Чайковский Ю
Вклад теории биоэволюции в историческую науку
жүктеу/скачать 1.96 Mb.
|
Вклад теории биоэволюции в историческую наукуГлавным вкладом, как уже сказано, видится указание на самоорганизацию. Говорят о ней давно, но ныне выясняется, что она как движущий фактор главенствует не только над «борьбой за существование», но и над «наследственностью и изменчивостью», оттесняя всех трех на периферию эволюционизма. Из этого новшества следует извлечь многое наукам гуманитарным, 150 лет черпавших идеи из дарвинизма. Конкуренцию славили, а сотрудничество – нет, что породило величайшие беды. В главе 3 уже говорилось, что эволюция в прежнем смысле кончилась (слиянием макро- и микроуровней по Янчу), а теперь надо добавить, что начавшаяся эволюция нового типа идеалистична более явственно, чем прежняя. В самом деле, прежнюю можно было в терминах материализма если не понять (дабы успешно использовать), то хотя бы описать. Нынешнюю единую эволюцию природы и цивилизации таким путем даже описать невозможно: она течет примерно в 100 тысяч раз быстрее прежней, и уже это наводит на мысль, что она быстра, как мысль. При ней виды формируются сознательно, и численность каждого (и его давление на природу) в тысячи раз больше, чем у его дикого предка (предков). Словом, людьми создана новая экология. Ее ведут люди, единственный вид (он же в экологическом смысле царство – см. Ч-08, п. 10-10), диктуя эволюцию остальным видам дикой и одомашненной природы, каковыми сам кормится и от каковых сам страдает. Параллели экологических процессов геологического и исторического масштабов времени проводил еще 60 лет назад эколог Чарлз Элтон [1960]. Естествен вопрос о новом теоретическом аппарате. Для понимания новых эволюционных процессов не дано пока ничего, кроме выявления рефренов и тенденций, а на их основе – диапрогноза (LR, т. 14, с. 16). * * * Поскольку феномен рефрена принято считать непонятным, мне уже случилось [Ч-10, с. 316] высказать свое мнение: рефрен вполне понятен как следствие фрактальной структуры мира. Фрактал – математическая структура дробной размерности, для которой характерно, что либо она сама, либо ее части обладают свойством самоподобия (большое подобно малому, а то – еще меньшему и т.д.). На всех уровнях, от галактик до атомов, видна фрактальность, и причина этого тоже довольно очевидна: такова природа самих чисел, поэтому всё, что подчиняется арифметике, должно быть фрактально. С этим вскоре согласился Б.А. Богатых [2011, с. 175]. Любой отрезок вещественной прямой устроен точно так же, как и любая часть его или любого иного отрезка. Это еще не фрактал, ибо всякий отрезок имеет единичную размерность, но на отрезке легко получить (выбрасывая точки по очень простому закону) фрактал. Точнее, одномерный фрактал. Но возможны и многомерные фракталы (ведь самоподобие касается и фигур на плоскости, и тел в пространстве). Ими определяются многие свойства экосистем и их эволюции. Многомерным фракталам свойственны и параллелизмы, и мозаичность (достаточно взглянуть хотя бы на иллюстрации [Пайтген, Рихтер, 1993]), поэтому на них всюду выявляются рефрены. Может показаться странным, что объяснение биологического феномена дано не биологическое, а математическое. Но иначе и быть не может: если феномен вездесущ, то и носители его вездесущи, а таковыми прежде всего являются числа; арифметике подчиняется любое явление (кроме, насколько знаю, только диалектического материализма и его следствия, нового дарвинизма, СТЭ). Можно сказать, что теория фракталов и есть основа того будущего исчисления параллелизмов, о котором смутно мечтал Мейен. Он не успел ничего узнать про фракталы, но его интуиция верно подсказала ему, что если феномен рефрена вездесущ и внемасштабен, то он может лечь в основу биологии. Если простейшие рефрены вроде конечностей позвоночных (Ч-90, с. 52; Ч-08, с. 322) суть эмпипические обобщения по Вернадскому, то рефрен вообще (как феномен типологической упорядоченности мира по Мейену) – понятие идеальное. * * * Цель анализа должна состоять не в прогнозах, они либо неопределенны (как у цыганки: «дальняя дорога, казенный дом»), либо проваливаются. Цель в понимании того, как поступать в неожиданной ситуации, когда она уже обозначилась. У В.