Чтения Выпуск II материалы межрегиональной научно-просветительской конференции «Казаки и горцы Северного Кавказа в Первой мировой войне

1. Письмо в редакцию //Кубанский край. 1914. 11 ноября. № 230. С. 3.

2. Письма с войны //Кубанский край. 1914. 29 ноября. № 244. С. 3.

3. Первый бой с турками //Кубанский край. 1914. 26 ноября. № 266. С. 3.

4. Гранаты не дают писать //Кубанский край. 1914. 26 ноября. № 266. С.3.

5. Письма в редакцию //Кубанский край. 1914. 7 ноября. № 252. С. 4.

6. Открытое письмо прихожанам Екатеринодарской церкви г. Екатеринодара //Кубанский край. 1914. 19 ноября. № 262. С. 3.

7. Подарки кубанцам // Кубанский казачий вестник. 1915. 11 января. № 2. С. 1.

8. На войне (из писем офицера) // Кубанский казачий вестник. 1915. 1 января. № 1. С. 7.

9. На войне (из писем офицера) // Кубанский казачий вестник. 1915. 1 января. № 1. С. 8.

10. Как я был в плену. Письмо кубанца // Кубанский казачий вестник. 1915. 8 февраля. № 6. С. 7 – 8.

11. Благодарность // Кубанский казачий вестник. 1915. 22 февраля. № 8. С. 10.

В истории страны, в истории российской печати, этот период занимает исключительное значение: это был канун буржуазно-демократической и социалистической революций. В конце своем война превратилась в национальную катастрофу, в результате которой прекратила свое существование тысячелетняя Россия. Немаловажная роль в происходивших событиях принадлежала печати. В.И. Ленин, анализируя причины победы большевиков в октябре 1917 г., отмечал значение партийной прессы: «Мы победили в России, и притом с такою легкостью, потому что подготовили нашу революцию во время империалистической войны».

Проблемам российской прессы в советское время были посвящены серьезные монографии А. Ф. Бережного [3], В. С. Дякина [4], А. З. Окорокова [5] и др. В настоящее время ряд вопросов, связанных с журналистикой времен империалистической войны, на Кубани рассматривали И. Д. Золотарева [6], Н. Н. Петрова [7], Е.В. Филиппов [8], С.Ю. Яковлев [9].

Но в целом, российские и кубанские исследователи-журналисты к проблемам прессы этого периода обращаются крайне редко. Повсеместно обращаются к газетам того времени историки, психологи, социологи, т.к. именно пресса помогает всмотреться в события и явления тех дней: журналистика, в отличие от литературы и беллетризованной публицистики, имеет документальную природу. Факты, события, имевшие место в жизни, лежат в основе журналистских сообщений, и у исследователей, занимающихся изучением проблем прошлого, не ослабевает интерес к прессе, как источнику достоверных фактов. Другой вопрос – соблюдение принципа правдивости и субъективная интерпретация факта. Осмысление и подача одного и того же события прессой противоположных партийных станов может быть неожиданной или прямо противоположной.

В сфере журналистики в 1914 – 1917 гг. происходило немало интересных явлений. В масштабах страны в то время крупный лагерь составляла правительственная пресса – «Ведомости», «Вестники» – губернские, областные, полицейские. Царское правительство, считаясь с внешнеполитическими и военными событиями, с настроениями в обществе, в отношении прессы занимало позицию лавирования, изо всех сил стараясь направить ее по желаемому руслу. Правительство и командование проявляло инициативу в формировании через печать патриотических и монархических настроений. Перед прессой ставилась задача: заботиться о победе русского оружия. И «патриотический угар» охватил всю российскую, и кубанскую в том числе, журналистику. Весной 1915 г. характеристику публицистической пропаганде первоначального периода Первой мировой войны давал А.М. Горький: «…Никогда еще словоблудие на Руси не разливалось столь широким потоком, как разлилось оно в начале войны… Хвастовство в стихах и в прозе оглушило, словно московский колокольно-медный звон. И как всегда, в моменты катастрофы громче всех кричали жулики». Он обращается к представителям прессы: «…Будет умнее и человечнее перестать столь усердно заниматься критикой чужих дураков, но обратить внимание на своих доморощенных» [10].

Известный историк, московский профессор Е.С. Сенявская подчеркивает, что периодическая печать, в т.ч. фронтовые и армейские газеты, листовки, адресованные солдатам, в то время отражали официальную точку зрения и носили явно пропагандистский характер, печать изображала врага в образе зверя, чудовища, дикаря, варвара [11]. Пресса, по мнению другого исследователя, Г.А. Котвицкой, в 1914 – 1915 гг., формируя патриотические настроения, учитывала как националистические идеи и присущие русскому народу этнические стереотипы, … так и социально-психоло-гические факторы – представление врага в карикатурном и отвратительном виде [12].

Мы со своей стороны находим подтверждение тому в многочисленных публикациях тех же правительственных «Кубанских областных ведомостях»: «Вести о войне. Истязатели» (№ 3, 1915); «Вести из-за границы. Крик ужаса» (№ 133, 1915); «Бабы спасли» (№ 139, 1915) и т.п. Пример публикации призывного рода в рубрике «Вести с войны». Одна из заметок начинается таким диалогом: «– Будем немца бить? – Будем! – А говорят его много? – Вот потому-то ребята, надо его бить…» [13].

Первая мировая война дала толчок к развитию и расцвету прессы самых разных политических окрасок. В столицах под разными предлогами закрывались сотни изданий. В то же время в провинции 1915 – 1916 гг. было открыто более 300 новых газет и более 500 журналов (см. «Библиография периодических изданий России. 1901 – 1916»). Все общественно-политические партии имели свои легальные издания: Союз русского народа, Союз 17 октября (октябристы), прогрессисты (национал-либералы), кадеты (конституционные демократы), меньшевики, эсеры. Только большевики в начале войны остались без периодических изданий. Правительство разгромило легальную большевистскую печать. Накануне войны они в своих изданиях выступали против ее подготовки, против пропаганды войны буржуазной прессой, призывали способствовать поражению царского правительства в войне. Одновременно В.И. Ленин признавал «законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн». За границей продолжала выходить газета «Социал-демократ», в России, в качестве политической пропаганды, большевики использовали нелегальную печать – листовки и прокламации.

