Чичеринские чтения

1. 
   См. Bennett G. British Foreign Policy during the Curzon Period. L., 1995; Rose I. Conservatism and Foreign Policy during the Lloyd George Coalition, 1918–1922. L., 1999; Johnson G. Locarno Revisited: European Diplomacy, 1920–1929. L., 2004; Sharp A. Adapting to a New World? British Foreign policy in the 1920’s. // G. Johnson, ed. The Foreign Office and the British Diplomacy in the Twentieth Century. L.; N. Y., 2005. P. 74-85; Steiner Z. Lights that Failed. European International History 1919–1933. Oxford, 2005.
   
2. 
   Cм. напр.: Лихарев Д.В. Морская политика Великобритании в 1900–1930 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук. СПб., 1995.
   
3. 
   Системная история международных отношений / ред. А.Д. Богатуров. М., 2000. Т. 1. C. 8.
   
4. 
   Лемин И.М. Внешняя политика Великобритании от Версаля до Локарно 1919–1925 гг. М., 1947.
   
5. 
   The National Archives, Public Record Office (NA PRO). CAB 29/1/P-5; FO 371/2804/180510.
   
6. 
   Goldstein E. Winning the Peace. British Diplomatic Strategy, Peace Planning, and the Paris Peace Conference, 1916–1920. Oxford, 1991. P. 14-16.
   
7. 
   Hankey M. Diplomacy by Conference. Studies in Public Affairs 1920–1946. L., 1946. P. 60; Judd D. Balfour and the British Empire. L., 1968. P. 90-91.
   
8. 
   Жигалов Б.С. Дальневосточная политика Англии в 1917–1922 гг. Томск, 1981. С. 15; Goldstein E. Op. cit. 155-157.
   
9. 
   Ibid. P. 39.
   
10. 
    См. напр. Сагимбаев А.В. Политика Великобритании на Ближнем Востоке: проблема выработки единого механизма принятия решений (1914–1922) // Всеобщая история. Современные исследования. Брянск, 2002. C. 149.
    
11. 
    Ferris J. The Evolution of British Strategic Policy, 1919–1926. L., 1989. P. 17; Горохов В.Н. История международных отношений. 1918–1939. М., 2004. C. 95.
    
12. 
    British War Aims and Peace Diplomacy. Oxford, 1971; Шапова-
    лов М.С. Палестинский аспект ближневосточной политики Великобритании в 1914–1931 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Томск, 2008.
    
13. 
    Vinson J. The Parchment Peace. Athens, 1955. P. 183.
    

Вторым центром польской власти стало правительство, сформированное Юзефом Пилсудским в ноябре 1918 г. в Варшаве и возглавляемое верным ему Енджеем Морачевским, а портфель министра иностранных дел получил превосходный знаток Восточной Европы Леон Василевский. Другие региональные центры власти, сформированные осенью 1918 г., подчинялись варшавскому правительству и самому Пилсудскому, теперь как временному главе государства, имевшему фактически диктаторские полномочия [3].

Приближался срок начала мирной конференции в Париже, которая должна была начаться 18 января 1919 г. Понимая, насколько невыгодным является положение Польши, имеющей два центра власти, Пилсудский пытается изменить такое положение вещей, изыскивая возможность договориться по этому поводу с Дмовским. С этой целью в конце декабря 1918 г. он отправил в Париж своих делегатов в лице Казимежа Длуского (родственника по мужу Марии Склодовской-Кюри) [4], Антония Суйковского и Михала Сокольницкого [5]. Их необходимо было докооптировать в состав ПНК, что помогло бы достичь столь необходимого накануне открытия мирной конференции компромисса между обоими польскими центрами власти [6].

Однако события пошли по несколько иному пути. А именно, в ночь с 4-го на 5-е января 1919 г. представители правых попытались свергнуть правительство Морачевского и завершить период правления Пилсудского. Плохо подготовленный государственный переворот закончился полным провалом. Однако он заставил представителей правых как в самой Польше, так и в Париже осознать, что свергнуть или обойти Пилсудского так просто не удастся, а значит, необходимо искать с ним компромисс. Таким образом стремления обоих центров власти наконец совпали. Действительно, компромисс был достигнут довольно быстро [7]. Таким компромиссом стало правительство, сформированное 16 января 1919 г. – всего за два дня до открытия мирной конференции в Париже, – которое возглавил Игнаций Ян Падеревский, бывший еще недавно представителем ПНК в Соединенных Штатах Америки. И он же получил пост министра иностранных дел [8]. Кто знает, возможно, этот кабинет министров, сформированный тогда в результате уступок как со стороны Пилсудского, так и со стороны Дмовского, являл собой пример одного из самых крупных и плодотворных компромиссов и одновременно крупных успехов в истории Польши в минувшем столетии?

Довольно быстро это событие принесло свои плоды в виде признания в январе и феврале 1919 г. державами Антанты Польского государства де-юре, была также сформирована единая делегация для участия в мирной конференции (в составе которой были Дмовский и Падеревский, а до момента прибытия последнего в Париж, в апреле 1919 г., его заменял Длуский), наконец, для польской дипломатии были расширены рамки возможных действий и постановки задач [9].

Несомненно, центр активности польской дипломатии, впрочем, как и международной жизни, в первой половине 1919 г. переместился в Париж, где проходила мирная конференция (18.I. – 28.VI.1919 г.), которая должна была в результате переговоров привести к подписанию договора с Германией и подготовить трактаты с другими центральными державами. В отличие от конференций такого рода, проводившихся в XIX столетии, за стол переговоров не были приглашены проигравшие. Не получила приглашения и Советская Россия [10]. Этот факт уже сам по себе способствовал сближению Германии и Советской России, хотя даже наиболее проницательные умы весной 1919 г. вряд ли могли предвидеть, что через несколько лет будет отвергнут версальский порядок, основы которого были выработаны именно во время Парижской мирной конференции без участия Берлина и Москвы, что станет платформой для договоренностей между Веймарской и Советской республиками [11]. Зато повсеместно делалась ставка на скорое падение власти большевиков и победу Белых армий, которые пользовались поддержкой французских, английских, американских, японских и итальянских властных кругов. По этой же причине в Париже не занимались проблемами Восточной Европы и будущей западной границы России, откладывая решение этих вопросов на потом, хотя в кулуарах охотно выслушивали мнение представителей русской эмиграции. Пилсудский прекрасно улавливал эти настроения [12]. Поэтому он говорил своим доверенным лицам, что решение вопроса о польско-немецкой границе зависит прежде всего от Антанты, и предоставил заниматься этим вопросом Дмовскому. К решению вопроса о восточной границе он подходил иначе. В данном случае он считал, что многое, если не все, зависит от самих поляков [13].

Дмовский изложил требования и позицию польской стороны уже в конце января – начале февраля 1919 г., то есть в самом начале мирной конференции. Сначала, когда председательствующий на конференции премьер Франции Жорж Клемансо предоставил 29 января ему право выступить, он сделал это в устной форме в своем выступлении, длившемся несколько часов, которое он сам переводил с французского языка на английский, вызвав восхищение и изумление присутствующих, а затем он изложил территориальные требования в письменной форме, передав их лично председателю комиссии по польским вопросам Жюлю Камбону. В документе, переданном Дмовским, звучало требование о передаче Польше Тешинской Силезии, всей Верхней Силезии, Опольщины, а также требование о том, чтобы в районе Великопольши территория страны вернулась к границам, существовавшим в период до разделов, чтобы Польше принадлежали земли злотовские, бытовские, вся Кашубщина, высказывалось пожелание, чтобы польско-немецкая граница проходила на восток от Слупска. Дмовский добивался включения в территорию Речи Посполитой Западной Пруссии с городом Гданьском и квидзинской регенцией, передачи Польше Вармии и Мазур, а Литве – возможно большей части территории прежней Пруссии в районе Клайпеды, предполагая, что она войдет в состав возрожденного польского государства на основе какой-либо формы федерации [14]. Таким образом он хотел сократить до минимума район Восточной Пруссии, так опасно нависшей – с геополитической и военной точек зрения – над территорией Польши и одновременно представлявшей собой точку опоры для будущих территориальных притязаний со стороны Германии. Кроме того, Дмовский требовал, чтобы то, что осталось от Восточной Пруссии, взяли под строгий контроль державы-победительницы [15]. Если принять во внимание, что за несколько недель до этого, в начале ноября 1918 г., Эразм Пильтц весьма серьезно рассматривал линию Кошалин – Гожув Великопольский в качестве той линии, за которую следовало вывести немецкие части после подписания перемирия, то территориальные требования, выдвинутые Дмовским, можно считать вполне реальными и даже более сдержанными в сравнении с выступлениями некоторых представителей ПНК [16]. Косвенно это подтверждает тот факт, что комиссия Камбона положительно отнеслась к польским требованиям, правда, с одной оговоркой – было предложено провести плебисцит на землях Вармии и Мазур [17].

