Выпуск 47 Содержание: Эдгар Ричард Горацио Уоллес Если вложить душу Павел Амнуэль Обратной дороги нет Виктор Леденев Золото самураев
жүктеу/скачать 1.17 Mb.
|
| Кэрри достала из сумочки телефон, удивленная, что он ни разу не зазвонил за все время. Странно: аппарат был переведен в режим «без звука» – Кэрри не помнила, чтобы изменяла настройку.
Семь неотвеченных звонков. Кэрри набрала кнопку возврата, и сразу в трубке раздался недовольный – скорее даже негодующий – голос: – Кэрри, милая, с вами все в порядке? – Надеюсь, – пробормотала Кэрри. – Милред, извините за опоздание. – Вы могли позвонить, если что-то вас задержало в дороге! – феминистка не сдерживала своего гнева. – Прошу прощения... Разговор был неприятным, и Кэрри постаралась забыть о нем, как только голос Милред угас в трубке. Передоговорились встретиться через два часа, и не дома, а в кофейной, где миссис Митчел намеревалась провести время за чтением газет и прогулками в интернете. Спрятав телефон, Кэрри, наконец, придвинула к себе папку (тяжелая, толстый картон, тесемки повязаны крепко, но так, чтобы узел легко развязывался). * * * Нахлынуло. На самом деле ничего необычного – на Кэрри довольно часто накатывало состояние, которое она не могла определить: то ли воспоминание о чем-то, прочно и, казалось, навсегда, забытом, то ли предощущение несбывшегося – такого, что и не сбудется никогда. В детстве это ее пугало: посмотрев случайно на карниз дома, мимо которого проходила, Кэрри могла испытать безотчетный ужас, увидев, как с карниза отделяется камень и падает... падает... Ничего на самом деле не случалось, и много раз потом она проходила той же улицей мимо того же дома (бывало – специально), и камень не падал, мир оставался прочным, но ей все равно казалось... Сероватая бумага – может, от времени, но скорее, она изначально была такой: дешевой, слишком плотной, и чернила на ней выглядели чуть размытыми, будто все-таки время размыло описываемую реальность и сделало текст не очень внятным воспоминанием. Писал Джон Данн довольно крупным и, в принципе, понятным почерком, хотя и с непривычным наклоном влево, Взгляд Кэрри зацепился за слово посреди одиннадцатой строки (она точно видела – одиннадцатой, хотя и не считала). Имя. Эшли. У Кэрри были две знакомые с таким именем. С одной она училась в школе и недавно случайно встретила на Пикадилли – располневшую, с сигаретой в углу толстых напомаженных губ. Говорить им было не о чем, они постояли минуту, держась за руки, а потом разбежались. Другая – хорошая знакомая по университету. Эшли Кринтон была лучшей студенткой на химическом, а Кэрри химию не терпела, но в общежитии они оказались в соседних комнатах и за разной мелочью обращались друг к другу, три года так прожили. Эшли. Почему взгляд зацепился за это имя? Надо читать с начала, и мистер Данн (если он был автором рукописи), возможно, объяснит все, о чем его внучатый племянник ничего не узнал по лености, типичной для мужчин такого сорта. Кэрри посидела минуту с закрытыми глазами, имя Эшли растворилось в ее подсознании, как растворяется брошенный в чай кусок сахара, чтобы придать напитку другой вкус – хуже или лучше, но другой. Растворившись в памяти, Эшли тоже придаст иной вкус чтению, и вкус этот – Кэрри прекрасно понимала по прошлому опыту – не будет зависеть от того, что написал об этой женщине известный в свое время философ и аэронавт Джон Данн. Кэрри открыла глаза и прочла, наконец, первую строку. «Сюзен умная женщина, но, как многие женщины, не склонна к логическому анализу. Может, это к лучшему. Будь ее ум более аналитичен, она, скорее всего, принялась бы домысливать и тем самым искажать сны в угоду поздним впечатлениям. Иное дело ее дочь Эшли – удивительный ребенок, способный к интуитивному осознанию, ничего не понимая в предмете, о котором идет речь. Сны, записанные вчера матерью и дочерью (матерью по моей просьбе, дочерью – по собственной инициативе), удивительны своим странным совпадением. Уверен, что обе не лгут. Сюзен лгать не умеет, а Эшли, хотя и склонна ко лжи или, скорее, выдумкам, как многие дети, в данном случае рассказывает правду хотя бы потому, что ее рассказ совпадает с рассказом матери в деталях, которые Эшли знать не могла по той причине, что ей нет дела до вещей, интересующих мать». Кэрри перевернула страницу, ожидая увидеть запись снов, так долго предваряемых словами экспериментатора. Почему в дневнике Данн оказался столь многословен? «Эксперимент со временем» не был растянут – во всяком случае, в той части, где Данн анализировал сны, записанные его родственниками. Была ли там упомянута Сюзен, Кэрри не помнила. В книге, кажется, вообще не было имен, только инициалы. На следующей странице, однако, ничего не оказалось, кроме небрежного карандашного наброска – то ли план местности, то ли электрическая схема (с чего бы?) без обозначений, а в центре рисунка был изображен прямоугольник с двумя «рогами», похожий на букву С со спрямленными углами. Рядом с верхним углом стояла буква W, которая могла обозначать что угодно от Water сloset до Whitehall. Может, есть какая-то дата? День, когда Данн написал о Сюзен и Эшли? На первой странице Кэрри чисел не обнаружила, а вверху третьей стояло: «12 октября 1913». И ниже действительно было описание сна, только без имен, и Кэрри не смогла бы доказать, что сон видели именно мать с дочерью. «Вхожу в большую комнату, формой напоминающую овал или большое яйцо, положенное на бок. Стены в обоях, сиреневых с мелкими желтыми цветочками, похожими на кашку. Справа высокое окно во французском стиле выходит на лужайку с тремя или четырьмя (не успела сосчитать) большими деревьями. Еще в комнате письменный стол, на котором лежат книги и бумаги и стоят несколько предметов, которые мне описать затруднительно. Во сне многие знакомые вещи выглядят необычно. На столе огромная книга, поставленная так, чтобы ее можно было читать. Два дивана слева, напротив окна – очень неудобные, по-моему, но хозяин комнаты мне сесть не предложил, так что не знаю. Кажется, он и не увидел меня – во сне такое случается. Он сидел за столом и читал книгу, ту, что стояла перед ним, иногда касался ее пальцем, и что-то происходило, я видела это по его лицу, мужчина сердился, успокаивался, опять начинал нервничать. Я подошла ближе, и в этот момент мужчина встал, позвал: «Энтони», и в комнату из-за моей спины вошел другой мужчина, тоже пожилой, но, в отличие от хозяина кабинета, в хорошей спортивной форме. Костюм на нем был, правда, не такой, какой прилично носить джентльменам, – слишком легкомысленный, вряд ли скажу точнее, одежда почему-то запомнилась хуже всего...» И что такого? Описание кабинета (Овал? Стол? Книга?) показалось Кэрри смутно знакомым, но в памяти ничего определенного не возникло. На основании подобных записей Джон Данн написал книгу «Эксперимент со временем», выдержавшую несколько изданий. Рассуждения о так называемом серийном времени легли в основу темпоральной философии, но Кэрри мало интересовалась этой областью знания, разве что иногда перечитывала Борхеса, вдохновленного идеями Данна и даже написавшего о нем эссе «Время и Дж. У. Данн». С идеей многоуровневых наблюдателей Данн носился последние двадцать лет жизни, но, насколько помнила Кэрри, эту концепцию философы критиковали, а физики никогда и не признавали. Записи снов представляли интерес для историка науки, но не физики, а философии. К тому же, Кэрри занималась более поздним периодом – серединой ХХ века. Кто из ее окружения интересовался Данном и его фантазиями по поводу иерархии наблюдателей, живущих в разных слоях времени? Пожалуй, никто. Кэрри вынула из папки последний лист. Пустой. А предыдущий? Тоже. Запись оказалась на пятом листе с конца и была сделана 23 августа 1949 года. За день до смерти Джона Данна. Здесь? В этом доме? Наверно. Умер Данн здесь, если верить Дэниелу, и за день до смерти, видимо, посещал монастырь. Почерк оказался далеко не таким разборчивым, как на первых листах. Наклона у букв не было вообще, стояли они, как новобранцы в строю – навытяжку, отдельно друг от друга, не составляя единого ряда, чуть вверх, чуть вниз, и где кончалось слово и начиналось следующее, понять было трудно. «Дубы тоже есть. Проверить в записях. Эшли. Как меняются люди, особенно женщины. На самом деле? Ужасно то, что произошло. Произойдет? Или нет? Эшли знала (см. стр. 34). Тогда я не понял ее слов и ее волнения, а сегодня меня не смогла понять мать Беатрис. Взаимное непонимание – прямое следствие разноуровневых наблюдений. Прочитаю дневник, когда вернусь в Бенбери. Похоже, Эшли – наблюдатель второго уровня, а может, и третьего, к тому есть определенные предпосылки. К сожалению, поздно это понял. Скачки между уровнями тоже надо принять во внимание. Как? Рассказ может казаться бессмысленным, сознание не приспособлено к таким скачкам. Теперь понятно, что... (зачеркнуто) И тогда все встает на свои места.» Кэрри отодвинула папку, ей почему-то стало неприятно касаться старых выцветших листов. Пусть Дэниел читает, если сочтет нужным. Впрочем, он наверняка читал, и не один раз, и не нашел для старой папки лучшего места, чем на полке в чулане. Снизу, из магазина, доносились тихие голоса – говорили двое мужчин и женщина, один из мужских голосов принадлежал Дэниелу, два других – покупателям, которых Кэрри видела стоявшими на тротуаре и дожидавшимися, когда хозяин снимет табличку «Закрыто». Кэрри была уверена, что это именно они. Она не спросила себя, откуда у нее такая уверенность, она никогда не задавала себе нелепых вопросов. Она просто знала. Кэрри сидела, выпрямившись, как привыкла сидеть за своим рабочим столом, глаза сами собой закрылись. Как в калейдоскопе, побежали разноцветные окружности и диски, движение успокаивало, Кэрри наблюдала за игрой света, слушая, как голоса внизу что-то решали, что-то, наконец, решили, потом была минута тишины – видимо, Дэниел и клиенты подписывали документ купли-продажи, звякнул кассовый аппарат, вот Дэниел задвинул ящик комода, вот покупатели пошли на выход, дважды тренькнул дверной колокольчик... Настала тишина, Дэниел с задумчивым видом постоял у витрины, а потом шаги, скрип ступеней... Кэрри открыла глаза и повернулась к двери. * * * – Там нет самого интересного, – сказала Кэрри. Папка по-прежнему лежала посреди стола, Дэниел сел на стул, перетащив его ближе к Кэрри, и кивнул. – Вы уже обратили внимание? – констатируя, а не спрашивая, сказал он. – В середине не хватает листов. Мистер Данн упоминает, к примеру, страницу номер 34, но этот лист отсутствует. – Да, к сожалению. Прадед был странным человеком. Оставил довольно нудные, прямо скажу, описания снов, даже неизвестно чьих, большая часть идет под номерами или инициалами, вы видели. А о том, что делал в монастыре, ни слова. – Тем более непонятно, – сказала Кэрри, – что ни ваша мать, ни вы не заинтересовались и не побывали в монастыре. – Я уже объяснял вам, – запротестовал Дэниел. – Мама... – Я помню, – перебила его Кэрри. – Вы мне покажете дорогу? – К монастырю? Вы действительно хотите туда поехать? Еще минуту назад у Кэрри не было ни малейшего желания заниматься расследованием, в результате которого, скорее всего, выяснится всего лишь, что некая Изабель записывала для Данна скучные женские сны. – Непременно, – кивнула Кэрри. – Хотите взять дневник? – В голосе Дэниела Кэрри уловила надежду на то, что она избавит его от папки, доставлявшей ему если не беспокойство, то внутреннее неудобство, которое он сам себе не мог объяснить, а Кэрри почувствовала, как и собственный ответ, прозвучавший раньше, чем она привела мысли в порядок: – Нет. Положите на прежнее место, это же семейная реликвия. Дэниел покачал головой. – Мисс Уинстон, – сказал он, встав и склонившись перед ней в поклоне, который, возможно, показался ему достойным викторианской церемонии приглашения, – позвольте предложить вам ленч, за углом прелестное кафе, я всегда... Он почему-то смутился и завершил фразу не так, как, вроде бы, собирался: – А потом вместе поедем в монастырь, если вы не против. – Хорошо, – согласилась Кэрри и только потом подумала, что поступает совсем не так, как собиралась. Во-первых, миссис Митчел. Как быть с ней? Они же договорились. Перенести встречу еще раз? Милред будет взбешена. Во-вторых, оставив магазин посреди дня, Дэниел мог упустить покупателей и возможную прибыль. И в-третьих, что представлялось Кэрри самым главным: в монастыре Дэниел только мешал бы. С кем бы ей ни пришлось разговаривать, он был бы лишним. – Хорошо, – повторила Кэрри. * * * Монастырь оказался длинным одноэтажным сооружением, архитектурной помесью эпох Анны и Георга Первого. Здание и довольно большой сад вокруг были окружены невысоким каменным забором, поверх которого можно было увидеть все, происходившее на территории монастыря, а перебраться через забор не сумел бы только немощный старик. Тем не менее, подъездная аллея, по обеим сторонам которой росли вековые вязы, вела к металлическим воротам и будке охранника, оказавшейся, конечно, пустой. Кэрри вышла из машины и нажала на красную кнопку слева от ворот – над кнопкой на стене масляной краской было написано для самых непонятливых: «Звонить здесь». После звонка ничего не случилось – ни створки не сдвинулись, ни голос из невидимого динамика не спросил: «Кого это принесла нелегкая?». Подошел Дэниел, встал рядом, посмотрел поверх забора, сказал: «Сейчас нам устроят допрос, а потом отошлют». Рост не позволял Кэрри видеть, кто шел к воротам, но шаги она слышала – бодрые, с пристукиванием каблучков. Никто, однако, ничего спрашивать не стал, что-то загремело, упало, ворота медленно раздвинулись, за ними стояла, щурясь на солнце, молодая женщина в черном монашеском одеянии. Высокая, худая, длинные руки, длинные, спрятанные под платьем, ноги – жердь, в общем. Голос у «жерди» оказался, впрочем, мелодичным, не высоким, не низким: – Добрый день, мистер Данн. И без перехода: – Входите. Мать Катерина сказала, если придете, сразу провести к ней. Кэрри протянула руку Дэниелу, он пожал ее пальцы, так они и вступили на территорию монастыря. Монахиня закрыла за ними ворота, навесив на них большой крюк, сказала «Пойдемте» и направилась к зданию, которое вблизи выглядело не уродливым, а наоборот – приятным деревенским особнячком с высокими, хотя и узкими окнами, красивыми цветами у арочного входа и мозаичной плиткой перед тяжелой дверью. – Вы меня знаете? – спросил Дэниел. – И мать Катерина? Она меня ждала? Почему? Кстати, с моей стороны не будет ли слишком навязчиво, если я спрошу, как вас зовут, сестра? – Мергатройд, – сказала монахиня, обернувшись, но глядя не на Дэниела, а на Кэрри. Намек был понят, и Кэрри назвала себя. Сестра Мергатройд вежливо кивнула и предложила гостям войти в просторный холл, где царила гулкая пустота. Голые беленые стены, единственный предмет мебели – длинная деревянная скамья под окнами, выходившими на противоположную от входа сторону здания. И распятие, конечно, – Кэрри увидела фигуру Христа, когда обернулась на хлопок закрывшейся двери. Иисус поник на кресте, Кэрри сначала показалось, что это рисунок, но при более пристальном рассмотрении распятие оказалось вырезанным из дерева и тщательно раскрашенным. Кэрри думала, что подобные изображения не в стиле строгой пуританской морали. Была, наверно, причина... ...Думать о которой Кэрри не стала, потому что сестра Мергатройд поспешила к двери, побеленной так же, как стены. Ее и незаметно было с первого взгляда. Дверь вела в узкий, с высоким потолком, коридор с окнами, выходившими во двор. Сестра Мергатройд пошла вперед, за ней последовала Кэрри, а Дэниел замыкал шествие, топая (специально, как показалось Кэрри) так, что от стен отскакивало, подобно теннисному мячику, гулкое пружинистое эхо, усиливавшее звук, будто не один человек нарушал здесь тишину, а десяток. Коридор показался Кэрри очень длинным, хотя она сделала всего двенадцать шагов до торцовой двери, в которую сестра Мергатройд не вошла – отступила в сторону, пропустив гостей. Комнатка, куда Кэрри и Дэниел вошли, выглядела, как типичный офис служащего в Сити. Письменный стол, экран компьютера, небольшой сейф на прочной тумбе, перед столом два кожаных кресла, а за столом склонилась над бумагами пожилая монахиня. Мать Катерина встала – роста она оказалась не выше пяти футов и на фоне висевшего на стене позади нее распятия выглядела карлицей, что, однако, не принижало ее истинного значения и назначения в мире – глаза за толстыми стеклами очков в массивной оправе смотрели если не сурово, то с выражением внутренней силы и желанием подчинить своей воле всякого, кто захочет наводить свои порядки в подведомственном ей заведении. Мать Катерина могла бы и страной управлять, – ощущение было интуитивным, но Кэрри знала, что так и есть, эта женщина тяготилась своей не очень значительной ролью настоятельницы небольшого монастыря, она ждала от жизни большего и была разочарована тем, что большего ей пока не предоставили. – Дорогие мои! – настоятельница обошла стол и протянула Кэрри обе руки, но смотрела на стоявшего рядом Дэниела, только с ним говорила и только его ответы выслушивала с вниманием. Может, сказанное Кэрри мать Катерина воспринимала руками, а сказанное Дэниелом – ушами, разделив эти два канала информации? – Мистер Данн, – продолжала она, – как хорошо, что вы нас посетили! Я вас узнала. В прошлом году в «Бедфорд мейл» была ваша фотография на фоне антикварной утвари в вашем магазине и заметка о том, как вы участвовали в благотворительном базаре, и я подумала, что это знак: теперь, когда вы придете, я вас непременно узнаю. Так и случилось. Вы прекрасно выглядите, мистер Данн. – Благодарю, – пробормотал Дэниел, понемногу приходя в себя и соображая, можно ли ответить комплиментом на комплимент. Решил, что это было бы неуместно в стенах монастыря, и ограничился словами, которые и так собирался произнести: – Позвольте представить вам доктора Кэрри Уинстон, она историк науки. – Как интересно! – вставила мать Катерина, так и не посмотрев на девушку, но продолжая сжимать ее ладони. – Она убедила меня приехать к вам за помощью в деле, которое нам обоим представляется равно интересным и таинственным. Завершив шумным вздохом витиеватую тираду, Дэниел наклонил голову, будто закрываясь от пристального взгляда настоятельницы. – Доктор Уинстон, очень приятно видеть вас в этих стенах, – мать Катерина оставила, наконец, в покое ладони Кэрри и перевела на нее взгляд – за стеклами очков глаза настоятельницы будто излучали концентрированный свет, от которого Кэрри на мгновение зажмурилась. Мать Катерина сделала приглашающий жест, указав гостям на кресла, а сама мелкими шажками вернулась на свое место и, опустившись на стул, стала будто выше ростом. Наверняка, – подумала Кэрри, – ее ноги стоят на высокой приступочке, иначе болтались бы, а это неудобно и не эстетично... Кэрри опустилась в кресло, настолько удобное, что в нем можно было провести всю оставшуюся жизнь. Дэниел сел осторожно, на самый краешек – он не собирался проводить здесь не только остаток жизни, но даже полчаса казались ему слишком долгим сроком. Мать Катерина ему не понравилось – прочитать эту мысль на его лице не составляло труда, – и особенно ему не нравилось, что его здесь ждали и даже видели его фотографию в газете. В монастыре, оказывается, читают мирские газеты; и интернет у них, наверно, есть. Современные монахини, ничего не скажешь – ушли от мира, но сохранили с ним надежные связи. Как совместить это с обетами Господу? – Вы ждали мистера Данна, мать Катерина, – Кэрри предпочла сразу перейти к сути. – На то были серьезные причины? – Причины, серьезные для одних, – произнесла настоятельница, глядя теперь только на Кэрри и игнорируя Дэниела, – совершенно не важны для других. И лишь Господу известна истинная ценность наших намерений и поступков. Отвечать на эту фразу было нечего, и Кэрри промолчала. – По правде говоря, – смущенно сказала настоятельница, – я не знаю, что имела в виду сестра Изабель. Она была женщиной особенной, я ее помню очень плохо, ведь я была тогда молодой девушкой... – Сестра Изабель, – повторила Кэрри, вспомнив имя, упомянутое в рукописи Данна. – Время от времени, – продолжала настоятельница, – она мне снится и предрекает события... разные... Иногда случается в точности то, о чем она говорит. Иногда не происходит ничего. Но чаще что-то похожее на ее слова действительно случается, но не совсем так... или я неправильно запоминаю. Мать Катерина говорила монотонно, глядя уже и не на Кэрри, а в пространство или на невидимый экран, где появлялись слова, которые она считывала и произносила вслух, не вникая в смысл. Дэниел сделал было движение, ему хотелось задать припасенные вопросы и уйти из обители, но Кэрри осуждающе покачала головой, и он с тихим, но отчетливым вздохом уселся в кресло глубже, поняв, что скоро они отсюда не выйдут. – В прошлом году... когда же это было... я потом сверюсь со своими тетрадями, кажется, в день святого Николая, сестра Изабель сказала, что приближается время, и он придет. Я не умею во сне задавать вопросы, и сестра Изабель сама назвала имя: Дэниел Данн. Правнук мистера Джона Данна. Он придет, тайное станет явным, ангелы возрадуются, люди найдут свое счастье, и наступит во человецех благоволение. – Так и сказала? Надо же, – пробормотал Дэниел. – Будто второе пришествие... – В тот день я увидела в бринсбекской газете заметку о мистере Данне и его фотографию. Не знамение ли это, скажите? Я вырезала фотографию и предупредила сестер: когда явится этот человек, провести ко мне. Прошел год, никто не приходил... – И вы не сделали попытки сами найти мистера Данна? – начала Кэрри, понимая, насколько вопрос неуместен, но зная также, что не задать его она не может. Похожий вопрос она задавала Дэниелу, и ответ ее не удовлетворил. – Как я могла? – сухо проговорила мать Катерина. – Сказано было: ждать. Я ждала. Как видите, – завершила она свою речь, – вы пришли. Мистер Данн и вы, мисс Уинстон. Вас позвала сестра Изабель? Вообще-то Кэрри позвала ее интуиция и желание разобраться в старой истории, но она не стала разубеждать настоятельницу. Приняв молчание за согласие, мать Катерина склонилась над столом, выдвинула один из нижних ящиков и извлекла на свет толстую синюю тетрадь. Положив тетрадь на стол, настоятельница не стала ее раскрывать, провела пальцами по обложке, будто читала текст, написанный шрифтом Брайля, и сказала: – Ваше имя, мисс Уинстон, не упоминалось, только имя мистера Данна, и поэтому... – Конечно, – кивнула Кэрри. – С другой стороны, – задумчиво продолжала настоятельница, – вы, мисс, пришли с мистером Данном, это что-то означает... – Пожалуй, – согласилась Кэрри и с этим выводом. – Тогда, – приняла, наконец, решение мать Катерина, – сначала почитайте вы, мистер Данн, а я пока покажу мисс Уинстон наши владения. Мать Катерина обошла стол и положила тетрадь на колени Дэниелу, сидевшему с задумчивым видом. – Пойдемте, мисс Уинстон, – сказала она и, взяв Кэрри под руку, повела из комнаты. Кэрри услышала за спиной шумный недовольный вздох, но не стала оборачиваться. * * * Что можно показать гостье в женском монастыре, не представляющем архитектурной ценности? Кельи монахинь, коридоры, трапезную с большими дубовыми столами, чистенький дворик с аккуратно постриженными кустами, запущенный сад и монастырское кладбище с каменными плитами и крестами? Кэрри знала, что ничего интересного не увидит, но знала и то, что мать Катерина не для того увела ее от Дэниела, чтобы демонстрировать несуществующие красоты монастырской жизни. Что-то другое... Кэрри не всегда представляла, что ее ждет за тем или иным поворотом в жизни, но всякий раз узнавала поворот, когда он появлялся. И потому не удивилась, когда, проведя гостью в уже знакомый гулкий и неприветливый холл, мать Катерина подняла на Кэрри взгляд своих черных, как ночь на вершине высокой горы, глаз и произнесла: жүктеу/скачать 1.17 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|