Чтения Выпуск II материалы межрегиональной научно-просветительской конференции «Казаки и горцы Северного Кавказа в Первой мировой войне

О том, что известный кубанский ученый, статистик и историк Ф.А. Щербина всю сознательную жизнь писал стихи, исследователям его наследия хорошо известно. Самую первую его поэтическую публикацию нам удалось выявить в журнале «Северный Вестник» за 1889 год [2]. Стихотворение «Жду, дождаться не могу я…» подписано довольно прозрачным псевдонимом Федор Андреев, который Федор Андреевич использовал и при напечатании в этом же журнале и своих научный статей.

Героическая поэма «Петро-Кубанец» была опубликована на исходе зимы, 11 февраля 1918 года, в газете «Вольная Кубань» [5]. За два дня до этого из Ростова в Ледяной поход уже выступила Добровольческая армия Юга России. В Екатеринодаре к ее обозу присоединилось кубанское правительство, различные учреждения республики Кубанский край, сотни беженцев. Где-то среди них затерялась и «линейка» с профессором Щербиной, найти которую в эвакуирующемся городе довелось с большим трудом. Тех, кто не смог уйти, ждали полгода красного террора с социализацией девушек, бессудными расстрелами буржуазии и интеллигенции на печально знаменитом Голодном острове, бесконечные реквизиции и самоуправство комиссарских кожанок.

Но поэма «Петро-кубанец» пока не об этом. В ней зафиксировано приближение конца Первой мировой войны (Россия вышла из нее через месяц), так что эпическое произведение Ф.А. Щербины волей-неволей оказалось ее поэтическим итогом. Так оно, видимо, и задумывалось. Поэма была опубликована в газете только наполовину. Следующий номер «Вольной Кубани» вышел уже после освобождения Екатеринодара от красных.

Важно отметить, что произведение написано на черноморском диалекте украинского языка, более понятном тогда станичной казачьей «массе», чем литературный русский язык. Сам автор так объяснял позднее свое неожиданное обращение к «козацькой мове» в письме к выдающемуся российскому книговеду Н. Рубакину: «Да, я, Щербина, украинец, и «українській мові» (языку) начал учиться на 69 году своей жизни. Как-то вспомнилась мне в этом возрасте моя мать и те ласковые материнские слова на украинском языке, которые ласкали меня в детстве и такими же ласкающими были и для 69-летнего ребенка. Точно меня обухом по голове кто треснул. Я – украинец – и не говорю и не пишу на материнском языке? И я начал писать и говорить по-украински» [6].

Для наших современников из небытия поэму попытался вернуть альманах «Кубань» [7]. Среди псевдо-патриотического словесоплетения, характерного для всего комментария, встречаются отдельные мысли, с которыми невозможно не согласиться. Ну хотя бы о том, что «кубанская самобытность зародилась в недрах трудовой и духовной жизнедеятельности наших славных предков и до сих пор несет в себе то высшее нравственное начало, которое приметит любой, чей разум не полонен самодовольной предвзятостью». Трудно поспорить и с сентенцией, что «Ф. Щербина подошел к трагической распре смутного времени настолько сведуще, что остается только удивляться его прозорливости, глубине осознания им внутренних истоков того разлада, который подтолкнул пойти сына на отца, брата на брата…» [8].

Вот краткое содержание поэмы. В цветущей кубанской станице живет вдовица Мария, одна растит сына, зарабатывая на жизнь выпечкой на продажу ароматных белых паляниц (хлебов). Ее Иван вырастает богатырем на радость любимой девушки Гали, ну а парубки за силу и справедливость выбирают его своим «парубочим отаманом». Грянула война, и сын, как подобает казаку, обняв на прощание мать, уходит в боевой поход. Тоскует, чувствуя лихую беду Мария. Черной вещуньей бьется к ней в окно безымянная птица. Но казаки, возвращаясь в родную станицу, говорят, что скоро придет и он, а отстал от них потому, что сдает на склады казенное имущество и оружие. Но не суждено Ивану вернуться к родному очагу. По дороге домой он присоединяется на отдых к солдатам, разбившим табор возле придорожного сада. Здесь он становится свидетелем сцены, как дикая орава хищно и безжалостно набрасывается на деревья. Они не трясут яблоки и груши, а жадно ломают ветки, стараясь унести с собой побольше фруктов. Иван, живущий согласно с природой, заступается за деревья и становится жертвой разнузданных мародеров. Они убили молодого казака, надругались над трупом, украли из его ранца нехитрое имущество «от сорочки и до ложки»:

И тут мы обращаемся к жанровой природе поэмы. Трудно более ошибочно трактовать ее как реалистическое произведение с «живыми» характерами. Напротив, перед нами скорее народный лубок, так популярный в годы Первой мировой войны в живописи и поэзии, стремящийся к обобщению, гиперболизации героев, идеализации жизненных коллизий, яркости и выпуклости вершинных моментов в развитии сюжета. Станица не названа по имени, но она напоминает «земной рай», а героев зовут Иван, Мария и Ганна – распространеннейшие на Кубани имена. Герой погибает не в бою, а защищая дерево, которое в данном контексте символизирует изобильное древо жизни.

На кубанскую републикацию поэмы Ф.А. Щербины критически откликнулся молодой исследователь из Украины Т. Мазурик. Его возмутила явно неумелая текстологическая работа, проделанная кубанским коллегой. Поэма, написанная на украинском языке, была и напечатана в «Вольной Кубани» на нем же. В «Кубани» она вышла в неузнаваемом виде. Было видно, что публикатор, совершая грубые ошибки при воспроизведении текста, совершено не знает языка кубанских аборигенов, не чувствует его красоты и выразительности звучания, порой не понимает элементарного смысла. Сравним хотя бы способ передачи первого четверостишия поэмы.

В газете «Вольная Кубань»:

В альманахе «Кубань»:

2. Щербина Ф. А. «Жду, дождаться не могу я, как погаснет шумный день…» // Северный Вестник. 1889. № 6. Отд. 1. С. .

3. Чумаченко В. К. О неизвестном сборнике стихов Ф. Щербины // Федор Андреевич Щербина, казачество и народы Северного Кавказа в исторической перспективе / Сб. материалов VII научно-практической конференции. Краснодар, 2007. С. 16–23.

4. Щербина Ф. А. Стихи / Публ. В.К. Чумаченко // Федор Андреевич Щербина, казачество и народы Северного Кавказа в исторической перспективе / Сб. материалов VII научно-практической конференции. Краснодар, 2007. С.217–228.

5. Щербина Ф. Петро-кубанець // Вольная Кубань. 1918. 11 февр. № 30. С. 3.

6. Переписка Ф.А. Щербины с Н.А. Рубакиным / Предисл. и коммент. и публ. В.К. Чумаченко // Первые кубанские литер.-исторические чтения.Краснодар, 1999.С.31.

7. Канашкин А. Поэтическое слово Ф. Щербины // Кубань. 1989. № 9. С. 93.

8. Там же.

9. Щербина Федор. Петро-кубанец: героическая поэма // Кубань. 1989. № 9. С. 94–97.

10. Мазур Тиміш. Федір Щербина як поет // Тернистий шлях. 1992. 26 червня.

11. Малиновий Клин: збірник. Тернопіль: «Збруч», 1993. С. 32–45.

12. Литература Кубани. Хрестоматия (5–11 классы). Краснодар, 1995. С. 225–232.

Сегодня этот ранее невостребованный опыт активно осваивается исследователями: защищены первые диссертации, издана хрестоматия наиболее примечательных художественных текстов, сборники воспоминаний непосредственных участников событий (особенно много републикаций из эмигрантской прессы), впервые предаются гласности многочисленные документы, позволяющие по-новому взглянуть на события столетней давности.

Общие художественные тенденции времени не могли не затронуть и кубанских литераторов, которые и в это грозовое время не давали угаснуть небольшому костерку местной казачьей литературной традиции. Это хорошо видно на примере журнала «Кубанский казачий вестник» (1914–1918 г.) и родившегося в его недрах «Сборника славы кубанцев» (1916 г.).

Конечно, материалы о войне регулярно публиковали все кубанские газеты той поры. Но все же бесспорным лидером разработки темы первой мировой войны с самого ее начала стал еженедельный журнал «Кубанский казачий вестник», выходивший в 1914–1917 годах в Екатеринодаре. Вначале его редактировал Е.М. Орел, а потом И.И. Борец, который и придал изданию его неповторимое, запоминающееся лицо. «Вестник» был продолжением «Кубанского казачьего листка», который, в свою очередь, являлся приложением к местному официозу – «Кубанским областным ведомостям». У этой газеты были разные по качеству выпускаемой продукции периоды существования, но именно этот отрезок ее биографии в изданиях по истории печати совершенно справедливо именовался «ультраправым» [1]. Этой же характеристике отвечало и ее приложение. Так вот И.И. Борцу удалось уйти от первоначального формата издания, расширив его тематику до проблем, волновавших широкие слои России, а не только казачью Кубань, и даже его правый радикализм имел свою физиономию, нашедшую отклик среди определенной части читателей.

В 1916 году И.И. Борец задумал издать трехтомник «Сборник славы кубанцев», из которых в 1916 году вышел только первый том, вобравший в себя, по задумке издателя, лучшие произведения кубанских литераторов, воспевающие героизм русских воинов на фронтах «второй Великой Отечественной войны». По существу, речь идет о лучшем и избранном, публиковавшемся на протяжении предшествующих лет на страницах «Кубанского казачьего вестника» [2].

Сборник вполне обоснованно структурирован на 7 разделов, названия которых говорят сами за себя: «Выступление», «На полях кровавых битв», «Царь и кубанцы», «Отклики боевых подвигов», «Пластуны», «Крестным путем, «На досуге» плюс рубрики «Вместо предисловия» и «Послесловие».

В 2010 году эта книга была переиздана краснодарским книжным издательством «Традиция». К сожалению, сам факт переиздания не стал побудительным толчком к изучению этого литературного и исторического феномена. Во «Введении» к ней профессор В.Н. Ратушняк не говорит ни одного слова о судьбах авторов, чьи произведения представлены в сборнике, почему господствовали в этот период те или иные жанры, какой отклик в читающей публике имели данные публикации.

Особенно много присылалось лирических, передающих тоску по родине, воспоминания об оставленной семье и, конечно же, пафосных стихов одического типа, воспевающих героические подвиги фронтовых товарищей, призывавших мобилизоваться и победить врага. Часть авторов выказывала недюжинные способности. Первые публикации в «Кубанском казачьем вестнике» не стали для них последними. Назовем некоторых из них поименно и расскажем об их творчестве военного периода чуть подробнее.

Знакомство начнем с поэтических опытов подлинного таланта из народа, казака станицы Ахтанизовской Ивана Приймы (1891–1966), некоторые стихи которого стали популярными на Кубани народными песнями.

После советизации станицы Ахтанизовской Прийма выделился из отцовской семьи и занялся сельским хозяйством, но не смог принять насильственного характера коллективизации, обрушившегося на родную станицу в конце 20-х – начале 30-х гг. Бросил землю и пошел преподавать в школу колхозной молодежи. Вел русский и украинский языки и обе славянские литературы, продолжая заниматься самообразованием. В декабре 1932 г. вторично женился (первая горячо любимая жена умерла в 1931) и переехал в Ростов, где на «Сельмаше» работали его сыновья, Константин и Виктор. В декабре 1933 записался заочником на биологический факультет Ростовского пединститута. На протяжении четырех студенческих лет служил секретарем на «Сельмаше», статистиком в Ростовском горземотделе, библиотекарем в пединституте. Жена учительствовала в начальных классах. Когда глава семьи получил заветный диплом, семья переехала на работу в пригородное село Койсуг, где окончательно бросили якорь. Преподавал ботанику, зоологию, анатомию человека, основы дарвинизма, психологию, логику и химию. В годы войны был мобилизован в строительный отряд, двигавшийся вслед за наступающим фронтом по территории Воронежской области и Белоруссии. Вконец истощенного тяжелым физическим трудом его отправили в глубокий тыл на восстановление сахарного завода в Полтавской области. В августе 1944 вернулся по болезни домой. В 1957 г., дослужившись до пенсии, еще какое-то время читал лекции по линии общества «Знание» [3].

Незадолго до смерти Иван Федорович переписал начисто и все свои стихотворения – их набралось 120. В краткой автобиографии, написанной менее чем за год до смерти, Прийма писал: «Что касается моих стихотворений, то они весьма несовершенны и устарели по своему содержанию. Если некоторые из них и печатались в «Кубанском казачьем вестнике», то это потому, что они тогда были своевременны и, так сказать, злободневны. А теперь они, пожалуй, никакого интереса не представляют». Но в 1966-м, в год его смерти, в Краснодаре вышел подготовленный И. Вараввой сборник «Песни казаков Кубани», и в нем оказались две народные песни на стихи И. Приймы: «За горы сонцэ закотылось», записанная в Краснодаре от писателя-старожила К.Ф. Катаенко и «Три ручья», записанная в станице Каневской от казака Горба. Это ли не подлинное народное признание: войти в человеческую память двумя своими песнями, ставшими народными! [4].

В июне 1959 г. исполнил мечту всей своей жизни: съездил в Канев поклониться праху Т.Г. Шевченко. Потом засел упорядочивать свои дневники и записки, составившие в итоге рукопись «Моих воспоминаний». Переплетенные в два увесистых большого формата тома, они составили в общей сложности 940 страниц и охватывают события с 1912 по 1966 год. Писались, правда, уже не для печати, а для детей, каждому из которых отец перед смертью вручил размноженные на простой печатной машинке именные тома. Много ли ты, читатель, знаешь отцов, оставивших своим потомкам такую богатую казачью летопись?

Воспоминания увлекают не только живостью изложения, неординарной личностью автора, встающей за каждой прочитанной строкой, но и еще одним бесспорным достоинством – предельным документализмом. Это не удивительно, ведь писались они на основе подробнейших дневников, записных книжечек, писем и семейных документов, тщательно сберегавшихся в семье. А поскольку писались мемуары не для печати, то есть в них и еще одно примечательное качество – честность и предельная искренность, адресованная самым близким и дорогим людям, перед которыми не станешь лгать.

Особенно интересен первый том воспоминаний, написанный непосредственно по дневникам, которые вел Прийма в годы Первой мировой войны. Они полны витальной энергией, ярко и зримо передают лирическое мироощущение автора, не испугавшегося ни бытовых невзгод, ни ужасов мирового кровавого побоища, оставшегося верным присяге [5].

Еще одно поэтическое имя, взлелеянное на страницах «Кубанского казачьего вестника», не затерявшееся впотьмах истории: И.Г. Чередниченко.

Чередниченко И.Г.
Родился Иван Григорьевич Чередниченко 20 сентября 1898 г. в станице Калужской Кубанской области (ныне Абинский района Краснодарского края) в семье бедного казака-хлебороба. Небольшой земельный надел в малоплодородном Закубанье не мог обеспечить материальные потребности семьи, и отец уходил в поисках сезонной работу на нефтепромыслы, а мать – на табачные плантации к грекам-табаководам. Приходилось подрабатывать мальчиком-поденщиком и юному Ивану. И все же детство осталось в памяти как счастливая, незабываемая пора жизни.