Однако довольно быстро оказалось, что выдвинутые Дмовским требования не приемлемы для представителей мировых держав, особенно для премьера Великобритании Дэвида Ллойд Джорджа. Британским политиком руководила отнюдь не антипатия в отношении Польши и поляков, хотя сказать, что она была ему совсем чужда, нельзя. Он руководствовался прежде всего интересами своего государства, выраженным в старом принципе: balance of powers. Польша в его представлении была клиенткой Франции [18]. А Франция в его представлении – после того, как была побеждена Германия, распалась Австро-Венгрия, а Россия погрязла в хаосе революции и гражданской войны – могла угрожать интересам Британии на континенте и в колониях. Поэтому расчет в его действиях был простым – не допустить чрезмерного ослабления Германии как единственного государства, способного уравновесить могущество Франции, и стремиться к ослаблению Парижа там, где это будет возможным, нанося удар по его интересам либо непосредственно, либо косвенным образом, например, отвергая пункт за пунктом постулаты Дмовского. Надо признать, что британская делегация сумела убедить в своей правоте американцев и итальянцев. Оставаясь в одиночестве, французы чаще всего уступали поле боя англосаксам, которых поддерживала Италия, при попустительстве японцев, ограничивавших свою заинтересованность лишь проблемами Дальнего Востока [19].

Результатов долго ждать не пришлось. У молодой польской дипломатии не было ни малейших шансов выиграть в состязании с большинством мировых держав того времени. Сначала Ллойд Джордж подверг сомнению принадлежность Гданьска Польше, оставаясь глух к аргументам экономического характера, при этом широко используя статистические данные по национальному составу населения, в соответствии с которыми в городе и его окрестностях решительно преобладали немцы. Итак, было принято решение, что Гданьск будет объявлен Вольным Городом под протекторатом Лиги Наций, хотя Польша сохранит свои права в порту. Ни к чему не привели резкие протесты Дмовского и прибывшего в Париж Падеревского [20].

Сразу вслед за этим последовали требования британцев относительно проведения плебисцита на территории Повислья, а значит в квидзинской регенции (уезды: Квидзын, Мальборк, Штум, Суш). После того, как делегация Германии была в мае 1919 г. ознакомлена с проектом будущего мирного договора, Ллойд Джордж затронул еще один чувствительный вопрос. А именно, он потребовал проведения плебисцита в Верхней Силезии и на землях Ополья. При этом он приводил аргумент, против которого французам было сложно возражать. Он задавал вопрос: как Германия сможет выплачивать военные репарации, если ее лишили Саарского угольного бассейна, Верхний Рейн будет оккупирован, а в довершение у нее отберут уголь и металлургические заводы Верхней Силезии? В этом случае французам, разумеется, пришлось уступить – своя рубашка все же ближе к телу [21].

