Морис Дюверже политические партии


ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПАРТИИ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ



бет19/23
Дата14.07.2016
өлшемі2.44 Mb.
#198019
түріКнига
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПАРТИИ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ

Развитие партий коренным образом видоизменяет структуру политических режимов. Подобно тому, как опирающиеся на единственные партии современные диктатуры – не более чем отдаленное подобие личных или военных диктатур прошлого, точно так же и современные демократии, базирующиеся на плюрализме организованных и дисциплинированных партий, весьма отличны от индивидуалистических режимов XIX века, основанных на личной деятельности парламентариев, весьма независимых друг от друга. Во Франции стало уже банальностью противопоставлять Четвертую республику с ее жесткими и “монолитными” партиями Третьей, для которой характерны гибкость объединений и слабая структура организаций. Разумеется, важный этап в этом отношении ознаменован 1945 годом: мы имеем в виду принятие пропорциональной системы, создание МРП и развитие компартии. Но эволюция в этом направлении началась с 1875 г.: если взвесить все в целом, различие между режимом 1939 и 1880 г. более велико, чем если бы мы сравнили 1945 и 1939 гг.

Смена режима без партий режимом партий обязывает полностью пересмотреть традиционный анализ политических систем. Классическое различение президентской и парламентской республики, к примеру, имеет тенденцию уйти в прошлое: английский политический строй одинаково далек как от французского, так и от [c.427] американского, несмотря на внешнее подобие институтов. Понятия кабинета министров, вопроса о доверии, политической ответственности, роспуска парламента больше не имеют одного и того же значения в двухпартийной и многопартийной системах. Если верить Конституции 1936 г. (с изменениями 1946 г.), Россия живет сегодня при парламентской системе с коллективным главой государства (Президиумом), отделенным от кабинета, ответственного перед парламентом (Верховный Совет); но ведь очевидно, что однопартийность меняет все исходные характеристики проблемы. Описывать СССР в классических понятиях парламентаризма означало бы грешить явным формализмом; но едва ли меньший формализм – всерьез говорить о равновесии полномочий парламента и британского правительства, о системе сдержек и противовесов, на основании признанной возможности первого “ниспровергать” второе, а второго – распускать первый. На деле никакой конфликт между палатой и кабинетом и двухпартийном режиме немыслим, разве что ценой раскола правящей партии; но и сам конфликт вовсе не имеет больше прежнего смысла и значения. Кто знаком с классическим конституционным правом, но не знает действительной роли партий, имеет ложный взгляд на современные политические режимы; кому ясна роль партий и неведомо классическое конституционное право, тот имеет о них представление хотя и неполное, но верное. [c.428]

I. Партии и выбор правящих

Самое простое и самое реалистическое определение демократии следующее: режим, при котором правящие избраны управляемыми посредством честных и свободных выборов. По поводу этого механизма выбора юристы, вслед за философами XVIII века, развили целую теорию представительства, согласно которой избиратель дает избранному мандат на право говорить и действовать от его имени; таким образом, парламент, получивший мандат нации, выражает национальный суверенитет. Но сам факт выбора, как и доктрина представительства, были коренным образом видоизменены развитием партий. Отныне речь не идет больше о диалоге между избирателем и избранным, нацией и парламентом: между ними стоит [c.428] третий, что радикально меняет природу их отношений. Прежде чем быть избранным своими избирателями, депутат избирается партией: избиратели же всего лишь ратифицируют этот выбор. Это зримо выступает перед нами в условиях однопартийных режимов, когда на всенародное одобрение выставляется единственный кандидат. Пусть в более замаскированном виде, это не менее реально и при плюралистических режимах: избиратель может свободно выбирать между несколькими кандидатами, но каждый из них выдвинут какой-то партией. Если уж придерживаться теории юридического представительства, нужно признать, что избранный получает двойной мандат: от партии и от своих избирателей. Значимость каждого из них различна в зависимости от страны и от партий, но в общем и целом партийный мандат имеет тенденцию торжествовать над мандатом избирательским.

Это означает, что понятие выбора (избрания правящих управляемыми) коренным образом искажается. При режимах, претендующих на максимальную идентичность классической демократии, собственно выборам предшествуют предвыборы, в ходе которых партия проводит отбор кандидатов, которые затем предстанут перед избирателями: техника американских “праймериз” – самый законченный пример этой тенденции. Но предвыборы никогда не бывают чистыми, и влияние руководителей партии проявляется там достаточно четко; чаще всего речь идет об ограниченном выборе из привилегированной категории граждан: система двойного голосования, столь поносимая при Реставрации, возрождается здесь в любопытных формах. Когда таких предвыборов не существует, кандидаты выдвигаются руководителями партии с помощью техники, родственной кооптации. В плюралистических режимах она значит меньше, чем последующие выборы; в однопартийных эта техника гораздо важнее выборов. Но в обоих случаях отбор правящих совершается путем совмещения выборов и кооптации – различны лишь пропорции этого сочетания. [c.429]

Партии и выдвижение кандидатов

Американская терминология четко различает номинацию – акт выдвижения кандидата партией, и [c.429] избрание – то есть выбор, который делают граждане между кандидатами, предложенными различными партиями. В Соединенных Штатах первая операция тщательным образом регламентирована: вместе с системой “праймериз”, и особенно “праймериз” открытых, она выглядит как настоящие предварительные выборы, чем и объясняют их различение. В других странах выдвижение регламентируется менее конкретно; оно чаще всего не носит того официального и публичного характера, который придают ей по ту сторону Атлантики: это частный внутрипартийный акт. Нередко он приобретает даже характер тайного: партии не любят, чтобы ароматы избирательной кухни достигали публики.

Степень вмешательства партий в выдвижение кандидатов весьма различна. И первостепенный вопрос: что же имеет здесь место – монополия или конкуренция? Должен ли кандидат обязательно быть представлен партией или он может свободно, без всякого партийного покровительства добиваться одобрения избирателей? Проблема носит одновременно юридический и практический характер. В некоторых странах партии пользуются правом монополии: только они могут предлагать кандидатов, минуя их, никто не может предстать перед избирательным корпусом. Но помимо абсолютной монополии – достаточно редкой – есть монополия относительная: в Соединенных Штaтах и многих других странах избирательные законы обязывают тех, кто выставляет свои кандидатуры вне партий, собрать известное число подписей (например, в штате Нью-Йорк – 2 000). Значение этого монопольного права – как абсолютного, так и относительного – весьма изменчиво в зависимости от регламентации, установленной для создания партий законами об ассоциациях: если, например, как во Франции, для этого достаточно подать уведомление в префектуру, соблюдая формальности, крайне упрощенные законом от 1 июля 1901 г., то юридическая монополия совершенно иллюзорна. В странах, где она установлена, обычно предусматривается специальная процедура учреждения партий, а также юридический и административный контроль с целью изучения сущности взглядов ассоциаций, желающих выставить кандидатов. Однако юридическая монополия партий куда менее важна, чем монополия фактическая: предоставление независимым кандидатам полной свободы -пустая формальность, если в обычных условиях одни [c.430] только партийные кандидаты имеют шансы на успех. Во Франции кто угодно может выставить свою кандидатуру в президенты Республики, но, если не считать нескольких кандидатов-фантазеров, никто и никогда не пользуется этим правом, кроме нескольких политических деятелей, покровительствуемых партиями или союзами партий. В Англии любой гражданин волен выдвинуть себя кандидатом в Палату общин, уплатив залог; практически же тот, кто не является ставленником партии, не имеет никаких шансов быть избранным. Впрочем, фактическая монополия зачастую не носит такого абсолютного характера, просто партийные кандидаты имеют больше шансов, чем независимые, – но и последние тем не менее полностью их не лишены. Здесь можно обнаружить целую гамму разнообразных ситуаций, аналогичных тем, с которыми сталкиваются независимые предприятия, отваживающиеся противостоять корпорациям и трестам.

Но противопоставление кандидатов партийных и внепартийных слишком примитивно: в жизни встречается много промежуточных позиций. Партия иногда выступает посредником, создавая кандидата ex-nihilo (лат.: из ничего. – Прим. перев.). одного выдвижения от нее достаточно, чтобы предстать перед избирательским корпусом и одержать победу. Но такой предельный случай редок: это встречается в коммунистических партиях и в некоторых странах с двухпартийным режимом или пропорционалистской избирательной системой. Обычно же отношения между партиями и кандидатами более сложны: официально вторые выдвигаются первыми, но практически это выдвижение напоминает нечто среднее между общей номинацией и ратификацией; оно принимает форму сложного торга, где равенство участников весьма призрачно, ибо партии не всегда берут в верх. Иногда не столько партия выбирает кандидата, сколько кандидат – партию. Во времена Третьей республики так и говорили: такой-то кандидат “получил инвеституру” такой-то партии. Терминология примечательная: она выдает, что инициатива скорее исходит от кандидата, нежели от партии – он добивался выдвижения от партии, а она, в свою очередь, согласилась ему покровительствовать. Эта терминология соответствует выборам глубоко индивидуалистическим, где личность кандидата привлекала гораздо больше, чем его политическая принадлежность. Влиятельный человек, желавший завоевать голоса своих [c.431] сограждан, добивался инвеституры партии, чтобы увеличить свои шансы: он даже пытался объединить в своих руках несколько инвеститур. Можно, стало быть, говорить не об одностороннем выдвижении, включающем отношения субординации, но о соглашении равноправном и двустороннем: различие существенное с точки зрения последствий, когда дело касается зависимости депутата от его партии и ее вмешательства в процесс отбора депутатов.

Степень влияния партий на выдвижение кандидатов зависит от весьма многих факторов. Указывают обычно на прямое значение юридических факторов и роль законов, которые могут закрепить за партиями монополию или дать им разного рода преимущества. В Соединенных Штатах развитие системы “праймериз” с необходимостью повело к широкому вмешательству законодательной власти, которая их создала и тщательно регламентировала. Кроме положений о выдвижении кандидатов партией, существенная роль принадлежит избирательным законам: порядок голосования наряду со структурой партий – решающий элемент, определяющий механизм выдвижения кандидатур. Исторические традиции и общий менталитет нации также, разумеется, играют здесь значительную роль. В Англии обычай требует, чтобы кандидат представал перед избирателями не сам по себе, а под покровительством комитета: таким образом посредничество партий усиливается. В тех странах, где сохранилось уважение к традиционным элитам, престиж имени и без партий обеспечит эффективность кандидатуры: на западе Франции “Республика герцогов” надолго пережила свое исчезновение в парламенте. Точно так же влияние партий на выдвижение кандидатов зачастую менее сильно в деревнях, чем в городах, где отдельные личности менее известны избирателям. Но все эти факторы второстепенны по отношению к избирательному режиму и внутренней структуре партий.