Они, эти годы, поэтически описаны в дошедшем до нас рукописном фрагменте воспоминаний поэта: «В детстве своем я любил забираться в уединенные места и мечтать. Это и теперь свойственно моему характеру, хотя и не в такой сильной степени. Я и теперь люблю забраться куда-нибудь в уединенное место, скрыться от людей и там дать волю своим мыслям. Но теперь у меня нет той фантазии, какая была в детстве. Тогда я бредил о славе, я представлял себе, как я со временем выдвинусь, прославлю себя военным подвигом, мое имя будет известно всему народу. На школьной скамье я уже писал стихотворения, и моим идеалом стал – сделаться поэтом. Я даже смастерил себе книжонку и озаглавил ее: «Стихотворения И.Г. Чередниченко». Усердно записывал в нее все, что придет мне в голову. Эту книжку и теперь люблю пересматривать, и тогда мне кажется, что это писал другой мальчик, а не я, его желания, его мысли вовсе не мои мысли» [6].

«Заглянем» и мы в эту книжечку, благодаря немногим сохранившимся из нее стихам:

Місяцю, місяцю! В небі ти сяєш,

Сонну земельку всю ніч доглядаєш...

Чом же недолі людської не бачиш,

Чом же зі мною за щастям не плачеш?..

Глянь: он під тином, у вбогім селі

Плачуть од голоду діти малі...

Просять шматочка малі сиротята...

Доля сирітська! О будь ти проклята!

Місяцю, місяцю, з чистого неба
Правду скажи мені: – Так воно треба?.. Знания в школе давались Чередниченко легко. Он считался первым учеником в классе. Его первый учитель по фамилии Завьянов полюбил мальчика за талантливость. Позднее он поручал ему заниматься с учениками младшего класса вместо себя. Тогда Иван, важно усаживаясь за учительский стол, воображал себя настоящим педагогом и строгим голосом задавал ученикам вопросы. Вскоре уже всерьез он начал мечтать о педагогической стезе.

«Конечно, – писал в конце жизни Иван Григорьевич, – я не мог тогда рассуждать о том, какую важную роль ведет народный учитель в жизни целого государства. Я не мог тогда рассуждать на эту тему, но все же учительская должность казалась мне высшим счастьем. Я подрос, и в 15 лет оканчивал двуклассное училище. Я уже мог судить о науке здраво и осмысленно. Мне казалось мало тех знаний, каких я приобрел в двуклассном училище, они не удовлетворили меня. Успехи в науках ободряли меня еще больше и разжигали мое желание продолжать свое образование. Учитель также советовал мне не оставлять незаконченное свое образование. Вместе с тем мне хотелось сделаться полезным своему отечеству и родному русскому народу. Нива народная привлекала меня и звала на святой труд народного учителя. Я признался учителю об этом. Но меня пугало одно: отец, при нашей бедности, мог не согласиться исполнить мое желание, и тогда надежда моя бы рухнула. Как узнал я из программы на поступление, в 1-й Кубанской учительской семинарии за первый год обучения следовало платить 210 рублей. Где отец мог взять эти деньги?» [Там же].

Наконец, в 1915 году отец согласился, чтобы сын оставил работу и поступил в семинарию. Его приняли благодаря тому, что отец был георгиевским кавалером, отличившимся в русско-японскую войну. Но на третьем году учебы деньги в семье закончились, пришлось учебу на время оставить и идти работать. И только впоследствии, начав учительствовать, Чередниченко экстерном выдержал экзамен на звание учителя двухклассного училища и сделался полноправным педагогом [7].

В годы учебы он продолжает писать стихи, а вскоре и долгожданный дебют в «Кубанском казачьем вестнике». Нам удалось выявить на его страницах два лирических стихотворения молодого автора: «У садочку» и «Провожання». Но вначале они были опубликованы в журнале «Кубанский казачий вестник» в № 33 от 16 августа 1915 г. на страницах 5-6 и 9 соответственно. Оба стихотворения полностью отвечали социальному заказу печатного издания И. Борца.

Приведем стихотворение «У садочку» в орфографии сборника:

I.

Месяц выйшов з-за хмароньки,

II.

Постепенно в стихах И. Чередниченко все явственнее звучат социальные мотивы. По-новому осмысливается им и мировая война: