Магомет кучинаев



бет18/31
Дата15.06.2016
өлшемі1.8 Mb.
#137544
түріКнига
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   31

– Ты нас извини, Адемей, но нам засиживаться некогда – выпьем айрана стоя и поедем, – сказал Великий хан, беря из рук подростка деревянную чашу с айраном.

– Хорошо, Темир-Зан, – сейчас поступай, как считаешь нужным, но если после того, как сделаете свое дело, не зайдете и не посидите, как и следует гостям, вы меня обидите, – сказал Адемей.

– Если Великий Танг-Эри даст мне такую возможность, я постараюсь тебя не обидеть, Адемей. Как ты и говоришь, как только дело закончим, так мы к тебе в гости и заедем! – сказал Великий хан, за руку прощаясь с этим замечательным стариком. Потом, видно, что-то вспомнив, остановился и спросил:

– Алан, Адемей, у тебя есть сын по имени Зашакку?

– Есть, Темир-Зан, есть, благодаря Небесным Святым.

– А у него есть дочь Кюн-Тыяк?

– Да, есть у него такая дочка-сорвиголова. Еще вчера утром ушла в ханский журт поглядеть на состязания да на разные там торжества, и вот до сих пор еще не вернулась. Да ничего, она ведь не одна ушла, вот-вот должна вернуться, – сказал Адемей.

И тогда Темир-Зан-хан вновь горячо пожал руку Адемею и крепко обнял его. Старик растерянно уставился на Великого хана, ничего не понимая.

– Я поздравляю тебя, Адемей! – сказал Темир-Зан-хан. – По-моему, ты все еще не слышал о том, что твоя внучка Кюн-Тыяк в состязаниях в стрельбе из лука обогнала всех джигитов Алан-Ас-Уи и стала названной дочерью Святого слуги Великого Танг-Эри Сабыр-Зана.

Старик окончательно растерялся и не знал, что и сказать.

– Да что ты говоришь? И ты меня не разыгрываешь? – спросил он, когда пришел в себя.

– А потом Сабыр-Зан сказал, что отдает свою дочь тому джигиту, кто победит в новых состязаниях по стрельбе из лука.

– Да что ты говоришь?! А потом?

– Получилось так, что нашего негодного сына признали победителем. Так что, Адамей, жди сватов от меня!

– Да иди ты! Уж теперь-то ты тоже точно решил меня разыграть. Не поверю, клянусь!

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но действительно это так, Адемей! – сказал Темир-Зан-хан. – Но ты сейчас об этом особо не тревожься – отправляйтесь в дорогу. Мои сваты найдут тебя, где бы ты ни был. Если будете согласны, как только пройдет это тревожное время, за невестой приедут джигиты – на торжествах по случаю победы сыграем и их свадьбу. Этот наш обычай и ты сам, конечно, знаешь.

Растерянный всем услышанным, Адемей, даже и не понимая до конца что говорит, пробормотал:

– Знаю, знаю,.. конечно знаю...

– Хорошо, Адемей, – до свидания. Встретимся на свадьбе! – сказал Великий хан, на прощание еще раз пожимая руку старика. – Извини, пожалуйста, – мы так и не зашли в твой там, но сам видишь, время такое.

Так выходит, что этот негодный Кичибатыр сам не знает, что болтает – так, да? Мы же ни от кого не бежим? – спросил Адемей, оглушенный необычными новостями, совершенно не понимая, что вообще говорит.

– Ну конечно же! Мы ни от кого не бежим – мы просто очищаем достаточно большую поляну, убирая оттуда людей, чтоб как следует схватиться с тем самым эмегеном, который идет на нас! – ответил Великий хан, направляясь к своему коню, которого держали под уздцы двое джигитов.

Темир-Зан-хан, Танг-Берди-хан, и их негеры исчезли из виду также внезапно, как и появились.

– Коли так – совсем другое дело! А этот негодник Кичибатыр бежим, говорит, – бормотал Адемей, довольный, заходя с улицы во двор...

XI
Даг-Уя с благодарностью нашла свое место под заботливой отцовской рукой царя Дариявуша – уверял всех во время Царского совета в городе Сфарт Мегобаз перед походом. Но это, как теперь стало ясно, в большей степени было мечтой, желанием, а не действительностью – кроме всевозможных начальников, посаженных на государственные должности по большей части самим же Мегобазом, остальной народ почему-то не проявлял особой радости при виде доблестных воинов благодетеля народов, солнцеподобного светоча мира царя Дариявуша. Люди повсюду встречали воинов царя не дарами да танцами, а косыми взглядами.