Точно оценить влияние избирательного режима весьма нелегко. Для этого нужно отдельно рассмотреть каждый элемент избирательной системы, играющий в этой области свою роль: размер округов, способ голосования (по партийным спискам или по одномандатным округам), систему распределения мест (мажоритарная или пропорциональная), наличие или отсутствие второго тура. Все эти многообразные факторы могут подчас противодействовать [c.432] друг другу, что ослабляет их совокупную роль. Очевидно, весьма существенны размеры избирательной территории. Здесь можно вывести почти математическую формулу: влияние партий на выдвижение кандидатов колеблется в прямой зависимости от величины округов. Чем больше округ, тем больше и влияние партий; чем он меньше, тем больше ограничено их вмешательство. Само собой разумеется, что все эти аксиомы не следует понимать буквально: они определяют общую и весьма приблизительную тенденцию, но сама тенденция неоспорима. Чем меньше округ, тем более возможно личное знакомство избирателей с кандидатом – тем чаще избирательная кампания принимает форму борьбы личностей, и выбор между ними избиратель делает на основании присущих им качеств, а не их политической принадлежности. Когда территориальные рамки расширяются, прямой контакт между кандидатами и избирателями ослабевает: вторые уже не знают первых лично. Политическая этикетка становится существенным элементом голосования, тогда как в малых округах это дело второстепенное. Сравнительный анализ голосования по округам, принятого в Третьей республике, с голосованием по департаментам, которому отдавалось предпочтение в Четвертой, прекрасно иллюстрирует эту общую тенденцию. Верность избирателей некоторым кандидатам, несмотря на их политическую эволюцию и переход в другие партии, хорошо показывает преобладание личностной точки зрения: случай Пьера Лаваля типичен. “Десантирование” кандидатов, столь распространенное во время первых пропорциональных выборов, когда некоторые депутаты оказались избранными в округах, где до того, как говорится, нога их не ступала, было бы решительно невозможно при порядке голосования по округам – за исключением, конечно, личностей, известных в национальном масштабе.

Дело, впрочем, не только в возможности непосредственных контактов между избирателями и кандидатами: нельзя пренебрегать и финансовым фактором. В небольшом округе избирательные издержки менее высоки, чем в крупном: выдвижение кандидатов без поддержки партий остается возможным, хотя оно и не лишено трудностей. В большом округе это исключено: обеспечить расходы по кампании могут только партии или другие коллективные организации, которые имеют тенденцию приобретать характер партий. Но размеры округа не следует [c.433] понимать только в географическом смысле: так же важно и количество избирателей. Во Франции при всеобщем избирательном праве департамент – это большой округ; при ограниченном избирательном праве он становится округом небольшим, поскольку взаимное знакомство кандидатов и избирателей здесь гораздо легче в силу немногочисленности последних. Таким образом в цензовых демократиях размер округов усиливал естественную тенденцию к снижению роли партий, и выборы в Сенат и Совет Республики имели поэтому более личностный и менее партийный характер, чем выборы в Палату депутатов или Национальное собрание.

Голосование за партийные списки или по униноминальному принципу имеют одно и тоже влияние, поскольку первое используется в больших округах, а второе – и малых. Но соответствие это не абсолютно: при Третьей республике муниципальные выборы проходили по пар тийным спискам, а всеобщие – по униноминальному принципу. Размер округов, по-видимому важнее, чем характер голосования: в ходе муниципальных выборов роль партии менее значительна, чем в ходе всеобщих. На первых она местами изменялась в зависимости от коммун: классификация французских коммун по размерам, несомненно, показала бы, что процент независимых кандидатов стоит в обратном отношении к величине территории Но при всех обстоятельствах голосование по партийные спискам в силу своего коллективного характера естественно снижает влияние личностей, обязывает к согласию между множеством индивидов, отдавая предпочтение общности идей и устремлений перед личными качествами каждого, – все это элементы, которые объективно действуют в направлении возрастания влияния партий. Если принято блокирование партийных списков, роль личностного фактора увеличивается: становится возможным отдать голос в пользу отдельного кандидата, несмотря на коллективный характер голосования. Право выставлять неполные списки [1] позволяет бороться за голоса избирателей даже в одиночку. Но блокирование предполагает инициативу избирателя, который должен внести изменения в печатные списки, предложенные на его выбор: опыт же показывает, что сила инерции серьезно препятствует таким изменениям. При коллективном голосовании индивидуальные кандидатуры всегда имеют меньше шансов на успех, чем полные партийные списки. Тем не [c.434] менее предвыборные соглашения довольно распространены, особенно в небольших округах.

Система пропорционального представительства увеличивает влияние партий на выдвижение кандидатов. Будем различать эффект собственно пропорциональной системы и следствия голосования по партийным спискам, которое обычно с ней связано (исключение – Ирландия с ее переходным типом голосования): он варьируется в зависимости от характера применения этой системы. При национальном распределении оставшихся мест влияние партий достигает своего максимума: кандидаты, прошедшие по дополнительным национальным спискам, за счет оставшихся голосов, суммированных по стране в целом, отбираются непосредственно партией. Порядок объединения партийных списков приводит к результатам того же рода, особенно если блокирование осуществлялось на национальном уровне. Но даже при локальном распределении оставшихся мест и отсутствии объединенных списков роль партии очень велика: ее несколько снижает лишь блокирование и преференциально голосование [2]. Так или иначе общее влияние партий и составлении списков настолько велико, что блокирование и преференциальное голосование имеют своим результатом большую свободу избирателя и выборе между кандидатами, предложенными партиями, – гораздо большую, чем допускаем свободное выдвижение кандидатур. Как доказывает опыт, пропорциональная система приводит фактически почти к монополии партий. Мажоритарное голосование, как правило, может повлечь за собой подобные же следствия, если оно проводится в один тур и сочетается с дуализмом партий. Любая независимая кандидатура вносит в систему серьезнейшую пертурбацию из-за вызываемого ею рассеяния голосов; избиратели тоже ее обычно обходят, отдавая свои голоса двум партиям: феномен поляризации работает против индивидуальной кандидатуры и ведет к партийной монополии. В Англии внепартийные кандидатуры встречаются еще реже, чем при пропорционалистских режимах. В конечном счете одна лишь мажоритарная система в два тура, в том случае, когда она сочетается с небольшими округами, дает относительную свободу выдвижения кандидатов. При всех обстоятельствах партийные кандидатуры пользуются значительными преимуществами перед всеми другими. [c.435]

Вместе с тем внутренняя структура партий может довольно глубоко изменить это положение вещей. Кадровые партии, не имеющие прочной финансовой опоры и испытывающие постоянные денежные затруднения, всегда весьма расположены к кандидатам, покрывающим издержки кампании: официально партия выбирает кандидата, но практически инвеституры добиваются без особых трудностей. Массовые партии – обычно это партии левой – отличаются меньшей склонностью к этой “капиталистической” форме индивидуальной кандидатуры. К тому же их уставы нередко предусматривают меры с целью не дать возможности независимому лицу получить в последний момент покровительство партии: только члены партии, имеющие определенный стаж, могут быть выставлены ею на одобрение избирателей. Такой порядок ведет к известному старению кадров, но поддерживает доминирование партий. Вместе с тем свобода кандидатур точно так же зависит и от степени централизации партии. В децентрализованных партиях кандидаты подбираются на локальном уровне, комитетами, которые довольно легко смотрят на выдвижение местных деятелей; в централизованных, где кандидатуры одобряются национальным руководством, добиться инвеституры труднее.

И в этих случаях речь также идет не столько о том, чтобы противопоставить независимую кандидатуру партийной, сколько о том, чтобы определить ту степень индивидуальной инициативы, которая остается за самим кандидатом. Противопоставлять независимые кандидатуры партийным слишком наивно; кроме нескольких фантазеров, не имеющих никаких шансов на успех, никто и никогда в одиночку не предложит себя вниманию избирателей. За кандидатом всегда стоит организация – пусть даже эмбриональная, на которую он может опереться, ведя свою кампанию: избирательный комитет, газета, финансовая поддержка, пропагандисты и приверженцы. Для независимых кандидатов проблема состоит в том, чтобы суметь собрать эти различные элементы воедино без партии. Отсутствие партийной монополии еще не означает, что кандидат вообще абсолютно свободен: это просто означает, что не партии, а другие организации могут участвовать в избирательной борьбе – под “организациями” надо понимать крупные частные состояния (непосредственная роль которых в этой области невелика). И еще вопрос, действительно ли эти организации [c.436] более свободны, чем партии, при подборе кандидатов; точно так же как не бесспорно и то, что ограничение роли партий и уничтожение их монополии увеличивают свободу избирателей и возможность независимых лиц смело идти на выборы.

Проблема техники отбора кандидатов при помощи партий, стало быть, в конечном счете еще более значительна, чем проблема меры их влияния; она, кстати, стоит перед всеми организациями, имеющими отношение к выдвижению кандидатов. Соответствующие процедуры обычно очень близки к тем, которые используются при выдвижении руководителей партии: поскольку последних нередко отождествляют с парламентариями, различить две эти инвеституры не всегда легко. Теоретически друг другу противостоят две основные системы: избрание всеми членами партии и назначение руководящими комитетами. Практически же различие между ними менее велико, чем кажется, потому что собрания членов партии, которые выдвигают кандидатов, подвержены такому же манипулированию и давлению, как и съезды, где избираются руководители. В кадровых партиях выдвижением ведают комитеты: наслаждениям “избирательной кухни” там предаются при закрытых дверях. В Америке эта система соответствовала эпохе caucus, которые были в основном собранием руководителей партии для выдвижения своих кандидатов на выборах. Важную проблему в этом случае составляет только соперничество местных и центральных комитетов: во Франции первые берут верх над вторыми; американские комитеты тоже имеют весьма локальный характер. В массовых партиях выдвижение кандидатов членами партии – обычно правило, но оно может быть прямым или опосредованным. Прямое выдвижение относительно редко: в качестве примера можно привести голосования за выдвижение, принятые в бельгийских партиях. Внешне весьма демократичная, эта система на практике несвободна от глубоких злоупотреблений, как это показывают критические выступления, раздававшиеся в христианско-социальной партии Бельгии по поводу выдвижения кандидатов на выборах 1949 г. Право предлагать кандидатов было признано за Национальным и окружными комитетами: но кроме них это могут сделать и местные отделения, объединившись в количестве трех, а также 150 членов партии, подписав соответствующее заявление. Пользуясь этим, некоторые [c.437] кандидаты добивались представления своих кандидатур тремя крошечными секциями, насчитывавшими в общей сложности всего несколько десятков членов. Окончательное выдвижение и отбор кандидатов осуществлялись по средством общего голосования всех членов партии, числящихся в ней в текущем году; в некоторых округах “появились кандидаты, которые организовали настоящую охоту за членами партии и заставляли записываться в партию за несколько дней до даты окончания регистрации для голосования сотни своих приверженцев. Некоторые пытались также покупать незаполненные книжки членских билетов”1. Чтобы избежать этих злоупотреблений, вносилось предложение давать дополнительный голос членам партии, внесенным в списки более года назад.

