Михаил Носоновский (сша) Старинные еврейские кладбища Украины: история, памятники, эпитафии

2. 
   Имя погребенного в его «официальной форме» – «такой-то, сын/дочь такого-то». «Официальная форма» – это та форма имени, по которой человека вызывали к Торе. Она записывалась в кетубе или гете. Перед именем следует «титул» или формула вежливого обращения, такая как «реб/рабби», «наш учитель рабби». Нужно сказать, что подобные титулы со временем обесценивались, что приводило к появлению все более пышной, часто тавтологической титулатуры. Обращение רבי «рабби» вовсе не означало ординированного раввина, а могло относиться практически к любому взрослому мужчине. Чтобы выделить более ученого человека, возникает тавтологическое обращение הרב רבי «ха-рав, рабби», которое также вскоре девальвируется, и его заменяет аббревиатураמוהר''ר «мохарар» = «морейну ха-рав, рабби» («наш учитель, рав, рабби»)⁴³. На более поздних памятниках (в 19 в.) встречается и ה''ה מוהר''ר «хах мохарар»=«ха-рав, рабби, морейну ха-рав, рабби». Если погребенный был неженатым молодым человеком, то употребляются слова בחור «бохер», בתולה («девушка»), ילד («ребенок»). После имени следует имя отца, а для женщин часто и имя мужа. После имени отца идет формула благопожелания, обычно ז''ל «память его благословенна». Если отец еще жив, приводится формула יצ''ו – «да хранит его Твердыня и Избавитель». Все это стандартные формулы, известные из талмудической литературы.
   

Перед именем следует также краткое (а иногда и весьма пространное) описание добродетелей умершего. Наиболее типичный вариант איש תם וישר «человек непорочный и честный» восходит к Книге Иова. На женских надгробиях אשה חשובה וצנועה (иногда נכבדה) «женщина важная и скромная (уважаемая)». Составители эпитафий бывают весьма изобретательны в варьировании хвалебных формул. Нередко в эпитафию включается библейский стих, в котором речь идет о соименном погребенному библейском персонаже.

3. 
   Дата смерти, указываемая по еврейскому календарю. Перед датой следует слово «скончался»; нередко, однако, используется эвфемизм, например, «был вызван на Небесное Заседание». Год указывается обычно «по малому исчислению», т. е. без указания тысячелетий. Часто дата дублируется при помощи хронограммы, библейского стиха, в котором путем выделения букв с определенным числовым значением зашифрована дата.
   

4. 
   Заключительная формула-эвлогия. Практически любая эпитафия завершается аббревиатуройתנצב''ה «Да будет его/ее душа завязана в Узле Жизни». Эта формула благопожелания заимствована из поминальной молитвы Йизкор, в которой говорится «Да будет душа его завязана в Узле Жизни вместе с душами Авраама, Исаака, Иакова, Сары, Ривки, Рахели и Леи, и других праведников». В Талмуде говорится, что этими словами ангелы приветствуют возносящиеся на небеса души праведников. Само выражение это основано на библейском стихе, где оно, однако, не имеет отношения к смерти или загробной жизни. По мнению автора, это иллюстрирует важный принцип; эпитафии используют библейский материал не напрямую, а благодаря его заимствованию раввинистической литературой. Что касается необычного выражения «Узел Жизни», то М. Фогельман убедительно показал, что в раввинистической литературе под ним понимается так называемый «Престол Славы», из которого происходят души людей и куда возвращаются души праведников, завершив свое пребывание на земле⁴⁴.
   

Подобная довольно жесткая структура связана с функциональным назначением эпитафии и надгробия вообще. Во-первых, надгробие служит маркером места захоронения. Отмечать место захоронения нужно для того, чтобы по ошибке не попасть в зону нечистоты (что запрещено, например, для священников-коэнов). Кроме того, согласно некоторым представлениям, душа в течение года (пока тело полностью не разложится) посещает могилу, где с ней легче всего вступить в контакт. Это утилитарная функция надгробия отражена в первом элементе эпитафии – во вступительной формуле. Вторая функция связана с представлением об эпитафии-молитве, и именно с ней связаны многочисленные благопожелания в эпитафиях. Эпитафия-молитва призвана свидетельствовать о заслугах умершего и способствовыть оправдательному приговору Высшего Суда. Кроме того, эпитафия соединяет душу усопшего с совокупностью душ еврейского народа, ставит его в контекст еврейской истории. Именно для этого обыгрывается имя, дата, приводится библейская аналогия, подчеркивается схожесть ситуации со смертью конкретного Якова или конкретной Рахели с библейским Иаковом и Рахелью. Единство места, даты и имени обеспечивает соединение трех систем координат: пространства, времени и индивидуальности⁴⁵. Еврейские эпитафии почти всегда безличны, написаны в третьем лице и не обращены к читателю. Отклонения от этого правила воспринимаются как необычное явление и, возможно, обусловлены внешним влиянием.

