Генри В. Мортон от рима до сицилии прогулки по Южной Италии Итальянская мозаика



бет3/30
Дата12.07.2016
өлшемі0.89 Mb.
#193330
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

7
Как в те времена, так и сейчас, фантастическим событием последней войны я считаю побег Муссолини с самой высокой горы Италии. Спас его Гитлер. Каждый день, глядя с улочек Аквилы на поднимающуюся в небо гору Гран-Сассо, я задумывался о диктаторе, попавшем в карантин в том удаленном месте. Может, в горном отеле Кампо-Императоре есть еще люди, ставшие свидетелями его спасения?

В пятнадцати милях от Аквилы канатная дорога связывает долину с горной вершиной, вознесшейся на высоту семь тысяч футов. В молодых листьях дубов и каштанов радостно щебетали птицы, чудесным образом ускользнувшие от cacciatore.4 В приятной старинной деревушке Ассерджи звучала музыка горной реки. Я уселся за столик кафе. Здесь можно заказать бокал вина либо чашечку горького кофе (если человек подвержен национальной слабости). Дожидался вагона фуникулера. Опоры канатной дороги по мере удаления становились все меньше, в снежных полях раскачивался и исчезал канат. Когда один вагон идет наверх, другой спускается. На полпути они встречаются, слегка раскачиваясь над бездной.

Других пассажиров, кроме меня, не было, и я засомневался: лыжный сезон закончился, а альпинистский еще не начинался, так может, отель наверху закрыт? Кассир заверил меня, что отель работает. Вагон из стекла и стали был рассчитан на двадцать человек, и я оказался там в одиночестве. Лицо молодого кондуктора выражало скуку. Он позвонил в колокольчик, подав сигнал к отправлению. Кондуктор сказал, что вагоны у них новые. И в самом деле, посмотрев вниз, я увидел старые вагоны времен Второй мировой войны. Они лежали возле станции отправления. В одном из этих вагонов 3 сентября 1943 года на гору поднимался свергнутый диктатор. Событие описано в показаниях, сделанных владельцами отеля «Альберго-Кампо-Императоре», и опубликовано в приложении к мемуарам Муссолини. Как странно, что человек, которому грозила серьезная опасность и в любой момент его могли передать союзникам в качестве военного преступника, спросил у кондуктора: «Это безопасный фуникулер?» Затем поспешно прибавил: «Я спрашиваю не ради себя, ибо моя жизнь кончена, но ради тех, кто меня сопровождает». Я бездумно спросил кондуктора, помнит ли он что-нибудь о том событии. Он ответил, что в 1943 году его еще не было на свете. От панорамы, открывавшейся с южной стороны, над Сульмоной, захватывало дух. Пройдя половину пути, вагончик причалил к маленькой платформе, и там я пересел в другой вагон. Было очень холодно, и я порадовался тому, что на мне теплая одежда. Я видел снег уже совсем близко. На солнце он таял, но в долинах лежал сплошным покровом.

Вторая часть подъема была замечательной. Отдаленный ландшафт, хотя и прекрасный, был уже не так интересен, поскольку, скользя от опоры к опоре, я открывал для себя новые скалы и лощины, известные только орлам. Я смотрел на одинокие долины и рваные вершины, а холод пробирался даже сквозь стекла вагона. Вышел наружу и почувствовал, что температура здесь ниже нуля. Длинный крытый коридор защищал путешественников, идущих в отель, от ветра и снега. Я увидел большое здание с двойными дверями, стоявшее на ровной площадке в окружении гор. Отель напомнил мне то ли тюрьму, то ли исправительный дом, то ли корабль в Арктике, скованный льдами.

За время подъема и пребывания на открытом воздухе я успел замерзнуть, а потому, войдя в отель, почувствовал себя чуть ли не на печке. В здании, сколько я мог заметить, было почти пусто. Я увидел старую даму в плетеном кресле, занятую чтением книги, и юную пару в темном коридоре. Молодой человек и девушка были переполнены любовью: они смотрели в глаза друг к другу и иногда соприкасались руками, словно хотели убедиться, что видят все наяву.