Система голосования за выдвижение может стать главной основой партийной общности: принадлежность к партии имеет целью участие в определении кандидатов на выборы. Фактически единственный элемент настоящего членства, который обнаруживается в американских партиях, состоит в участии в закрытых праймериз, которые можно сравнить с бельгийскими голосованиями. Но эта техника встречается относительно редко: если выдвижение кандидатов остается в руках членов партии, для этого обычно используется опосредованный способ. Кандидаты выдвигаются съездом или собранием, состоящим из делегатов, избранных членами партии в местных отделениях; приблизительно такая система принята, например, в швейцарских партиях, где решения по кандидатурам принимаются собранием делегатов. Этот порядок был введен в Соединенных Штатах в первой половине XIX века, где он постепенно вытеснился потом принципом caucus; выдвижение отныне осуществлялось съездом (конгрессом), состоящим из делегатов, представленных собраниями округов. Поскольку никакой узаконенной процедуры вступления в партию не существовало, руководители сами составляли список лиц, приглашаемых на эти низовые собрания; голосование проводилось в обстановке многочисленных манипуляций и давления, так что съезд гораздо больше представлял верхушку партии, чем массу избирателей и симпатизантов; при демократической видимости [c.438] все это недалеко ушло от системы caucus. Впрочем, некоторые “конгрессы” – это официально признанные собрания деятелей руководящих комитетов, а не делегатов от членов партии: таков и Национальный конгресс, который обеспечивает выдвижение кандидата в президенты. Многие собрания и конгрессы по своему характеру фактически не столь уж отличаются от того, что мы видим в европейских партиях, где руководящие комитеты местных организаций играют главную роль в выдвижении кандидатов. Но все же система формального членства, когда она существует, ставит какой-то предел манипуляциям и вмешательству партийной верхушки.

С начала XX века порядок конгрессов в Соединенных Штатах был заменен новой системой выдвижения – праймериз, системой совершенно оригинальной, которую по-настоящему невозможно сопоставить ни с какой другой. Можно было бы сравнить ее с бельгийскими “голосованиями”, но последние основаны на механизме членства, которого не существует в Америке. Вместо избрания кандидатов членами партии, речь здесь идет скорее об избрании их избирателями и симпатизантами. Кроме того, описать праймериз весьма нелегко еще и потому, что каждый штат устанавливает здесь свою собственную регламентацию. На самом деле существует не система, а системы праймериз, весьма разнообразные и существенно отличающиеся друг от друга. В принципе праймериз – это предварительные выборы, которые служат для выдвижения кандидатов партии на собственно выборы. Обычно там представлена целая обойма кандидатов на многочисленные посты – не только политические, но и административные и юридические, поскольку местная администрация и юстиция в Соединенных Штатах во многом образуются выборным путем. Праймериз официально организуются публичными властями, как и сами выборы; они проводятся обычно в таких же пунктах для голосования, но все это происходит внутри каждой партии. Избиратель выбирает среди кандидатов своей собственной партии того, кто будет представлять партию на выборах.

В зависимости от штата различают праймериз закрытые и открытые; и тот, и другой тип имеют многочисленные вариации. На закрытых в выдвижении кандидатов-республиканцев могут участвовать только избиратели-республиканцы, а в выдвижении кандидатов-демократов – только избиратели-демократы. Но как определить, кем [c.439] же является тот или иной избиратель – республиканцем или демократом? Наиболее распространенный способ -это вербовка. Она может происходить в момент регистрации: люди называют партию, к которой намереваются причислить себя на “праймериз”; изменить это можно лишь на следующей регистрации. Иногда вербовка может иметь место при входе в пункт голосования, где получают бюллетень той партии, которую предпочли; если возникает желание на следующих “праймериз” переменить свою партийную ориентацию, нужно за определенное время до выборов получить заверенное секретарем суда удостоверение – срок в зависимости от штата колеблется от шести месяцев до десяти дней. Некоторые другие штаты вводят тест верности партии, обычно именуемый “запросом”: при входе в пункт голосования избиратель требует бюллетень какой-то одной партии. Прежде чем его вручить, избирателя просят сделать заявление, что он поддержал кандидатов партии на последних выборах и поддержит их на ближайших. В некоторых южных штатах требуется даже личное заявление и поддержке кандидата партии, выдвинутого на праймериз, с тем чтобы застраховаться от независимых. Закрытые праймериз предполагают таким образом, что голосующие оказывают предпочтение партии; здесь скорее речь идет о выдвижении кандидатов симпатизантами, нежели простыми избирателями. Вербовка и последующий “запрос” во многом напоминают европейский механизм вступления в члены партии; однако здесь недостает регулярных взносов и особенно – участия членов в жизни партии, в установлении партийной иерархии и выдвижении вождей. Вербовка и “вызов” действительны только для праймериз и предназначены исключительно для выборов.

Но все это имеет место лишь на закрытых праймериз. На открытых же сохраняется тайна политических предпочтений каждого избирателя: принадлежность к партии никак открыто не проявляется. У входа в пункт для голосования избиратели получают два бюллетеня, по одному от каждой партии; каждый бюллетень содержит список кандидатов партии; избиратель отмечает крестиком тех, кого он предпочитает, но он имеет право использовать только один бюллетень. Или же каждый избиратель получает один бюллетень с двумя отдельными колонками для каждой партии: он может использовать [c.440] лишь одну колонку – иначе голосование будет признано недействительным. Тем не менее в штате Вашингтон можно проголосовать за “лошадок” той и другой партии, если речь идет постах: кандидаты сгруппированы не по партиям, а по должностям. Наконец, в Миннесоте и Небраске для избрания Законодательного собрания штата принята система непартийных праймериз, обычно используемая преимущественно на выборах судей: здесь партийная принадлежность кандидатов вообще не указывается; в настоящих выборах затем участвуют лишь те двое, что возглавляют список избранных. Реально речь идет уже не о праймериз, а о первом туре выборов с ограниченным вторым туром, подобно тому порядку, который существовал в кайзеровской Германии и Бельгии с ее мажоритарной системой.

Таким образом общим названием праймериз именуются весьма многообразные техники голосования. Закрытые праймериз приблизительно соответствуют выдвижению кандидата от партии ее симпатизантами, открытые “праймериз” обычного типа – выдвижению его избирателями. Те и другие образуют крайние члены прогрессии, где открытые праймериз по типу штата Вашингтон – последняя ступень по отношению к непартийным праймериз, которые представляют собой уже не выдвижение кандидатов, а настоящие выборы. В целом эта система была постепенно установлена к началу XX века с целью сломить влияние руководителей партий на отбор кандидатов. Это в значительной мере удалось: бесспорно, именно ей нужно приписать современный упадок “машин “. Но тем не менее вмешательство руководителей скорее изменило свои формы, нежели полностью исчезло. Кто может быть внесен в партийный бюллетень, официально отпечатанный администрацией и полученный избирателем праймериз? В основном это член партии, который собрал известное количество подписей, различное в зависимости от размеров округа. Таким способом можно бороться против господствующей в партии группировки, противопоставив противнику своего кандидата, но это уже предполагает известные зачатки организации, то есть создание другой группировки. Система праймериз ведет не столько к независимости кандидатур от руководителей, сколько к развитию внутренних группировок и соперничеству их руководителей. Избиратели праймериз могут быть арбитрами такого соперничества, но слабое [c.441] участие избирателей в этих выборах снижает их значение (табл. 42); с другой стороны, оно, по-видимому, почти не имеет реальной силы, как и участие европейских избирателей в голосовании в два тура, так как сами кандидаты на праймериз практически отбираются группировками руководителей, как и в Европе. По существу сокращается лишь степень их вмешательства: оно больше не распространяется непосредственно на выдвижение кандидатов, а только на отбор “кандидатов при выдвижении кандидатур”. Настоящая проблема американских партий сегодня – это проблема предварительных праймериз: собраний партийных комитетов с целью выдвижения кандидатов собственно на праймериз. [c.442]

Партии и собственно выборы

Партии играют основную роль в первой фазе избирательной процедуры – выдвижении кандидатов, но они присутствуют и во второй – селекции между кандидатами, то есть собственно выборах. Прежде всего они оказывают на нее косвенное, но важное влияние поддерживая кандидата в его избирательной кампании. Они – за исключением кадровых и комитетских партий, где преобладающим остается частное финансирование, обеспечивают подавляющую часть издержек этой кампании. В некоторых странах принимаются строгие меры контроля и ограничения избирательных расходов, с тем чтобы помешать силе денег слишком уж давить на пропаганду, порождая чересчур резкое неравенство. Но развитие массовых партий сделало эти меры менее эффективными: сегодня наиболее крупные затраты на пропаганду характерны уже не для консервативных партий, располагающих поддержкой “денежных мешков”, а для народных партий с их массой членов, взносы которых создают весьма значительный оборотный фонд. Немецкая социал-демократическая партия первой продемонстрировала превосходство такого почти всенародного финансирования с помощью партийного налога над частным с его пожертвованиями крупного капитала. Британская лейбористская и другие синдикалистские партии достигли подобных же результатов; во Франции самые крупные расходы сегодня несет, вероятно, коммунистическая партия. К тому [c.442] же участие партий в кампании позволяет обойти положения закона, ограничивающие пропаганду и избирательные расходы. Во Франции, например, ни один кандидат не имеет права размещать плакаты вне специально отведенных немногочисленных официальных площадок, но партии распространяют свои плакаты, косвенно поддерживающие их кандидата, повсюду. Современную избирательную кампанию можно было бы сравнить с концертом для инструмента с оркестром: кандидат представляет собой инструмент, звук которого все больше теряется в громе оркестра.

Нужно к тому же различать собственно избирательную пропаганду, которая ведется кандидатом с целью быть избранным, и пропаганду партии по случаю выборов, нацеленную на распространение своей доктрины, своего влияния, на умножение своих рядов. Здесь совершается любопытная эволюция, отражающая изменение сущности и роли партий. Первые партии были чисто избирательными организациями, чья основная функция состояла в обеспечении успеха их кандидатов: выборы были целью, партии – средством. Но затем развитие функций собственно партии как организации, способной непосредственно воздействовать на политическую жизнь, привело к тому, что выборы стали использовать в целях пропаганды самой партии. Избирательная кампания предоставляет исключительные средства воздействия на общественное мнение. В некоторых странах кандидаты имеют право на бесплатные залы для собраний, на издание и распространение официальными службами их программ, использование национального радиовещания, щитов для расклейки плакатов, etc. С другой стороны, публика оказывается в это время особенно восприимчивой по отношению к политике: почва как никогда подготовлена для того, чтобы развязать агрессивность “вируса партийности”. Занимаясь избирательной пропагандой своего кандидата, партия таким образом развертывает постепенно и собственно партийную пропаганду. За какой-то гранью первоначальная ситуация оказывается перевернутой: вместо того чтобы использовать партии для обеспечения успеха на выборах, используют выборы, чтобы обеспечить рост партий; партия стала целью, а выборы – средством.

Эта метаморфоза выражается в росте числа кандидатов и видоизменении их характера. В XIX веке партия [c.443] не выставляла кандидата в тех округах, где он не имел никаких шансов достигнуть финиша; сегодня это обычная практика. Коммунистическая партия, например, обычно систематически выставляет своих кандидатов повсюду. Избирательная кампания принимает таким образом рекламный характер: речь идет не о том, чтобы быть избранным, но о том, чтобы познакомить с партией. Это сказывается и на избирательной тактике. Используемая французской компартией с 1924 по 1932 г. тактика (полная самостоятельность и сохранение всех кандидатов во втором туре) с точки зрения завоевания парламентских мест была абсурдна: она ослабляла шансы коммунистических кандидатов и отталкивала от них избирателей. Но эта тактика позволяла партии свободно развертывать все направления своей пропаганды; она предохраняла ее от всяких компромиссов и какой бы то ни было компрометации, укрепляла ее внутреннюю сплоченность и усиливала ее влияние вглубь: она была оправдана в долгосрочном плане. По общему правилу пропаганда собственно партии имеет тенденцию преобладать над избирательной пропагандой в партиях фашистского или коммунистического типа, но если даже вторая иногда опережает первую и партия прежде всего стремится увеличить свое парламентское представительство, такое положение оказывается временным. Просто в данных обстоятельствах данная тактика расценивается как более эффективная, чем иная, но упрочение парламентских позиций и успехи на выборах сами по себе рассматриваются только как средство развития мощи партии, что всегда остается главным. Можно было бы таким образом различать партии избирательные и партии перманентной агитации: демократическую и парламентскую направленность имеют только первые; другие же всего лишь используют институты, пока не могут их разрушить.

Опосредованное влияние партий на выборы с помощью пропаганды существует всегда. Прямое же вмешательство в выбор избирателей имеет место лишь в некоторых политических системах. Оно очевидно при однопартийных режимах, где нет другого выбора и голосующие ограничиваются одобрением кандидата партии. Здесь настоящими выборами становится выдвижение кандидатов: в той мере, в какой это происходит гласно, оно открывает возможности для соперничества кандидатов и дискуссий – возникает некоторый демократический [c.444] элемент. В штатах американского Юга именно в силу этого приобретают основное значение праймериз: участие в них избирателей более активно, чем в собственно выборах (ср. табл. 42 и 43); борьба группировок и противостояние кандидатур подчас превращают видимое единство демократической партии в фикцию. В СССР было бы интересно исследовать тот же самый механизм собраний по подготовке к выборам, находящийся в руках профсоюзов, молодежных объединений, подразделении партии и всех организаций, обладающих правом выставлять кандидатов. Эти организации являются живой и реальной частью советской избирательной системы; но, к сожалению, точных и конкретных документов на этот счет недостаточно. Дуалистический режим с доминирующей партией создает почти аналогичную ситуацию: если диспропорция двух партий такова, что одной из них успех практически обеспечен, определение ею своего кандидата становится решающим моментом выборов.

Прямое влияние партии открыто проявляется и во втором варианте – при системе пропорционального представительства с объединенными списками, куда кандидаты вносятся в известном порядке, определяющем шансы на избрание. Пусть, например, социалистическая партия в каком-то округе на предыдущих выборах добилась трех мест. Поскольку колебания полученных голосов от одних выборов к другим относительно незначительны, она может рассчитывать, что и ближайшие выборы дадут ей минимум два и максимум четыре места. Кандидату, возглавляющему список, успех, стало быть, гарантирован; второй уверен в успехе несколько меньше, третий – гораздо меньше; четвертый имеет лишь некоторую надежду; другие ее практически совсем лишены, им достается роль избирательных статистов. Соответствующие шансы кандидатов, следовательно, определяются партией; у первого они почти такие же верные, как при однопартийном режиме. Налицо прямое вмешательство в выборы, которые, по существу, перестают быть выбором между кандидатами, сделанным избирателями: последние лишь фиксируют контингент, в рамках которого партия осуществляет свое право назначать депутатов. Все происходит так, как если бы избирательный корпус давал такой-то партии право назначать 20% всех парламентариев, другой 15, третьей 40, etc. – эти пропорции могут колебаться от одних выборов к другим. Если [c.445] пропорциональная система принята в ее полном виде, функционирует в национальном масштабе, с единообразными квотами и общим распределением оставшихся мест, все вышеописанное в точности соответствует действительности. В менее чистых пропорциональных системах – а они-то как раз наиболее распространены – схема слегка модифицируется. Но пока остается в силе принцип объединенных партийных списков, полностью сохраняется и право назначать депутатов – меняется лишь способ определения контингента.

Если принята система преференциального голосования и заключения предвыборных соглашений, выбор депутатов частично вновь переходит в руки избирателей: между ними и партиями устанавливается определенного рода сотрудничество. При системе преференциального голосования в ее полном виде, когда порядковый номер кандидата в списках партиями не определяется, последние утрачивают всякую возможность прямого вмешательства в выборы. При системе псевдопреференциального голосования (французские законы 1946 и 1951 г.), когда изменения в порядке партийных списков принимаются лишь в том случае, если они превышают половину ранее полученных партией голосов, последняя сохраняет свои прерогативы в неприкосновенности; опыт показывает, что сдвиги никогда не достигают такой пропорции; будучи к тому же разнонаправленными, они неспособны изменить навязанный партией порядок. При пропорциональной системе с объединенными партийными списками распределение кандидатов по номерам становится актом такой же важности, как и их выдвижение. В норме то и другое должно совершаться одновременно; практически же многие партии позволяют своим членам прямо или опосредованно участвовать в выдвижении, но на деле сохраняют право распределения мест в списке за руководящими комитетами, которые таким образом вновь приобретают главную роль. Техника составления списков с порядком, навязанным избирателям, к тому же допускает весьма хитроумные манипуляции: достаточно поставить кандидата, любимого активистами, но неугодного руководителям, на “плохое “ место, чтобы успокоить первых и удовлетворить вторых; точно так же отодвинуть в назад популярного среди избирателей депутата, срок полномочий которого истекает, – значит воспользоваться его популярностью в интересах кандидата более [c.446] сговорчивого. Такая угроза – замечательное оружие в руках первых лиц партии, используемое для того, чтобы добиться послушности парламентариев.

Эти приемы иллюстрируют общие следствия вмешательства партий в процесс выдвижения депутатов: глубокую трансформацию механизма выборов, эволюционирование его к смешанной системе “выборы - кооптация”. Однопартийность представляет собой крайнюю, завершающую точку этого движения: выборы здесь не более, чем видимость, которая едва маскирует реальность – кооптацию почти в чистом ее виде. Кооптация как механизм селекции правящих мало изучена по сравнению с наследованием и выборностью, которые стали объектом многочисленных исследований. А между тем она приобретает сегодня такое значение, какого не знала никогда со времен Римской империи. Все диктаторы традиционно прибегали к кооптации, чтобы обеспечить незыблемость своей власти; практически вплоть до XX века здесь мало что изменилось, разве что кооптация стремительно превращается в наследование. Единственная партия сегодня обновила эту технику и придала ей упорядоченный характер, которого та никогда не имела: отныне кооптация диктатора совершается внутри партии, в центральном ядре, которое обеспечивает его верховное правление. В Германии Гитлер лично назначил своих в известном смысле наследников из небольшой группы соратников; в Италии Большой фашистский совет должен был выдвинуть из своей среды наследника дуче; в СССР наследование поста Верховного вождя практически подготавливается в рамках Политбюро коммунистической партии. Немецкая система больше всего соответствует классическому типу личной диктатуры; итальянская и русская вводят новый тип – коллективную кооптацию. В СССР он уже однажды сработал, обеспечив замещение Ленина Сталиным; вытеснение Троцкого не вызвало сколько-нибудь серьезного внутреннего кризиса режима, хотя механизм наследования был тогда использован впервые. Как представляется, партия таким образом трансформировала само понятие диктатуры: идет процесс превращения этого в сущности временного – поскольку он связан с жизнью одного человека – режима в непреходящий, ибо он получает основание в виде постоянно обновляемого института – партии. [c.447]

На уровне верховного вождя единственная партия обеспечивает чистую кооптацию. На уровне парламентариев кооптация приобретает оттенок выборов. Фактически назначенные партией, депутаты тем не менее выносятся на всенародное одобрение, для чего предпринимается грандиозная и пышная пропагандистская демонстрация. Система возрождает технику плебисцита: личный плебисцит по поводу одного человека заменяется коллективным – по поводу института. Депутаты отбираются партией, но и народное утверждение – массовое, насколько это только возможно, – сохраняет большое значение. Такое обращение к избирательному ритуалу придает режиму видимость демократической легитимности: так некогда Наполеон воспользовался личным плебисцитом для того, чтобы примирить монархическую реставрацию с официальными принципами Французской революции; коллективный плебисцит имеет то же самое значение. Новые религии перенимают старые обряды и сохраняют .места паломничества. Этот ритуал тоже имеет весьма прозрачный практический смысл: так стараются внушить мысль о тщетности любых попыток сопротивления, о всемогуществе системы, требующей единодушного повиновения. Большинство в 99,9% доказывает эффективность режима; его фальшивый характер очевиден, но обеспечить такой результат способен только совершеннейший механизм. С другой стороны, эта система, быть может, дает какую-то демократическую подготовку на будущее: как бы там ни было, поддельные выборы приучают к процедуре голосования народ, которому до того она была попросту неведома; эти лишенные внутреннего смысла ритуалы обучают хотя бы демократическим приемам. Турецкий народ, например, наверняка испытал бы в 1950 г. гораздо большие трудности, “погружаясь “ в демократию, если бы в течение 20 лет не проделывал подобной теоретической избирательной гимнастики: так в бассейне учатся плавать – сначала на сухом месте, распластавшись на тумбе, новички проделывают движения пловца…

При многопартийном режиме кооптация утрачивает чистоту и выборы вновь обретают реальность. Но они тоже уже больше не выборы в чистом виде: мы имеем дело с некой полукооптацией, где избиратель играет большую или меньшую роль – в зависимости от партийной системы. Кооптация, конечно, всегда присутствовала в избирательных [c.449] механизмах: когда партий еще не было, серьезных кандидатов обычно опекали заканчивающие свой срок депутаты, решившие больше не выставлять свою кандидатуру на выборах. Эффект партий состоит еще и в том, что в данном случае они заменили индивидуальную кооптацию коллективной. Но с равным успехом они заняли и поле действия “патронирования”. При многопартийном режиме роль избирателей практически снова свелась к выбору между кандидатами, кооптированными партиями; кооптация представляет собой первый акт избирательной процедуры, в котором выборы – всего лишь второй. Американская система праймериз не отменяет кооптации: просто она вводит между двумя актами промежуточную операцию. Пропорциональная система с блокированием списков и устанавливаемым партиями порядком внесения в них кандидатур эту кооптацию сколько-нибудь ощутимо не усугубляет; она только преобразует ее механизм, делая его более явным. Здесь наглядно видно, что избиратель не выбирает своего депутата как личность и всего лишь одобряет контингент, кооптированный партией: он поистине больше не избирает, как это действительно происходило при мажоритарном режиме с одномандатными округами. Он сохраняет лишь видимость выбора, поскольку голосует персонально за Х или Y, но эти Х или Y так же, как и все остальные члены списка, были кооптированы и расставлены по своим местам именно партией. Что же изменилось бы, будь в нем только Х и Y, или его возглавляли бы их компаньоны, чье предназначение – всего лишь обеспечивать численность? По существу, настоящий личный выбор существует только при мажоритарной системе с объединенными партийными списками, да и то он остается ограниченным членами списка, которые по-прежнему кооптируются партией. [c.449]




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет