21
«Фауста» Гёте и «Тимона Афинского» Шекспира, находя в них гораздо больше понимания сути
вещей, чем в трудах по буржуазной политической экономии. Такие крупные художники
современности, руководствовавшиеся в своем творчестве принципами социалистического
реализма, как Луи Арагон и Бертольт Брехт, а также Томас Манн и Генрих Манн, специфическими
путями искусства тоже пришли к глубокому пониманию и верному изображению сущности
капиталистического мира. Все это подтверждает несостоятельность, необоснованность той роли,
которую Гадамер и другие сторонники герменевтики приписывают искусству, отказывая в ней
науке, а именно: быть нормой философской истины. Их апелляция к искусству оборачивается
открытым воспеванием иррационализма и антиинтеллектуализма.
И дело не просто и не только в том, что Гадамер, герменевтики воспевают иррационализм. Они
ведут открытую и скрытую борьбу против материализма и диалектики, против марксизма,
который якобы посредством некоего «исторического разума» навязывает живой истории «законы
исторического прогресса» и т. п. Они выступают сегодня с претензией на единственно верное
объяснение мира, всей жизни человека и человечества в целом. Они обещают извлечь уроки из
прошлого, всеобъемлюще понять настоящее и будущее, дать обществоведению «единый
универсальный принцип», который обеспечит преодоление царящих в буржуазном обществе
«культа непосредственного», дефляции высоких норм, духовного анархизма, торжества мелочно-
конкретного, релятивизма в научной теории и т. п. Они обещают найти «последнюю почву», на
которой можно строить, обосновывать и оправдывать абсолютную истину, подлинный смысл че-
ловеческого бытия и т. д.
Разумеется, философская герменевтика, несмотря на свои претензии, не может дать адекватно
целостную картину мира и превзойти марксизм в качестве единственно верной методологии
социального, исторического познания. Гадамер, приверженцы герменевтики бессильны здесь
прежде всего потому, что, в сущности, не признают объективной реальности, ее первичности по
отношению к мыслящему субъекту. В лучшем случае они исходят из тождества субъекта и
объекта, в худшем. — рассматривают объект в качестве порождения субъекта, поскольку отдают
приоритет субъективистской интерпретации мира, рассматривают чувства, переживания субъекта
в качестве основной реальности жизни.
Достарыңызбен бөлісу: |