Во всех четырех сторонах света, кажется, и места уже не осталось, где бы не побывали победоносные львы царя Фарса, они повидали многие народы и племена, но еще нигде не видели такого, чтобы война продолжалась еще и после войны. А здесь, в Даг-Уе, она еще продолжалась – в горах и лесах не счесть разных разбойничьих шаек, которые постоянно нападают на разрозненные группы царского войска, а также на продовольственные отряды и обозы. Да и мирный народ совсем не мирный – даже старики и старухи смотрят на фарсов как на кровавых врагов, нисколько не желая скрывать свою неприязнь. Повсюду, где они бывали, обычно дети стайками бегали за марширующими сотнями, с любопытством разглядывая пестрые наряды чужеземцев, а здесь, в Даг-Уе, дети – и те глядят на фарсов насупившись, исподлобья. Кажется, что здесь все: и люди, и звери, и горы, и реки – все ненавидят фарсов и готовы при первом же удобном случае вцепиться им в горло.

Как бы там ни было, но храбрым воинам царя Дариявуша не удастся, наверное, как думалось вначале, беззаботно, с песнями да играми прошагать по Даг-Уе до Дунай-сая, большой реки, за которой и начинались земли загорских саков. А ведь вот как должно было быть – чтобы царь Дариявуш, гордо восседая на своем белокопытном огненном жеребце, ехал во главе своих храбрых воинов, снисходительно поглядывая по сторонам, а народ Даг-Уи, уже сварив мясо жертвенных животных в огромных казанах, выстроившись по обе стороны дороги, просил бы умолял бы его, говоря: «О, наш царь, соперничающий с солнцем! И ты сам, и львы твои, наверное, притомились в пути – просим, окажите нам честь, сойдите с коней, отдохните немного и отведайте нашего угощения!» А вместо этого армия царя Дариявуша оказалась на самом деле на положении волчьей стаи, окруженной пастухами да их волкодавами: на нее нападают со всех сторон, любым способом стремятся нанести ей удар, нанести хоть какой-то ущерб – при случае убивают воинов, продовольственные отряды чаще всего возвращаются с пустыми руками, а вернее – телегами, а нередко бывает, что и вовсе не возвращаются. Тысячи и тысячи полуголодных воинов, как саранча, опустошают все на своем пути – после прохода армии ни в селах, ни в городах не остается ничего съестного. Воины, о храбрости которых вот уже много лет говорит весь мир, оказывается, могут быть трусами и подлецами: появились случаи бегства из армии, солдаты стали драться меж собой из-за одной овцы, мешка муки или зерна. А в драке, случившейся среди воинов из Согдианы, была пролита кровь – один из них был убит ударом кинжала. Царь Дариявуш, прослышав об этом постыдном поступке, нисколько не колеблясь, повелел поотрубать головы всем участникам драки, а их было двадцать...

Но, как бы там ни было, а через две недели войска Дариявуша вышли к Долай-саю. Позади осталась Дак-Уя, дважды завоеванная, ограбленная и сожженная, но так и непокоренная.

Отдав распоряжение военачальникам завтра же начать переправу, царь Дариявуш зашел к себе в шатер и задумался. Он вспомнил слова Йездивазда, сказанные на Царском совете в городе Сфарт, и какое-то неведомое чувство беспокойства закралось в его душу. Да, это был не страх, а простое беспокойство. Нет, он и не думал о том, что на земле загорских саков он может потерпеть поражение, опозориться, нет – разве есть на свете сила, которая может победить его армию? Нет, такой армии на свете нет! Его беспокоило совсем другое – а что если вдруг, как и говорил Йездивазд, в этой самой Скифии нет ни сел, ни городов, нет даже и армии – что же тогда осаждать, кого побеждать, с кем воевать? С ветром в степи, с деревнями в лесу? Рассказывают, что у загорских саков много скота – лошадей, коров, овец. Конечно, лошади нужны, это хорошо, пригодится и крупный рогатый скот, а вот что делать с овцами? Не погонишь же их в Фарс! А если Скифию тоже сделать одной из сатрапии и брать оттуда лошадей для армии? Ведь если у них нет городов, то и золота, наверное, нет – откуда?

Тут и вспомнил царь свой разговор в крепости Сфарта с Капассией. Он, царь, тогда сказал примерно так: «Сейчас все, кто вокруг нас, – слабее нас. И не дожидаясь, пока они наберутся сил и прыгнут на нас, мы должны сейчас же наброситься на них и покарать. Сперва Скифию, потом Грецию...» «А потом?» – спросил тогда Капассия. И еще – когда он, Дариявуш, сказал, что сильный всегда притеснял слабого – и это закон природы, Капассия живо возразил: «Этот закон – для животных, а мы люди. Люди не должны жить по законам зверей!» Так, кажется, он тогда сказал. Но больше всего запомнились вот эти слова Капассии: «К чему тебе и походы, и войны, когда у тебя в руках прекрасная страна, которая простирается от моря и до моря?.. Что ты ищешь, чего тебе надо?» С того самого времени, как переправились на эту сторону Узкого моря и до сих пор эти слова Капассии не дают покоя ему, Дариявушу. Он даже уже забыл, что эти слова когда-то сказал ему Капассия. «Что ищешь, чего тебе надо?» – иногда кажется, что это недовольно вопрошает с небес сам Святой Ахурамазда, и тогда царь Дариявуш не на шутку пугается. А может быть, эти слова в городе Сфарт устами Капассии говорил ему, царю Дариявушу, сам Великий Ахурамазда, дабы остановить его от неверного шага? И теперь, когда он увидел, что царь все-таки не послушался доброго совета, решил, наверное, сам его образумить и каждую ночь грозно спрашивает: «Что ты ищешь, чего тебе надо?» Однажды, не вытерпев, к царю Дариявушу явился сам Ахурамазда – конечно, ночью, во сне. Дариявуш ехал на своем белокопытном жеребце впереди своего войска по жаркой скифской степи. И солнце, остановившись прямо над их головами, нещадно палило. Дариявуш почему-то подумал: «Что – совсем застыло на месте что ли это солнце? – и посмотрел на небо. Посмотрел и – о чудо! – видит, что солнце все увеличивается и увеличивается: оно падало прямо им на головы! «Наверное, со мной случился солнечный удар», – подумал царь, закрыл глаза и так проехал некоторое время. Потом, открыв глаза, вновь взглянул на небо. Солнце, уже разросшееся до невероятно больших размеров, падало на них! И каким-то странным было это солнце – оно было не круглым, а просто огнем, пламенем. И жаром пышет – вот-вот все вспыхнет в мгновенье ока! Дариявуш, ничего не помня от страха, уставился на падающее солнце, не в силах отвести взор. А солнце спускалось все ниже и ниже, и вдруг оно превратилось в Ахурамазду, который мчался, стоя на огненной боевой колеснице! И лошади, и колесница, и сам Ахурамазда, и его длинная борода, и копье, вознесенное правой рукой – все было огненно-золотым. Пролетая прямо над головой Дариявуша, Ахурамазда грозно крикнул-спросил: «Что ты ищешь, чего тебе надо?» Теряя от страха разум, Дариявуш обеими руками закрыл лицо...

После этого каждую ночь Дариявушу слышется этот грозный глас Ахурамазды: «Что ты ищещь, чего тебе надо?» И нет ему покоя, все ему кажется ненадежным, зыбким. Словно он все еще на том раскачивающемся мосту через Узкое море, а не ходит уже давным-давно по твердой земле, которая его вырастила, выходила и силу дала. Если днем он еще чем-то занят, выслушивает военачальников, жалующихся на Мегабаза, который, как сатрап Даг-Уи, обязан был проходящую по земле его сатрапии армию обеспечить продовольствием, но не делает этого, а потому часто приходится брать продукты из неприкосновенных запасов, ругает Мегабаза и тем самым отводит душу, забывается, то ночью он был беззащитен – нечем было заняться, забыться. Ночью они оставались совершенно одни: он, легендарный, тигроподобный Дариявуш, царь блистательного Фарса, что простерся над многими племенами и землями, касаясь своими крылами снежных гор и теплых морей, и все окрестные страны смотрят с завистью и страхом; и его беспокойное сердце, что постоянно кидает его на коня и заставляет ходить походами на все новые и новые страны и земли; и старейшина всех Небесных Святых Ахурамазда. Правда, Ахурамазда сам не являлся к Дариявушу, но он видел каждый его шаг, знал каждую его мысль в голове. И если случается, что Дариявуш в смятении, не знает, правильно ли поступает или нет, сердце его говорит: «Нисколько не сомневайся – ты поступаешь правильно! Не бойся – копыта твоего удалого коня будут топтать не только степи Скифии, но земли еще многих других стран! Как в Высоком Синем Небе Ахурамазда является первым среди всех святых, так и ты будешь первым среди земных царей! Но тот же час перед мысленным взором Дариявуша появляется огненно-золотистый Ахурамазда из его страшного сна и вновь пристает со своим грозным: «Что ты ищешь, чего тебе надо?» Вот так, то боясь сурового взгляда и строгого голоса Ахурамазды, то с удовольствием слушая увлекательные рассказы своего сердца о богатых и прекрасных дальних землях, и проводит теперь часто ночи без сна царь Дариявуш. Но, что ни говори, сердце его было всегда вместе с ним, было рядом, а Святой Ахурамазда – в Синем Небе, в высокой выси, в далекой дали. И хотя когда они все трое были вместе, Дариявуш вел себя и говорил так, что ничего не сделает такого, что не понравится Великому Ахурамазде, а сердце его знало: когда придет время, когда надо будет, царь Даривуш вновь вскочит на коня и полетит впереди своих храбрых воинов туда, где раскинулись эти чудесные неведомые земли...

Начальник караула кашлянул еще раз да погромче – видно он давно ждал, чтобы царь обратил на него внимание.

Дариявуш довольно долго смотрел на него, ничего не понимая и как бы пытаясь узнать – кто он такой и откуда взялся, но потом, видно, все поняв, вопросительно глянул на него.

– Мегабаз хочет с тобой говорить, о, соперничащий с солнцем!..

– Пусть войдет!

Мегабаз, кажется, был гораздо веселее и смелее, чем в предыдущие дни. Видно, чувство своей вины в том, что армия, ведомая самим царем, при проходе через его сатрапию испытывала немало трудностей, его тяготило, и теперь, когда царь и его непобедимые воины уже прошли земли Даг-Уи, то и он, вероятно, посчитал, что впредь уже не обязан заботиться о чьих-то животных – и это чувство облегчения, конечно же, сказывалось на его настроении и поступках.

Как и принято было среди «семерых братьев», Дариявуш радушно принял Мегабаза.

– Проходи, садись! – сказал царь, показывая на подушки, разбросанные на ковре справа от себя.

– Слава Великому Ахурамазде – мы, наконец-то, дошли до Скифии! – сказал Мегабаз, присаживаясь и затыкая себе под локоть подушки.

Хотя Мегабаз и происходил из уважаемого старинного фарского рода, но внешностью он больше походил на человека из Суу-Эра или Баба-Эли – несколько скуластое широкое лицо, толстые губы. Ничего в этом, конечно, удивительного нет – ведь многие века люди Суу-Эра и Баба-Эли властвовали над многими окрестными народами. В эти времена и осели многие из них среди других племен и народов, став владетелями обширных земель да правителями целых племен или народов. Кто знает, Мегабаз тоже, наверное, является потомком одного из таких людей. Но, как бы там ни было, а сердце Дариявуша все еще не причисляет Мегабаза к «семи братьям» – до сих пор считает, что тот присоединился к «братьям» не по совести, по велению своей души, а из каких-то корыстных соображений, по хитрости. Но об этой особой позиции царского сердца, конечно, нисколько не догадывался ни сам Мегабаз, ни остальные «братья», так как Дариявуш хранит это в тайне, а по его поступкам тоже ничего не заметишь. И сейчас тоже.

– Слава Великому Ахурамазде и всем Небесным Святым! – сказал и царь, не зная что еще сказать – он никак не мог понять цели столь раннего появления Мегабаза – совет с военачальниками был назначен на вечер, после наступления темноты, когда будут прекращены работы по подготовке к переправе.

– Мы как и прежде? – неожиданно спросил Мегабаз.

– Конечно как и прежде! – ответил Дариявуш, несколько оживившись: ведь после такого вопроса речь должна пойти о чем-то очень важном, имеющем большое государственное значение – о чем же, интересно, хочет сейчас с ним поговорить Мегабаз?

– Почему Капассии нет с нами? – спросил Мегабаз.

Дариявуш бессмысленно уставился на него – он не знал, что и ответить, настолько был удивлен. Интересно, а какое Мегабазу до этого дело – здесь ли Капассия, нет ли его? Но, так как между «семерыми братьями» не должно быть никаких неясностей и недомолвок, то на прямой вопрос и Дариявуш решил ответить прямо.

– Он не одобрял моего намерения идти походом на Скифию, и поэтому я не взял его с собой.

– Аха! Значит, не одобрял! Почему-же, интересно? Об этом он ничего не сказал, конечно.

– Почему же – говорил. По его мнению, теперь мы должны думать не о войнах и походах, а о том, как лучше устроить мирную жизнь в нашем государстве. Говорил, что войны и кровопролития ничего хорошего человечеству не дают, да и небесные Святые якобы это не одобряют, а потому нам следует остановиться.

– И ты говорил ему! – воскликнул Мегабаз таким голосом, словно Капассия играючи обвел его, Дариявуша, как ребенка, вокруг пальца в решении какого-то сверх важного государственного дела. – Ведь корни рода Капассии тянутся в степи загорских саков, в Скифию, и конечно-же, он не мог пойти с огнем и мечом на земли своих предков! Его сердце – не сердце сына Фарса, а сердце сака, скифа. Он и сам сак! Если б мы пошли походом в Грецию – вот тогда и он с удовольствием пошел бы с нами!

– Он не хотел, чтобы мы пошли войной ни в Скифию, ни в Грецию, ни в какую-либо другую страну. Он не был доволен и тогда, когда я отправил тебя в Даг-Ую.

– Почему-же, интересно? Наверное, не очень-то хотел, чтобы имя мое прославилось как имя победоносного военачальника. Капассия хочет, чтобы воздавали почести только ему одному. Я давно его понял. Может, ты слишком уж доверяешь ему? Отправляясь в поход, ты вручил половину страны в его руки. Как бы не случилось что-то неприятное.

В Дариявуше все возмутилось – еще ни от одного из «семи братьев» он не слышал столько подлых слов и намеков по адресу другого «брата». Что там есть у каждого в глубине души – этим, если говорить правду, Дариявуш вовсе и не интересовался, считая, что они все друг с другом искренни в своих отношениях, и радовался этому. Но, как бы там ни было, до сих пор еще не приходилось слушать доносы «братьев» друг на друга. И вот сейчас, когда выслушал слова Мегабаза о Капассии, у Дариявуша от возмущения внутри все закипело, его аж стало лихорадить – он долго сидел как статуя, не в силах ни сказать что-нибудь, ни шевельнуться. Он совершенно не знал о том, что пальцы его правой руки настолько крепко сжимали рукоять кинжала, который почему-то оказался в его руках, когда вошел Мегабаз – снял, наверное, да не успел повесить – что они побелели. Когда прошло помутнение разума, и он стал способным более или менее разумно поступить, первой мыслью, что пришла в голову, была: одним взмахом снести голову этой свинье и велеть выбросить его тело собакам. Но первый порыв его возмущенной души был остановлен холодным рассудком – как он, подлец, осмелился чернить имя человека, который совсем недавно спас его от верной гибели – надо было это узнать. Вот потому-то царь, собрав всю свою волю, сдержал себя и, делая вид, что глубоко задумался, молча сидел, лишь слегка покачиваясь взад-вперед.

– Да нет, не должен, все-таки, Капассия поступить дурно, – сказал Дариявуш, радуясь тому, что голос ничем не выдает того, что творится в его душе.

– Э-э-э, друг мой! Да ты, я вижу, до сих пор еще как следует не знаешь что такое человек! Из всего живого на земле человек – это самое подлое, самое вероломное, самое хитрое существо! Вчера он был тебе другом, а сегодня – уже враг; ты, пожалев его, протягиваешь ему, голодному, пищу, а он – откусывает тебе руку! На этом свете кроме самого единственного и Великого Ахурамазды никому не верь, – и даже своему родному брату!

«Да, конечно, если все люди такие же, как и ты, то, естественно – никому не следует верить!» – подумал Дариявуш, а сказал:

– Ну, что ты, Мегабаз – ты уж чересчур! Теперь, если и Капассии не верить, то кому же тогда верить?

– Никому, а Капассии – тем более! Понимаешь? Мы сейчас идем войной на Скифию – а ты оставил в его руках половину страны. А вдруг...

– К чему сейчас эти разговоры, Мегабаз? Если даже я и совершил ошибку, ведь мы уже ничего поделать не можем. Не возвращаться же нам назад?

– Я поделился с тобой своей тревогой, хоть немного облегчил свою душу, ну а ты поступай как хочешь. Ты ведь кажется царь, в конце концов!

«Не торопись, друг мой, я тебе еще покажу я кажется царь или же настоящий царь!» – подумал Дариявуш. А вслух сказал:

– Ты как-то странно разговариваешь – как будто до всего этого тебе и дела нет. А ведь ты – один из столпов государства! Коль ты сумел заметить что-то такое, что угрожает благополучию и спокойной жизни государства – то будь добр задуматься и над тем, как предотвратить ущерб государству, как исправить дело!

– Хорошо, раз настаиваешь, скажу – надо, хотя бы, убрать Капассию с этой большой должности. Должность сатрапа – и то слишком много для него! А по-мне – так его следовало лишить и должности сатрапа. Есть, мол, у тебя и земля, и богатство – вот и живи себе на здоровье.

– А кого же тогда на твое место сатрапом Даг-Уи?

– Что – меня прогоняешь? – сделав удивленный вид, спросил Мегабаз, хотя сам прекрасно знал смысл вопроса царя.

– Но место Капассии никого, кроме тебя, достойного, я не вижу, ну, раз так, то ведь на твое место надо же кого-то найти?..

– Хоть и молод еще, но Мардоний очень умный и смелый человек – поставь его, не ошибешься, – решительно сказал Мегабаз.

Он, лиса, конечно прознал откуда-то о том, что Мардоний и дочь Дариявуша любят друг друга, и вероятнее всего, после скифского похода будет сыграна их свадьба – и Дариявушу будет приятно слышать хвалебные слова о своем будущем зяте.

– Не слишком ли он еще молод для такой большой государственной должности? – спросил царь, скорее просто так, машинально, для виду, чтобы лишь что-то сказать, а сам в это время думает только об одном – когда и как снести голову этого негодяя?

Из «братьев» здесь находится только один Бардия, может, следует все ему рассказать, так, мол, и так, Мегабаз пытался нас рассорить, тем самым нарушил нашу клятву и лишь после этого отрубить ему голову? Или же сказать своим караульным, и пусть Мегабаз каким-то образом «трагически» погибнет? Нет, нельзя, чтобы поползли какие-то подозрительные слухи – надо обо всем сообщить Бардие, чтобы потом и другие знали, за что именно поплатился Мегабаз. Да и уроком это будет для остальных шести «братьев» – не следует доносить друг на друга, не следует друг другу желать ничего плохого, не следует нарушать клятву, данную на крови...

– ...Если человеку уже двадцать-двадцать пять лет – он уже не молод, он – зрелый муж, – говорил Мегабаз и ему показалось, что царю действительно приятно слышать это.

– Хорошо, Мегабаз. Я обо всем этом поговорю и с Бардией, и с другими нашими соратниками. Как все посчитают нужным поступить – так и сделаем. Хорошо?

– Поступай как считаешь нужным. Да, я хотел тебя еще о чем-то попросить.

– Говори, говори! – подбодрил царь Мегабаза, как бы давая понять, что после такого откровенного «братского» разговора он не может ни в чем отказать ему.

«Клянусь, а тебе приятно, оказывается, слышать хвалебные песни о своем будущем зяте!» – с удовольствием отметил про себя Мегабаз и стал излагать суть своей просьбы.

– Мы все знаем – каждая сатрапия обеспечивает продовольствием царских воинов, находящихся на ее земле. В течение двух недель, пока твои доблестные воины находились на земле Даг-Уи, я, как сатрап на этой земле, делал все, чтобы обеспечить их пропитанием.

Теперь, когда мы уже вступаем на землю Скифии, я прошу тебя освободить меня от этой тяжелой обязанности – теперь, как и принято, пусть военачальники сами заботятся о пище своих воинов.

– Хорошо, – ответил царь. – О чем разговор – уж теперь-то ты такими делами заниматься не будешь, конечно. Не думай об этом.

После завершения Царского совета Дариявуш задержал Бардию и Мегабаза.

– Мы должны поговорить об одном деле, – сказал царь, когда они остались одни втроем.

– Это о чем мы должны поговорить? – удивился Бардия. – Мы же, мол, обо всем важном только-что обстоятельно поговорили на совете.

– Мегабаз одним делом сильно встревожил меня – вот об этом и поговорим, – сказал царь. – Расскажи и Бардии, Мегабаз, то, что ты мне рассказал.

– А что там рассказывать? – сказал Мегабаз. – Мы забрали с собой почти что всех хороших воинов. А в руках у Капассии осталась не только половина страны, но и достаточно большое количество воинов. Сейчас в государстве нет человека, обладающего большей должностью и большими силами, чем он. Мы идем войной на Скифию. А Капассия по происхождению сак, скиф. А если говорить правду – так он сак или скиф, что одно и то же. Что может случиться, если ему взбредет в голову что-то неладное, нехорошее? Это меня тревожило, вот об этом я и рассказал Дариявушу.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   31




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет