Путеводитель по риму 01. 10 Вещей, которые надо сделать в риме

Как и во всех странах Европейского сообщества, в Италии можно получить Tax Free (то есть вернуть налог на добавленную стоимость, iva). При покупке (в одном магазине, желательно за один раз) на сумму свыше €155 необходимо предъявить паспорт и попросить у продавца специальную форму, куда вписываются имя, фамилия, паспортные данные и домашний адрес (из которого явствует, что вы действительно проживаете вне EC). Покупки (в неиспользованном виде) и заполненные формы надо будет предъявить таможеннику на вылете — если только вы не отбываете в другую страну ec. В римском аэропорту Фьюмичино процедура производится в дальнем конце того зала, где расположены магазины дьюти-фри (киоск с вывеской Dogana за паспортным контролем, рядом с выходом C1). Таможенник должен проштамповать заполненные бланки, и за соседними стойками Global Refund, Tax Free Shopping или Cashback (в зависимости от того, какой логотип стоит на ваших бумажках) можно будет получить наличные евро или доллары (выйдет около 16-19% от суммы покупок).

Так Проперций, современник величия и тщеславия Империи, с ностальгией вспоминал Золотой век, когда рождался Вечный город. Поэты помнили еще о Фавне, Геракле, Латине и, конечно, о поверженных героях Трои, пришедших вслед за Энеем на Апеннинский полуостров, — к ним возводили свои родословные лучшие люди Рима. Помнили потомков Энея — царей Альба-Лонги (ныне небольшого городка Альбано-Лациале в 25 километрах от столицы). Один из них, Тиберин, утонул в реке Альбула и дал ей свое имя. Ромула и Рема вскормила волчица, но мать объявила их отцом самого Марса. Возможно, это сказалось на всей истории основанного ими античного Рима. Обустроившись на Палатине, они стали решать, чьим именем назвать город, и мнения гадателей в толковании полета коршунов разошлись столь кардинально, что дело кончилось братоубийством.

Изначально жители холмов были и в политическом, и в культурном плане зависимы от влияния этрусков и греков, приплывавших из Эллады и из Великой Греции, то есть из Южной Италии. Воевать начали сразу. Зато этому племени никогда не была свойственна замкнутость: принимался всякий, кто готов был разделить с ними тяготы страды и славу побед. Город рос быстро. В VI веке до н.э., при царе Сервии Туллии, пришлось строить новую стену в 7 км длиной. Новый Рим вместил более сотни тысяч жителей и семь холмов на левом берегу. На противоположном берегу, в Ватикане, долго не делали ничего кроме плохого вина, которое Марциал сравнивал с уксусом.

Лицом древнего города, конечно, были храмы, и они существовали уже при первых царях. Этрусским мастерам римляне обязаны храмом Юпитера Наилучшего Величайшего на Капитолии и вообще всей (очень редкой) роскошью, которая присутствовала в их жизни.

Республика Рим быстро распространял свою власть на соседей. При этом в нем было мало столичного, сравнимого, скажем, с Афинами. История республиканского Рима (VI-I веков до н.э.) — история побед римской доблести, главного и едва ли не единственного предмета гордости для горожан.

Римляне умели учиться у побежденных, будь то галлы, финикийцы великого Карфагена, эллины или египтяне. Долго римский гений сопротивлялся обаянию роскоши, царившей в эллинистических царствах Востока: театр, философия, изящные искусства и словесность не приживались здесь вплоть до конца республики. При почти поголовной грамотности римляне довольствовались бюрократией Форума, где вершились дела государства, и развлечениями цирков, где устраивались конные бега. Зато практические блага городской цивилизации Эллады сразу нашли здесь плодородную почву для дальнейшего роста. Древность не знала лучших строителей и инженеров, чем римляне. В 312 году до н.э., когда цензором был Аппий Клавдий, были построены водопровод и ведущая на юг «царица дорог». Римляне не доверяли рекам, особенно довольно непредсказуемому Тибру. Поэтому они вкладывали столько знания дела в дороги, просуществовавшие не одно тысячелетие (по Аппиевой можно ездить и сейчас). Еще они умели ценить воду. После первого водопровода — Aqua Appia — за несколько веков появилось более десяти акведуков, крупнейший из которых, каменный Aqua Marcia, достигал в длину 91 км. Эти акведуки частично используются и сейчас. Норма потребления воды в Риме в I веке н.э. (около 600 л на человека) была в три раза выше, чем в Петербурге в 1913 году.

Город и его население росли. Земля ценилась все больше. Теснота стала фактом городской культуры; вместе с ней возникли многоэтажные инсулы — «острова» с квартирами вроде наших, с отоплением и прочими удобствами. Существовали и коммуналки. Была безумная спекуляция, аренда, субаренда. Знающие люди, вроде полководца Красса, умели стряпать состояния на операциях с недвижимостью. Несмотря на постоянную заботу о пожарных командах, Рим часто выгорал целыми кварталами.

Опыт общения с Востоком показал римской правящей элите, как много продуманная организация городского ландшафта и вообще архитектура могут дать для выработки нового языка власти. В I веке до н.э. диктатор Сулла построил государственный архив (Tabularium), Гней Помпей — каменный театр и новые здания на Марсовом поле. Сердце города предчувствовало приход новой сильной власти.

Постепенно театрализованное бытие горожан подменяло собой древнюю virtus, о которой с тоской писали уже только моралисты. Все в городе, миллионном, шумном, выросшем без какой-либо руководящей воли властителя, должны были подчиняться загадочным целям вселенской монархии. Здесь скопились едва ли не сотни тысяч свободных полноправных римлян, не работавших просто потому, что их труд, гораздо более дорогой, чем труд рабов, не был рентабельным. Для них императоры строили новый город, а некоторые даже жгли старый — как Нерон в 64 году. Тогда погибло десять кварталов из четырнадцати, но Неронов план «оздоровления» столицы — строительство прямых, светлых улиц без грязи и нищеты — был поддержан в дальнейшем более строгими и спокойными Флавиями.

Великие умы Рима понимали, что упадок начался еще в период расцвета, потому что с приходом «хлеба и зрелищ» ушло что-то главное, на чем зиждилось могущество римского духа. Почувствовать ветер перемен каждый смог в III веке, когда на троне один за другим сменяли друг друга выскочки и ничтожества, едва научившиеся изъясняться на латыни. Когда в конце столетия Аврелиан решил воздвигнуть новую стену в 19 километров длиной, это должно было выглядеть одновременно знаком возрождения былой мощи и грозным предупреждением: Рим давно отвык от необходимости защищаться. Вместе с великой стеной, стоящей по сей день, Империя построила границу своей истории.

Силы города подтачивались изнутри и снаружи. Римлянин пресытился и искал для себя откровений либо в восточных излишествах, либо в восточных верованиях и культах, либо и в том и в другом. Тогда же начала распространяться религия, которой суждено было изменить лицо планеты, да и самого Рима, оставив ему, впрочем, роль мировой столицы.

Здесь стяжали венцы мучеников апостолы Петр и Павел, и на этом краеугольном камне должна была зиждиться новая церковь. Святыми стали едва ли не все римские епископы первых трех веков. Христиан сначала презирали, потом стали бояться, уважать, проклинать. Но их вряд ли жгли и травили зверями в Колизее, и в катакомбах они тоже не прятались: эти коридоры, протянувшиеся под землей на десятки километров, служили всего лишь для захоронений.

Три века испытаний закончились победой в один прекрасный день 313 года. Император Константин Великий объявил христианство официальной религией Империи. Рим по-прежнему оставался языческим городом, поражавшим современников золочеными крышами своих храмов и дворцов, и Константин, не любивший свою консервативную столицу, смог подарить новым союзникам новые величественные храмы, лишь построив их на собственных землях вне древних стен. Но сколь долгой ни была борьба, ее исход предрешила позиция власти: Рим христианизировался, а христианство романизировалось. С прекрасных мозаик Санта-Пуденцианы, Санта-Мария-Маджоре, Санти-Косма-э-Дамиано, Санта-Сабина на нас смотрит не Христос первых христиан, но небесный император, сидящий в апсиде базилики (общественное римское здание стало идеальной моделью храма). В осанке и одеяниях мучеников и мучениц легко узнать сенаторов и столичных матрон.

То была трагическая эпоха. С Константином Рим вышел из кризиса III века обновленным, заново окрепшим. Но это было уже не более чем возрождение старого, без свежих сил, необходимых для роста цивилизации: на триумфальной арке, посвященной Константину Сенатом за победу в междоусобной войне, все действительно прекрасные рельефы сняты с арок Траяна и Адриана — римское архитектурное варварство, которому было суждено большое будущее на протяжении многих столетий. Константин и его наследники одной рукой оберегали, а другой разрушали. Большинство последних императоров, даже если они старались хоть как-то обозначить свое присутствие в Вечном городе, в лучшем случае кончали свои дни в постоянных войнах на далеких границах Империи, в худшем — погибали от кинжалов заговорщиков. В 410 году некому было спасти Рим от полчищ Алариха: римляне не хотели верить, что такое разорение могло произойти в центре вселенной, и Блаженному Августину пришлось оправдывать своих единоверцев перед лицом изрядной доли цивилизованного человечества, видевшей в христианах причину всех зол. Лишь единицы из «последних римлян» умерли мирной смертью. Для большинства из них Империя покинула город вместе с последними великими императорами и уведенными в плен представителями древнейших сенаторских родов.

Средние века Несмотря на все потрясения, римляне не оставили своих холмов, и этот город не разделил печальной судьбы многих античных поселений. При папе Григории I Великом в его любимом Риме оставалось несколько десятков тысяч человек. Многовековую борьбу за Рим начали местные феодалы: на античных развалинах ощетинились многие сотни укрепленных башен, возводившихся для стратегического контроля над районами строптивого города.

Христианская Европа первых веков Средневековья, съежившаяся до пределов маленьких независимых деревень, не могла не думать о двух великих городах. Это были Иерусалим и Рим. Первый, хранитель Гроба Господня, был слишком далек, его время еще не пришло. Второй был труднодоступен, но обветшавшие римские дороги по-прежнему вели именно сюда. Римские понтифики тогда приняли титул папы (обращение, изначально схожее с нашим «батюшка» по отношению к православному священнику) и стали реальной властью, как духовной, так и светской. Наиболее деятельные из них были не только архипастырями, но и патриотами нового Рима. Уже Лев Великий и Августин понимали, что античному языческому государству пришел конец и наступает эра «республики Христа», столицей которой должен был стать Рим. Каждый из этих понтификов помнил также, что первые камни базилики Святого Петра в Ватикане были заложены императором Константином — первым христианским государем Запада. Все понимали, что если вдруг Империя когда-нибудь возродится, то это должно произойти именно здесь. И еще до того как это действительно произошло в 800 году, с приходом Карла Великого и его диковатой франкской дружины, «чувство Рима» — жажда возрождения великого прошлого — нет-нет да и пробивалось сквозь грубо отесанный камень новой архитектуры: достаточно взглянуть на прекрасные лики фресок Санта-Мария-Антиква близ Форума или на мозаики маленькой капеллы Дзено в церкви Санта-Прасседе. Каждая античная колонна, которая с превеликим трудом выкорчевывалась из развалин какого-нибудь древнего дома и выставлялась напоказ рядом с новыми мозаиками, говорила современникам о верности Риму классическому.

Рим, заключенный в Аврелиановы стены, был слишком велик для населения, сократившегося в несколько десятков раз. Он превратился в гигантский конгломерат небольших бургов, возникших вокруг основных храмов, которые были заложены еще Константином или появились на месте старых tituli, молитвенных домов, принадлежавших богатым римлянам-христианам (Сан-Кризогоно, Санта-Чечилия и другие). На огромных безлюдных пустырях между бургами в лучшем случае рос виноград. Эти пустыри еще застали Гете, Стендаль, Гоголь, Шатобриан, оставившие нам их романтические описания. Они видны даже на старых фотографиях, сделанных до прихода асфальта и буржуазных правительств. Вообще же Средневековье редко раскрывается здесь путешественнику, если он не ищет его специально: последующие культурные эпохи старательно причесывали по последней моде то, что им досталось от прошлого: в этом Возрождение, барокко и классицизм ничем не отличались от «варварского» Средневековья. Едва ли не все лучшие мозаики римских церквей сегодня нужно высматривать за барочными кивориями, поставленными над алтарями религиозным рвением понтификов XVII-XVIII веков.

Повседневная реальность римской жизни представляла собой борьбу олигархов за влияние при курии, а с XI века — за кардинальские шапки. После возрождения Западной Римской империи жителям Рима часто приходилось выбирать, быть ли на стороне светской, но иноземной власти, или выступать за верховенство духовного государя, но римлянина. Тысячелетняя история Вечного города была чередой «ренессансов»: всякий духовный всплеск сопровождался призывом к renovatio urbis, возрождению былого величия. Взгляду, привыкшему замечать лишь крупномасштабные культурные свершения, эти renovatio могут показаться наивными потугами интеллектуалов-одиночек, чаще всего пап и представителей высшего клира. Императоры Священной Римской империи, просуществовавшей с 962 года до Наполеоновских войн, были германцами и лишь изредка предпринимали почти безнадежные попытки действительно обосноваться в Риме. Хотя население города далеко не всегда мирно уживалось с папами, все понимали, что Рим принадлежит именно им, и верховной светской власти Европы здесь места нет. Понтифики, претендовавшие на абсолютную духовную и светскую власть в Европе, в полной мере использовали те же риторические средства, что и короли и императоры, но они не имели права прибегать к оружию. Их оружием был Рим, который они многовековыми усилиями превратили в важнейший паломнический центр — обилие средневековых путеводителей по римским святыням и античным «диковинам» свидетельствует об успехе этой политики. Иногда гражданский патриотизм римского патрициата возрождался независимо от папской воли — в наиболее яркой форме при Арнольде Брешианском в середине XII века, когда римляне самостоятельно вели переговоры с Барбароссой, увещевая его все той же славой древнего Сената. Эти гражданские чувства выражались зачастую довольно бурно, так что папам приходилось прятаться в своих укрепленных башнях, а то и сбегать в загородные поместья. В XIII веке они все чаще прибегают к последнему средству, спасаясь не только от народного буйства, но и от малярии: древние средства городской канализации были заброшены, а Тибр был запружен вековыми отбросами человеческой жизнедеятельности. В умах католиков настойчиво утверждается мысль «Где папа, там Рим» (Ubi papa ibi Roma). Объявление в 1300 году юбилея, Святого года, стало последней серьезной попыткой средневекового папства привлечь внимание мира к Вечному городу. Вскоре папы переехали в южнофранцузский Авиньон, предоставив Рим анархии и запустению.