Последний удар был нанесен неожиданно, вопрос долго скрывали от поляков, поэтому удар оказался особенно болезненным. Только в середине июня 1919 г. Дмовский и Падеревский узнали, что готовится договор о защите нацменьшинств (называемый также «малым версальским договором»), который должен был стать обязательным и для Польши. По этому договору допускалось вмешательство во внутренние дела Польши и разрешалось направлять жалобы меньшинств в Лигу Наций, то есть проблемы польских граждан могли обсуждаться на международном форуме. Однако наихудшим во всем этом было то, что проигравшая Германия не принуждалась к признанию такого рода договора. На практике многочисленная полония, проживавшая в Германии, была лишена международной защиты (за исключением поляков, проживавших в Верхней Силезии), зато немецкое меньшинство получило все необходимые средства для защиты своих прав на международном форуме. Предпринимавшиеся, в частности Падеревским, попытки наложить такие же обязательства на немецкое государство были отвергнуты с помощью аргумента, что в таком случае пришлось бы менять текст всего мирного договора, а на это уже нет времени [22]. Следует добавить, что за период 1920–1934 гг. представители национальных меньшинств, населяющих Вторую Речь Посполитую, направили в Лигу Наций и Гаагский трибунал 318 жалоб и петиций (из которых немцы – аж 300). К большинству этих жалоб международные организации отнеслись положительно, то есть в ущерб польскому государству, тем самым успешно ослабляя его позиции [23]. Поэтому не удивительно, что «малый версальский договор» воспринимался Варшавой как тесный, сковывающий корсет.

Однако Учредительный сейм быстро ратифицировал Версальский договор, а Пилсудский в качестве главы государства поставил под этой ратификацией свою подпись [24]. Несмотря на все недостатки, документ этот рассматривался как имеющий фундаментальное значение для существования польского государства и для польско-немецких отношений.

1. 
   Pajewski J. Odbudowa państwa polskiego 1914–1918. Warszawa, 1985. С. 178-180; Wapiński R. Roman Dmowski. Lublin, 1988. С. 240-265.
   
2. 
   Bazylow L. Odrodzenie sprawy polskiej w Kraju i w świecie (1900–1918) // Historia dyplomacji polskiej. Т. III. Warszawa, 1982. С. 892-900.
   
3. 
   Матвеев Г. Пилсудский. М., 2008. С. 249-253.
   
4. 
   Dłuski K. Wspomnienia z Paryża od 4.I do 10.VII.1919 r., Warszawa 1920, passim; Sokolnicki M. W służbie Komendanta, Kultura (Париж), nr 12 (74). 1953. C. 84-104; Pobóg-Malinowski W. Leon Wasilewski. Szkic biograficzny, Niepodległość. Т. XVI. Warszawa, 1937. C. 90.
   
5. 
   В Париж в начале 1919 г. прибыли и другие соратники Пилсудского: Леон Василевский, Станислав Патек (будущий министр иностранных дел Польши), Болеслав Венява-Длугошовский (будущий посол в Италии), Тадеуш Звислоцкий, Януары Грженьдзинский, Роман Михаловский (будущий военный атташе в Великобритании и Румынии) и Владыслав Барановский. Во время Парижской конференции все они писали Пилсудскому доклады – Российский Государственный Военный Архив в Москве (далее: РГВА). Ф. 483. Оп. 6. Д. 5, 9-10, 12-15.
   
6. 
   Jędrzejewicz W., Cisek J. Kalendarium życia Józefa Piłsudskiego.
   T. II. 1918–1926. Warszawa, 1998. С. 37.
   
7. 
   Матвеев Г. Указ. соч. С. 257; Cisek J. Piłsudski. Warszawa, 2007. C. 126.
   
8. 
   Zaremba P. Historia dwudziestolecia (1918–1939). Т. I. Paryż, 1981. С. 55-62.
   
9. 
   Zamoyski J. Powrót na mapę. Polski Komitet Narodowy w Paryżu 1914–1919. Warszawa, 1991. С. 129-142; Łossowski P. Kształtowanie się państwa polskiego i walka o granice (listopad 1918 – czerwiec 1921) // Historia dyplomacji polskiej. Т. IV: 1918–1939. Warszawa, 1995. С. 102.
   
10. 
    Нежинский Л.Н., Ревякин А.В. Георгий Васильевич Чичерин – «красный нарком» или реальный политик? // Известные дипломаты России. Министры иностранных дел. XX век. М., 2007. С. 109-110.
    
11. 
    Зубачевский В.А. Взаимоотношения Польши, России и Германии в 1920 году // Вопр. истории. 2004. № 7. С. 47-50.
    
12. 
    РГВА. Ф. 483. Оп. 6. Д. 10. Л. 2-6, 8, 11, 15; Д. 5. Л. 17.
    
13. 
    Kamiński M.K., Zacharias M.J. Polityka zagraniczna Rzeczypospolitej Polskiej 1918–1939. Warszawa, 1998. С. 12.
    
14. 
    Łossowski P. Kłajpeda kontra Memel. Problem Kłajpedy w latach 1918–1939–1945. Warszawa, 2007. C. 15-21.
    
15. 
    Sprawy polskie na Konferencji Pokojowej w Paryżu w 1919 r. Dokumenty i materiały. T. I. Warszawa, 1965. С. 45-55; подробнее о концепциях Дмовского: Kawalec K. Roman Dmowski. Warszawa, 1996.
    С. 216-235.
    
16. 
    Bazylow L. Оp. cit. С. 933.
    
17. 
    Łossowski P. Kształtowanie się państwa polskiego. С. 105.
    
18. 
    Nowak-Kiełbikowa M. Polska-Wielka Brytania w latach 1918–1923. Kształtowanie się stosunków politycznych. Warszawa, 1975. С. 72-93.
    
19. 
    Dmowski R. Polityka polska i odbudowanie państwa. Warszawa, 1988. С. 124-147.
    
20. 
    РГВА. Ф. 483. Оп. 6. Д. 14. Л. 5.
    
21. 
    Łossowski P. Kształtowanie się państwa polskiego. С. 108-109; Sprawy polskie. Т. I. С. 212-221.
    
22. 
    Sprawy polskie. Т. II. Warszawa, 1967. С. 300-324; Sierpowski S. Źródła do historii powszechnej okresu międzywojennego. Т. I: 1917–1926. Poznań, 1992. С. 125-131.
    
23. 
    Matelski D. Niemcy w Polsce w XX wieku. Warszawa; Poznań, 1999. С. 56-60.
    
24. 
    Łossowski P. Kształtowanie się państwa polskiego. C. 115-116; Archiwum polityczne Ignacego Paderewskiego, Т. 2. Wrocław, 1974. C. 286.
    

Конечно, необходимость создания авторитетной международной организации достаточно долго обсуждалась государственными и общественными деятелями всего мира. Тем не менее, именно Вильсону удалось синтезировать многочисленные предложения такого рода и выступить в роли их активного пропагандиста. Более того, по всеобщему признанию, президент США стал первым лидером великой державы, положившим идею Лиги Наций в основу внешнеполитического курса своей страны [2].

Реализация вильсоновской концепции Лиги Наций осуществлялась в условиях сложной политической ситуации, сложившейся на Парижской мирной конференции. На первый взгляд никто из государственных деятелей Великобритании, Франции или Италии публично не отрицал необходимость создания международной миротворческой организации. Например, английский премьер-министр Д. Ллойд Джордж, по его собственным словам, соглашался с предложением Вильсона «без всяких колебаний и со всей искренностью». Опираясь на мнение Верховного совета Антанты, он сделал вывод о том, что вопрос об учреждении Лиги Наций союзниками «рассматривался как решенный». Однако глава британского правительства еще до открытия мирной конференции высказал существенную оговорку на этот счет. В своих воспоминаниях он писал о том, что многие европейские политики, в частности, премьер-министр Франции Ж. Клемансо или министр иностранных дел Италии Дж. Соннино «не проявляли особого интереса к этой идее», поскольку «относились с известным цинизмом ко всем идеалистическим проектам» [3]. Не без иронии перспективы Лиги Наций оценивал и такой известный английский политик как У. Черчилль: эта идея казалась ему «слишком хорошей, чтобы ее можно было осуществить» [4].