Крайне интересным является вопрос о соотношении еврейских эпитафий с другими литературными жанрами. В раввинистической литературе известен жанр хеспед, траурная речь или оплакивание умершего. Примеры хеспеда можно найти в Талмуде (Моэд Катан, 25-28). Эпитафии повторяют образы и выражения, типичные для хеспеда: описание добродетелей усопшего и горя родственников.

Стихотворные эпитафии в несколько строк были популярны во многих общинах. Как правило, стихотворения эти весьма примитивны и однообразны. По содержанию они подчеркивают добродетели умершего и горе родственников. По форме используют один и тот же набор примитивных, часто грамматических рифм. Зачастую имя покойного зашифровывается в виде акростиха. Стихотворные эпитафии были особенно распространены в общинах Галиции, поддерживавших контакты с центрально- и западноевропейскими еврейскими центрами, например, в Бродах. Подобные стихотворные эпитафии, являясь отдельным жанром, соотносятся до некоторой степени с жанром кина («оплакивание», «элегия»⁴⁶) в традиционной жанровой системе средневековой еврейской поэзии. Жанр этот параллелен элегии (риса) в арабской касыде, известной с доисламских времен, однако в еврейской традиции он связан с книгой Плача Иеремии и с ранней литургической поэзией. В отличие от арабской поэзии, еврейская кина (как и произведения других поэтических жанров) строилась путем комбинации библейских цитат и выражений, следуя так называемому «мозаичному стилю».

Вопрос об авторстве стихотворных эпитафий неоднозначен. Часто они составлялись на заказ полупрофессиональными авторами, которые отталкивались от уже существующего материала, комбинировали строки и части из ранее существовавших эпитафий, подлаживая их под конкретную ситуацию. Известны и случаи, когда автором эпитафии был тот или иной конкретный человек⁴⁷.

Другим важным жанром является мелица (это слово можно перевести как «похвала» или «риторика»). Цветистые восхваления, составленные из библейских и талмудических оборотов, были типичны, например, для предисловий книг, издававшихся в то время. Сама эпитафия иногда именовалась мелица, и название это соотносится с ангелом-покровителем – эпитафия выступает в роли ангела, свидетельствующего в пользу умершего на Небесном Суде.

Библейские цитаты в эпитафиях многочисленны. Они в большинстве случаев призваны подчеркнуть сходство конкретной ситуации смерти с описанной в Библии архетипической ситуаций. Во многих случаях приводятся библейские стихи, повествующие о соименном погребенному библейском персонаже. После обнаружения библейских цитат и идентификации их источника, у исследователя возникает соблазн этим и ограничиться, попросту отметив, что эпитафия цитирует такой-то стих из Библии. На деле ситуация может быть более сложной, а цитаты и аллюзии – опосредованными. Формула благопожелания «да будет его душа завязана в Узле Жизни» основана на библейском стихе 1 Цар. 25:29 «А душа господина моего будет завязана в узле жизни с Господом Богом» (здесь не идет речь о смерти, напротив, а защите живого человека). Однако появление ее в эпитафиях обусловленно тем, что она встречается в распространенной молитве Йизкор, а та, в свою очередь, основана на интерпретации «Узла Жизни» в раввинистической литературе.

В других случаях цитирование в эпитафии может быть стимулировано каким-нибудь литературным текстом. Например, в эпитафии Мирьям из Бучача (1792 г.) проводится слегка измененная цитата ויקח מרים את הטוב בידה «И взяла Мирьям благо (тов) в свою руку» (в оригинале созвучное תוף тоф – бубен, Исх. 15:20). Та же игра слов встречается в эпитафии другой Мирьям, погребенной в Варшаве, следовательно, это, скорее всего, не было изобретением составителя надписи, но заимствованием из какого-либо источника. Аналогичным образом хвалебное выражение פרוותא דמשמחיג парвута дэ-Машмахиг («Машмахигский порт» по-арамейски) встречается в эпитафиях из Сатанова 1759 г. и из Меджибожа 1751 г. В Талмуде (Йома, 77а) Машмахигский порт в Персидском заливе упоминается как место добычи жемчуга, отсюда перевод – «источник жемчуга». Вряд ли в двух разных местечках составители эпитафии независимо решили использовать одно и то же необычное хвалебное выражение, скорее, оба руководствовались каким-то неизвестным нам текстом. Таким образом, библейские и даже талмудические цитаты оказываются не прямыми, а опосредованными.
В развитии эпитафий автор выделяет три стадии:

1. 
   Ранние эпитафии, содержащие, как правило, только непременные элементы надписи. В центральной и Западной Европе это период, предшествующий 15 в. На Украине большинство эпитафий относится к последующим стадиям.
   
2. 
   Развитые эпитафии, характеризующиеся широким использованием библейских и пост-библейских цитат и аллюзий, различными разработанными «барочными» панегирическими и траурными формулами, использованием поэтических приемов, таких как тропы и рифмы, подчеркиванием индивидуальности погребенного (а иногда и автора), наконец, формированием региональных и локальных стилей.
   
3. 
   Упадок жанра эпитафии в 19 – нач. 20 вв. В этот период индивидуальные элементы эпитафий исчезают. Стандартные части, такие, как начальная абревиатура פ''נ и финальная ת''נצבה, превращаются в символы и становятся частью декора надгробия. Эпитафия может составляться на нееврейском языке.
   

Вместе с этим можно выделисть и более тонкие региональные и временные особенности. Например, надписи из юго-восточной Галиции и западной Буковины (Печенежин, Косов, Куты, Снятин, Банилов, Косов, Вижница) имеют ряд особенностей, отличающих их от надписей, например, из Подолии или из Бродов.

Конкретно-историческая информация, содержащаяся в эпитафиях, весьма разнообразна. Находка ранних памятников позволяет уточнить время формирования общины. Например, находка в Вишневце памятника 1583 г. опровергла утверждение о том, что евреи селятся здесь только с 17 в.⁴⁸ Обнаружение надписей 1648 г. и последующих лет в Бучаче и в Болехове опровергло сообщения о полном разрушении этих общин в ходе казацкого восстания⁴⁹.

Другое направление исследований – это данные о конкретных персоналиях. Например, в Болехове обнаружено надгробие автора-мемуариста конца 18 в. Дов-Бера Биркенталлера (Брежовера), о котором сохранились крайне отрывочные сведения⁵⁰. В эпитафиях могут найти отражение различные события. Например, в трех надписях из Сатанова упомянута война с турками и татарами конца 18 в., что подтверждает сообщения современников о разорении Сатанова⁵¹. Интересно надгробие Малки Бабад (Броды), которая в 1811 г. отправилась в Палестину с группой паломников из Галиции, однако вернулась в Броды, где и была похоронена в 1834 г. В Бродах, бывших центром Хаскалы, можно найти надгробия деятелей культуры, таких как Яков Вербер (1890 г.), издатель газеты Иври Анохи, Йона Бык (1816 – 1893), эпитафию которого составил его зять, известный литератор Шломо Манделькерн.

Еще одна область исследований, для которой эпитафии дают обширный материал в силу своей массовости, – это всевозможные социологические и демографические исследования. Например, статистика, основанная на выборке 724 имен 16 – начала 19 вв. из Сатанова, Буска и Вишневца, показала, что самыми распространенными мужскими именами были Моше (8 %), Ицхак (7 %), Авраам, Иосиф и Элиэзер (по 4,5 %), а женских – Хана (8 %), Рахель, Лея, Сара и Бэла (по 5 %). Интересно, что наибольшее число смертей приходилось на весенний месяц Адар (13.7 %), а наименьшее – на летние Таммуз (4.7 %) и Ав (6.1 %)⁵². Потенциально эпитафии могут быть использованы для разнообразных социологических, гендерных и прочих исследований.

Эпитафии на древнееврейском языке представляют собой особый жанр. Как и другие традиционные разновидности еврейской словесности, этот жанр существовал в тесной связи с раввинистической литературой, из текстов которой он черпал образы, риторические приемы, тропы и материал для цитат. Возникновение этого жанра около тысячи лет назад было обусловлено и европейским культурными влияниями. На материале эпитафий из Украины мы видим расцвет и упадок такого типа литературы. Основная задача этих текстов – осмысление и преодоление смерти. Оно достигается за счет увековечения памяти умершего, соединения его с вечными категориями «Узла Жизни» и миром реалий еврейских текстов, успокоения его души и благоприятного приговора небесного суда.
6. Резной декор

Декорированные надгробия 17 – 19 вв. являются одним из наиболее ярких примеров народного искусства восточноевропейских евреев. Первые декорированные стелы (мацевы) появляются в крупных культурных центрах Восточной Европы (Прага, Краков) в конце 16 в. и несут влияние искусства Ренессанса⁵³. Надгробия этого времени имеют арочную форму, либо форму портала, а основным видом декорирования стел является растительный или архитектурный орнамент. На памятниках начала 17 в. появляются образные мотивы: львы, грифоны, изображения венков или корон. Дальнейшее развитие камнерезного искусства, представлено многочисленными примерами из Подолии, Галиции, Волыни. Наиболее проработанными в художественном отношении являются памятники 18 – 19 вв. из Меджибожа, Сатанова (Подолия), Вишневца (Волынь). Своеобразный самодостаточный стиль камнерезного искусства с множественными локальными вариантами, единством композиции и образного языка формируется в Подолии и Волыни в начале 18 в. К середине и второй половине 19 в. относится вырождение и угасание этого вида декоративно-прикладного искусства.

Памятники представляют собой вариацию изображения портала или врат, иногда сопряженного с колоннами, поддерживающими арку, вызывающих ассоциации с Иерусалимским Храмом. Распространены также растительные и животные мотивы. Мотив портала перекликается с декорированными арон-кодешами, иллюминированными титульными листами печатных и рукописных книг. Следует отметить, что камнерезное искусство в целом тесно связано с другими видами народного искусства: резным деревянным декором и росписью плафонов синагог, мелаллических синагогальных люстр, золотошвейного узора занавесей (парохетев и капоретов), украшения свитков Торы, ритуальных предметов и утвари, относящихся к календарному и жизненному циклу⁵⁴.

Рельефы надгробных стел обнаруживают богатый комплекс изобразительной символики, находящейся, до определенной степени, в комплиментарном отношении к тексту. Изображения людей не встречаются в рельефе надгробий, поскольку подобные изображения запрещены второй заповедью («не сотвори себе кумира и изображения»). Их заменяют изображения животных (например, на памятнике из Меджибожа в качестве лазутчиков-мераглим, доставляющих плоды священной земли, изображены медведи) или изображения части вместо целого: руки, поднятой для священнического благословения (на надгробии когенов) или держащий кувшин (на надгробии левитов). Крайне распространенным является мотив светильника-меноры и растительный мотив, восходящий к Древу Жизни.

Изображения животных часто соответствуют имени умершего: лев на надгробии Арье-Лейба, олень на памятнике Цви-Хирша, волк на могиле Зева-Вольфа, медведь на надгробии Дов-Бера, птицы на памятнике Фейги-Ципоры и т. д. Другие символы имеют более сложную и порой неоднозначную семантику. В серии публикаций последних лет д-р Б. Хаймович показал, что одни символы имеют универсальную семантику, в то время как семантика других локальна и даже индивидуальна, в зависимости от конкретного мастера⁵⁵. Например, геральдический орел практически всегда ассоциируется с идей царской власти как метафоры власти Бога. В то же время изображение трех зайцев, бегущих по кругу, может быть связано и с месяцем Адар, и с праздником Пасхи, и с идеей бега времени, и с тремя праотцами (Авраамом, Исааком и Иаковом), особенно в связи с упомянутой выше эвлогией. Следует сказать, что изобразительные мотивы так или иначе подчинены идее временного пребывания в могиле, грядущего воскрешения мертвых в мессианские времена, подчеркивания достоинств умершего и его связи с еврейской традицией. В этом смысле изображение дополняет текст. Б. Хаймович отмечает связь искусства еврейских мастеров Подолии с европейским искусством и гораздо меньшую, чем обычно принято считать, их зависимость от искусства Востока и от народного искусства окружающих народов⁵⁶.
7. Заключение

Старые еврейские кладбища Украины стали предметом интенсивного изучения в последние 20 лет. За эти годы накоплен материал, касающийся эпитафии и резного декора надгробий, позволивший сделать определенные выводы и обобщения. Помимо конкретно-информативного значения надписей, мы обнаруживаем, что в эпитафиях нашло выражение множество идей, связанных с осмыслением смерти в еврейской культурной традиции. В любой культуре обряды и обычаи, связанные с погребением, свидетельствуют об отношения к смерти и о способах ее осмысления. На украинском материале мы сталкиваемся со специфической разновидностью еврейских эпитафий, которые являются порождением традиционной раввинистической литературы и выражают представление о бессмертии души, воскрешении мертвых, успокоении души и ее взаимодействии с живыми. Евреи Подолии, Волыни и Галиции создали также камнерезное искусство со специфический стилистикой и символикой, изучение которой позволяет уяснить многое о семантике и соотношении текстовых и нетекстовых источников смысла в еврейской культуре в целом. Символы и образы прикладного искусства дополняют тексты эпитафий и осмысливаются посредством этих текстов, предназначенных для преодоления смерти путем соединения индивидуума с абсолютом, с миром еврейских текстов.