В 1914 году кубанцам широко была известна листовка «Манифест новороссийских большевиков» с ленинской оценкой войны, как империалистической, грабительской. В январе 1915 г. в Екатеринодаре, Армавире, Геленджике, Тихорецке и других населенных пунктах появилась прокламация «Война и пролетариат». Свержение существующего строя – единственный путь выхода из войны, – говорилось в прокламации. На Кубани, несмотря на экономические трудности военного времени, в 1914 – 1917гг. издавалось около 50-ти изданий самого разного направления. Львиную долю составляли отраслевые издания, издания кооперативов и промышленников, бульварная пресса: «Бюллетень Екатеринодарской биржи». (Екатеринодар, 1909 – 1917), «Новороссийская жизнь» (Новороссийск, 1916), «Ейский листок» (Ейск, 1909 – 1917), «Голос Кубани» (Армавир, 1914), «Кубанская копейка» (Екатеринодар, 1914), «Кубанская областная сельскохозяйственная опытная станция» (Екатеринодар, 1915 – 1923), «Кубанская школа» (Екатеринодар, 1914 – 1918) и др. [7]. Но уже с самого начала войны на первый план выходили такие, название которых демонстрировало определяемое войной содержание: «Листок войны» (Екатеринодар, 1914 – 1918); «Кубанский казачий вестник» (Екатеринодар, 1914 – 1917); «Военный вестник» (Екатеринодар, 1914–1916); «Телеграммы» (Ейск, 1915 – 1916); «Черноморский листок войны: Хроника военных событий» (Новороссийск, 1915 – 1916); «Солдат и рабочий» (Сочи, 1917) и др.

«Листок войны» вышел 16 августа 1914 года и вскоре стал одним из самых популярных у кубанцев изданий, о чем свидетельствует его тираж – 24 тысячи экземпляров. «Хроника военных событий» – таков подзаголовок логотипа, таков и характер издания – в информационных жанрах широко была представлены фронтовые вести, события по краю и городу. Оперативные и качественные материалы соответствовали духу времени, своевременно отвечали на злобу дня. В этом заслуга ее творческого ядра – журналистов и общественных деятелей: кадета Николая Рындина (псевд. «Дон Кихот»), эсера Николая Аркадьева (псевд. «А. Монгол»), меньшевика Ивана Гольмана (псевд. «Старый Нил», в 1917 году возвратившегося из ссылки). Журналист, редактор, общественный деятель Николай Михайлович Рындин был интересной и яркой фигурой не только в общественно-политической жизни, но и в кубанской журналистике начала ХХ века. У Николая Дмитриевича Аркадьева также был большой опыт сотрудничества в кубанских и столичных изданиях («Русское слово», «Новое время»). Издателем «Листка войны» в начальном периоде было товарищество «Ал. Кожевников», а с конца 1916 г. издание газеты перешло к Ивану Николаевичу Дицману, крупному предпринимателю и видному общественному деятелю Кубани, депутату Екатеринодарской гордумы. Не удивительно, что разнопартийный состав сотрудников «Листка войны» влиял не только на тон публикаций, но и вовлекал газету в демократическое русло.

В годы Первой мировой войны, в конце 1915г., родилась легальная пролетарская печать Кубани. Первенцем был шестнадцатистраничный журнал «Прикубанские степи» (редактор М.К. Седин). Тема полыхавшей войны была представлена уже в первом номере. В очерке Пирогова «Потомки запорожцев» повествовалось о подвигах кубанцев на германском фронте. Из номера в номер «Прикубанские степи» подавали тему войны. В 4-м номере была опубликована заметка, одобрявшая поступок Карла Либкнехта, голосовавшего в Германском рейхстаге против военных кредитов, а в 12-м – о том, что он приговорен за свои антивоенные выступления к тюремному заключению. В целях самосохранения журнал открыто не пропагандировал ленинские идеи, но ему удавалось показывать, что промышленники и торговцы, в отличие от рабочих, ничуть не пострадали от войны, наоборот, получают колоссальные барыши. Однако начиная со второй половины 1915 года, подобное звучание проблем войны и экономических бедствий характерно и для других кубанских изданий, даже для правительственных «Кубанских ведомостей».

Еще в июле 1914 г. была ужесточена военная цензура: для редакторов и издателей предназначался цензорский «Перечень», пункты которого запрещали писать о содержании писем и телеграмм, потерях в личном и материальном составе армии и флота, о волнениях среди жителей. Цензура зорко следила и за каждым конкретным изданием. На Кубани в порядке бдительности подвергался сомнению не только редактируемый Митрофаном Сединым журнал «Прикубанские степи» (Екатеринодар, 1915 – 1916), но даже такие издания, как «Отклики Кавказа» (Армавир, 1909 – 1917) и «Кубанский курьер» (Екатеринодар, 1908 – 1917). Эти издания департаментом полиции подозревались в пропаганде социал-демократических идей, хотя ничего похожего в них, в общем-то, не было. Из-за жестких цензурных правил недолго продержались такие бульварные газеты издателя И.Ф. Бойко, как «Кубанская копейка» (1914) и «Голос Кубани» (1915). Обе были закрыты за «ложные сообщения о военных действиях» [14].

Действительно, военная информация максимально ограничивалась и фильтровалась. Но это объяснимо: в условиях военного времени законодательство страны предусматривало суровые наказания за «государственную измену», под которую подводили и так называемое «оскорбление в печати войска, воинской чести». Еще за два года до войны правительство утвердило «Положение о военных корреспондентах в военное время». Отбор военных корреспондентов был невероятно строгим. А.С. Серафимович (Попов) в своих воспоминаниях подтверждает этот факт: его кандидатура от газеты «Русские ведомости» была отвергнута как политически неблагонадежная [15].

«Кубанский казачий вестник» (ККВ) (1914 – 1917) – еженедельный военно-общественный и литературный журнал. Это издание, преобразованное из газеты «Кубанский казачий листок», вначале выходило как приложение к «Кубанским областным ведомостям», и самостоятельно – с 1912 г.), «Кубанский казачий вестник» издавался в Екатеринодаре с января 1914 года. С 1916 года у «ККВ» появился подзаголовок «Военно-церковно-общественный и литературный журнал». Пописку редакция проводила не только в станицах и хуторах, но в первую очередь на всех фронтах, где воевали кубанские казаки. К сожалению, в фондах Госархива Краснодарского края (ГАКК) сохранились лишь отдельные номера за 1914 – 1915гг. В 20-м номере за 18 мая 1914г. помечено: «Четвертый год издания», 8 марта 1915г. – «Пятый год издания». Адрес редакции: ул. Карасунская, 95, в 1914 г. – Медведовская, 101. Формат А 4, тираж не указывался. Печатался в типографии «Заря». Объем от 16 до 26 страниц. Титульные листы-обложки на такой же газетной, только цветной (синей, сиреневой) бумаге с изображением казака в черкеске и папахе на летящем боевом коне. Редакторами последовательно значатся Е.М. Орел, Е.С. Орлов, И.И. Борец.

Среди постоянных авторов издания – К. Живило, В. Шамрай, А. Дульцев, Н. Розанов, Ив. Труба, священник Закавказского фронта К. Образцов. В неполностью сохранившихся номерах только за 1915 год материалы о. Константина Образцова опубликованы в четырех номерах: 28, 29 36, 50. Именно в № 28 впервые кубанцы на всех фронтах прочитали его стихи с турецких позиций «Ой, Кубань, ты наша родина!..», ставшие народной песней, а потом и гимном Кубани…

И.И. Борец в объявлении о подписке на 1915 год пишет: «… Журнал будет выходить по прежней программе. Освещая вопросы политики, экономики, религиозные, военные, сельскохозяйственные, журнал ставит своей задачей, прежде всего, освещение казачьих нужд. … Казачество прославило свое имя в борьбе с врагами Отчизны, но военные обязанности естественно отвлекают …от хозяйственных… вопросов, …казак постепенно побеждается у порога своего дома экономическими силами, …кто сочувствует этому, того приглашаем идти к нам и поддерживать нас…» Поэтому в последующее время, наравне с материалами с Западного и Закавказского фронтов о военных событиях, наградными рубриками, патриотическими стихами и зарисовками, на страницах «ККВ» есть немало публикаций, посвященных экономике, сельскому хозяйству (рубрика «Сельскохозяйственный отдел»), Обществу взаимного кредита, который «может служить всем классам населения». Заслуживает внимания рубрика «Письма с позиций», в которых прямо адресуются благодарности командования казачих подразделений в конкретные станицы – Гиагинскую, Келермесскую, Тифлисскую. Содержание такого плана: «Атаману станицы Петропавловской. Ваших уважающих вас станичников и защитников родины и своего Отечества, ныне находящихся на театрах войны против австрийца. Из далекой Галичины, Карпатских гор посылаем привет и поздравления… благодарим за внимание, посылки и письма… Отчитываемся, что 18 станичников за геройство награждены Георгиевскими орденами и 12 медалями за храбрость… Ваши сыны Кубани – Головко, Губа, Гайдар, Мартоясь, Середа, Кошемь, Фоменко, Мягкий…» [16].

Редактор И.И. Борец, откликался на эти послания: «С такою же охотой и готовностью пишите Ваши трогательные письма, ваши статьи и чудесные стихотворения. Все это просматривается с вниманием и печатается в случае годности с большим удовольствием» [17].

Редактор И.И. Борец, судя по его собственным разножанровым публикациям (критические корреспонденции, очерки и даже фельетоны), обличительному тону материалов, был энергичный, напористый, не робкого десятка человек, оправдывавший и фамилию, и название издания. Критика его и других авторов направлена против спекулянтов, казнокрадов, развивающегося пьянства в станицах: «... Нищие просто осаждают станицы и хутора. Особенно в глуши надзора за ними или почти или вовсе никакого. Тунеядцев между ними добрая половина, не меньше и воришек, а станичная и хуторская власть почти бездействует… Площадная ругань и пьянство – обычное явление… просто хоть караул кричи» [18].

«Кубанский казачий вестник», по мнению Б.М. Городецкого, в партийном смысле был правым изданием: «…журнал примитивно, на церковно-приходском уровне, толковал о высоких целях войны» [14]. Но спустя столетие, четко всплывает заслуга этого и других местных изданий! Она состоит в том, что газеты и журналы края оставили нам подлинную летопись подвигов кубанских казаков на фронтах Великой, но доселе неизвестной войны. В результате правительственных мер, а также по инициативе самих журналистов, кубанская печать, как и вся легальная печать России, была превращена в мощное и острое идеологическое оружие правительства и командования.

Примечания:
1. Энциклопедический словарь по истории Кубани с древнейших времен до октября 1917 года / Сост. Б.А. Трехбратов. Краснодар: Эдви, 1997. С. 375.

2. Кубанская мысль. 1916. № 16. 21 января. С. 3.

3. Бережной А. Ф. Русская легальная печать в годы 1-й мировой войны. Ленинград, 1975.

4. Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы 1-й мировой войны. (1914 – 1917). Л., 1967.

5. Окороков А.З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970

6. Золотарева И.Д. Роль интеллигенции в организации патриотического воспитания на Кубани в годы Первой мировой войны (1914 – 1918) // Российское общество и войны ХХ века: материалы науч.-практ.конф. Краснодар: Кубанькино, 2004.

7. Петрова Н.Н. Периодические издания Кубани досоветского периода (с 1863г.) // Кубанская журналистика: страницы прошлого и настоящего. Учеб.пособие. Краснодар: Просвещение-Юг, 2011. С. 20 – 25.

8. Филиппов Е.В. Екатеринодар в годы Первой мировой войны // Российское общество и войны ХХ века: материалы науч.-практ. конф. Краснодар: Кубанькино, 2004.

9. Яковлев С.Ю. Кубанское казачество на фронтах Первой мировой войны // Вопросы истории Поурупья. Вып. 1. Материалы краевой науч.-практ.конф, посвященной 50-летию открытия и изучения Ильичевского городища. Отрадная -Армавир: Изд. Шурыгин В.Е., 2012.

10. Горький М. Статьи 1915 – 1916 гг. [Б.м.]: Парус, 1916. С. 203 – 204.

11. Сенявская Е.С. Образ врага в сознании участников 1-й мировой войны // Вопросы истории. 1997. № 3. С. 142.

12. Котвицкая Г.А. Формирование образа врага в российской публицистике периода Первой мировой войны // Российское общество и войны ХХ века: материалы науч.-практ. конф. Краснодар: Кубанькино, 2004.

13. Кубанские областные ведомости. 1914. № 282, 30 декабря.

14. Городецкий Б.М. Периодика Кубано-Черно-морского края. Краснодар, 1927. С. 53.

15. Серафимович А.С. Собр. сочинений: В 10 т. М.,1948. Т.2. С. 443.

16. Кубанский казачий вестник. 1915. № 10.

17. Кубанский казачий вестник. 1916. № 47.

18. Кубанский казачий вестник. 1915. № 21.

С первых дней Первой мировой войны практически во всех газетах, от крупных центральных до самых маленьких городских изданий, публиковалась информация о военных действиях. Газеты имели своих корреспондентов на театре военных действий Юго-Западного фронта, освещали военную жизнь, ежедневно помещали статьи, фельетоны, обзоры печати, последние сообщения Петербургского телеграфного агентства и «Военного вестника». Под общим названием «Телеграммы Петроградского Телеграфного агентства» в каждом номере помещалась различная информация о ходе боев под рубриками: «На русском театре военных действий», «Обзоры военных действий», «Армейские вестники», «Наши потери» и пр. Наряду с этим, с самого начала войны в различных газетах стали появляться публикации о Кавказской конной дивизии, о ее полках и геройстве его всадников. Эти очерки, под заголовками: «Горцы», «Горцы на войне», «Кавказцы», «Дикая дивизия», «Туземцы» и пр., печатались в центральных газетах, а затем перепечатывались в местных изданиях с небольшими сокращениями. Безусловно, в условиях военного времени все эти материалы проходили строгую военную цензуру и были рекомендованы к публикации в изданиях всех уровней. Как считают исследователи, освещение данного вопроса – действия кавказцев на войне, было частью пропагандистской кампании, «имевшей целью формирование положительного общественного мнения в России» [1.230]. Тем не менее, в настоящее время эти газетные публикации являются очень важным источником для понимания многих аспектов военной действительности, воссоздающим дух времени, который сложно найти в архивных материалах.

Большая часть газетных публикаций тех лет, касающихся Кавказской конной дивизии, исследованы и использованы при написании ее истории, в общем, и отдельных полков в частности [2]. Вместе с тем, вне поля зрения историков остаются еще материалы периодической печати тех лет, способные добавить интересную информацию для воссоздания более полной картины интересующей нас темы. В основном это касается малоизученной до сих пор истории Черкесского полка. Данное обстоятельство и побудило нас обратиться к этой теме. Итак, из огромного числа газетных материалов, посвященных тому, как воевали кавказцы на фронтах Первой мировой войны, в данной статье мы рассмотрим лишь те, которые непосредственно касаются черкесов Черкесского полка. Отобранный нами материал, расположенный в хронологическом порядке, поможет не только дополнить новыми деталями и эпизодами боевой путь Черкесского полка, но и лучше представить себе, как отражение нашел в российской периодический печати времен Первой мировой войны образ воина-черкеса.

В самом начале войны, в дни формирования Черкесского полка, газета «Кавказ» за 13 сентября 1914 года сообщала о смотре в Екатеринодаре «сотни добровольцев-черкесов, снаряженных близлежащими аулами», который устроил 1-й сотне атаман Екатеринодарского отдела полковник Павел Никифорович Камянский. В небольшой заметке содержится важная информация: «Атаман отдела поздравил черкесов за бравый и боевой вид. Черкесы дружно отвечали: «Берекет берсин» (покорно благодарю). Все черкесы приведены муллой-кадием к присяге и отслужили молебен о даровании победы русскому воинству» [3].

Здесь необходимо уточнить, что горцев зачисляли на службу со своим конем, седлом и снаряжением к нему, холодным оружием – кинжал и шашка, а также оформленной одеждой. Всадники-добро-вольцы были одеты в черкески с нашитыми на них морскими погонами. Так, черкесы были в светлых серо-коричневых черкесках, в черных папахах с белыми башлыками. На погонах у них была вышита шифровка из двух букв - «Чр», обозначающих Черкесский полк. А кабардинцы были одеты в черные черкески, в черные шапки с синими верхами и с синими башлыками, на погонах у них было вышито «Кб».

В сентябре 1914 года завершилось формирование дивизии кавказских горцев, а в октябре эшелоны повезли ее полки на Украину, в Подольскую губернию, откуда в скором времени они вступили в боевые действия на Юго-Западном — австрийском фронте. Пребывание «Дикой дивизии» на территории Украины и участие ее в боевых действиях против австро-венгерских войск нашло свое отражение во многих выпусках периодической печати того времени. В газетных публикациях времен Первой мировой войны всех представителей народов Кавказа чаще всего называли «горцами» или «кавказцами», но вместе с тем, нередко указывалась и национальность – ингуш, кабардинец, чеченец, черкес, осетин, абхаз и т. д. Авторы очерков, посвященных кавказским всадникам, кроме общих характеристик, присущих всем горцам, отмечали отличительные черты каждого представителя народов Кавказа, как в поведении, так и во внешнем виде. К примеру, интересную информацию, касающуюся внешнего вида и характера воинов-кавказцев, мы находим в очерке «Алые башлыки» писателя и журналиста, графа Ильи Львовича Толстого, где он описывал свои впечатления от увиденного им 26 ноября 1914 г. во Львове смотре Кавказской туземной конной дивизии. Очерк «Алые башлыки» И.Л. Толстого был впервые опубликован в начале 1915 г. в московских журналах «День Печати» и «Голос Москвы», а затем перепечатан во многих местных изданиях, в том числе в газетах «Прикарпатская Русь», «Кубанские областные ведомости» и «Терские ведомости».

«Полки проходили один за другим, один краше другого, и весь город в продолжение целого часа любовался и дивился невиданным дотоле зрелищем. Всадники были одеты в красивые черкески с ярко-красными башлыками, с отделанным золотом и серебром оружием. Все гибкие, стройные, самобытные, полные гордости и национального достоинства. Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные, типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение - выражение свое, личное; что ни взгляд - мощь и отвага...».

Восхищенный кавказскими всадниками, влившимися добровольцами в ряды российской армии, Илья Львович Толстой вспоминал и трагические страницы истории взаимоотношений России и Кавказа: «60 лет тому назад эти люди упорно с нами воевали, а теперь они настолько слились с Россией, что сами добровольно пришли сюда для того, чтобы общими усилиями сломить упорство нашего, теперь уже общего, опасного и сильного врага. Как тогда Кавказ боролся и все приносил в жертву своей независимости, так теперь он выслал к нам лучших своих представителей для того, чтобы вместе с нами стать на защиту независимости не только нашей родины, но тем самым и всей Европы от губительного нашествия новых варваров...».

Илья Толстой делился своими впечатлениями о кавказцах и разрушал некоторые стереотипы, связанные с их устрашающим видом: «…я полтора месяца провел в ближайшем соприкосновении с этими частями и не только полюбил весь их состав, начиная с высшего и до последнего рядового, но и научился глубоко его уважать. Я видел людей в походе, и на стоянках, и в боях. Их называли «дикими», потому что на них надеты страшные мохнатые папахи, потому что они завязывают на голове башлыки, как чалмы, и потому что многие из них… – абреки, земляки знаменитого Зелимхана…

Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», – рассказывал Толстой, … – я видел их выполняющими самые трудные и сложные военные поручения; и я видел и в боях, дисциплинированных, безумно отважных и непоколебимых. Много у меня от этого времени осталось впечатлений, самых интересных, которые я берегу в своей душе, как ценные воспоминания и как дорогой психологический материал» [4].

Очерк И.Л. Толстого «Алые башлыки» был одним из первых в русской периодической печати 1914 – 1917 гг., открывавших тему кавказцев на войне. Он задавал тон в ее освещении, расставлял некоторые акценты.

После торжественного смотра-шествия Кавказской конной дивизии через Львов, в конце ноября 1914 г. закончилось сосредоточение дивизии, окончательное ее формирование и обучение всадников. Отсюда кавказские полки, в том числе и Черкесский полк, выступили на фронт, проходивший в Карпатских горах. О первых днях присутствия горцев-добровольцев на войне сообщалось регулярно на страницах местных газет, издававшихся в Киеве и Львове. Так, в газете «Львовское военное слово» за 7 февраля 1915 г. был опубликован очерк А. Е. Котомкина «Горцы», где со ссылкой на письма, полученные от своего родственника – офицера с австрийского фронта военных действий, описывались интересные подробности фронтовой жизни горцев, в частности черкесов. Данный материал также неоднократно перепечатывался многими изданиями, среди которых были и «Кубанские областные ведомости», где в номере за 26 февраля 1915 г., он был опубликован в сокращенном варианте под заголовком «Горцы на войне».

«… Правду сказать, – писал автор, – набрались мы с ними в первое время хлопот. Люди, не понимающие техники современной войны, но готовые каждую минуту ринуться на врага, в десятки раз превышающие его численностью, эти люди заставляют каждый момент беспокоиться за целостность их голов. Слово «нельзя» для них незнакомо, не существует, и стоит многих усилий отговорить их от той или иной явно опасной выходки, но зато, – какая же это дикая стихийная красота – «кавказец в работе». Это вихрь, грозный, беспощадный ураган, сметающий на своем пути все живое. Искать живых после «дела» горцев – напрасный труд. Их вы не найдете. Удар горцев поразительно меток, промаха не бывает. Страшно смотреть, когда они мчатся на врагов бешеным галопом. Характерные, восточные, сильно подвижные лица принимают какое-то сатанинское выражение. Глаза горят словно уголья. Рот искривлен в злобной гримасе, а сквозь зубы несется кошмарный вой – «ы…ы…ы…».

Далее автор очерка А.Е. Котомкин обращает внимание на тактику горцев в конной атаке, их умелые действия с холодным оружием: «И скачут они не тесной колонной, а редкой цепью, что исключает возможность наибольшего попадания в них пулями. Низко склонившись к луке седла, они почти сливаются с лошадью: и лошадь и всадник представляют из себя одно целое. До остроты бритвы отточенные (у многих – из дамасской стали) клинки описывают точно пропеллер круги в воздухе и кажутся бесчисленными молниями. Сабельный удар поразительно силен».

В очерке отмечаются и способность горцев к разведывательным и диверсионным операциям в горных условиях: «Как разведчики горцы незаменимы, особенно в Карпатах. Их невзыскательные к корму лошади до такой степени резвы и выносливы, что диву даешься, где кроется их сила. Ловкий, осторожный и зоркий горец в разведке творит невероятное. Много было случаев, что он не только разузнавал расположение противника, но еще умудрялся притащить на седле «снятого» им с поста часового, и при этом обязательно с полным вооружением, – оружия, какого бы то ни было горец не бросит…».

Автор писем с фронта приводит несколько эпизодов, из которых некоторые могут, по его мнению, показаться маловероятными, но для тех, подчеркивает он, кто лично не знает «сынов Кавказа». Один из таких случаев, происходивших ежедневно в декабре 1914 г. при наступлении в Карпатах, в очерке «Горцы» описан так: «…командир второй роты №… полка повел своих людей на австрийский окоп, расположенных в 700-800 шагах. Не успели наши пробежать и половины пути, как вдруг заметили, что справа, от вдали видневшегося леса, наискось пересекая лощину, прямо на австрийский окоп бешеным галопом мчится какая-то фантастическая фигура.

«Что это такое?»

Все были озадачены, и даже на некоторое время притихла перестрелка. Человека не было видно. Казалось, что мчится взбесившаяся лошадь с огромными черными крыльями. Однако бинокль вскоре позволил выяснить, в чем дело. Это был не кентавр, а какой-то горец с широко развевавшейся буркой, прямо-таки лежавший на своей лошади. Австрийцы, также пораженные диковинным зрелищем – атакой одного лишь всадника, прекратили стрельбу и словно оцепенели. Наши же, сообразив, в чем дело, тем временем успели далеко пробежать вперед. Наконец, враги опомнились и снова открыли ураганный пулеметный и ружейный огонь. Горец уже был близко, когда вдруг его лошадь опрокинулась через голову, далеко выбросив из седла отважного всадника. Несколько мгновений он был неподвижен, но затем вскочил на ноги и уже без бурки, припадая к земле, рванулся вперед. Наши уже были близко, но австрийцы не стали их ждать и пустились наутек. Однако в стороне остались два австрийца, возившиеся около пулемета. К ним-то и направился горец. Один австриец бросился было на него со штыком, но сверкнула сабля, и штык отлетел в сторону. Не успел горец замахнуться вторично, как на него спереди и сзади набросились австрийцы.

«Погиб!» - подумали наши, и ошиблись. Нападавший спереди австриец вдруг взметнул руками и повалился в окоп, задушенный горцем. Другого же горец быстро, с ловкостью борца перекинул через голову и в следующее мгновение австриец был у него в руках. Пригнув к земле, рассерженный горец усердно награждал его шлепками точно провинившегося шалуна. Солдаты так и покатывались от смеха при виде этой картины. Наконец, горец приподнял австрийца за шиворот, поставил на ноги и толкнул к пулемету. Минуту спустя австриец, напрягая все усилия, тащил нам свой пулемет. Когда мы поравнялись, ротный нарочито строгим тоном спросил горца:

– Как ты смел скакать сюда?

– Наши там стоял, - указал он в лес. – Видел, бежишь и стрэляешь и мы поскакал.

– Тебя наказать бы следовало. Вот и лошадь твою напрасно убили.

– Зачем наказат? Наказат не надо! А лошадь жалко… Хъароший лошад был.

Постоял немного, пока солдаты рассматривали интересную фигуру горца, а затем обратился к ротному:

– Бэри, гаспадин, эта машинка и этот чаловэк. Мэнэ он нэ нада, а мы пойдем другой лошад искать.

– Погоди же, как тебя звать?

– А тебэ зачем?