В окна полукруглой столовой я увидел скалистое пространство, на которое приземлились планеры Гитлера и откуда немецкий спасательный самолет унес Муссолини. Директор отеля, синьор Амилькар Тиберти, показал мне столик Муссолини и пригласил позавтракать с ним за соседним столом. Он был в отеле во время спасательной операции, и ему было о чем рассказать. Хотя Муссолини по причине язвы был на диете и ел в своей комнате, он обычно спускался в столовую и играл в карты — scopone — с тремя стражниками. Директор предложил посмотреть спальню Муссолини. Мы поднялись наверх, где он открыл номер из двух комнат, 201 и 202. В номере имелась ванная. Маленькие окна защищали постояльца от ледяного ветра.

— Радио ему слушать не разрешали, — сказал синьор Тиберти, — но ему удалось раздобыть маленький приемник, работавший от батарейки, и он клал его ночью под подушку.



Он описал операцию спасения, которую пересказывали много раз и, думаю, будут еще долго рассказывать, как одну из величайших спасательных операций в истории.

Гитлер действовал поразительно быстро, с похвальной лояльностью к поверженному партнеру. На следующий день после того, как фашистская партия отвергла своего основателя, — 25 июля 1943 года Гитлер вызвал из Берлина к себе в штаб молодого капитана диверсионного специального подразделения Отто Скорцени и сказал: «У меня для вас важное задание. Моего друга и нашего верного союзника Муссолини предал король, и он был арестован соотечественниками. Я не могу бросить величайшего сына Италии в час опасности. Дуче для меня — воплощение величия Древнего Рима. Новое правительство Италии отвернется от нас. Я сохраню веру в своего старого союзника и дорого друга. Он должен быть немедленно спасен».

Скорцени вышел, охваченный гипнотическим влиянием вождя. Поехал в Италию и постарался выяснить, где содержится Муссолини. Узнал, что его держали на разных островах. Лишь в сентябре немцам удалось узнать, что он находится на Гран-Сассо. Немедленно был разработан план спасения. Когда в воскресенье 12 сентября над горой закружили немецкие самолеты, Муссолини смотрел в жалкое маленькое окошко своей комнаты. На горное плато перед отелем с шумом опустились одиннадцать планеров. Через несколько мгновений немецкие командос окружили здание. Итальянская охрана — солдаты и полиция — не оказали сопротивления, когда Скорцени добрался до комнат 201–202 и объяснил Муссолини, что произошло. «Я знал, что мой друг Адольф Гитлер меня не покинет», — сказал дуче.

Скорцени поразил вид Муссолини. Перед ним стоял небритый больной старик в костюме, болтавшемся на нем, как на вешалке. Скорцени поспешно вывел его из здания, а там уже стоял с трудом приземлившийся и получивший повреждения связной самолет «Физелер-Шторьх». Летчик сомневался в том, что самолет сумеет взлететь с пассажиром. Когда он узнал, что в самолете будут два пассажира, — поскольку Скорцени настаивал на том, что будет сопровождать Муссолини, — он сказал, что с маленького горного плато невозможно поднять машину в воздух. Тем не менее времени на размышления не оставалось. Муссолини в пальто и фетровой шляпе с широкими полями снова выглядел как диктатор. Он попрощался с обслуживающим персоналом отеля, выстроившимся на ступенях, и вошел в самолет. Скорцени последовал за ним. Двенадцать немцев удерживали самолет за веревки, когда летчик включил двигатель, затем по знаку пилота отпустили его. «Шторьх» рванулся вперед и завис на краю пропасти. Те, кто понимают что-нибудь в летном деле, думали, что машина неминуемо рухнет в бездну, но каким-то чудом летчик удержал самолет, и машина взлетела. В ту ночь Муссолини спал в Вене.

Интересно было говорить за завтраком о тех событиях, сидя рядом со столиком, за которым Муссолини когда-то играл в scopone. Дуче прекрасно выглядел в форме, когда стоял на балконе палаццо Венеция, выставив вперед подбородок, либо сидел за столом в длинной мраморной комнате, готовясь произвести впечатление на посетителей отрепетированным грозным взглядом. Игра его, очевидно, была не столь убедительной, когда на нем были старое пальто и черная шляпа. Когда синьор Тиберти рассказывал мне, каким неприятным был диктатор — он употребил слово forutto, — в моей памяти всплыло истерическое повторение слова «Дуче», написанное на стенах в тридцатых годах, и «Дуче всегда прав», — первые уроки массового гипноза, которые так хорошо усвоили политики других стран.

