Очерки колонизации павлодарского прииртышья царской россией

Из такого распределения вовсе не следует, чтобы какой-либо аул или группа аулов непременно арендовала только те земли, где находятся их зимовки. Такое явление – очень редкое исключение; обыкновенно бывает так, что аул, зимовка которого находится на юртовом наделе, арендует покосы на офицерских участках, а иногда и на том и на другом, арендующая офицерский участок, кроме того, арендует и казачьи сенокосные пайки на юртовых наделах [37, с.54].

Согласно историческим источникам, на территории Павлодарского Прииртышья сложился определенный механизм аренды казахами казачьих земель. Условия аренды наиболее ярко описывает Щербина в своем исследовании и приводит документальные материалы, отражающие суть и характер арендных отношений, сложившихся на территории Павлодарского Прииртышья. «В аренде киргизами земель, принадлежащих сибирскому казачьему войску, можно различить две системы: 1) аренда земель целыми участками, так называемыми участками смешанного пользования», и 2) аренда отдельными угодьями, при которой арендуются отдельно: а) усадебные места, в) покосы и с) пастбища, причем относительно каждого из этих угодий заключается особый договор с владельцем земли – будет ли то отдельное лицо или целое общество» [37, с.56].

Аренда земли казахами принимала широкие размеры и была обычным средством существования коренного населения, принимавшего различные меры для сохранения единственного источника дохода – скота. Условия аренды диктовались собственниками земли и тяжким бременем ложились на плечи казахского населения. Доходы, приносимые казакам, были существенными: за право зимовки с каждого казахского хозяйства взимали 2-4 рубля, за постройку новой зимовки – 3-5 рублей, за пастьбу скота – 7-20 рублей, за сенокошение – по 50 копеек за десятину [1, с.109]. Необходимо отметить, что цены на арендуемые земли неимоверно росли, о чем свидетельствует следующий факт: с 1884 по 1897 годы арендная плата в ауле №1 четвертого старшинства Алтыбаевской волости возросла с 6,5 до 360 рублей в год, то есть более чем в 5,5 раз.

На территории Павлодарского Прииртышья 6736 казахских хозяйств являлись арендаторами казачьих земель. Ежегодно в казну казаков поступало дохода 89219 рублей 30 копеек, то есть на одно хозяйство приходилось в среднем 13 рублей 30 копеек всех платежей [37, с.63].

В Омском государственном архиве хранится письмо, написанное «от имени народа старших султанов округов области сибирских киргизов», датируемое 7 сентября 1866 года:

«Принимая в соображение, что временно отданная казакам земля, за наделом их и нарезкой в запас войска, делается для войска окончательно излишнею и в видах политических ненужно, имею в виду то обстоятельство, что прилинейные киргизы раньше других, то есть первые поступили на верноподданство и тем показали пример степным киргизам, а между тем лишились той собственной земли, с которой поступали на верноподданство и по неимению постоянных мест бедствует, а все-таки как бы ни было для них обременительным, платят в одно и то же время Правительству ясачную подать и в войско тройную ремонтную пошлину, не оставляют свои родные места, где покоятся кости их прадедов и отцов. Хотя некоторые из них пытались оставить свои родовые места и поселиться в степь, но и там не найдя пустопорожних мест, возвращались в черту 10-верстного пространства по тем причинам, что киргизы в степи стесненные со всех сторон казачьими поселениями, сами не имеют достаточно земли.

По сим убеждениям в облегчение от тягостной платы в войско ремонтной пошлины, покорнейше просят Ваше высокоблагородие ходатайствовать в уступке по-прежнему во владение киргиз бесплатно ту часть земли 10-верстного пространства, которая за наделом казаков и нарезкою в запас войска остается свободною. Каковую уступку киргизы будут считать за особую милость, дарованную правительством» [см 29, с.78-79].

Таким образом, экономическое положение казахов на территории Павлодарского Прииртышья в XIX – начале ХХ веков, обусловленное колониальной политикой царизма, породило новую форму хозяйствования казахского населения и положило начало развитию арендных отношений. Отторжение лучших земель и закрепление их за казаками вынуждало искать казахов новый источник существования с целью выживания дальнейшего развития традиционных форм хозяйствования, а в частности, скотоводства [29, с.79].

По данным 1915 года 1315631 десятин земли, закрепленной за Сибирским казачьим войском, сдавалось в арендное содержание применительно к правилам Оброчного Устава.

Существующие в войске оброчные статьи разделяются на земельные и неземельные. Под земельными оброчными статьями числится более миллиона десятин и под неземельными – около 20 тыс. десятин.

Земельные оброчные статьи, так называемые участки, сдаются на срок большею частью на 6 лет, некоторые на 9 и немногие на 12 лет. Неземельные оброчные статьи сдаются на сроки в 6 и 12 лет, и только немногие на срок до 24 лет. Всех арендных участков в войске к 1915 году числилось 923.

В 1915 году в Павлодарском уезде Сибирским казачьим войском было сдано в аренду 234 участка, из них 112 - до 1000 десятин, 121 – от 1000 до 10000 десятин, 1 участок – свыше 10000 десятин земли [40, с.82].

С изданием закона 31 мая 1904 года об укреплении 10-врестной полосы за Сибирским казачьим войском в ее границах остались проживавшие там киргизские хозяйства (в 1904 году числилось около 4 тыс. кибиток). Впредь до земельного устройства этих киргиз войско, на основании этого закона обязано было сдавать потребное им количество земли по справедливым ценам [40, с.88].

В XIX веке в среде казахов прослеживается имущественная дифференциация. Казахи, стесненные в пастбищах правительственным межеванием, еще не привыкшие к малым кочевым маршрутам и к полуоседлой жизни, или совсем разоренные джутами, уходили на линию и нанимались на работу к казакам в казачьи станицы, на рыбные и соляные промыслы. Более зажиточные казаки перестают заниматься своим хозяйством. Казаки находят в лице джатаков и байгушей, представителей казахского населения, дешевую рабочую силу. Обычно срок найма определялся сезонными сельскохозяйственными работами, многие казахи-байгусы были заняты на линии в течение года или полугода [44, с.239-240]. Как писал С.Б. Броневский: «Бедный класс киргизов с охотою отдается в услужение за малую казакам, зажиточные имеют их по десяти и более. Кто бывал на линии, тот видел сколько жалких юрт, прислоняясь к селениям тоскливо дымятся, сколько при всяком редуте байгушей (бедных) полунагих пресмыкается, баранта и угнетение сильных, также падеж скота причиною сего бедственного положения байгушей; для сникания себе и семействам пропитания. Одни, живя постоянно по найму на год и более, в домах Козаков и крестьян, исправляют всякую домашнюю работу, ходят за скотом, носят сено, возделывают землю; другие более дикие, считая за неволю отдаться на долго, работают по денно, копают гряды на огороде, поливают, шьют одежду, катают войлоки, и тому подобное» [16, с.30-31].

Условия жизни и труда джатака были нелегкими, поскольку основной целью его было выжить. «Маковецкий в своем докладе семипалатинскому статистическому комитету говорил, что джетак, живя чуть не в собачьей конуре, «исполняет все черные работы по делу казака-хозяина, получая от 5 до 10 рублей в зиму (приблизительно с октября по апрель, из которых ему же еще приходится уплачивать по раскладке поселкового общества налог, доходящий в некоторых поселках до 2 с лишним рублей»). В Казачьей Букони, Устькаменогорского уезда, у казака, у которого останавливался г. Яковлев, было до 20 десятин посева и он нанимал для их обработки двух киргиз, причем вместо платы каждому из них сеялось по 5 пудов пшеницы, а для боронящего мальчика сеялось по 3 пуда. Годовые работники-джатаки получают 15-30 рублей в год. В Черепановском ауле замою берут «пут пшеницы за один или два дня летней работы» несколько мужчин. В ауле Ак-Кудук полевой работник получает в месяц в виде жалованья барана (2-3 р.)» [43]. Казачье хозяйство было примером джатаку, можно сказать, что джатак был более приспособлен к хозяйству, нежели сам казак (поскольку джатак работал в хозяйстве казака). Цивилизация приходила по принуждению. Можно предполагать, что джатак мечтал возвратиться к кочевой жизни, нежели остаться в джатаках. Зачастую джатаки сливались с русским народом. Как писал С.Б. Броневский: «Проживая, таким образом, некоторое время, работники и поденщики привыкают к обычаям россиян, и удобно принимают крещение, записываясь по своей воле в козаки, мещане, или крестьяне» [16, с.31].

«Жены и дочери, более бедных из них (джатаков) ходят по домам ища кусок хлеба за подмогу в работе, за уход за скотом, доении коров, мытья белья и платья, уход за огородами поливание гряд и проч. Можно сказать, что не только каждый зажиточный, но и средний казак домохозяин Иртышской линии имеет одного, а то и двух работников или работниц из при линейных киргиз. Особенно охотно пользуются услугами усиленно имущих заработков джатаков, казачьи семьи, имеющие взрослых работников на службе за сотни верст от своего двора» [34, с.45].

Катанаев писал, что «нет на Иртышской линии ни одного зажиточного хозяйства, где не было 2-3 жатаков, причем многие из них работают у казаков по 2-3 поколения». Всего на линии насчитывалось таких «малаев» около 100 тысяч, особенно много их было в Павлодарском и Семипалатинском уездах. Немало их было вынуждено креститься и вступать в казачье сословие, чтобы избавиться от нищеты и получить земельный надел [см. 1, с.109-110].

Избыток рабочей силы – казахов-джатаков и байгусов, приходивших на линию большими партиями и предлагавших свой труд, исключал необходимость зажиточного казака заботиться об усовершенствовании агротехники и сельскохозяйственных орудий [44, с.240].

По данным Г.Е. Катанаева, «заработная плата киргизу в летнюю страду колеблется между 4-мя и 6-ю рублями в месяц; поденно нанимаются редко, только в случаях когда постоянными или месячными рабочими не удастся собрать всего хлеба во время. Чаще всего все сколько либо исправные хозяева имеют годовых работников с платою от 35-ти до 45 руб. в год, на хозяйских харчах и придачею - пары сапог, шубы и ½ десятины из засеянного этим же рабочим хозяйского хлеба на арендованной хозяином земле. Более зажиточные хозяева ограничиваются обыкновенно платою 40 рублей в год, без всяких прибавок, так как выдают деньги без задержки и разом по полу годно вперед, что киргизам, всегда нуждающимся в деньгах, чрезвычайно ценится. Несостоятельные пахари, обрабатывающие от 3-х до 5-ти десятин, обходятся силами собственных семейств но это уже люди весьма малопритязательные и совершенно неизворотливые. Все сколько ни будь оборотливые мещане и казаки, даже и не имеющие свободных денег, всегда прибегают к дешевым работникам из киргиз, по крайней мере, на страдное время» [32, с.28].

Зачастую казах, ушедший на заработки на линию, впоследствии порывал со своим прежним укладом жизни, отрывался от степи. Г.Е. Катанаев в 1893 году дал характеристику этому процессу, он писал, что «число киргиз выселяющихся из степи и оседающих при казачьих пограничных линиях (особенно по Иртышу), можно сказать увеличивается с каждым годом. Каждый сколько либо значительный падеж скота в степи, всякая засуха, всякое более или менее общее или частное обнищание той или иной семьи киргиз - степняков, всякий вновь открывающийся на линии источник заработков или спрос на рабочую силу или пр. имеют последствие выселение киргиз из степи к русским поселениям, массами или по одиночке. В некоторых районах русских поселений (особенно в Павлодарском уезде), можно сказать киргиз живет, или правильнее будет сказать, зимует, больше чем русских. Зимуют они частью на войсковых запасных землях, частью на казачьих надельных. Есть местности, где зимовые постройки киргиз настолько прочны и постоянны, что их можно считать за оседлые поселения в общепринятом смысле. Не более 15-30-ти лет стоянки эти представляли собою не более как гнезда юрт в беспорядке разбросанных по казачьим землям, то там то здесь. Ныне зимовых юрт, уже совсем не существует; всюду (близ казачьих линий) они заменены более постоянными – землянками и деревянными избушками, сгруппированными местами как - бы деревнями. Большие скопления казахов на казачьих землях заставляло волноваться администрацию. «Всего в районе казачьих земель Павлодарского и Семипалатинского уездов, по ту и другую сторону Иртыша, проживает более или менее до 12 тыс. киргиз обоих полов. Большинство их живет, как сказано, полуоседло в особых зимовых стойбищах, вблизи казачьих поселений. Здесь они находят для себя упомянутые заработки, приют и корм для скота в студеную зиму и, наконец, сбыт продуктам своего труда и скотоводства на многочисленных по казачьей линии ярмарках и торжках, равно как и покупку на тех же ярмарках, торжках и базарах предметов русского производства, без излишних степных посредников. Совместно с линейными казаками они в большинстве и пашут. В последнее время не прекращающийся прилив киргиз к Иртышу начинает уже беспокоить казаков, которые, усилив вообще надзор за самовольными переселениями киргиз на их земли, не раз уже в некоторых посёлках возбуждали ходатайство о возвращении киргиз в свои степные волости» [34, с.45-46].

Сибирская войсковая канцелярия, опасаясь «хищничества и беспокойства» кочевников, пыталась время от времени пресекать скопление джатаков и байгусов на линии. Но зажиточные казаки упорно добивались дешевых рабочих рук, поэтому был издан царский указ от 12 августа 1820 года, согласно которому были установлены правила найма байгусов: контролировать их наем вменялось в обязанность войсковой канцелярии, а наниматели должны были нести ответственность за своих работников. Разрешалось нанимать байгусов лишь по срочным именным билетам, выданным войсковой канцелярией, безбилетные байгусы под конвоем толмачей возвращались в степь.

Попытка путем билетов ввести учет казахов-отходников была проявлением правительства, - с установлением в 1847 году покибиточной подати правительство решило организовать учет казахского населения. Отход на линию означал выход из податного положения, что было невыгодно царской казне. Необходимо отметить, что рост отходничества, числа джатаков и байгусов был вызван массовыми падежами скота, в свою очередь обусловленными хищническим истреблением царским правительством плодородных пастбищ, веками приспособленных для занятия кочевым скотоводством, а не земледелием, нарушением экологического дисбаланса, а также колонизаторской политикой правительства, направленной на изъятие казахских земель в пользу русских переселенцев, - казаков и крестьян. Невзирая на запреты царских указов, казахи зимовали на «запасных землях» казачьего войска и на казачьих душевых наделах. Здесь появились казахские зимники-землянки и деревянные строения в виде зимних аулов. Поселившиеся в них казахи избегали дальних переходов со скотом в степь [44, с.240-241]. Так, наблюдая развивавшиеся отношения казахов с казаками, Г.Е. Катанаев писал: «Числясь зачастую в отдаленных от линии степных волостях, прилинейные киргизы с каждым годом все более и более теряют связь со своими волостями, прикрепляясь к оседлым русским поселениям. Уже не мало было просьб со стороны киргиз не только о закреплении за ними насиженных казачьих земель, но и о совершенном обращении их в казаки, с оставленными лишь в магометанской религии» [31, с.21].

Тиски нужды и безысходности гнали джатака в услужение к казакам, а не только к собственным богачам и знати. И ясно, что лишь наличие излишка рабочей силы и условия оплаты труда заставляли казахов искать заработок в казачьих станицах.

Следует отметить, что, несмотря на излишки земель, казаки расширяли свои душевые наделы за счет казахских пастбищ [27, с.7].

Казаки сумели приобщить к земледелию только, работающих у них, джатаков и байгушей. Остальная же масса казахов не желала расставаться с привычным ведением хозяйства. Дело в том, что у самих казаков земледелие (хлебопашество) не было столь развитым. Не позволял обращаться к хлебопашеству недостаток времени у казаков, так как на весенне-летний период приходилась большая часть их служебных обязанностей, когда они для «предохранения линии от набегов киргиз-кайсацких и содержанию полевых пикетов и разъездов». Также затянулось на достаточно длительный период – вплоть до первых десятилетий XIX века. Кроме того, земли эти были зачастую «не хлеборобные», за исключением, может быть, земель, отводимых казакам колывано-кузнецкой линии. Во второй половине XVIII века у сибирских казаков сложилась определенная система хозяйствования – они находили более прибыльным заниматься скотоводством и вести мелкую меновую торговлю с кочевниками, приезжавшими на линии, чем заводить в своем хозяйстве хлебопашество [68]. Как писал В. Остафьев: «Действительно, все усилия администрации сделать казака военным и земледельцем не увенчалась успехом, даже громадный земельный надел более чем 40-50 дес. на душу», чудные природные условия не сделали казака хозяином-землепашцем [46].

Вследствие отсутствия своего управления и регламентированного пребывания «верноподданных» казахов, то есть казахов внутренних округов, они стали объектом эксплуатации и вымогательства сибирскими казаками. Так, в редутах Талицком и Озерном казаки «до того дерзки в притязании к киргизам, что изобрели пошлину в виде таможенной даже с вещей собственного их изделия, как-то кошем, коже и прочие, произвольно именуя оные заграничными… » Естественно, в условиях невыносимого положения на казачьих землях, большая часть казахов была вынуждена искать лучшего «приюта» у крестьян Томской губернии. Тем более, что крестьяне, имея потребность в работниках и пастухах, сами приглашали казахов на постоянные и сезонные работы, сбавляя арендную плату за пашни и покосы чуть ли не вдвое, чем было установлено казаками. Переход казахов на территорию крестьян волновало казаков, они находили изощренные методы выколачивания денег из казахов. Например, они отпускали казахов на территорию крестьянских селений лишь в том случае, если они выплачивали казачьим обществам денежные суммы в размерах от 1 до 5 рублей с юрты. Зачастую казаки заставляли степняков приобретать и билеты за право откочевать в районы крестьянских селений. Ремонтной пошлиной и многочисленными незаконными поборами они уже не удовлетворялись. Ухищрения казаков доходили до того, что они «доставали» даже тех казахов, которые с давнего времени кочевали при деревнях. В своих секретных донесениях генерал-губернатору Западной Сибири чиновник особых поручений Трофимов подробно описывает не совсем обостренный быт внутренних казахов и приходит к закономерному выводу о том, что со стороны казахского населения чувствуется стремление к переходу к оседлому образу жизни. Но стесненные со всех сторон переселенческим крестьянством и казачеством, по словам Трофимова, «не имея ни вершка земли в произвольном своем распоряжении, они не смеют даже кола вбить для прочной оседлости и потому сами по себе не смогут предпринять ничего к улучшению своего быта…» [26, с.33].

Казаки несли в степи полицейские и жандармские функции. П.М. Зейнов с возмущением писал: «Всякий честный человек, видевший лично нагаечный способ взимания пошлин казаками с киргиз… не может не возмутиться этим до глубины души» [63, с.4].

Сбор ремонтной пошлины в 1871 году он составил 12721 руб., в 1872 г. - 11806 руб., в 1873 г. - 18411 руб., в 1874 г. - 9441 руб., 1875 г. - 11220 руб., в 1876 г. - 8255 руб., в 1877 г. - 6343 руб., в 1878 г. - 5735 руб., и в 1879 г. - 5761 руб. В 1880 году, по ходатайству тогдашнего Генерал-губернатора Западной Сибири и Войскового Атамана Сибирского казачьего войска Генерал-адъютанта Казнакова, ремонтная пошлина, Высочайше утвержденным положением Военного Совета была совершенно отменена и заменена обыкновенной арендной платой за пользование войсковыми землями, взимаемою безразлично со всех арендаторов, как киргиз, так и не киргиз, мещан, купцов, казаков, крестьян и всякого рода разночинцев [33, с.79].

Возможно, подобные ухищрения казаков по отношению к казахам и имели место в бытовых контактах. Однако не стоит умалять того, что между казахами и сибирскими казаками были действиетльно порой дружетсвенные отношения, настоящее «тамырство». Об этом свидетельствуют, например, воспоминания казахов Баян-Аульского округа. Так, Адилхан Коккулаков рассказывает: «В старое время каждый казах имел своего знакомого среди станичных казаков и крестьян. Бывало по нужде заедешь в Дуан (приказ), сразу остановишься у своего друга и через него приобретешь себе нужные вещи, а иногда он сам отдает свое». На лето они приезжали отдыхать в степь к своим друзьям-казахам [12, с.158].

С приходом в степь колониальной администрации появилась и бюрократия со всеми ее особенностями. Поручик Генерального штаба Герн фон В.К. во второй половине XIX века утверждает в своем труде «Характер и нравы казахов», что сибирские казаки «внесли вклад» в распространении среди казахов «кляузничества». Автор писал: «Если горожанин или казак умеет, хоть немного болтать по-казахски, то заявляет себя ходатаем по казахским делам, подстрекает казахов к писанию и подаче разных просьб и исков для того только, чтобы сорвать с просителей несколько рублей за написание прошения (арыз) и получить возможность ворствовать» [20, с.11]. «Пригородные и пристаничные казахи действительно отличаются кляузничеством и плутовскими проделками со своими же родовичами, приезжающими из глубины степи в город, на базар» [20, с.12].

Сибирские казаки имели постоянные экономические, хозяйственные контакты с казахами. Приспосабливаясь к местным природно-климатическим условиям, к традициям коренного населения заимствовали многие элементы материальной и духовной культуры.

В первые десятилетия колонизации Сибири и Казахстана одним из источников женского пополнения являлись покупка женщин у местных народов, в том числе и у казахов [2, с.98]. Покупались казахские дети для рабства, женщины для «женитьбы». 40-летняя «инородческая баба» стоила 12 руб., а девочка-казашка обменивалась на 2-х быков, 2 кирпичика чаю, красную кожу и четверик крупы [25, с.132]. Покупка женщин сочеталась с прямым насильственным захватом женщин и девочек. В 1891 году Н.М. Ядринцев писал «Сибирские казачьи команды нарочно отправляются в улусы или юрты калмыцкие и киргизские, чтобы, по словам актов, захватывать в полон калмыцких и киргизских баб, девок и ребят, и сибирская губернская канцелярия «взятую добычу людей отдавала им в раздел»» [72, с.169]. Таким образом, матерями некоторых казаков были казашки, что отразилось на их физиологическом облике.

К примеру, Ф. Усов писал: «встречаются между казаками потомки киргиз, калмыков и мордвы. Вообще, уклонения от русского типа к монголоидному нередки. Это объясняется тем, что на пограничных сибирских линиях долгое время было чрезвычайно мало русских женщин, и казаки женились на инородках» [64, с.68].

Проживая на протяжении всей жизни в степи, казаки приспосабливались к природным условиям, знали местность как коренные жители. Как писал Г.Н. Потанин: «От беспрестанного пребывания в степи, они хорошо ее знают, привыкли к ее однообразным возвышениям и владеют такой же способностью не заблудиться в ней, как и сам Киргиз, тогда как солдат в состоянии заблудится, отошедши полверсты от большой дороги. Наконец, они такие же наездники, как кочевые Киргизы, и, живя в постоянных сношениях с ними, хорошо знакомы с их обычаями и всеми военными хитростями» [50, с.22].

Повседневные хозяйственные заботы казака в степи всегда требовали поисков товарищей из местного населения. «В походе он наполовину остается промышленником, заботящимся об оставшемся на линии семействе; живя в степи, на каком-нибудь пикете, он завязывает сношения с окрестными Киргизами, торгует с ними на разную железную мелочь, выделывает овчины, шьет конские сбруи и проч.» [50, с.23].

Соседство с казахским аулом оказало заметное влияние на пищу прииртышских казаков, несмотря на то, что в пище русского населения главным образом преобладали продукты земледелия. Как писал Н. Коншин, что прииртышские казаки поглощали не меньше чашек кумыса, чем «заправский киргиз», охотно ели с одного блюда баранину или конину, хотя такие блюда сами не готовили…[60, с. 42] Многие казаки делали из молока «ірімшік» и «құрт» казахским способом и употребляли их в пищу. Все слои казачьего населения Прииртышья в большинстве случаев до некоторой степени и чай пили также по-казахски, то есть сидя на полу за круглым и низким столиком казахской работы [6, с.150-151].

На дворе у богатых казаков нередко можно было встретить войлочные юрты, куда переходили жить летом, а менее состоятельные казаки, как правило, в летний период проживали в выстроенных во дворе помещениях, называемых «завозня», что также является заимствованной от казахов традицией [35, с.179].

Здесь нужно обратить внимание на то, что простым казакам знание казахского языка необходимо было для торговли, а атаманам, офицерам, чиновникам для разрешения дел казахского населения.