Действующие лица
Пушкин. Рабочие и крестьяне? Так они управляют государством вашим? Яна
жүктеу/скачать 431.27 Kb.
|
Пушкин. Рабочие и крестьяне? Так они управляют государством вашим? Яна. Да, во главе с коммунистической партией. Смольников. Уму не постижимо! Пушкин. Невероятно! И что же? Смольников. Как же они управляют? Пушкин. Что дала ваша революция? Яна. Я не могу так…все сразу… Пушкин. Сделайте милость, сударыня, удовлетворите справедливое любопытство наше! Яна. Революция … она положила конец эксплуатации человека человеком! Пушкин. Что же, все стали свободными? Смольников. Работают только на себя? Пушкин. Земля, угодья, леса, кому принадлежит все это? Яна. Государству. Смольников. Так все-таки не народу? Яна. Вы путаете меня, государству, значит народу. Смольников. Постойте… Пушкин. Извините профессор… Смольников. А рабочие… Пушкин. Чего вы достигли? Яна. У нас всеобщая грамотность, у нас самое лучшее образование в мире! Любой крестьянский сын может пойти учиться и стать ученым, академиком! Смольников. Позвольте, а кто же землю пахать будет, а метал плавить? Пушкин. Профессор, вы уже закончили? Смольников. Одну минуту, (вновь принимается за трансхрон). Пушкин. Кто же у вас книги пишет, тоже рабочие? Яна. Писатели… Пушкин. Что ж они, столь мало написали? Яна. Не было времени, мы работали, создавали, открывали, побеждали! И потом, у нас была война! Война, понимаете!? Мы защищали свою землю от врага! Миллионы советских людей погибли! Смольников. С кем же вы воевали? Яна. С фашистской Германией! Пушкин. Вы победили? Яна. Да! Мы выстояли в этой самой кровавой войне и победили! Мы победили! Пушкин. Давно ли это было? Яна. Двадцать лет назад… у меня кружится голова… Пушкин…машина времени, …Это какой-то сон, бредовый сон! Пушкин. Это не сон, уверяю вас. Яна. Но этого не может быть, не может! Понимаете!? Пушкин. Понимаю! Яна. Пушкин? Пушкин. Пушкин. Яна истерично смеется. Смольников. По-видимому, ей дурно. Пушкин. Я успел заметить. Яна (Пушкину). Прочитайте стихотворение. Пушкин. Извольте, какое же? Яна. «Я к вам пишу - чего же боле?… Пушкин. «Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать»
Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет! Пишут мне….» …ну Пушкин. Чудесные стихи, но я ей-богу не писал этого! (Смольникову). Так может, еще напишу? Смольников. Нет, нет, это не ваши стихи. Яна. Извините, я проверяла вас, это Есенин. Пушкин. Есенин! Замечательный ваш поэт Есенин! Жив ли он еще? Яна. Нет, он давно умер. Пушкин. Как бы я хотел побеседовать с ним! Смольников. Александр Сергеевич, все готово, можно отправляться! Пушкин. Уже? Яна. Как! Вы даже не попьете чаю?! Смольников. Не стоит беспокоиться. Пушкин. Отчего же, было бы славно. Яна. Пожалуйста, садитесь, я сейчас. (Убегает.) Пушкин. Николай Алексеевич, когда еще нам предстоит испить чаю в обществе столь очаровательной особы, в середине двадцатого столетия? Смольников (рассеяно). Да, вы правы… Пушкин. Судя по вашему расположению духа, мы и на этот раз не вернемся к Нащокину? Смольников. Нет, с трансхроном полный порядок, я выявил причину и исправил ее, меня поразили слова этой девочки. Как вы думаете, все это правда? Пушкин. Если это и неправда, то хорошо придумано. Смольников. Умом Россию не понять… Пушкин. Как вы замечательно сказали! Смольников. Это не я сказал, Тютчев. Появляется