93
ного чувства. Воспитанный на Руссо Кант переносит всеобщий вывод об утонченности вкуса по
отношению к прекрасному на нравственное чувство, отождествляет его с чувством красоты
природы. То, что природа прекрасна, может возбудить интерес лишь в том, кто «еще до этого
прочно основал свой интерес на нравственно-добром». Следовательно, интерес к прекрасному в
природе «в родстве с моральным». Замечая непреднамеренное согласование природы с нашим
независимым от всякого интереса удовольствием, а вместе с тем и отмечая чудесную
целесообразность природы по отношению к нам, он указывает на нас как на конечную цель
творения, на наше «моральное предназначение».
Здесь отказ от эстетики совершенства наиболее полно смыкается с нравственной значимостью
прекрасного в природе. Именно потому, что в природе мы не встречаем
цели в себе,
но тем не
менее находим красоту, то есть целесообразность, служащую нашему удовольствию, природа
содержит в себе «намек» на то, что мы представляем собой действительно конечную цель
творения. Отход от античного космического мышления, в рамках которого человеку было
отведено особое место во взаимосвязи всего сущего, а каждому сущему задана цель совершенства,
придает миру, переставшему быть прекрасной упорядоченностью абсолютных целей, новую
красоту,
делая его целесообразным для нас. Он становится «природой», невинность которой
состоит в том, что она ничего не знает о человеке и его суетных стремлениях. Но одновременно ей
есть что нам сказать. В аспекте идеи интеллигибельного определения человечества природа,
будучи прекрасной природой, обретает
язык,
обращенный к
нам.
Разумеется, значимость искусства основывается также и на том, что оно нам говорит, представляя
человеку его самого в его нравственно предназначенном существовании. Но произведения
искусства существуют лишь для того, чтобы говорить с нами таким образом, а предметы природы,
напротив, существуют не для этого. Именно в том и заключается значимый интерес прекрасного в
природе, что тем не менее оно обеспечивает для нас осознание нашего нравственного
предназначения. Искусство не может дать нам это нахождение человеком себя в
непреднамеренной действительности. То, что человек встречается с самим собой в искусстве,—
это для него не констатация себя самого, проделанная кем-то другим.
Достарыңызбен бөлісу: |