Четвертый ФилософиЯ нового времени

Джордж Беркли (1685-1753) родился на юге Ирландии в английской дворянской семье, учился сначала в школе, где до него учился Джонатан Свифт, а в 15 лет поступил в колледж Св. Троицы Дублинского духовного университета. В 1704 г. Беркли становится бакалавром искусств, а с 1707 г. преподает в этом же колледже. В 1709 г. его рукополагают в диакона англиканской церкви. В это же время выходит его первая работа «Опыты новой теории зрения».

Беркли интенсивно разрабатывает свою новую теорию, корнями уходящую в сенсуализм Локка. В 1710 г. он публикует трактат «О принципах человеческого знания» (основная его работа). В 1713 г. основные положения этого трактата Беркли излагает в более популярной форме в работе «Три разговора между Гиласом и Филонусом». Это диалоги между вымышленными героями («Гилас» — материалист, от греч. ὕλη — «материя», а Филонус — «любитель ума», «философ»).

В 1728 г. Беркли уезжает в Америку на остров Лонг-Айленд, где хочет основать колледж для обучения проповедников для миссионерской деятельности в Америке, однако эту идею осуществить не удалось, и в 1731 г. он возвращается на родину. В 1732 г. выходит «Антифрон» — богословская работа, апология христианства. В 1734 г. Беркли становится епископом англиканской церкви и до 1752 г. служит в г. Клейн на юге Ирландии. В это время он практически не пишет, единственная работа — «Сейрис», где он подвергает критическому анализу математические идеи Ньютона и Лейбница. В 1752 г. его приглашают в Оксфорд, но через год он умирает.

В советской литературе под влиянеим В. И. Ленина сложилось мнение о Беркли как о субъективном идеалисте, каковым он, конечно же, не являлся. Субъективным идеализмом называется в марксистской литературе философское направление, представители которого отвергают существование объективной реальности, независимой от воли и сознания субъекта. Но ведь Беркли был христианином, задачу своей философии он видел в апологии христианства и критике атеизма. Именно исходя из этого и следует понимать всю его философию. В противном случае он вообще не мог бы считаться христианином, ибо для этого необходимо верить в реальность Христа и всего тварного мира. Утверждать, что кроме познающего субъекта в мире ничего нет, как это делает субъективный идеалист, для христианина абсурд.

Итак, цель философии Беркли — апология христианства и критика атеизма. Главной причиной атеизма Беркли считал материализм, т. е. веру в объективное, независимое от человека существование материи. Откуда эта вера берется? Ответ на этот вопрос Беркли пытается найти в своей первой работе, «Опыт новой теории зрения», в которой высказывает мнение, что причиной материализма является убежденность в объективном существовании пространства, и подвергает критике ньютоновское понимание пространства как некоторого вместилища тел. В следующих работах — трактате «О принципах человеческого знания» и в «Трех разговорах между Гиласом и Филонусом» — Беркли видит причину существования материализма в вере людей в существование материи. Критике этой уверенности Беркли и посвящает две данные работы.

Главной причиной материализма, по Беркли, является реализм понятий. Поэтому вначале Беркли рассматривает проблему общих понятий. Он пишет, что вера в реальное существование общих понятий – это серьезное заблуждение. Более того, Беркли критикует вообще веру людей в существование общих понятий, даже если эти понятия существуют лишь в уме человека. Такую теорию предложил Локк, согласно которому общие понятия образуются посредством абстракции. Например, человек, наблюдая различные предметы (скажем, мел, сахар, снег), обнаруживает, что все эти предметы белые, поэтому он абстрагирует свойство белизны от носителя этого свойства и таким образом образует понятие белизны. Далее человек может производить следующую ступень абстракции — вводить понятие цвета и т. д. вплоть до самых общих понятий, наиболее общим из которых является понятие материи.

Беркли утверждает, что, как он иронически пишет, «обладают ли другие люди такой чудесной способностью образовывать абстрактные идеи, о том они сами могут лучше всего сказать. Что касается меня, то я должен сознаться, что не имею ее»¹. Какое бы общее понятие Беркли ни пытался себе представить, он всегда представляет его в совокупности с неким чувственновоспринимаемым носителем. Если Беркли пытается представить себе белизну, он представляет себе снег или мел, если он пытается представить себе человека вообще, то это ему тоже не удается — в его уме всегда возникает образ какого-то конкретного человека. Поэтому общих понятий не существует — это ошибка философов, которая, по Беркли, возникает вследствие неправильного употребления слов (точнее, вследствие злоупотребления словами), поскольку люди, пользуясь словами (а такие слова, как «белизна» и «человек», конечно же, существуют), считают, что эти слова действительно что-то обозначают.

По Беркли, эти слова ничего не обозначают, кроме конкретного предмета. Нет человека вообще — есть только конкретный индивидуальный человек. Поэтому слово является знаком (здесь Беркли согласен с Гоббсом), но знаком не общей идеи, существующей в нашем уме, а знаком идеи, соответствующей конкретному предмету. Поэтому нет и понятия материи, как нет идеи материи как наиболее общего понятия. А то, что это понятие к тому же еще вредно и противоречиво, Беркли пытается показать в своем трактате.

Беркли исходит из принципа, что о существовании вещи мы судим на основе того, что мы ее воспринимаем, т. е. утверждает, что существовать — значит быть воспринимаемым: «…объект и ощущение одно и то же и не могут поэтому быть абстрагируемы одно от другого»². Поэтому существующие вещи — это такие вещи, которые могут быть восприняты чувствами непосредственно, а не через слова, понятия и т. д.

Что мы воспринимаем посредством чувств? Конечно же, в чувствах нам даются некие качества, но не сами предметы, поэтому чувственные вещи есть лишь набор этих качеств или сочетание их, но не сам предмет. В «Трех разговорах между Гиласом и Филонусом» Беркли последовательно рассматривает каждое конкретное качество, чтобы показать, что никакое из них не принадлежит предмету.

Вначале он рассматривает теплоту и говорит, что поскольку сильная теплота и сильный холод вызывают страдание, а страдание есть свойство лишь живого мыслящего существа, то теплота не может принадлежать неодушевленному материальному предмету. Например, если человек поместит одну руку в холодную, а другую — в горячую воду и затем погрузит обе руки в теплую воду, то эта вода покажется одной руке горячей, а другой — холодной. Поскольку одна и та же вода не может быть одновременно и холодной и горячей, то, значит, вода не имеет в себе теплоты или холода. Теплота и холод — это свойства воспринимающего субъекта.

То же самое Беркли проделывает и с другими вторичными качествами — вкусом и запахом. Вкуса и запаха тоже не может быть в предмете, они могут быть только в человеке. Звук также не может принадлежать самому предмету, хотя он и представляет собой, как утверждают ученые, колебания воздуха (колокол не звучит, если его поместить в вакуум). На это Беркли возражает: если звук есть колебания атомов или молекул воздуха, то тогда мы должны были бы звук видеть или ощущать его колебания. Если же мы звук слышим, то таким образом мы также отличаем звуковой образ, который возникает в нашем сознании, от тех колебаний, которые происходят в воздухе или в самом теле. Поэтому и звук также принадлежит только субъекту.

О цвете. Если цвет принадлежит объекту, то, скажем, почему облако на закате пурпурное, а не белое, каково оно днем? Еще со времен Античности существуют и другие доказательства субъективности цвета. Так, больной желтухой воспринимает цвета совсем иначе, чем здоровый человек; если на предмет, окрашенный в один цвет, посмотреть в микроскоп, то там мы увидим совсем другие цвета. Поэтому нельзя сказать, что цвет принадлежит самому предмету — цвет является свойством субъекта.

Но эти аргументы мы уже знаем, встречались они у Демокрита, Галилея, Локка, которые говорили, что объективно существуют только первичные качества, а вторичные качества субъективны. Первичными качествами Локк (а до него Галилей и еще раньше Демокрит) называет качества, принадлежащие самому материальному предмету. Таковыми являются его форма, вес, размеры и т. д., а вторичные качества (вкус, цвет, запах и т. п.) предмету не принадлежат, а возникают в уме воспринимающего эти качества субъекта.

Беркли же утверждает, что не только вторичные, но и первичные качества предметам не принадлежат. Действительно, величина, т. е. протяженность и форма, не может быть присуща самому предмету, поскольку один и тот же предмет может казаться и большим, и маленьким в зависимости от того, вблизи или вдали от него мы находимся. Бывают мелкие животные, которым одна и та же вещь может показаться значительно большей, чем нам (вещь не может быть и большой и маленькой одновременно). Другое первичное качество, движение, также не присуще самим вещам, потому что движение относительно и мы можем сказать, что вещь движется быстро, медленно или покоится в зависимости от того, с какой точки мы на нее посмотрим. Плотность — это сопротивление тела действующей на него силе, поэтому и плотность мы воспринимаем также исходя из наших органов чувств, а значит, она не принадлежит предметам. Поэтому нет никаких первичных качеств.

Беркли утверждает, что разницы между первичными и вторичными качествами не существует, а поэтому материальным предметам не принадлежат ни те, ни другие качества. «Если достоверно, что первичные качества неразрывно связаны с другими ощущаемыми качествами, от которых не могут быть даже мысленно абстрагированы, то отсюда ясно следует, что они существуют лишь в духе. Но я желал бы, чтобы кто-нибудь сообразил и попытался через мысленное абстрагирование представить себе протяжение и движение какого-либо тела без всяких других ощущаемых качеств. Что касается меня, то для меня очевидно, что не в моей власти образовать идею протяженного и движущегося тела без снабжения его некоторым цветом или другим ощущаемым качеством, о котором признано, что оно существует только в духе. Короче, протяжение, форма и движение, абстрагированные от всех прочих качеств, немыслимы»¹.

Иначе говоря, представить первичные качества тела (скажем, его протяжение) без вторичных (например, без цвета тела) невозможно. Ведь как мы воспринимаем первичные качества — протяженность, форму и движение? Не может быть тела, имеющего протяжение, не окрашенного ни в какой цвет. Мы не можем воспринимать плотность тела без осязания. Поэтому мы всегда воспринимаем первичные качества при посредстве качеств вторичных. Если бы тело не было окрашено ни в какой цвет, то мы не воспринимали бы ни форму, ни движение, ни размеры этого тела. Поэтому нет ни первичных, ни вторичных качеств. Причина ошибки людей, признающих объективность первичных качеств, состоит в том, что первичные качества при воздействии на человека не вызывают у него никаких эмоций, а вторичные качества вызывают у него состояние удовольствия или неудовольствия. На этом основании делается вывод, что вторичные качества существуют субъективно, а первичные объективны. Но обстоятельство, что первичные качества не вызывают никакого удовольствия и вообще никаких эмоций, еще не говорит в защиту их объективности.

Критикуя понятие материальной субстанции, Беркли останавливается на значении самого слова «субстанция». Что означает слово «поддерживать», которое мы употребляем, говоря о субстрате, о субстанции (слово «субстанция» — в дословном переводе «то, что стоит под» — означает поддержку, основу, нечто, находящееся под всеми вещами, что поддерживает все многообразие материальных вещей)? Что такое «поддерживать», что такое «простираться под», спрашивает Беркли. Можно видеть конкретные предметы, но чтó под ними находится, чтó их поддерживает, это воспринять невозможно. Есть ощущения об этих предметах; но никакого ощущения о материи нет. Поэтому понятие материи на основании ощущения не возникает, а потому нет и никакого материального субстрата (вспомним, что для Беркли основным принципом было существовать — значит быть воспринимаемым).

На основании этих аргументов можно было бы сделать вывод, что поскольку не существует материи, то нет и материальных вещей. Но это не совсем так. Беркли хочет показать, к каким абсурдным выводам можно прийти, если допустить объективное, независимое существование материи. По Беркли, получается, что «само понятие о том, что называется материей или телесной субстанцией, заключает в себе противоречие»¹: допустив, что материя существует и что она воздействует на наши органы чувств, мы придем к выводу, что не существует ни материи, ни материальных тел. Иначе говоря, если мы допустим, что чувства отражают свойства реального материального мира, то мы придем к выводу, что этого мира не существует. Поэтому понятие материи не только излишне (поскольку мы познаем лишь данные своих органов чувств и никакого понятия материи для этого нам не нужно), но и противоречиво, поскольку, допуская существование материи, мы приходим к выводу, что никакой материи не существует. Поэтому, говорит Беркли, мы должны исходить из совершенно других принципов познания.

Беркли утверждает, что все многообразие вещей реально существует, но не как независимая от ума материальная действительность, а как то, что существует лишь в духе. Беркли не говорит «в моем духе», но просто: «в духе». Все люди воспринимают одни и те же предметы одинаково, следовательно, они существуют не в моей душе, но в духе вообще. Поэтому если мы уверены, что мир существует, то существует и некий дух, который порождает этот мир. «…Существует некоторая причина этих идей, от которой они зависят и которой они производятся или изменяются. …Ясно видно, что эта причина не может быть качеством, идеей или соединением идей. Она должна, следовательно, быть субстанцией; но доказано, что не существует телесной или материальной субстанции; остается, стало быть, признать, что причина идей есть бестелесная деятельная субстанция, или дух. Дух есть простое, нераздельное, деятельное существо; как воспринимающее идеи, оно именуется умом; как производящее их или иным способом действующее над ними — волей»¹. Таким образом, Беркли приходит к доказательству существования Бога. «Обычно люди верят, что все вещи известны Богу или познаются им, потому что они верят в бытие божье, тогда как я, — говорит Беркли устами Филонуса, — напротив, непосредственно и неизбежно заключаю о бытии Бога на том основании, что все чувственные вещи должны восприниматься им»².

Понятна логика Беркли: существовать — значит быть воспринимаемым; если я воспринимаю в себе некоторые чувства, то я делаю вывод, что мир существует; я делаю также вывод, что для этого совершенно не необходима никакая материальная субстанция. Поскольку я знаю, что этот мир воспринимается точно так же и другими людьми, я понимаю, что мир существует не только в моей душе, но и в объективном духе, который объемлет и мир, и наши души.

Примерно такая же система построения философии была у Плотина: мир существует в Уме, мы познаем чувственные объекты (материальный мир) постольку, поскольку каждая душа содержится в мировой душе и имеет в себе идеи, принадлежащие ко всеобщему уму. Поэтому Беркли не стоит на позициях субъективного идеализма (если кого и можно упрекнуть в этом, то, наоборот, оппонента Беркли — материалиста, который, действительно, логически рассуждая, приходит к выводу, что существует лишь познающий субъект, что никакого материального носителя нет и никакого вообще внешнего мира нет).

По Беркли, внешний мир существует, он реален, как реален и каждый человек, а не только субъект, познающее «я». Это доказывает, что существует Бог. Иное было бы сложно допустить, понимая, что Беркли был христианином и главную цель своей философии видел в апологии христианства.

Учение Беркли не получило поддержки со стороны англиканской церкви, но и особых возражений оно не вызвало, поскольку Беркли продолжал свое диаконское служение, а впоследствии был даже рукоположен во епископа.

Итак, Беркли подвергает критике понятие субстанции, но только материальной субстанции. Не существует материальной субстанции — существует лишь духовная субстанция, ею является Бог. Бог полностью активен, Он создает наши души и идеи в них. Идеи пассивны, а души могут быть и пассивными, и активными. Активны они, поскольку могут познавать идеи, а пассивны постольку, поскольку созданы Богом. Поэтому нет никакого материального мира — есть лишь Бог, и больше ничего. Бог создает души и вкладывает в них идеи; Он создает души таким образом, что во все души вкладывает одинаковые идеи. Поэтому и работают все души так же одинаково и воспринимают идеи одинаково — не только окружающий мир, но и законы нравственности, логики, эстетики и вообще того, что нельзя отнести к материальному миру.

Если исходить из веры в существование материи, то невозможно объяснить познаваемость материального мира, потому что подобное познается подобным, дух может познавать только дух. Если мы познаём внешний объективный мир, то это показывает, что мы познаём духовную природу, а не материальную, иначе бы мы его не познали. В мире действуют законы, познаваемые науками, но законы также не могут принадлежать к материи — материя косна и недвижна; эти законы могут принадлежать только Творцу этого мира. И поскольку мы познаём эти законы, мы имеем одну природу с Творцом и с этими законами. Для Беркли очевидно, что не существует никакой материи, что существует только дух — Божественный Дух и наши души и что Бог создает в нас идеи, которые связываются, следуют одна за другой, а по их последовательности мы заключаем, что одно явление является причиной другого и т. д. На самом деле никакое явление не является причиной другого, а причиной всего является Творец, Который располагает эти идеи в нашей душе именно так, а не иначе.

Таким образом, Беркли по-своему выполнил свою задачу, показав, что материализм самопротиворечив и признание материи как объективной реальности излишне и не вытекает ни из каких наших чувственных данных.

Положения, которые вытекали из локковского сенсуализма, развивал также и другой британский (точнее, шотландский) философ — Давид Юм.

§ 10. Давид Юм

Юм (1711-1776) родился в обедневшей дворянской семье. В 20 лет он поступает в Эдинбургский университет, работает некоторое время коммерсантом, а затем едет во Францию, желая получить лучшее образование (хотя английское образование считалось более совершенным), и поступает в 1734 г. в иезуитский колледж Ла Флеш, где учился в свое время Декарт. В 1737 г. он его оканчивает.

В 1738 г. Юм издает первую работу — «Трактат о человеческой природе». Издает в Англии, хотя написан трактат во Франции. Книга достаточно объемна и написана тяжеловесным языком. По этим причинам она не была замечена публикой, что несколько озадачило Юма, намеревавшегося устроить переворот в философии (переворот он устроил, но ожидал, что это будет гораздо легче).

Через 10 лет Юм выпускает другую книгу — «Исследование о человеческом познании», где повторяет многие тезисы «Трактата о человеческой природе», пишет более простым языком, отвечая на некоторые возражения, поступившие к нему в частном порядке. После этого Юм пишет множество других работ (эссе). В 1751 г. издает «Исследование о принципах морали», тогда же пишет работу «Диалоги о естественной религии» (опубликована посмертно), ряд эссе на политэкономические темы (Юм был достаточно сведущ и в этой области: Адам Смит, известный английский политэконом, говорил, что он развивал многие идеи, высказанные Юмом). В 1754 г. издается первый том «Истории Англии» Юма, а в 1756 г. — второй том, который принес автору особый успех. В 1757 г. выходит «История естественной религии». С 1763 г. он работает в Париже дипломатом, через четыре года возвращается в Лондон, где работает в должности госсекретаря, которую в 1765 г. оставляет.

Юм был настроен более прагматично, чем Беркли, и не ставил перед собой никаких возвышенных задач типа опровержения материализма и защиты христианства. Он чувствовал себя ученым и считал, что необходимо исследовать основания наук: все науки базируются на человеческих способностях, но сами эти способности никто не изучает. Отсюда вытекает непрочность всех наук — и естественных и гуманитарных, — поскольку они базируются на непрочном фундаменте — неисследованных человеческих способностях. «Не требуется даже особенно глубокого знания для того, чтобы заметить несовершенное состояние наук в настоящее время… Нет ничего такого, что не было бы предметом спора и относительно чего люди науки не придерживались бы противоположных мнений»¹. Поэтому прежде всего нужно построить науку о человеке, о человеческих способностях, а из нее уже выводить все остальные науки (похоже на Локка). Поэтому Юм и назвал свою первую работу «Трактатом о человеческой природе», хотя в нашем понимании о человеческой природе (т. е. о сущности человека) там не говорится.

Наука о человеке, по Юму, должна быть эмпирической, а не строиться по образцу схоластических учений, которые рассматривали абстрактную сущность человека, ведь «если наука о человеке является единственным прочным основанием других наук, то единственное прочное основание, на которое мы можем поставить саму эту науку, должно быть заложено в опыте и наблюдении»². Юм согласен с тезисом Локка и Беркли, что нет ничего в уме, чего первоначально не было бы в чувствах. Поэтому эмпирический метод также нужно последовательно применять к исследованию человека, и в первую очередь человеческой способности к познанию, ибо, зная пределы человеческого познания, можно поставить пределы и всем остальным наукам.

Походя Юм разбирает вопрос о врожденных идеях, которые ставили Локк, Декарт, Лейбниц и другие философы. Юм считает, что весь спор основывается на путанице в словах: философы сами не понимают, о чем они говорят. Если под врожденностью понимать естественность, то идеи, конечно же, врождены, потому что идеи возникают естественно, согласно природе человека. Если врожденность означает первичность познания, то врождены впечатления, атомы познания, а не идеи. А если врожденность означает совпадение со временем рождения, то этот момент установить невозможно, потому что медицина не может установить, когда человек начинает мыслить, — настолько сложно установить рост и развитие человека в эмбриональном состоянии.

Познавательный опыт, по Юму, делится на два этапа: впечатления и идеи. Идеи есть образ впечатлений в мышлении. Человек воспринимает некоторые ощущения, из которых потом образуются идеи, дающие человеку внутренний опыт. Впечатления существуют сами по себе; они просты и являются атомами чувственного познания. За впечатлениями ничто не стоит, мы не можем сделать никакого вывода о существовании их причины. Мы наблюдаем только впечатления и потому исследуем только их. Никакой связи с реальными предметами мы обнаружить не можем и потому оставляем это за рамками нашего исследования.

Впечатления, по Юму, делятся на впечатления ощущений и впечатления рефлексии. Ощущения возникают от неизвестных причин и порождают в уме некоторые идеи ощущения, за ними следуют впечатления рефлексии, порождающие, в свою очередь, соответствующие им идеи. Память и воображение сохраняют и перерабатывают в уме все впечатления в некоторые идеи. Таким образом, идеи ощущений образуются в нашем уме в результате воздействия впечатлений, которые, соответственно, могут перерабатываться во впечатления рефлексии, которые вырабатывают в нашем уме идеи рефлексии. Например, впечатление стола — это впечатление ощущения. Впечатление белизны — это уже впечатление рефлексии, т.к. белизна — это уже некоторое абстрактное свойство, получаемое в результате деятельности ума по отношению к впечатлениям ощущения. То есть впечатления рефлексии и ощущения вырабатывают идеи. А ум уже оперирует этими идеями.

Идеи появляются в результате внешнего и внутреннего опыта (ощущений и рефлексии). Вначале возникают простые идеи. Идея стола, идея белизны — это простые идеи, поскольку они соотносятся с соответствующими им впечатлениями. Кроме простых идей существуют и сложные идеи.

Большую часть «Трактата о человеческой природе» Юм посвящает исследованию вопроса о происхождении сложных идей, ибо именно они являются предметом научного знания. Сложные идеи образуются вследствие ассоциации идей. Так же, как тела притягиваются друг к другу согласно законам притяжения, так и идеи могут стремиться друг к другу по некоторому принципу: «Мы имеем здесь дело с родом притяжения, действия которого окажутся в умственном мире столь же необычными, как в мире природы, и проявляются в первом в столь же многочисленных и разнообразных формах, как и во втором»¹. Юм называет семь видов отношений идей, посредством которых образуются ассоциации. Четыре вида постигаются интуитивно: посредством сходства, противоположности, качества и количества. Нет необходимости их объяснять — это достоверно и очевидно в процессе познания.

Другие три вида: пространственно-временные, причинностные ассоциации и отношения тождества — гораздо более сложны. Эти отношения возникают только из опыта, а не интуитивно. Лишь причинностные отношения между идеями являются такими отношениями, которые производят в уме сложные идеи, отсутствовавшие в уме, т. е. являются источником формирования новых идей. Поэтому больше внимания Юм уделяет исследованию причинностного отношения между идеями, ибо только на основании этого отношения человек делает вывод о существовании тех предметов, которые непосредственно в чувственном опыте не даются.

Критика понятия причинности

Причинно-следственные отношения между идеями заслуживают более пристального рассмотрения, поскольку только это отношение знакомит нас с невоспринимаемыми объектами.

Идея причинности предполагает соотношение двух идей, причем объекты, которым соответствуют эти идеи, должны быть смежными в пространстве и один объект должен предшествовать другому во времени. Кроме того, что важнее всего, должна существовать некая необходимая связь между этими объектами, ибо понятно, что следствие есть необходимое действие причины, иначе не будет собственно причинно-следственной связи.

В результате такой ассоциации — пространственной смежности, временнóго предшествования и необходимой связи — в уме появляется идея причинно-следственной связи между этими объектами. Но сама по себе идея причинно-следственной связи не имеет под собой никакого материального носителя. Поэтому на самом деле причинно-следственной связи нет, есть лишь два различных воспринимаемых объекта: «У нас нет иного представления о причине и действии, кроме представления о некоторых объектах, которые всегда соединены вместе и во всех предыдущих случаях оказывались неразлучными. Мы не можем проникнуть в основание этого соединения. Мы только наблюдаем сам факт его и видим, что постоянное соединение объектов обусловливает их связь в воображении»¹. Эти идеи можно сопоставлять и сравнивать по принципу их пространственного и временного отношения, но необходимой связи между ними усмотреть нельзя. Для того чтобы увидеть, что два соседствующих события соединены причинно-следственной связью, мы должны, во-первых, допустить, что одно событие происходит раньше другого (причина происходит раньше следствия), а во-вторых, допустить, что они соприкасаются друг с другом, т. е. они одновременны, в противном случае причина не может действовать на следсвие. Поэтому понятие причинно-следственной связи противоречиво. Если причина раньше, чем следствие, то она не соприкасается со следствием и не является его причиной; если причина соприкасается со следствием, то во времени они одновременны, поэтому они также не могут быть связаны причинно-следственной связью. Тем более что впечатления причинно-следственной связи не существует.

Тем не менее человек всегда делает вывод, что многие объекты связаны именно причинно-следственной (каузальной) связью. Почему? Потому что люди делают обычную ошибку: они считают, что то, что наступает после известного события, наступает по причине этого события. «После этого — значит, по причине этого». В действительности есть лишь два независимых события, и не более того. Связь между ними эмпирически не регистрируется.

Почему мы делаем такую ошибку? Потому что события происходят достаточно часто, мы к этому привыкаем и в результате этой привычки делаем соответствующий вывод. «Наши суждения о причине и действии проистекают из привычки и опыта»¹. Но большое количество опытных данных еще не говорит об их истинности. Юм понимает трудности индуктивного способа познания и говорит, что индукция никогда не может дать нам абсолютной уверенности. Она может дать некую относительную истину, но строить на индукции веру в абсолютную истину (а именно таковой является вера в причинно-следственные связи) ни в коем случае нельзя. Вера в причинно-следственные связи есть лишь вера, наступающая в результате привычки. Это понятие (вера) Юм обозначает термином belief, в отличие от религиозной веры, которую он обозначает термином faith. Эта вера есть свойство нашей души, а не свойство материальных предметов, тем более что мы о них ничего не знаем.

Попутно Юм разбирается и с понятием субстанции. Юм — номиналист, он согласен с Беркли, что материальная субстанция не существует, но в отличие от Беркли считает, что духовной субстанции тоже не существует, поскольку данные и о внутреннем мире тоже даются в результате опыта — только не внешнего, а внутреннего. Наблюдая свой собственный внутренний мир, мы не наблюдаем ничего, кроме смены ощущений, смены разного рода идей и восприятий, находящихся в душе. Поэтому в душе нет ничего постоянного, нет никакого единства личности, нет никакого «я» — все постоянно изменяется. Потому и не существует никакой духовной субстанции, ибо главное свойство субстанции — постоянство. Объяснять все при помощи субстанций оказывается вредным, потому что приводит к разного рода ошибкам. И личность, и понятие «я» — это лишь некоторые данные внутреннего опыта. «Я» также воспринимается как некоторое впечатление. Поэтому не существует ни тождества личности, ни «я». Тождество личности — такая же фикция, как и субстанция, материя, дух и т. п.

Учение о религии

Возникновение религии Юм также объяснял на основании сенсуалистической теории познания. Поскольку Бог есть дух и чувствами не воспринимается, то и знание о Его бытии возникает вследствие разумного осмысления чувственного познания мира. Хотя Юм себя не считал атеистом, некоторые его положения активно использовались в критике религиозных мировоззрений. Так, Юм считал, что поскольку человечество развивалось от дикого состояния до современного, то и религия также развивалась от несовершенных к более совершенным формам. «Чем дальше мы углубляемся в древность, тем больше находим человечество погруженным в политеизм; никаких признаков, никаких симптомов какой-либо более совершенной религии. Самые древние предания рода человеческого показывают нам политеизм в роли общенародного и господствующего исповедания»¹, — пишет Д. Юм в работе «Естественная история религии». По Юму, мы имеем столько же оснований воображать, что люди жили во дворцах раньше, чем в хижинах и хибарах, как и утверждать, будто они представляли себе, что «божество есть чистый, всеведущий, всемогущий и вездесущий дух, до того, как рисовали его в образе хотя и могущественного, но ограниченного существа, обладающего человеческими страстями и стремлениями, человеческим телом и органами»².

Эта мысль стала впоследствии весьма распространенной среди атеистов. Правда, в отличие от современных атеистов, Юм не считал истинным неверие, ибо «весь строй природы свидетельствует о существовании разумного творца, и ни один рассудительный исследователь при серьезном размышлении не будет в состоянии хотя бы на минуту отойти от веры в изначальные принципы истинного теизма и религии»³. По всей видимости, он полагал, что человек приходит к вере в Бога или богов своими силами, и тогда его рассуждения в плане развития религиозных идей представляются вполне логичными. Но в действительности религия дается людям не так, как считал Юм, — не путем естественного открытия Бога человеком, а как Откровение Бога человеку, которое человек должен понять, возвыситься до него. Вера — это дар Божий, а не создание человека. Отсюда и ошибка Юма: то, что получено в готовом виде, неизбежно подвергается риску быть огрубленным, упрощенным, искаженным. Так и вера: будучи получена как дар, как благодать, впоследствии была ослаблена, искажена, и в конце концов некоторыми даже вообще утеряна.

Глава II

Французское Просвещение

Под Просвещением обычно имеют в виду такую историческую эпоху развития человечества, сущность которой состоит в широком использовании человеческого разума для реализации социального прогресса. Таким образом, суть просвещения — это вера в то, что силами человеческого разума возможно достигнуть социального прогресса и совершенствовать общество во всех его положениях (с точки зрения естественно-научного прогресса, нравственного состояния, права и т. д.). С этой точки зрения единственным регулятором прогресса является человеческий разум. Надежды на некое потустороннее, божественное вмешательство (или вмешательство неких других сил), уверенность, что у человека нет никакой свободы и все в мире детерминировано, — все эти концепции отбрасываются; человек уверен, что он — существо свободное, разумное, что разум может все, в том числе и переустроить общество на разумных, нравственных, добрых началах. В статье «Ответ на вопрос: что такое просвещение?» И. Кант указывал, что просвещение – это выход «человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине»¹, и «для этого просвещения требуется только свобода, а притом самая безобидная, а именно свобода во всех случаях публично пользоваться собственным разумом»².

Просвещение — понятие достаточно противоречивое. Из определения видно, что Просвещение может возникать и существовать в различные периоды существования человеческого общества. Так, Просвещением можно в некотором смысле назвать эпоху софистов и Сократа, XII век в Средневековье, когда существовали Шартрская и Сен-Викторская школы, а также эпоху Возрождения, но все это можно принять лишь с некоторой натяжкой. Просвещение же, относящееся к XVIII в. и имевшее место преимущественно во Франции, — это классическое Просвещение, являющееся концептуальной основой современной цивилизации. Как бы мы ни относились к французскому Просвещению, к таким его представителям, как Вольтер, Руссо и Дидро, нельзя не признать, что непосредственные основы современной цивилизации лежат именно в их идеях. Правовое устройство нашего общества, умонастроение большинства людей, вера в прогресс, в науку — все это уходит корнями в эпоху французского Просвещения.

Термин «французское Просвещение» не следует путать с термином «французский материализм», которые иногда используются в некотором смысле как синонимы. Это не так, ибо далеко не все французские просветители были материалистами.

Эпоху Просвещения принято делить на четыре этапа. В качестве представителей первого этапа называют предшественников Просвещения — Пьера Бейля и Жана Мелье. Второй этап — это старшее поколение просветителей — Вольтер и Монтескье. Этот этап берет начало в конце 1710-х гг. XVIII в. и длится до середины 1740-х гг. Третий этап — с середины 1740-х гг. до конца 1780-х гг. (до Французской революции): Руссо, Кондильяк и четыре великих французских материалиста (Ламетри, Дидро, Гельвеций и Гольбах). Четвертое поколение просветителей жило во времена Великой французской революции — Кондорсе, Марешаль и Дюпюи.

Классифицируя не по времени, а по идеям, которые развивались французскими просветителями, можно сказать, что Просвещение было течением достаточно неоднородным. Просветителей можно разделить по различным лагерям: материалисты и сторонники религиозного мировоззрения, существовавшего, как правило, в различных неортодоксальных формах (деизм, пантеизм). К материалистам относятся вышеупомянутые четыре французских материалиста, деистическую религию исповедовал Вольтер; новую разновидность подхода к религии — религию чувства — развивал Руссо.

С точки зрения социальной были сторонники буржуазии (их большинство) и сторонники бедных слоев населения — утопические коммунисты. Поскольку все просветители объединены идеей переустройства общества, то возникал вопрос: каким образом это общество переустраивать? Большинство просветителей склонялись к идеям реформизма, меньшинство (например, Мелье, Руссо) были революционерами.

Рассмотрим в хронологическом порядке некоторых из названных французских мыслителей.