В. Жерихина читаем, что вновь возникающие в ходе экологического кризиса виды будут «высокоустойчивы к антропогенным загрязнениям, включая пестициды и иные средства контроля. […] Время изменений коротко по меркам не только геологическим, но даже и человеческим. […] Стабилизация же новой экологической системы – процесс геологически протяженный. […] Так называемая охрана природы на ограниченных охраняемых территориях неспособна предотвратить эволюционный кризис в остающейся окружающей среде. Я думаю, этот сорт экологической угрозы, который доныне практически игнорировался, следует считать очень серьезным» [Жерихин, 2003, с. 336]. Словом, борьбу людей с одной бедой может обрушить вдруг возникшая другая беда, нехватка ресурсов сельского хозяйства. И это тоже эволюция. Ее давно заметили, создали службы «так называемой охраны природы», но ничего не сделали для ее понимания, а с тем и для спасения природы. Всё сказанное и многое, еще не сказанное, достаточно ясно говорит, что нужна новая единая теория земной эволюции, включая изменение природы людьми и эволюцию государств. * * * С самого возникновения государств история носит характер их столкновения и взаимодействия, чего совсем не видно у авторов «универсальной эволюции», и потому нужен иной аппарат. К сожалению, в европейской традиции изложение истории от Гомера и до конца 19-го века велось «от войны к войне», при нараставшем с 14-го века (и особенно с 17-го) вкраплении описаний торговли и хозяйства, а прочее было маргинально. Лишь на грани веков почти одновременно появились Бенедетто Кроче в Италии, П.Н. Милюков в России, Люсьен Февр (затем школа «Анналов») во Франции, Освальд Шпенглер в Германии и Арнольд Тойнби в Англии. Это сменило тенденцию – история культуры заняла важное место в умах и книгах историков. А с появлением в 1967 г. понятия пассионарности (Л.Н. Гумилев) в изложение истории, наконец, твердо добавилась биология – см. главу 2. Странно, но факт: этот дилетант, то и дело путавший реалии и пояснявший историю одних народов аргументами из истории других (словно Шмальгаузен55), всех заставил говорить о новом – о метисации (массовом рождении полукровок) и о пассионарности – как основах психологии масс и как о факторах эволюции цивилизаций. Нынешнюю стычку между цивилизацией «золотого миллиарда», стареющей в бесцельном самодовольном благополучии, и двумя заново формирующимися противниками: напористой цивилизацией Востока и всё крушащей полуцивилизацией Юга – не удается выразить в привычных терминах. Обще у всех трех разве что безразличие к требованиям уничтожаемой природы, прикрываемое разговорами об «охране окружающей среды», тогда как давно нужно ее спасать. Их и должна указать новая теория эволюции, основанная не на конкуренции, а на самоорганизации. Исламизм застал Европу врасплох. О начале столкновения цивилизаций уже в 1990-х годах написаны и обсуждены книги эволюционного толка (о них см., напр.: [Наумкин, 2015]), но Запад их не усвоил, он видел и видит лишь борьбу добродетели со злом (своей с чужим) и соответственно реагирует. Хотя зло исламизма несомненно (так думает и большинство мусульман), но европейский подход не дает полезных рекомендаций, как вести себя с этой напастью. Мало кому заметно, что нынешняя миграция из Азии и Африки в Европу есть начало нового этногенеза, но понимать ее роль необходимо. Мало кто думает о том, что метисация населения Европы, пока слабая, резко возрастёт с ликвидацией мусульманских анклавов (к каковой ныне призывают ввиду их криминальности), и этногенез войдет в полную силу. Вспомним давнюю истину, что лечить следует не столько симптомы, сколько их причину, саму болезнь. Вся история западной Евразии – массовые движения на восток и обратно. Они губительны сами, а их последствия много более длительны. Перечислять их тут не место, напомню лишь, что Александр Македонский дошел до Инда и Яксарта (Сырдарьи), а римляне до Армении и Месопотамии. Навстречу им Аттила дошел до Франции и Италии, арабы до Испании, Батый до Польши и Венгрии, а турки-османы завладели Балканами. Жестокость нашествий была огромна, но сопровождалась смешением и сменялась сосуществованием. Биоэффект очевиден: так, русские князья, сами – полукровки, вновь и вновь женились (по политической надобности) на дочерях завоевателей, а русские девушки в массе рожали полукровок внебрачно (по принуждению завоевателей или без оного). Соответственно, завоеватели в массе брали русских пленниц в жёны и наложницы. Исследований этого биоэффекта мне не известно, хоть Гумилев на него и указал. Еще надо помянуть Крестовые походы: и теперь, через 700-900 лет, исламисты ставят их в вину европейцам. По-моему, сами исламисты являются крестоносцами наоборот, и судьбу их можно ожидать ту же: свирепый краткий успех и быстрый распад. Атакуемый ныне Запад успокаивает себя огромным перевесом в ресурсах, технических и финансовых. Это так, но в отношениях с Востоком перевес сокращается. Что касается отношений с Югом, то в истории не раз стареющая могучая цивилизация гибла под напором огромной полуцивилизации, побеждавшей единственным своим избыточным ресурсом – активной людской массой, бездумно гибнувшей, как гибнет в организме пул иммунных клеток. Исламовед В.В. Наумкин [2015], желая успокоить нас, напоминает, что когда-то исламский мир был культурнее христианского, что он обрел и долго сохранял веротерпимость, каковой у христиан не было, и нёс в Европу новую культуру с чертами Античности. Да, это так, но это не успокаивает ничуть. Надо уловить нынешнюю тенденцию, а она тревожна. Приходится напомнить, что и тогда, при расцвете ислама, маятник моды колебался. Ислам, сперва полудикий, быстро стал культурным, и в едва основанном Багдаде в 8-м веке уже появилась Академия, позже знаменитая. В 10-м веке арабская Испания, по словам крупного арабиста, была полна «сетью академий, высших и средних школ. Знание, клерикально осужденное упадочными абассидскими халифами Багдада, тут в Испании ценилось выше всего. Халиф Хáкам II собрал огромную библиотеку». «Заботясь о всеобщем обучении даже самых бедных классов, Хакам II открыл в своей столице Кордове 27 бесплатных училищ. При нем – в то время как в христианской Европе грамотны были только духовные, – почти каждый в Испании умел читать и писать, а университет кордовский славился во всем мире» [Крымский, 1909, с. 263]. Словом, ученые Европы учились тогда и позже у арабов. Но уже в начале 11-го века блеск их культуры начал тускнеть, а в Европе в конце века, наоборот, открылись первые два университета, и вскоре арабы учились в Европе, где началось Высокое средневековье. Его не стоит идеализировать – костры запылали тоже вскоре. Еретиков изредка жгли с 9-го века, а первые 10 профессоров Парижского университета сожжены в 1210 г. В 1233 г. учреждена инквизиция, отмененая позже всего в Испании, в 1834 г. (Замечу, что с 18-го века осужденных душили и жгли уже мертвых.) Как видим, колебания культур христианства и ислама расходятся по фазе, и это во многом движет историю последних 1500 лет. Учиться у фанатиков невозможно, отменить их нашествие – тоже, и остается смягчать беды, ожидая прихода очередной эпохи сосуществования. Для этого надо отучиться видеть себя высшими и, прежде всего, отказаться от навязывания другим своих норм, именуя их «общечеловеческими ценностями». Разумный ответ исламистам должен гасить их ярость, а не разжигать, но об этом никто не думает. Вопрос многопланов, и замечу только, что проникновение европейских норм, включая освобождение женщин, в страны ислама сто лет не вызывало активного протеста (пассивный никогда не исчезал), а к концу 20-го века стало вызывать. В ответ Западу следовало умерить экспорт новационного пыла, он же, наоборот, как раз тогда усилил экспансию своих идеалов. Назову лишь «сексуальную революцию» и карикатуры на пророка – и то, и другое для мусульман неприемлемо, что понять вроде бы нетрудно, было бы желание. Но его не было и нет. Разумеется, причины исламистской агрессии лежат много глубже, нежели заявлено. Наумкин видит их в оскорбленном самолюбии Востока, и это верно, но этого мало. Веками мусульмане и китайцы покорно терпели нашествие Запада, а теперь вдруг пошли в контрнаступление. Почему теперь? Потому, полагаю, что пришло время их пассионарности, ныне превосходящей европейскую. жүктеу/скачать 1.96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|