Яна с подносом, на нем самовар, сушки и варенье. Пушкин. Самовар! Как мило! Яна. Александр Сергеевич, вам покрепче? Пушкин. Да, будьте добры. Яна. Это вам Пушкин. Благодарю вас. Яна. И вам. Смольников. Спасибо. Яна. Попробуйте варенье. Пушкин. Как мило у вас, все так просто и легко, без кислых мин и церемоний, У-ууу... Что же это за варенье? Яна. Клубничное…мама варила.. Пушкин. Это не варенье, это поэма! Как сладок горький хлеб изгнанья! Яна. Вам понравилось? Пушкин. Изумительно! Смольников. Превосходно! Пушкин. Садитесь с нами, прошу вас. Яна (садится). Спасибо. Пушкин. «Смеркалось; на столе блистая Шипел вечерний самовар…» Яна. «Китайский чайник нагревая; Под ним клубился легкий пар…». Пушкин. «Разлитый Яниной рукою, По чашкам темною струею Уже душистый чай бежал…»
Веткой мне слезу смахни. Принимай меня деревня, Ставни окон распахни. Своим долгим, любопытным взглядом Проводи с конца и до конца, Родниковую прохладой Смой печаль мою с лица. Напои водой студеной И покоем напои, Утопи в траве зеленой Думы горькие мои. Пушкин (припадает возле нее на колено и целует руку). Какая прелесть простоты! Как это трогательно и мило! Яна. Вы…вы, в самом деле, так считаете?! Смольников. Расщепление атомного ядра! Боже мой! Какая энергия! Пушкин. Профессор нашел свою стихию…Милая Яна, а где же у вас фортепиано? Вы музицируете? Яна. Нет, но я немного рисую. Пушкин. Чудесно! Яна. И занимаюсь танцами. Пушкин. Что вы говорите! Смольников. Прав, прав был Циолковский! Александр Сергеевич, они запустили человека в космическое пространство! Пушкин. Профессор! Что? Человека? Каким образом? Кто запустил? Смольников. Мы, русские! Яна. Да, мы, Советский Союз! Пушкин. Браво! Яна. «О, сколько нам открытий чудных…» Пушкин. Готовит просвещенья (целует Яну в щеку.) век. Яночка, это событие нам необходимо отметить! Не найдется ли у вас шампанского? Смольников. Александр Сергеевич. Яна. Шампанского? Не знаю.…У меня есть вино! Пушкин. Вино? Яна. У Жени есть шампанское! Пушкин. К черту Женю, пусть будет вино! Яна. Я сейчас! (убегает.) Смольников. Я полагаю это совершенно лишнее. Пушкин. Не брюзжите профессор, и потом, это же великий грех не провозгласить тост за столь грандиозное свершение соотечественников наших! Яна (с графином и бокалами.) Вот, папа с юга привез! Пушкин. Позвольте (разливает). Прошу вас (протягивает Яне). Держите, бокал профессор.…Так…(поднимая бокал) Да славься же во веки вечные земля русская! Приумножайся талантами, крепни силою и добродетелью своею! Звенят бокалы. Выпивают. Пушкин. Изумительное вино! Яна, у вас есть граммофон? Яна. Граммофон?! Нет, их давно не слушают. (Включает радиолу. Звучит вальс). Пушкин. Позвольте пригласить вас. Яна. Конечно… Смольников. Александр Сергеевич… Пушкин. Профессор, читайте внимательно, после расскажите Кружатся в вальсе. Как вы обворожительно-прекрасны…и как скудно вдохновение моё, что не может выразить словом истинное восхищение красотой вашей… Яна. Ну что вы…я совершенно обыкновенная… Пушкин. Вы необыкновенны, признайтесь себе в том, и верьте, за один ваш только взгляд, можно заложить душу свою, но и того будет ох как мало! Ничтожно мало! Яна. Александр Сергеевич.… А… вам нравится мое платье? Пушкин. По образу ль какой царицы ты одета, пастушкою сидишь у шалаша — во всех ты чудо света, во всех ты, душенька, нарядах хороша! Раздается звонок в дверь. Яна выключает радиолу. Пушкин. Вы ждете кого-то? Яна. Нет. Пушкин. Быть может, стоит открыть? Яна. Вы что?! С ума сошли?! (Пауза.) Кажется, ушли… Пушкин. Ну, вот и славно! Позвольте. (Разливает вино.) Профессор, чем еще порадуете? Смольников (отрываясь от учебника). Они собираются на Луну! Пушкин. Яночка, вы собираетесь на Луну? Яна. Да, вот увидите, через два-три года, советские космонавты высадятся на Луне! Пушкин. Вот как надо делать историю! За Луну! За советских космонавтов! Выпивают. Яна. Александр Сергеевич, оставайтесь у нас! Смольников. Это совершенно исключено! Пушкин. Как мило! Спасибо Яночка, как бы мне хотелось остаться у вас, но на этот раз профессор, пожалуй, прав. Яна. Ну почему нет? У нас свободная страна, вами так восхищаются! Вас так любят! А там, при царском режиме? Ну, разве это жизнь - в ссылки высылали, переписку читали, доносили, подслушивали! Произведения сокращали, отвергали, запрещали! Всюду шпионы! Постоянные допросы в третьем отделении….. Как можно жить, писать в таком ужасе! Аракчеевщина, одним словом!… Аракчеевщина! То ли у нас… Пушкин. Милая, милая Яна….Я ужасно отстал от века вашего! Вы собираетесь на Луну, а я, из «времян очаковских и покоренья Крыма…» сердечно вас благодарю… Яна. Что ж, я все понимаю…. Пушкин. Вот и славно, что поняли…(Задумчиво.) Что ж буде после с вами? Яна (вдохновенно). Вы знаете…вы и представить себе не можете, что ожидает нас впереди! У нас великое будущее! Мы построим самое гуманное общество, где ни будет, ни войн, ни страданий, ни зависти, ни злобы. Мы достигнем невиданных высот в науке, литературе, искусстве! Мы узнаем тайны мирозданья и проникнем далеко в космическое пространство! Мы научимся побеждать старость и неизлечимые болезни! Все советские люди будут здоровы, счастливы, умны и красивы! Пушкин. Сегодня бог…а завтра где ты человек? Звонок в дверь. Смольников. Пора, пора Александр Сергеевич. Пушкин. Мне очень жаль, однако, в самом деле, пора. Яна. Александр Сергеевич…. Пушкин. Может быть, Бог даст, свидимся. Яна. Никогда мы уже не увидимся, и никто мне конечно не поверит. Пушкин. Не отчаивайтесь Яна …а желаете, я вам напишу что-нибудь? Смольников. У нас нет времени! Сюда сейчас зайдут! Яна. Конечно! (подает бумагу и карандаш). Напишите! Пожалуйста! Продолжительный звонок. Пушкин (на миг, задумавшись, начинает торопливо писать). Извольте, только прошу вас, прочитайте после. Яна (прячет листок). Спасибо, вам Александр Сергеевич. Пушкин. И вам спасибо. Спасибо за ваш теплый прием и милые речи ваши, от которых так трепетно и тепло стало на душе моей. Вспоминая вас, томительнее и больнее биться будет сердце мое, и будет ему столь же светло, как и грустно… Нетерпеливый стук. Смольников. Александр Сергеевич! Умоляю вас. Пушкин. Прощайте же, милая Яна! Яна. Прощайте! Темнота. Действие четвертое Совершенно пустынная комната, с облупившимися обоями, и железной койкой с голым матрацем у стены. Посреди комнаты Пушкин и Смольников, с неизменным их спутником - трансхроном. Пушкин. Не дай мне Бог сойти с ума! Смольников. Мне нечего сказать вам в свое оправданье. Пушкин. Изрядно вы меня позабавили сегодня, профессор. Смольников. Александр Сергеевич… Пушкин. Было бы лучше остаться там. Она так мила! Никакого жеманства, кокетства и фальши, простота обаяния.… Как же досадно… Подходят к запыленному окну, сквозь которое едва пробивается свет. С трудом открывают створки. Смольников. Ничего не понимаю. Пушкин. В дали от шума городского… Смольников. Где же люди? Ни трамваев, ни автомобилей…. Пушкин. А запах! Какой смрадный запах! Смольников. Позвольте, я закрою окно! Пушкин. Николай Алексеевич, вы так и не ответили на мой вопрос: от чего я погибну? Смольников. Я не могу сказать вам, поймите! Пушкин. Так ответьте хоть, когда? Смольников. Поверьте – не могу, не имею права. Пушкин. А притащить меня сюда, вы имели право? Смольников. Не имел. Что ж, делайте со мной все, что вам угодно! Пушкин. Какой мне в том прок. Так скажите хоть где? Здесь? В Москве? Голос. В Петербурге. Появляется совершенно седой, немощный и сгорбленный старик. Старик. День добрый, Александр Сергеевич, позвольте поприветствовать и вас Николай Алексеевич. Присаживайтесь. (Показывает на кровать.) Пушкин. Благодарю вас. Смольников. Кто вы? Старик. Ах, да, совсем забыл представиться, вот она - старость! Смольников Николай Алексеевич. Смольников. Что?! Пушкин. Профессор?! Старик. Уже нет, я давно оставил кафедру, мои знания оказались никому не нужны. Смольников. Я ничего не понимаю, вы… Старик. Это ты. Пушкин. Боже правый! Старик. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Смольников. Невероятно! Старик. Вот к чему приводят опыты со временем. Велика ли тебе радость, видеть себя немощным и больным стариком? Смольников. Какой же… Старик. Одна тысяча девятьсот девятнадцатый. Смольников. А… Старик. Да, Москва, Воротниковский переулок,12. Смольников. Я говорю с самим собой? Старик. Выходит что так. Смольников. Господи… Старик. Не стоит всуе касаться святых имен, он здесь совершенно не причем. Пушкин. Уму не постижимо! Впрочем, стоит ли мне уже удивляться тому. Смольников (удрученно). Кто бы мог подумать… Пушкин (старику). Что же у вас случилось? Где все люди? Старик. Кто на фронте, кто бежал, а кого и расстреляли, остались лишь такие как я, да девки с ребятишками. Смольников. У вас.. Старик. Русский бунт. Сын против отца, брат против брата. Много горя пришлось испить русскому люду, ох как много…А сколь предстоит еще. Скоро сюда придут. Придут за мной. Пушкин. Так чего же вы ждете, коли знаете все наперед! Смольников. «Все должно идти чередом своим, люди должны рождаться, творить и умирать и не в нашей силе идти супротив тому», не ваши ли это слова, Александр Сергеевич? Настал и мой черед. Смольников. А как же… Старик. Не будь столь малодушным. Смольников. Не за себя я… Старик. Верю. Для того только я здесь, чтобы поправить ошибку мою. Подай его сюда. Смольников протягивает старику трансхрон. Тот мгновенно его настроил. Вот и все. Да, и как только закончишь, немедленно уничтожь его! Смольников. Я так и сделаю. Пушкин. Благодарю вас. Старик. Не стоит, я сделал лишь то, что должен был сделать. Прощайте. Пушкин. Прощайте… Удаляются в противоположный угол комнаты. Вдруг Пушкин оборачивается и поспешно возвращается к старику. Пушкин. Николай Алексеевич, как не вам, знать, что случилось с Россией! Скажите же, прямо! Мысли ли наши были не те, дела ли не правы? Что мы делали не так? Что нам предстоит сделать? Старик. Это одному богу ведомо….Много я повидал, много узнал, но тем больше осталось тайною….Но порой приходиться верить, что не источится чаша страданий, сколько ее не пить нам, покуда не исполнится фатальный приговор и не перестанет существовать Отечество наше. Пушкин. Страшные слова вы говорите! Старик. Куда страшнее действительность. Пушкин. В нашей ли воле изменить ее? Старик. Мыслите, боритесь, и созидайте. Вот то, одно что хочу сказать вам. Все оно во благо, все так, и мысли ваши прорастут и дела ваши приумножатся. Пушкин. Во что же нам верить? Старик. Верьте в себя. Пушкин. Есть ли надежда? Старик. Для чего вам те знания, которые рождают великую же скорбь, и леность ума, и опустошение души вашей? Разве Гоголь, зная наперед, что сожжет свою поэму, стал бы сочинять ее? Разве стал бы он, зная, что не достичь ему вершины своей, искать, открывать, спотыкаться, падать, но подниматься и снова продолжать карабкаться? Пушкин. Однако, человек, зная, что неминуема смерть его - живет, любит, страдает, мыслит, творит! Старик. Мыслит! Верно! Что же и составляет величие человека, как не мысль его? В мысли заключается животворящая сила человеческого бытия, не будь ее, не стало бы жизни на земле. Живите, мыслите, свершайте…. Жажда жизни, неустанный поиск неизведанного и прекрасного, бесконечное совершенствование – естественная потребность человеческого сознания, суть его, и зерно бытия. Пушкин. Так ли обернутся мысли и деяния наши? Расслышат ли наш голос потомки? Старик. Как знать….Но не угашайте духа, не уставайте верить, дерзать, искать и бороться! Не проявите слабость и усталость, иначе более и более источаться будут истоки, иссыхать корни и увядать побеги, питаемые мыслию и делами вашими…. И забудем мы имя свое, веру и язык свой. Черпайте силу подобно Антею, в земле – матери своей. Страдайте, мыслите и боритесь, чтобы ваши силы утроились после; и как бы не был тонок ручеек, наполните его мыслию своей, делом своим, волей своей, и другой ручеек, побежит во след за ним, а там и третий и четвертый и полноводная река забурлит мыслию человеческой, разумом и силою….Живите, творите, любите, рождайте! Как тоненький росточек пробивается сквозь камни, пробейте эту глыбу мрака и всеобщей пустоты, и к свету потянутся другие, а за ними целое поле заколоситься и даст урожай великий! Смольников. Вот, во имя чего, Каховский и Рылеев взошли на эшафот! Пушкин. Да, не ради тех, кои не помнят родства своего, и блещут отсутствием ума, а во имя тех, для кого дела и помыслы наши явили отклик души и волнение сердца. Смольников. Так все-таки есть другая Россия?! Старик. Есть. Но чтобы она ожила, воскресла, чтобы пробились тоненькие ее росточки сквозь заскорузлое каменное бытие, духовную пустоту и безверие, ей нужны мысли, сердца и дела ваши! Стук в дверь. Боритесь, каждый миг, каждое мгновение жизни своей! Идите, не смотря ни на что, идите вопреки всему и всем. Идите, колумбы росские, источайте силы свои, падайте, но вновь поднимайтесь и идите, идите и знайте, что пойдут за вами другие, и их путь будет легче, и благодарно помянут они вас. Пушкин. Да, у нас, как и у них, нет права на слабость… Старик. И на ошибку. Голос за дверью. Откройте Старик. Это они. Ступайте. Пушкин. Вы погибните! Старик. Не беспокойтесь за меня (Смольникову.) И непременно уничтожь его! Слышишь? Смольников. Я все понял. Голос за дверью. Профессор, откройте! Нам известно, что вы дома! Старик. Поспешите! И постарайтесь все забыть Александр Сергеевич. Историю