Тем не менее, приехавший в Европу Вильсон не без оснований надеялся все же, что союзники подпишут мир именно на основе американских принципов. Такая надежда базировалась главным образом на реальной зависимости Европы от Соединенных Штатов в финансово-экономических вопросах. Это обстоятельство точно подметил английский экономист Дж. Кейнс. Оценивая позицию Вильсона, он писал: «Никогда ни один философ не обладал подобным оружием, чтобы побудить правителей следовать за ним» [5]. Не следует забывать еще и о том, что Вильсон, конечно же, чувствовал поддержку своей программы со стороны общественного мнения либеральной Европы. По мнению секретаря английской делегации Г. Никольсона, многие участники предстоящей конференции всерьез рассчитывали изменить характер послевоенного миропорядка. В своих воспоминаниях он подчеркивал: «Мы готовили не просто мир, а вечный мир, нас окружал ореол божественной миссии». Источником таких убеждений, по его словам, были доктрины Вильсона. Значительная часть левоориентированных европейцев видела в американском президенте ту силу, которая сможет противостоять дипломатии Старого света. Например, английская газета «Labor Gerald» весь декабрь 1918 г. выходила со словами, занимавшими всю страницу: «Вильсон, не сдавайся!». Поэтому все лидеры государств Антанты, отмечал Д. Ллойд Джордж, не могли не осознавать, что «общественное мнение их собственных стран пришло к выводу о желательности эксперимента» по созданию Лиги Наций. К тому же во многих европейских странах действовали свои, весьма авторитетные организации в поддержку идеи учреждения международной организации [6]. Все указанные обстоятельства потребовали от Вильсона во время переговоров в Париже активно задействовать «не только идеалистические, но и практические аспекты» своих дипломатических способностей [7].

В результате, главная идея миропорядка по-американски – вопрос о Лиге Наций – обсуждалась на Парижской конференции как первостепенная тема, являвшаяся, по словам президента США, «краеугольным камнем всей программы» урегулирования. Как известно, уже 22 января 1919 г. по предложению Вильсона Совет 10-ти принял резолюцию, предусматривающую учреждение этой международной организации и включение ее устава в текст мирного договора [8]. Была образована специальная комиссия во главе с американским президентом по разработке устава Лиги Наций, в которую вошли также Р. Сесиль (Великобритания), Л. Буржуа (Франция), В. Орландо (Италия) и представители ряда других стран. Эти решения стали весо­мой дипломатической победой Вильсона на пути достижения целей его политики.

В ходе работы этой комиссии фактически впервые был озвучен детальный вильсоновский план построения новой международной организации. При этом предложения президента Соединенных Штатов получили различные оценки современников. Например, член американской делегации, госсекретарь Р. Лансинг назвал проект Устава Лиги, имевшийся у Вильсона, «весьма сырым и непродуманным». Д. Ллойд Джордж утверждал, что решения Парижской конференции о Лиге Наций базировались скорее на европейских, а не на вильсоновских идеях, а член английской делегации Р. Сесиль добавлял, что в вильсоновской концепции Лиги «не было ничего фундаментально нового» [9]. Сам же американский президент, выступая на одном из заседаний «Совета десяти», отметил, что предложенный проект Устава Лиги Наций составлен им самим. Тем не менее, он не отрицал, что многие положения документа были заимствованы им из различных материалов, имевшихся в его распоряжении. Это подтверждает и

Первые целостные проекты уставных основ построения международной ор­ганизации, которые оказались в распоряжении Вильсона, были разработаны американской Лигой по принуждению к миру и английским комитетом по подготовке условий мирного урегулирования во главе с лордом Филлимором. В них нашла отражение концепция договора, который предусматривал бы меры воздействия на агрессоров и создание специальных посреднических инстанций для рассмотрения межгосударственных споров. В проекте Филлимора такая инстанция представлена в виде Конференции союзнических государств, которая собиралась бы всякий раз, когда требовалось ее вмешательство. Ее решения, имея своей целью предотвращение войны, должны были быть единогласными, причем заинтересованные стороны в голосовании участия не принимали [11]. Изучив эти проекты, другие предложения, Вильсон поручил Э. Хаузу, привлекая специалистов из «Инквайри» составить свой проект Устава Лиги Наций. Проект Хауза был подготовлен к 16 июля 1918 г. и вместе с объяснительной запиской был отправлен президенту. В новом документе глубже были разработаны организационные вопросы деятельности международной организации. Например, предусматривались такие органы как секретариат Лиги, судебный трибунал [12]. Следует особо остановиться на вопросе о гарантиях, вошедшем в проект Хауза. Эта идея, ставшая впоследствии камнем преткновения при ратификации Версальского договора в Сенате, была внесена по инициативе самого Вильсона. Он предполагал отказаться от гарантии территориальной и политической независимости через третейское разбирательство и настаивал на непосредственных гарантиях. При этом президент исходил из положений об американском государственном строе, закрепленных в Конституции США. В частности, раздел IV ст. IV Конституции предусматривал, что Соединенные Штаты будут «гарантировать каждому штату в настоящем союзе республиканскую форму правления и охрану каждого из них от внешнего нападения» [13]. Статья о гарантиях, помимо того, подразумевала, что Лига Наций станет механизмом, который по заключении договора сможет содействовать изменению статус-кво. Для этого, с одной стороны, закреплялось право наций на самоопределение, а, с другой стороны, решения в Лиге Наций должны были приниматься квалифицированным большинством в 3/4 голосов [14].

Познакомившись с проектом Хауза, президент внес в него ряд изменений. Прежде всего, из Устава были исключены положения о международном судебном трибунале и восстановлена статья о применении вооруженной силы в качестве карательной меры за нарушение постановлений Лиги [15].

По прибытии в Париж Вильсон познакомился с рядом новых про­ектов Устава Лиги Наций. Наибольшее внимание президента привлекли предложения, выдвинутые генералом Я. Смэтсом, представлявшим на конференции Южно-Африканский Союз. Смэтс исходил из стремления сделать Лигу Наций фундаментом новой международной системы, для чего требовалось придать серьезный авторитет организации. Например, он хотел, чтобы Лига обладала правом налагать обязанности и привлекать к ответственности. Проект Смэтса не был изложен систематически, его положения были рассеяны в брошюре под названием «Лига Наций. Практические предложения» в виде замечании к другим проектам. Вильсон распорядился выписать эти замечания и в результате к 13 статьям своего Устава президент США внес еще несколько дополнений. Среди них наиболее важными были следующие:

1. Новый организационный строй Лиги: наряду с общей конференцией всех членов вводился и немногочисленный совещательный орган, в который бы входили крупные государства и несколько малых стран.

2. Положение об ограничении вооружений дополнялось параграфом об отмене воинской повинности.

3. Система мандатов, предложенная Смэтсом в качестве принципа управления Германскими колониями [16].

В то же время появился и официальный проект британской делегации, в который вошли многие положения Вильсона. Вместе с тем, этот документ имел свои особенности. Самым спорным моментом Устава был вопрос о представительстве в Лиге британских доминионов и колоний [17]. На рассмотрение комиссии по Лиге Наций 3 февраля 1919 г. был представлен компромиссный вариант, разработанный на основе американского и английского проектов юридическими консультантами делегаций Д. Миллером (США) и Ч. Херстом (Великобритания) [18].

В ходе работы комиссии по Лиге Наций отдельные положения вильсоновской концепции получили дальнейшее развитие и уточнение. Например, при обсуждении вопроса об организации представительства обсуждались две точки зрения: идея безусловного контроля в лице великих держав (Сесиль) и идея контроля посредством союза великих и малых держав при сохранении за великими права решающего голоса (Вильсон). Свою позицию Вильсон обосновал тем, что «на более крупные державы будет возложена чрезвычайно тяжелая ответственность за соблюдение принятых решений» [19]. В итоговом документе на этот счет предусматривалось создание Совета Лиги из 5 великих и 4 малых держав. При этом закреплялось особое представительство других малых стран, когда дело касалось их интересов.

Серьезным вопросом, поднятым на комиссии по Лиге Наций, был вопрос о международной армии. Это предложение отстаивали французские представители в надежде на то, что, обладая крупнейшей в Европе армией, Франция сможет усилить свое влияние в Лиге. Вильсон высказался против подобных планов, хотя ранее говорил о такой возможности. Аргументы американского президента сводились к тому, что создание объединенной военной машины приведет к процветанию мирового милитаризма. Кроме того, добавлял он, Конституция США не позволяла кому бы то ни было осуществлять контроль над американскими вооруженными силами [20].

Представляя итоговый документ комиссии по Лиге Наций на пленарном заседании 14 февраля 1919 г., Вильсон отметил, что «положение о Лиге Нации эластично и содержит лишь общие принципы, но оно представляет собою решительную гарантию договора против агрессивности». Говоря о гарантиях, он подчеркнул: «Вооруженное воздействие отодвинуто в этом проекте на задний план, но на заднем плане оно имеется [подчеркнуто Вильсоном. – В. Р.] и, если моральный авторитет мира окажется недостаточным, то будет действовать физическая сила. Но она является нашим пос­ледним средством, ибо этот союз следует рассматривать как орудие мира, а не как Лигу войны» [21].

Таким образом, Устав Лиги Наций, одобренный Парижской конференцией в феврале 1919 г., в целом отражал, прежде всего, вильсоновскую концепцию новой международной организации. По его инициативе создаваемая Лига не стала ни союзом «истощенных победителей», стремившихся к реваншу над сломленным врагом, ни «дискуссионным клубом» без каких-либо властных рычагов. Она оказалась, скорее всего, одним из промежуточных этапов на пути «от хаоса к мировому правительству». При этом представленная Вильсоном концепция Лиги, как считает американский историк Л. Абросиус, наглядным образом продемонстрировала традиционную для президента «комбинацию унилатерализма и универсализма» [22]. Действительно, Вильсон полагал, что потребность международного сообщества в коллективных действиях во имя поддержания всеобщей безопасности может быть сформирована только постепенно. Вот почему свои главные надежды, связанные с реализацией гарантий, американский лидер изначально возлагал на силу общественного мнения, рассчитывая в дальнейшем на эволюцию Лиги и, прежде всего, на расширение ее полномочий [23].

Тем не менее, многие современники стали рассматривать договоренности, согласованные в Париже, как некое «предательство» американского лидера по отношению к своим идеалам. Их главное разочарование было связано с тем, что послевоенное урегулирование, призванное покончить с войнами и империализмом, вылилось, якобы, в империалистическую перекройку мира, чреватую новыми войнами. При этом Лига Наций, главная надежда американских либералов, на деле превратилась всего лишь в «гаранта порочного мира» [24]. Так, первый опыт ее работы (правда, уже после ухода вильсоновской администрации) заслужил от «The North American Review» таких слов: «Лига Наций доказала, что она просто пышный, но ненужный и совершенно неэффективный механизм» [25].

Оценивая вклад Вильсона в разработку концепции Лиги Наций, хотелось бы воспользоваться формулой, которую применил известный отечественный американист Н.Н. Яковлев, назвавший его «непонятым пророком». Это определение в той или иной степени не раз использовалось различными исследователями, желавшими отметить, что уровень внешнеполитического мышления Вильсона во многом опередил свое время. Об этом, например, писал У. Уайт, автор одной из первых биографий президента, вышедшей в США в 20-е гг. ХХ в. «Вильсон, – подчеркивал он, – потерял мир потому, что он не мог тогда быть им завоеван: человечество к этому еще не было готово». Даже критики президентской внешней политики признавались в том, что Вильсон зачастую «говорил через головы своих современников и обращался к тысячелетию» [26].