Я спустился в вагоне фуникулера, словно в холодильной камере. Горы порозовели от предзакатного солнца. Я оглянулся на белые вершины. Даже история Эльбы кажется заурядной в сравнении с мелодрамой, разыгравшейся на бесчувственных снежных полях.
8
Я услышал о змеиной церемонии в Кокулло, когда заглянул в городок Сканно неподалеку от Сульмоны. До недавнего времени в Сканно можно было добраться только на муле по тропе, по краю расщелины, но сейчас в горах проложена дорога. Она вьется серпантином, демонстрируя сказочные пейзажи с рекой Саджитарио, бегущей внизу от одного водоема к другому. Городок теперь простился со своей изоляцией и радостно принял современный мир с автобусами и телевидением.

Дома в Сканно карабкаются по горному склону, и я приготовился увидеть лабиринт узких полутемных улиц. Городок знаменит главным образом великолепием местной женской одежды, однако я этого не заметил. Напротив, мне встречалось много старушек в черных платьях и повязанных на голове цветных шарфах. Ничто даже отдаленно не напоминало роскошные иллюстрации из альбомов, посвященных итальянскому костюму. Молодые женщины Сканно были одеты так же, как и девушки из прочих мест. Думаю, трудно было бы заставить их носить тяжелые, плотные и дорогие одежды своих бабушек.

Ювелиров Сканно, искусство которых славилось на протяжении столетий, все еще можно найти в подвалах городка. Они изготавливают золотые запонки, сережки и разные женские украшения, которые раньше покупали лишь очень богатые дамы. Некоторые модели восходят к временам марсов. Я купил пару длинных серег у ювелира в маленькой темной мастерской. Думаю, что такие сережки можно выставить в музее древнеримских ювелирных украшений, и ни у кого подозрения не вызовет время их изготовления.

Я прибыл в Сканно в день, который бывает раз в году. В первую неделю мая из часовни возле озера Сканно, в двух милях от города, привозят богиню дождя и ставят на алтарь в городскую церковь, где она будет находиться в течение месяца. Это — Мадонна дель Лаго, или Аннунциата, и она сохранилась с древних времен. По виду это — небольшая кукла, не более фута в высоту, одетая как испанская Дева Мария. На ней золотые цепочки и другие дары. Часовня с фресками на стенах, где она стоит остальное время года, находится на краю очаровательного озера. Часовня частично вырублена из скалы. Когда-то это была пещера.

Местный художник, Элия Убальди, который пишет пейзажи Сканно, раскупаемые зимними туристами, рассказал мне, что, как только Мадонна является в Сканно, «немедленно проливаются хорошие дожди», и, словно в подтверждение ее слов, на небо набежали тучи, и в городе начался дождь. Мы пошли посмотреть на Мадонну. Она стояла в старинной церкви за частоколом свечей. Перед нею склонились коленопреклоненные женщины и молились, глядя на нее в свете свечей.

Вечером мы пустились в пешую прогулку по узким средневековым улицам — то карабкались вверх, то спускались по булыжным мостовым, подходили к красивым арочным дверям с каменными орнаментальными щитами. Сканно в XV веке был зажиточным городом, специализирующимся на шерсти. В горных городках и деревнях есть теперь электрический свет, все они сделали шаг от мира свечей в мир электричества, радио, телевизоров и холодильников. Странно, но снег, который раньше изолировал Сканно от мира, теперь сделал его популярным зимним курортом. Местные жители уже не удивляются кабинкам, возносящим лыжников на горные вершины. Мы с Убальди исследовали старинные улицы, когда он вдруг остановился перед каменным зданием и спросил, не хочу ли я осмотреть библиотеку. Наверху мы нашли несколько комнат, на стеллажах которых я увидел хороший выбор современной итальянской художественной литературы, несколько фолиантов XVI и XVII веков и книги, посвященные городу. Была тут и книга посетителей ныне исчезнувшего отеля. Вроде бы он назывался «Альберго-Пейс». В книге, как сказал библиотекарь, один англичанин что-то написал. Нам удалось отыскать эту запись: «Я дважды останавливался в этом отеле и был очень доволен. По сравнению с другими итальянскими городами того же размера, что Сканно, он выгодно отличается как условиями, так и едой. Хозяин отеля чрезвычайно любезен. Норман Дуглас. 23 августа. 1910».
В мечтах о комфорте я остановился в двух милях от Сканно, в гостинице возле озера. Здание было построено для зимних туристов, и оно слегка напомнило мне австрийские или швейцарские гостиницы. Такого сходства добиваются либо сознательно, либо оно рождается из ассоциаций. Я был единственным постояльцем: сезон закончился. После заката резко похолодало, подуло с заснеженных вершин. К счастью, служащие отеля заботились о тепле, и даже в коридорах стояли масляные обогреватели. Два таких обогревателя были и у меня в номере. Утром я отворил окна и увидел внизу голубое озеро, нежащееся в ранних солнечных лучах. Напротив, у края воды, стояла часовня Мадонны дель Лаго, расставшейся на время со своим божеством. Это было любопытное маленькое святилище, с фресками от пола и до потолка и темно-синим куполом с рассыпанными по нему золотыми звездами.

Однажды днем я с удивлением заметил, что перед зданием гостиницы стоит пыльный автомобиль с английским номерным знаком. Позднее я встретил англичанина и его жену. Они возвращались домой через Италию и Францию после отдыха в Сорренто. Англичане рассказали, что сделали крюк специально: очень уж хотелось увидеть женщин Сканно в их великолепных костюмах. На такое путешествие их сподобила устаревшая информация, данная в путеводителях, и они ожидали увидеть здесь романтический антураж, на который с такой готовностью клюют туристы. Когда я сказал им, что никаких роскошных костюмов они здесь не увидят, супруги пришли в раздражение, и женщина протянула мне цветные открытки.

— Да они должны здесь быть! — воскликнула она. — Я купила эти открытки в отеле.



Я сказал, что одного вида фотоаппарата достаточно, чтобы старые женщины в черной одежде бросились бы в дом и исчезли с балконов, даже если на них всего лишь будничные платья. И высказал предположение, что на красивых открытках фотограф запечатлел специально приехавшую с ним модель или просто собственную миловидную жену или дочку. От такого цинизма англичанка взъярилась и в доказательство своих аргументов показала путеводитель Бедекера 1962 года издания, в котором мы прочитали, что «женщины носят одежду любопытно сурового стиля, а в церкви сидят на полу, как это делают на Востоке». В воскресенье утром мы посетили мессу, надеясь увидеть подобную сцену, но обнаружили, что в церкви полно старушек в черных платьях и цветных шарфах на головах. Все они сидели на скамейках. Но в 1913 году 0ни сидели на полу. Об этом упомянула и Эстелла Канциани.

«В церкви они всегда сидят скрестив ноги, — писала 0на, — только вместо того чтобы опираться на пол, балансируют на щиколотках, а локти держат на коленях. В доме они обычно сидят точно так же. Стульями не пользуются».

Вскоре после отъезда английской пары в отеле состоялась свадьба или, вернее, свадебный завтрак, который затянулся до вечера. Я надеялся, что наконец-то увижу женщин Сканно в их знаменитых костюмах, но, кроме одной маленькой старушки, все пришли в современной одежде. Невеста, девушка мощного сложения, чья фея, должно быть, отлучилась, когда новорожденной надо было вручить в подарок красоту, с трудом втиснулась в белое свадебное платье. На женихе, мужчине зрелых лет, — мне сказали, что он чиновник, — был взятый напрокат костюм-визитка. Дама в старинном костюме, казалось, забрела сюда из элегантного и праздного века. Голову, поверх кружевного белого чепца, украшала остроконечная шляпа, какую мы видим на большинстве портретов Марии Стюарт. Я разглядел темное платье с пышными рукавами, нарядный передник и черные туфли с стальными пряжками. Гвоздем программы стал гигантский белый торт. В противоположность распространенным обычаям, он так и не был разрезан. После бесконечных речей общество собралось возле маленького украшенного лентами автомобиля. Послышались поцелуи. Жених дважды облобызал священника, а когда новобрачные скрылись за поворотом, я подумал: кто знает, может, благоразумная финансовая сделка будет, в конце концов, не хуже союза, основанного на страсти. Мы с Убальди обедали в пустой комнате. Напротив работал хороший телевизор, его включили из уважения к нам. Подали озерную форель, за ней последовали polio diavolo5 и кувшин отличного красного вина. Отец Убальди эмигрировал в Америку, там родился его брат, и Убальди страшно хотелось уехать в страну, о которой многие итальянцы думают как об Эльдорадо. В войну мучился страхом, что может по приказу выпустить гранату в американца. «А что если бы он оказался моим братом?» — сказал он. В его голосе был ужас: гражданская война раздирала душу на две половины — гражданский долг и родственную любовь.

Странно было сидеть здесь, в некогда уединенном месте, и смотреть вычурное представление — оно транслировалось то ли из Милана, то ли из Рима. Там были девушки, одетые, главным образом, в страусовые перья, обычные песни и старые шутки. Интересно, что думают об этом старушки в черных платьях? Нравится ли им или они смотрят на танцоров, и им кажется, что этот мир еще более странный и мрачный, нежели мир колдунов, прорицателей и оборотней, в котором они родились?

Я спросил у своего нового знакомца, оставили ли местные жители свои суеверия с приходом автобусов, канатной дороги и телевидения. Он зажег сигарету и помедлил, прежде чем ответить. «Не так просто изменить сознание людей, формировавшееся на протяжении столетий. Конечно, их жизнями по большей части управляет суеверие. Я не хочу сказать, что все верят в lupi minnari (оборотней), но если кто-нибудь встретит чужого человека при особых обстоятельствах, в одиноком месте зимним вечером, то весьма возможно, что в его мозгу всплывет мысль о lupi minnari. Все, разумеется, верят в предзнаменования, многих людей считают предсказателями, ведьмами, если вам будет угодно. И все носят амулеты, предохраняющие от дурного глаза. Я тоже ношу». Он показал брелок с ключами от машины. На кольце болталась маленькая красная рука, пальцы которой сложены были в жесте, отпугивающем дурной глаз.

Мы поговорили о марсах и их репутации колдунов. Об этом упоминали Овидий, Гораций, Плиний и другие древние писатели. Я сменил тему и заговорил о заклинателях змей.

— Этого добра у нас хватает, — ответил он. — В Абруцци полно серпари, людей, которые обладают властью над змеями и верят в то, что невосприимчивы к их яду. Мало этого, могут излечить укушенных людей.

— Как и древние марсы?

— Вы сможете убедиться в этом сами. В следующий четверг. Это первый четверг мая, когда в Кокулло празднуют день святого Доминика. Деревня находится в двенадцати милях отсюда. Если поедете туда, увидите статую святого, обвитую живыми змеями. Статую пронесут по улицам.


9
В четверг я поднялся рано и скоро уже ехал в Кокулло. Стояло чудесное майское утро. Виноградник на покатых холмах растопырил побеги, словно пальцы в зеленых перчатках. В голубой глади озера отражались горы, а там, где вода заканчивалась, начиналась прекрасная лощина Саджитарио. Раньше здесь можно было увидеть один или от силы два грузовика, а сейчас мимо меня пронеслись автомобили, несколько экскурсионных международных автобусов и фермерские повозки. Все они направлялись на праздник святого Доминика. Пилигримы уже не ходят пешком вслед за человеком с деревянным крестом, а разъезжают по Абруццо в автомобилях и автобусах.

В Сканно я много слышал о святом Доминике. Его память почитают не только здесь и в других местах Абруццо, но даже за его пределами. Святой не имеет отношения к основателю доминиканского ордена. Это был бенедектинский монах, родившийся в Фолиньо в 951 году. Он вел жизнь странника, путешествовал верхом на муле от одного местечка к другому, основывал монастырь и двигался дальше, творя добро и совершая иногда какое-нибудь чудо. Мул прекрасно его понимал. Рассказывают, что как-то Доминик попросил кузнеца подковать животное «Христа ради», но кузнец потребовал у святого денег. В карманах Доминика было пусто, и он приказал мулу вернуть подковы, что тот и сделал — стряхнул их до единого гвоздя. Одна из подков является самой дорогой святыней Кокулло. Говорят, что она избавляет людей и животных от водобоязни, и пастухи Абруццо до сих пор приводят в церковь своих больших белых собак, где к животным с молитвой подносят подкову.

Другой реликвией святого Доминика является зуб, который, по рассказам, святой сам себе вырвал и подарил людям Кокулло. Зуб хранится в серебряной раке. Он приносит облегчение при зубной боли. Когда стоматолог раз в одну или две недели наведывается в горную деревню, то обращается к зубу почти так же часто, как в средние века. Третий дар Доминика — невосприимчивость к укусам змей — несомненно, пережиток древней практики марсов и ежегодной демонстрации змей. На этот змеиный языческий праздник я и ехал. Как и многие другие языческие ритуалы, он был встроен в церковные праздники.
Еще один поворот дороги, и я увидел Кокулло. Деревня раскинулась на склоне горы — белая, живописная, сверкающая на солнце. Не без труда удалось припарковаться на площади между автобусов, фермерских фургонов и велосипедов. Ярмарка гудела. Толпы крестьян явились издалека и из соседних деревень. За весь день я не слышал ни единого английского слова. Два карабинера в парадной форме, с красными кокардами на наполеоновских треуголках; руки в хлопчатобумажных перчатках сложены на рукоятках шпаг, — являли собой образец официального спокойствия, а вокруг шумели взволнованные толпы.

Из передвижных фургонов, набитых одеждой, мебелью, керамикой, едой, сельскохозяйственными орудиями, изделиями из пластмассы, отличной медной кухонной посудой и кувшинами, изготовленными в Аквиле, выгружали товар и раскладывали его на столы. Над некоторыми складными столами раскинули полотняные шатры. В тени дерева, на прилавке мясника, как дань средневековой традиции, лежала porchetta — целая туша жареной свиньи, нафаршированной розмарином и другими пряными травами. Ее продавали кусками, проложенными между толстыми ломтями хлеба.

Голосов торговцев на ярмарке уже не услышишь: за них трудятся громкоговорители, установленные на фургонах. Звук чудовищно громкий, причем каждый голос старается перекричать соперника, и адская какофония сводит на нет эффект, ради которого все это было задумано. Толпа одета в современную одежду. На мужчинах темные костюмы либо серые брюки и твидовые пиджаки. Женщины в костюмах или нейлоновых платьях, хотя есть и старушки в черной одежде и шалях. Они пришли вместе с внуками. Те стоят на ступенях и подают салями и хлеб, доставая их из больших пластиковых мешков. Я любовался группой, которую мог бы написать Рембрандт, — старые лица, за шесть десятков лет изборожденные морщинами из-за тяжких условий жизни, но, благодаря истинной вере и молитвам, исполненные чувства собственного достоинства. И вдруг я заметил первого серпаро. Этот молодой человек с пышной шевелюрой стоял, повернувшись ко мне спиной и сцепив позади себя руки. Я обратил на него внимание из-за неожиданного движения: вокруг его запястий обвилась большая желтая змея. Человек держал ее так, словно в руках у него были четки и он перебирал ее бусины. Точно так его пальцы гладили змею. Узкая голова рептилии выглянула из его рукава и двигалась из стороны в сторону. Говорят, такие повторяющиеся движения гипнотизируют птиц и мелких животных. Я пошел в толпу вслед за молодым человеком. Там он присоединился к группе из троих серпари. Они были заняты тем, что вешали змей на плечи маленьких мальчиков. Дети выдерживали испытание с очень серьезными лицами. Серпари тоже были серьезны. Они словно вручали детям священную эмблему. Сцена напомнила мне обряд посвящения. Пятый серпаро, с огромной черной змеей, подошел к мальчику и повесил ему на плечи рептилию. Затем, ухватив змею чуть пониже головы, попытался уговорить ребенка подышать на нее. Он показал, как это нужно сделать, но мальчик не поддался на уговоры. Серпаро повесил змею себе на шею и пошел прочь.

Дорога к святилищу Доминика была запружена крестьянами. Они шли мимо калек, стоявших на обочине. Те протягивали руки за подаянием. Многие нищие одеты были лучше прохожих, у которых они клянчили деньги. У предсказателя с зеленым амазонским попугаем на красной клетке дела шли бойко. Птица перебиралась на палец хозяина, скашивала на клиента старый коварный глаз и цепляла клювом маленький сложенный листок бумаги. Это было своего рода предсказание, известное в Древней Греции и Риме, только там в роли прорицателя выступал маленький ребенок, а не старая птица сомнительной невинности. Тем не менее я не смог устоять против искушения. Клюв нерешительно замер возле сложенных листочков, но потом с поразительной аккуратностью птица вынула листок и положила в мою подставленную ладонь. Я не стал читать предсказание и положил листок в карман.

Поспешил к церкви, где вот-вот должна была начаться торжественная месса. Народу набилось битком. Я умудрился протиснуться и ближе к центру помещения увидел статую святого Доминика, почти в натуральную величину. Ее уже поставили на платформу, подготовили к процессии. На мой взгляд, статуя была хорошей работой мастера XVII века. Скульптура представляла собой бородатого человека в черном платье, с нимбом над головой. В правой руке человек сжимал епископский посох, в левой — священную подкову. Вокруг статуи было непрестанное движение. Прихожане подходили к святому, дотрагивались до него, подносили руку к губам, преклоняли колени и часто клали к его ногам купюру в тысячу лир. Рядом висела веревка, присоединенная к колоколу. Крестьяне тянули за нее — кто руками, а кто зубами. Мне и раньше об этом рассказывали. Такое действие, по вере прихожан, предохраняло их от зубной боли. Я стоял, зажатый в толпе, не в силах двинуться. Началась месса. Неожиданно почувствовал странное шевеление возле своих ног. Глянув вниз, обнаружил, что к моим ногам прижат мешок со змеями. Его держал серпаро. В мешке непрестанно происходило упругое шевеление, перемежавшееся сильными толчками. Я предположил, что змеи дерутся друг с другом. Не в силах выносить такое соседство, я умудрился с большим трудом отступить к выходу. На улице стояли прилавки с блестящей дребеденью, в том числе и амулетами против дурного глаза. Самым популярным был кулак с двумя торчащими пальцами и маленький изогнутый предмет в виде рога буйвола. Оба сделаны из красной пластмассы, имитирующей коралл. На площади я купил кусок жареной свинины и съел ее, угостив изумленного рыжего котенка. Он сидел на ступенях старого заброшенного здания поблизости от церкви. И тут я увидел деревенских музыкантов. На них были остроконечные шапки с золотыми галунами. Музыканты шагали к церкви вдвоем и поодиночке. Церемонию украсило очаровательное явление в виде пяти юных девушек в фольклорных платьях. Одна девушка была блондинкой, остальные темноволосые. Они шли по улице между старинными домами, а за ними следовали две молодые женщины, одетые в тщательно отглаженные кофточки и юбки из розоватого хлопка. На головах у них были корзины с огромными круглыми буханками хлеба. В деревнях и небольших городах это обычное явление, вероятно, в память о праздниках Цереры. Постепенно все серпари собрались возле церкви. Их было около двадцати.

Зазвонил церковный колокол. Музыканты встали в ряд и заиграли веселый марш. Неожиданно церковная дверь распахнулась, и мы увидели статую святого Доминика, вышедшую на солнце. В ту же минуту на статуе повисло двадцать или тридцать змей, брошенных серпари. Многие рептилии обхватили статую крепким кольцом, некоторые вскарабкались на нимб. Такое зрелище, кажется, шокировало зрителей, наблюдавших за действом с балконов. Крики из толпы подсказали серпари, что часть змей, не достигших цели, пытаются улизнуть. Их владельцы тут же исправили положение: схватили змей за хвосты и снова швырнули на статую. К тому моменту Доминик спустился с площади на улицу. На святом был толстый воротник из свернувшихся рептилий. Они закрыли ему рот. Хвосты и головы змей шевелились вокруг туловища. Шествие возглавляли жрицы Цереры со своими хлебами; затем шел священник с зубом святого Доминика в серебряной раке. Ритуал явно носил языческие черты, и я подумал, что замени современную дешевую одежду древними нарядами, и ежегодная церемония показалась бы дикой и даже угрожающей.

Платформу со святым пронесли во все закоулки Кокулло. Когда падала какая-то змея, серпаро немедленно подбирал ее и закидывал обратно. По окончании церемонии каждый серпаро собрал своих змей, но как они узнавали, какая из них чья, понятия не имею. Собрав рептилий, они либо закинули их себе на плечи, либо запихали в мешки.

Я поговорил с местным священником, и он настоял на том, чтобы я с ним позавтракал. Я уже ел свинину с хлебом и сыром и мог бы ничего не есть до следующего дня, но он так меня упрашивал, что с моей стороны было бы невежливо отказаться. К тому же я решил, что угощение вряд ли будет обильным. Как бы не так! Его преосвященство повел меня через толпу к одному из лучших домов в деревне, где в большой прохладной комнате на втором этаже был накрыт длинный стол для праздничного обеда. Там уже сидел пожилой моргающий монсиньор и два священника, отпраздновавшие мессу. Судя по всему, они страшно проголодались. Меня представили благочестивой матроне, приготовившей пир, и посадили, к сильному моему смущению, во главу стола. Затем последовал обед, обильнее которого я ничего еще не едал. Роскошные закуски-ассорти… Такого разнообразия и выдумки не встретишь ни в одном ресторане. На смену супу явился жареный цыпленок, затем вареная курятина, за курятиной — ягненок, потом настал черед пудингам, заварному крему, желе и прочим сладостям. Нас обслуживала матрона, она внимательно наклонялась над монсиньором и священниками, а я делал все возможное, чтобы отвлечь ее внимание от своей тарелки.

Поскольку священники были голодными, в разговорах необходимости не было, но потом, за кофе, обменявшись табакерками с нюхательным табаком, я упомянул святого Доминика и сцену, которой стал свидетелем. Я чувствовал, что святые люди посчитали меня занудой. На их месте я, Наверное, подумал бы так же. Будучи лояльным приходским священником, parroco6 вступился за Доминика и рассказал о замечательных благодеяниях, которые святой оказал Кокулло. Другие священники согласно кивали головами и подставляли опустевшие бокалы. Согласились они, хотя и не слишком охотно, с тем, что Церковь, зная о склонности паствы к язычеству, позволила включить в свой праздник жертвоприношение марсов богине Ангитии. Впрочем, заметно было, что эта тема их не интересовала. Желая поднять разговор на высокий уровень, я предположил, что, возможно, Григорий Великий поступил мудро: принял то, чего нельзя изменить, и написал Мелитусу, первому лондонскому епископу, что не надо разрушать святилища англов, но лучше преобразовать их в христианские алтари. Так и змеи Ангитии, наброшенные на святого Доминика, ныне освящены высшим церковным авторитетом. Согласившись с этим, мы снова наполнили наши бокалы.

На прощание parroco вручил мне памфлет «Vita di S. Domenico Abate, Protettore di Cocullo», в котором этот добрый человек еще активнее поддержал своего святого и изъявил ему горячую благодарность: ведь тот защитил Кокулло от змеиных укусов, зубной боли и водобоязни. По поводу последнего у священника имелась удивительная история. Он написал, что несколько лет назад, во время войны, когда Кокулло засыпало снегом, в деревню явились напуганные гости. Они приехали на машинах и на поезде. Это было почти все население деревни Джулиано-ди-Рома, включая инвалидов и даже паралитиков. Оказалось, что все они выпили молоко от коровы, укушенной бешеной собакой. Узнав об этом, они тут же бросились искать защиты у святого Доминика. Всех людей причастили — кого в церкви, кого в машинах, а тех, кто не мог дойти до деревни — на вокзале в залах ожидания. «Благодаря милости Всевышнего и помощи святого Доминика, — заключает священник, — а также благодаря великой вере людей, никто из них не пострадал от выпитого молока». Позднее ветеринар сказал мне, что был бы изумлен, если бы кто-нибудь и в самом деле пострадал.

Священник рассказал также о нескольких охотниках из Ссоры. Они привели шесть собак. Животные дрались с бешеными собаками и были почти неуправляемы, пока не пришли в Кокулло. Там они стали спокойными, позволили отвести себя в святилище, где к каждой из них притронулись реликвией. Вероятно, животные не пострадали от осложнений, хотя сведений об этом не имеется.
После путешествия по горным дорогам в Сульмону я приехал уже в темноте. На окраине города нашел гостиницу, где мне предоставили номер с ванной комнатой. Перед тем как улечься в постель, вспомнил о листке бумаги, которую дал мне попугай-прорицатель. Вот что я прочитал: «Если не хотите неприятностей, не вмешивайтесь в чужие дела и думайте, прежде чем что-нибудь сказать. Идите к цели и не бойтесь. Судьба наградила вас способностями к бизнесу, и вы должны этим воспользоваться. Трудитесь, и вам воздастся. Не замыкайтесь в себе, ни к чему излишняя сдержанность. Остерегайтесь друга, которому вы помогали в прошлом. Он неблагодарен и коварен и замыслил погубить вас».

Циничная птица.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет