам – как родной отец. СМИРНОВ: Федотов! ФЕДОТОВ: Я, товарищ генерал! СМИРНОВ: Да не тянись ты, этот балет еще Суворов не любил! В приемной моей никого не заметил, когда пришел? ФЕДОТОВ: Так точно, заметил. Там сидит капитан медицинской службы. СМИРНОВ: Ну и как он сидит? ФЕДОТОВ: Как на иголках, товарищ генерал. СМИРНОВ: Душа, значит, в пятки ушла? Ну ладно, пригласи капитана сюда. И сам останься. Вот что нам приходится разгребать... после Победы. Входит капитан медицинской службы. С чемоданчиком. Уже немолодой, в нем нет офицерской лихости, и форма сидит на нем невнушительно. Отдает честь. ВОЕНВРАЧ: Товарищ генерал, капитан медицинской службы Садчиков по вашему приказанию прибыл! СМИРНОВ: Значит, Садчиков Николай Трофимович, начальник 2-го хирургического отделения эвакогоспиталя № 4719, 1907 года рождения... ВОЕНВРАЧ: Так точно, товарищ генерал. СМИРНОВ (продолжая читать бумагу): ..уроженец города Туапсе Краснодарского края, русский... Русский? ВОЕНВРАЧ: Так точно, товарищ генерал, русский. Меня иногда действительно принимают за еврея. Оттого, что врач... и что внешность, простите, интеллигентная. А еще пью мало. СМИРНОВ: А вот старший лейтенант Федотов вообще не пьет! Встань, Федотов, покажись! (Тот исполняет.) А его за еврея никто не принимает... Ладно, что русский – это хорошо. Плохо, что беспартийный. Отчего не вступил? ВОЕНВРАЧ: Считаю себя недостойным. СМИРНОВ: В твоем личном деле сказано: проявил мужество и самоотверженность, оперируя раненых в полевом лазарете... Значит, и под огнем бывал, и под бомбами... А все же недостоин? Военврач молчит. СМИРНОВ: А вот что о тебе пишут. «Начальник второго хирургического....» ну и так далее... «пребывая на территории Польши, Германии и Австрии, собрал большую коллекцию патефонных пластинок, всего около двухсот единиц, преимущественно различных симфоний и прочих произведений, в свое время метко охарактеризованных органом ЦК ВКП(б) газетой «Правда» как сумбур вместо музыки...» ВОЕНВРАЧ: Товарищ генерал, разрешите... Это вовсе не сумбур. Это классика... СМИРНОВ: Посмотрим, что это за классика... «...в том числе сочинения немецко-фашистского композитора Рихарда Вагнера, являющиеся любимой музыкой Гитлера и его окружения. Как выяснилось, капитан медслужбы Садчиков, используя служебное положение и злоупотребляя попустительством со стороны начальника госпиталя...» вот ведь как! Ваш замполит тоже медик? ВОЕНВРАЧ: Никак нет, товарищ генерал. Майор Белобрынцев был редактором дивизионной газеты, но в январе переведен к нам замполитом. Не знаю, по какой причине. СМИРНОВ: Писатель, едри его в дышло! «...систематически организовывал прослушивание всевозможных симфоний и прочих опер композиторов немецкого происхождения, как то: Бетховена, Баха, Шумана, Моцарта, Мендельсона и Шуберта...» Грамотей! Моцарт и Шуберт – не немцы, а австрийцы! «... в присутствии врачей, медсестер и военнослужащих, находящихся на излечении... Свои действия Садчиков пытался объяснить тем, что он так называемый «миломан»... Меломан следует писать через е! Представляю, каким редактором был этот Белобрынцев! «... и без музыки жить не может, а на раненых она будто бы действует благотворно и, более того, способствует заживлению ран и ускоряет выздоровление». ВОЕНВРАЧ (робко): Так ведь это правда, товарищ генерал! Я лично убедился на собственном опыте! СМИРНОВ: Возможно. Так что же делать с тобой, доктор? Там написано, что любовь к музыке не может служить оправданием пропаганды гитлеровского искусства и распространением среди советских людей фашистской идеологии. ВОЕНВРАЧ: Товарищ генерал, я фашистскую идеологию не распространял. СМИРНОВ: А что у тебя в чемоданчике, доктор? ВОЕНВРАЧ: Как положено... Смена белья, теплые вещи, консервы в дорогу... И Вагнер, 17 пластинок. Добровольно сдаю. Может, товарищ генерал, это облегчит мою участь? СМИРНОВ: А ну-ка покажи. (Врач раскрывает чемоданчик и достает пластинки.) О, да тут все «Кольцо Нибелунгов». Байрейтская опера! Вот что, доктор. Тебе их хранить все равно нельзя! Мы составим акт, что ты строго предупрежден о недопустимости повторения подобных действий, а пластинки изъяты и уничтожены. ВОЕНВРАЧ: Товарищ генерал... СМИРНОВ: Спокойно, доктор! Мы тут тоже не звери. (Раскрывает сейф, кладет в него всю стопку пластинок.). На досуге послушаю. Не удивляйся, не один ты меломан. А Бетховена, Шуберта, Шумана, Моцарта и Мендельсона оставь себе, только слушай их у себя на квартире. И окна закрывай, чтобы какая-нибудь сволочь опять не донесла... ВОЕНВРАЧ: А как же вы, товарищ генерал? А если в вашем окружении... (обрывает себя.) СМИРНОВ: Хочешь сказать: найдется стукач? Во-первых, маловероятно. А во-вторых, мне по службе положено изучать вражескую пропаганду, чтобы быть во всеоружии... Так что иди, доктор, лечи раненых бойцов и крути им музыку... только нашу. Чайковского там, Мусоргского, Римского-Корсакова. Да хоть Дунаевского! Тоже помогает. Будь здоров, хирург! Затемнение. Слышна музыка. (Лучше всего, что-то из вокальных произведений Шуберта, для женского голоса, скажем, «Маргарита за прялкой». Потому что той же музыкой начнется следующая картина.) жүктеу/скачать 468 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|