– Если спрашиваю, значит надо.

Горец постоял в нерешительности, а затем ответил:

– Салим Ачах, гаспадин. Только мэнэ наказыват не нада».

Далее в очерке написано, что упомянутый Салим Ачах, награжден орденом Св. Георгия IV степени, «ибо благодаря вызванному им замешательству наши почти без потерь далеко продвинулись вперед» [5].

В очерке не сказано, кто был по национальности этот бесстрашный одинокий всадник Салим Ачах, но судя по шапсугской фамилии, мы можем вполне уверенно предположить, что это черкес-доброволец из Екатеринодарской сотни Черкесского полка.

А.Е. Котомкин приводит еще один примечательный эпизод, связанный с черкесами, в котором ярко отражено их полное пренебрежение к опасности и к смерти. «Наши войска, – писал он, – стояли верстах в двух от леса, где еще находились австрийцы. Однажды ночью мы заметили, что на опушке леса зажглись костры и, что около них происходило какое-то движение. Послали солдат узнать, в чем дело. Посланные возвращаются и не могут произнести ни одного слова от смеха.

– Что? В чем дело?

– Они там пляшут…

– Кто такие «они»?

– Да черкесы. Поют и пляшут!

Что за дьявольщина? Взбеленились они что ли? – рассердился подполковник. – Прикажите им погасить огни и убраться из леса. Перестреляют же всех, как перепелок.

Туда вместе с солдатами пошли некоторые офицеры. И действительно, глазам их представилась довольно необычная картина. Около костров сидели горцы и, похлопывая в такт руками, тянули какой-то восточный мотив, а два других отплясывали». Но кто мог допустить мысль о столь своеобразной лезгинке в горах Карпат?

– Вы зачем огонь развели? – набросился на горцев поручик.

– А тэбэ какой дело? – огрызнулся горец постарше, не разбираясь в форме.

– Командир приказал потушить огонь. Надо, чтобы было темно, здесь австрийцы. Если заметят, перестреляют вас всех.

– Пусть стреляют… Они будут стрелят, мы будэм его резат.

И многих усилий стоило уговорить горцев погасить огонь и уйти из леса. Сделали они это с крайним неудовольствием».

Автор отзывается о горцах вообще, и черкесах в частности, с большим восторгом, особо отмечая их способы ведения боя: «Их пребывание в армии очень ценно, в особенности, когда эти лихие наездники-добровольцы успели приучиться к дисциплине. Особенная страсть горцев – к рукопашным схваткам. Обычно горцы образуют в рядах противника «просеки», затем поворачиваются лицом на обе стороны «просеки» и начинают беспощадно уничтожать врага. Фехтование доведено у них до совершенства, и состязаться с ними в этом искусстве венгры не могут. Брать пленных горцы не любят. Они заставляют врага биться до последних сил с оружием в руках, рискуя при этом и своей жизнью. Несмотря на непрерывные участия в боях, потери горцев весьма незначительны, в особенности ничтожны потери у них при кавалерийских атаках, когда горцы неминуемо выходят победителями. Австрийские солдаты безумно боятся встреч с черкесами и всегда спешат скрыться при одном лишь признаке появления откуда-либо горцев» [5].

14 февраля 1915 г. было начато наступление по рубежу р. Ломница в направлении г. Станиславова (ныне Ивано-Франковск). На следующий день, 15 февраля, разгорелся бой за село Цу-Бабин. В атаку на хорошо оборудованные австрийские окопы, пушки и пулеметы пошла Майкопская сотня Черкесского полка под командованием штабс-ротмистра Султана Клыч-Гирея. Бой был стремительный и ожесточенный. В результате этой короткой схватки из окопов показались австрийские солдаты с поднятыми руками. Героев в этом бою было много, много было и потерь.

Это событие и его последствия были подробно освещены в разных изданиях и воспоминаниях. Например, в газете «Майкопское эхо» за 11 апреля 1915 г. под заголовком «Геройство майкопцев-черкесов» была помещена небольшая заметка. В ней приводится письмо командира Майкопской сотни Черкесского полка Султана Клыч-Гирея, присланное на имя атамана Майкопского отдела полковника П.П. Лагунова: «Позвольте, дорогой Петр Павлович, выразить Вам сердечную благодарность за людей и лошадей, которые Вы мне прислали на пополнение – все пришло в прекрасном состоянии. Не могу Вас не поздравить с успехами Вашей сотни, которой я имею счастье командовать. Можно сказать без исключения во всех делах полка наша сотня сыграла первенствующую роль. Масса хороших дел вышла на долю полка, но вот 15-го февраля наш полк, имея во главе нашу славную сотню, произвел конную атаку.

Говорят все, что история русской конницы до сих пор еще не имела такой лихой бешеной атаки. Полк Черкесский этой бесподобной атакой покрыл себя неувядаемой славой, а вместе с ним и народ черкесский может гордиться своими сынами, здесь находящимися, которые блестяще поддержали добрую славу своих дедов. На следующий день начальник дивизии сердечно благодарил прославленный наш полк, весь народ черкесский и со слезами присутствовал на похоронах славных героев. Я шел в атаку в лоб на пулеметы и потому, к горю моему, потерял больше всех.

Если Вас не затруднит, передайте нашим старикам мою сердечную благодарность за их молитвы за меня и мою неустрашимую сотню, которая с честью поддерживает добрую славу доблестного народа – адыге» [6].

В этом же номере газеты «Майкопское эхо» был опубликован список потерь Майкопской сотни в том бою 15 февраля, где перечислены имена 19 погибших всадников и 6 раненых.

Об этих же событиях 14 – 17 февраля 1915 года, где особенно отличились сотни Черкесского и Ингушского полков, сообщали многие центральные и местные издания. Почти во всех публикациях тех дней неоднократно повторялась одна и та же фраза из переданной Петроградским телеграфным агентством официальной телеграммы из Ставки, в которой речь шла о «кавказских горцах» в связи с их боевыми делами в рядах Кавказской конной дивизии: «горцы решительно отказываются уступить кому-либо первенство под неприятельским огнем: никто не должен получить право утверждать, что горец сражается за его спиной».

Необходимо отметить, что в этих сообщениях подмечена одна очень важная черта характера воина-черкеса – идти в наступление в первых рядах. Как свидетельствуют адыгские героические предания и песни, эту древнюю традицию – атаковать первыми врага, возглавлять наступление, черкесы считали своей особой привилегией, унаследованной от своих предков, заслуживших ее еще много сотен лет назад благодаря своей необычайной храбрости. Данный факт, связанный с тактикой ведения боя черкесами, также зафиксирован во многих русских источниках, начиная еще с ХVI в., со времен Ивана Грозного [7.55].

Все приведенные примеры являются свидетельством не только бесстрашия кавказских всадников, в том числе и черкесов, но свидетельством продолжения традиции описания образа воина-кавказца, воина-черкеса, сложившейся в русской литературе, публицистике и историографии ХIX в. Большей частью этот образ был романтизирован и поэтизирован. К примеру, известный историк Кавказской войны В.А. Потто писал: «Черкес весь был поэтическое создание войны» [8.88]. С этими словами перекликаются и характеристики в некоторых публикациях. Так, в очерке Де-Пассана «Дикая дивизия», опубликованном в газете «Юго-Западный край» за 27 марта 1915 г., издававшейся в г. Виннице Подольской губернии, отмечается, что отряды, сформированные из черкесов, чеченцев и других кавказских народностей творят на фронте чудеса храбрости. «Эти истинные «дети природы» сохранили понятия о мужестве и военной доблести в самой первобытной простоте. Война – это, по их мнению, рукопашный бой, честный открытый бой, когда враги сходятся грудь с грудью и меряются силой. Они хотят сводить счеты в рыцарском поединке. Современные способы войны приводят их в негодование. Стрелять на расстоянии, не видя врага, косить пулеметами колонну за колонной, сидеть в окопах – это не для них. Они – «поэты войны» и им необходимо «упоение боем» [9].

Далее приводится описание эпизода с черкесом, ведущим пленных австрийцев, и о его «находчивости Шерлока Холмса» при разоблачении неприятельского лазутчика».

Издание «Новое Время» в очерке «Кавказцы» писало в апреле 1915 года: «В победном шествии на С. участвовала и Кавказская дивизия. «Природным всадникам» пришлось вместе с пехотными войсками «спешенной конницей» под градом пуль и снарядов «постепенно рассыпным строем, перебежками отнимать у неприятеля пядь за пядью землю. Горцы ходили на окопы — в штыки, вернее, в кинжалы, несли сильные потери, но дух их не упал даже в этой совсем необычной для них обстановке».

Командование австро-венгерскими войсками, понимая, что г. Станиславова, к которому подходили значительные силы российской армии — пехоты и конницы, удержать не удастся, вывело свои главные силы из города, оставив там значительный гарнизон. И тогда произошло удивительное событие, участниками которого стали всадники и офицеры Черкесского и Ингушского полков 3-й бригады Кавказской конной дивизии.

«Для выяснения количества оставшихся в городе австрийцев посланы два конных разъезда горцев, – продолжает рассказ корреспондент газеты «Новое Время». – Видимо, австрийцы заметили их, но ничем не выдали своего присутствия, подпустили эту кучку людей к самому городу. Горцы предположили, что он совсем оставлен неприятелем, спокойно вошли на мост и затем в город. Здесь их встретили залпами с разных сторон. Вместо того чтобы отступить на мост, горячие кавказцы опять прибегли к своему самому необычному оружию, и на улицах закипел кинжальный бой. Плохо ли стреляли австрийцы, или их обуял страх при виде горцев, но и на этот раз последние победили, не потеряв ни одного человека, кроме нескольких раненых. Перестрелку услышали ближайшие четыре сотни и бросились на помощь своим…».

Очерк «Кавказцы» заканчивался словами о том, что «в составе дивизии есть уже немало храбрецов, награжденных Георгием. Георгия горцы называют «Джигитом» и очень чтут его…» [10].

И действительно, святой Георгий Победоносец, изображение которого помещалось на лицевой стороне Георгиевского креста – он восседал на коне и копьем поражал дракона, символизировавшего врага, – у черкесов ассоциировался с адыгским покровителем воинов и наездников – Аушеджем, имя которого, как залог бесстрашия и храбрости, охраняло их. Имя Аушеджа-кана (покровителя) часто упоминается в героических песнях и напутственных хохах (благопожеланиях), посвященных воинам.

Местные кубанские газеты публиковали очерки о наиболее отличившихся воинах-черкесах, кавалерах Георгиевских крестов. Так, в кубанской газете «Военный листок» за 7 сентября 1916 г. рассказывалось о прапорщике Довлетмирзе Бжегакове, предки которого в четырех коленах верой и правдой служили Отечеству. Он родился в 1879 г. в ауле Новобжегокай, ныне Тахтамукайского района. Окончил горское училище, в 1904 г. добровольцем поступил на службу в Терско-Кубанский конный полк. Отменно сражался в Манчжурии, был награжден Знаком отличия Военного ордена 4-й степени, повышен в чине до урядника, юнкера, уже после окончания войны стал прапорщиком. Во время Первой мировой войны служил в Екатеринодарской сотне Черкесского полка, где на его счету было много героических дел [11].

В газете «Армейский вестник», издававшейся при штабе главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, опубликованы несколько очерков о ратных подвигах кавказцев и, в частности, адыгов. В номере за 27 января 1917 г. был помещен очерк В. Днепровского «Туземцы», который рассказывает о лихой атаке ингушских и черкесских сотен на германской позиции в одной из деревень Галиции. Автор подчеркивает, что он опирается на истории, записанные штабными офицерами. «Готовилась пехотная атака на деревню. Командиры-туземцы захотели разделить с пехотой будущий успех и решили помогать ей. Вихрем полетела по холмистому полю сотня ингушей, а за ней вторая и третья. Видели две сотни черкесов, как летели в атаку ингуши, никто не подавал им команды, сами черкесы вскочили на коней, рассыпались в лаву и тоже пошли в атаку. Проскакали ингуши передние цепи нашей пехоты, залегшей в трехстах шагах перед неприятелем, под метким вихрем пулеметного и ружейного огня. Поднялась пехота, восхищённые дерзкой атакой кавказцев, крикнули «Ура!» … «Ура!» уже в честь кавказцев и пошли за ингушами и черкесами. Разом вскочили сотни в деревню и начали бой на улицах. Упорно не сдавались германские роты, трещали пулеметы на крышах халуп, стреляли ружья из окон… Спешились всадники и пошли по халупам, быстро кончился бой за деревню, немногие попали в плен, все были изрублены и переколоты. Кончили работу в деревне, вскочили на коней и понеслись на Северо-Запад».

Далее автор очерка «Туземцы» В. Днепровский сообщал, что ингуши, уничтожив расчет тяжелой батареи, «захватили пять орудий», но «не осрамились и черкесы», которые также «захватили одно орудие».

На основе всех этих эпизодов, связанных с ингушами и черкесами, В. Днепровский делал выводы о характере кавказцев: «Много навредили кавказцы германцам и австрийцам; знают о них везде и трепещут при одном виде белой или черной бараньей шапки. Есть у германцев и австрийцев много личных счетов с храбрыми кавказцами, не пощадят они их, если попадется кто-нибудь из них к ним, истопчут ногами они пленных кавказцев и ногами сломают их белые кости… Вся беда для германцев только в том и заключается, что не попадают к ним в плен кавказцы, - нечего им делать ни в Германии, ни в Австрии, не рождены они для черной работы и кроме шашки и кинжала рука их никогда не держала другого орудия, не мела улиц, не знала службы на пользу другого человека и никому, кроме царя, не желают подчиняться свободные кавказцы…» [12].

В феврале 1917 г. в Петрограде произошла революция. 2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола, передав «наследие» своему брату Михаилу Александровичу, бывшему командиру Кавказской конной дивизии, но и он 3 марта отказался от престола, обратившись к народам России с Манифестом. Власть в Петрограде и стране взяло на себя Временное правительство. Эти события внесли в ряды воюющих на фронте общую растерянность, многие в армии поддержали революционные настроения. Как вспоминают многие участники тех событий, после Февральской революции в Кавказской конной дивизии сохранялась стабильная обстановка. Кавказцы не поддались пораженческой пропаганде и псевдореволюционной демагогии. В эти дни в ряде революционных российских газет была развернута кампания нападок на офицеров и всадников Кавказской конной дивизии. Их обвиняли в том, что они участвовали в подавлении революционных протестов в Петрограде. В связи с этим, на страницах газеты «Кубанский курьер» за 24 марта 1917 г. появилась публикация, опровергающая эти обвинения. В ней с письмом в редакцию выступил юрист Пшемахо Тамашевич Коцев: «В первые дни великой русской революции вместе с известиями о падении старого режима и о событиях на улицах Петрограда в обществе стали циркулировать слухи, а затем в некоторых газетах появились заметки о том, что будто некоторые части Кавказской туземной кавалерийской дивизии (так называемой «Дикой») были истребованы с фронта для подавления революционного выступления, и они стреляли в народ, причем, будто и сами были расстреляны другими войсковыми частями, перешедшими на сторону Исполнительного Комитета Государственной Думы. Подобные слухи, естественно, взволновали горское население, и представители последнего приняли все меры к тому, чтобы получить самые достоверные известия об участии и роли их единоплеменников – частей так называемой «Дикой Дивизии» – в событиях на улицах Петрограда. По полученным самым точным и достоверным сведениям оказалось, что ни одна из частей Кавказской туземной кавалерийской дивизии в Петрограде в революционные дни не была, и ни один воин названной дивизии в революционный народ не стрелял. Вся эта дивизия с первых дней войны и по настоящее время находится на своем боевом посту на позициях Западного фронта и наравне с другими сынами Великой России защищает общую родину от внешнего врага» [13].

Первая мировая война продолжалась. Российская периодическая печать, несмотря ни на что, продолжала публиковать материалы о кавказцах на войне, о том, как они до последнего оставались верны долгу. Так, в начале июня 1917 г., когда до начала нового наступления войск Юго-Западного фронта оставались считанные дни, Кавказская конная дивизия, вошедшая в состав 8-й армии под командованием генерал-лейтенанта Лавра Георгиевича Корнилова, перебрасывалась воинскими эшелонами в Галицию. 12 июня 1917 г. на железнодорожной станции Заблотов состоялся смотр Кавказской конной дивизии командующим 8-й армией генералом Корниловым. Свидетельства о том памятном в истории дивизии событии запечатлели многие издания, в том числе, журнал «Донская волна» и газета «Терский вестник». Обе статьи: «Корнилов и горцы» в журнале «Донская волна», вышедшем летом 1917 года в Ростове-на-Дону и «Смотр Кавказской туземной (дикой) дивизии», опубликованная 11 июля 1917 года газетой «Терский вестник», в лучших традициях русской журналистики освещали это торжественное событие.

Дивизия выстроилась на пустыре около железнодорожной станции «четырехугольником»: с трех сторон – Чеченский, Ингушский, Кабардинский, 2-й Дагестанский, Черкесский и Татарский полки. С четвертой стороны стали входившие в состав дивизии артиллеристы 8-го Донского казачьего дивизиона и пулеметчики отряда Балтийского флота. Выстроенные части представляли из себя красивую картину…

Ровно в четыре часа пополудни командарм на коне «въехал в четырехугольник» и стал объезжать выстроившиеся части, «здоровается с ними и заговаривает с двумя-тремя всадниками каждого полка». Затем, остановившись посредине дивизионного «четырехугольника», Лавр Георгиевич Корнилов произнес следующую речь:

«Орлы Кавказа! Я не ожидал, но я счастлив видеть вас в таком изумительном порядке. В вас сохранился еще тот дух, который начинают терять наши войска.

Когда вернетесь к себе на Кавказ, передайте от меня поклон и большое спасибо вашим отцам, что сумели воспитать и вдохнуть в вас ту внутреннюю дисциплину, что предохраняет вас от развала. Сейчас я зову вас на ратный подвиг и убежден, что славная история вашей дивизии обогатится еще многими страницами. Еще раз спасибо вам, славные горцы, за службу!»

Площадь оглашается ответными, одобрительными и приветственными криками нескольких тысяч человек на многих языках народов Кавказа и русском, затем раздается мощное «ура!». При этом шесть полковых «хоров» заиграли революционную «Марсельезу».

И вот началось прохождение частей Кавказской конной дивизии церемониальным маршем перед командующим армией генералом Корниловым. «Стройно, полк за полком, под звуки музыки прошли кавказцы, за ними загрохотали пушки, а за этими последними прошли пулеметчики...».

Смотр закончился традиционной «кавказской лезгинкой под звуки зурны…» [14].

В данной статье мы привели лишь некоторые публикации российской периодической печати 1914 – 1917 гг., касающиеся участия воинов-черкесов в Первой мировой войне. Мы убеждены в том, что любая, даже самая маленькая, информация о черкесах-добровольцах и их участии в событиях, связанных с Первой мировой войной, является бесценным источником для исследователя, чтобы представить себе более выпукло и ярко события столетней давности. Несмотря на кажущийся несколько преувеличенно восторженный тон этих очерков, они доносят до нас отпечаток того времени, рассказывают нам о доблести и храбрости черкесов на фронтах Первой мировой войны, об их отношении к жизни и смерти, чести и бесчестию, а также о том, как эти рыцари и воины уходящей эпохи до конца были верны своему долгу и присяге.