пишем мы и пишем ее сегодня. Голос за дверью. Именем революции, откройте! Старик. Прощайте же! Пушкин. Прощайте! Спаси вас бог! Раздаются выстрелы. Темнота. Эпилог Комната в доме Нащокина: обстановка почти такая же как и в первом действии, разве что по краям от дивана – низкие пуфики, вместо книжного шкафа – этажерка, вместо стола – секретер, с часами и канделябрами. Стулья задернуты чехлами. На диване лежит Пушкин. Возле окна, скрестив руки на груди, стоит Нащокин. Пушкин вскакивает с дивана и озирается по сторонам. Нащокин. Ну, наконец-то! Одиннадцать часов! Горазд же ты спать, братец мой! Пушкин. Павел? Нащокин. А кого ты желал увидеть? Пушкин (бросается к окну, затем к столу, находит свою рукопись). Неужто сон…. Нащокин. Да что с тобой? Пушкин (тяжело выдохнув, плюхается на диван). Бог ты мой! Нащокин. Вера сказывала, что кричал ты всю ночь, звал какого то профессора…Уж не заболел ли ты часом? Пушкин. Нет, нет, Павел, я здоров, просто сон…дурной сон. Нащокин. Ну и славно! А я братец мой продулся! Подбегает к двери, удостоверяется, что за ней никого, запирает. Веришь ли – в пух и прах! Этот каналья Ионов, обобрал как липку, ну ничего, ничего, бьюсь об заклад, сегодня же, все верну, да и с лихвой. (Таинственно.) У меня, голубчик, один секретишко припасен… Пушкин. Павел, да говори прямо, двадцать, тридцать? Нащокин. Пятьдесят! Пушкин (достает бумажник, отсчитывает). Получи! Нащокин. Вот услужил, душа моя! Пушкин. Полно, что за счеты! Нащокин. А коли желаешь, поехали со мной! Мы с тобой им такого зададим! Пушкин. Нет, Павел, благодарю тебя, но не большой я до этого охотник стал. Нащокин. Голубчик Александр Сергеевич!? Ты ли это? Нет, брат, ты определенно заболел! Впрочем, не для того я здесь. На цыпочках подкрадывается к двери, вдруг резко распахивает ее и совершенно успокоившись, запирает на ключ. Заговорщицки. Юлия приехала. Пушкин. Она?.. Нащокин. О-о-ооо! Узнаю, узнаю Александр Сергеевич! Как ожил взгляд, как всколыхнулись плечи! Так вот, в семь она будет у Ермолова. Намедни я шепнул ему о твоем приезде, так что, думаю, она уже знает. Пушкин. Павел, я не буду, скажи, что заболел, уехал…не знаю…да наври что-либо. Нащокин. Ба! Александр! Пушкин. Мне, в самом деле, не здоровится что-то. Сделай милость, буду тебе очень признателен. Нащокин. Ну, как знаешь. Пушкин. Да и не затем я к тебе приехал. Работы прорва, а я не сделал ничего. Нащокин. Нет, вы слышали? Первый поэт России! Он ничего не сделал! Ты сделал более чем! Остановись, передохни! Пушкин. Некогда отдыхать, Павлуша, другие то, на пятки наступают. Нащокин. Кто, позволь полюбопытствовать? Кукольник, или, может быть, Бенедиктов? Не смеши меня Александр! Дарование их безлико и пусто, как и скоротечна их слава! Кто вспомнит о них через двадцать лет? Пушкин. Не окажусь ли я средь них…. Нащокин. Опять хандришь… Пушкин. Рано нам почивать на лаврах. Чем дальше жизнь, тем дни короче, а сделать надо пропасть как много! Не успею я всего, братец, чувствую, что не успею… Нащокин. Грустно мне смотреть на тебя, Саша, ох как грустно… Пушкин. Надо работать,…надо успеть… Нащокин. Что ж не смею тебе мешать. Пушкин. Ступай, ступай. Нащокин уходит, Пушкин садиться за стол, склоняется над рукописью. Темнота. Занавес. Декабрь 2010 жүктеу/скачать 431.27 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|