Римские ночи

пьеса в трех актах

Эта пьеса — вымысел, основанный, однако, на реальных событиях и встречах. Все цитаты из Т. Уильямса помечены его инициалами в скобках — (ту), так же как А.Маньяни — (ам) и Шекспира — (уш). Поскольку Анна Маньяни и Теннесси Уильямс фигуры исторические, автор использует информацию с уважением к историческим фактам. Так или иначе автор и издатели не несут ответственности за неточности или упущения, а также не признают никаких обязательств ни личных, ни финансовых, связанных с содержанием пьесы.

Муза: АННА, итальянская театральная и киноактриса Анна Маньяни.

Художник: ТЭН, американский драматург Теннесси Уильямс.

Мужчина: Франк Мерло, Роберто Росселлини, а также Любовники, Персонажи и Музы

Действие пьесы продолжается 25 лет — с 1948 по 1973 годы. Пьеса в трех актах посвящена дружбе между Маньяни и Уильямсом, начавшейся в день их знакомства в 1949, до смерти Маньяни в 1973.

Анна и Тэн стареют по ходу пьесы. Тэн более явно — седеют волосы, он полнеет. В конце второго акта он надевает хорошо знакомые по фотографиям черные очки, пьянство и пристрастие к наркотикам становятся заметными в его облике. Анна тоже немного поправляется, к третьему акту становятся более заметны ее знаменитые черные круги вокруг глаз.

Соединение реального и волшебного — с фотографиями Коллизея, Пантеона, Святого Петра, фонтаном Треви и т.д.

«Вилла» Маньяни в Палаццо Алтьери расположена за пьязой дель Пантеон на холме в тихом районе. Квартира Маньяни — на пятом последнем этаже (пентхауз), с большим балконом, с которого открывается захватывающий вид на Рим. К зданию лицом во внутренний дворик пристроен лифт. Во дворике умиротворяюще журчит фонтан. В центре сцены — балкон. Цветные плитки сверкают на фоне матового, цвета земли камня, пол зацементирован. На балконе стоит ротанговый маленький диванчик — лавсит и металлический стол, декорированный мозаикой, с такими же стульями, и старая тележка, с которой раньше продавали мороженое, приспособленная под стойку бара. Фонари, зеленые растения и цветы, развешенные над террасой, создают волшебное ощущение ирреальности и отрезанности от внешнего мира.

Лунный свет и свежий ветерок струятся по квартире. Зрителям также видны комната и библиотека, две большие стопки рукописей и дверь лифта. Это теплый дом, со вкусом украшенный книгами, картинами и другими произведениями искусства (Модильяни, Джакомо Манцу и портрет, написанный Кальвино).

Кресло Теннесси и его письменный стол с пишущей машинкой — на сцене справа. Высоко над сценой — кое как прицепленный, болтается старомодный киноэкран. Два раза по ходу пьесы мы видим кадры из фильмов «Рим — открытый город» и «Беглец». На старомодных marquis периодически вспыхивают даты и названия сцен и актов.

Действие происходит в сумерках (la primasera) и поздно вечером, что требует качественного света. На монологах используется направленный свет прожектора.

Тэн: «Я – полная противоположность фокусника. Фокусник создает иллюзию истины. Я предлагаю истину в виде иллюзии.» (ту) Это не так просто рассказать историю моего романа с Италией. Это началось с сицилийского парня по имени Франки и римлянки, которую некоторые называли Наннарелла или Мама Рома... Я называл ее просто, Анна...

Тэн: АННА МАНЬЯНИ! Я написал это имя заглавными буквами с восклицательным знаком в конце. Эта итальянская актриса, не давала мне покоя с тех пор, как несколько лет назад я видел ее в фильме «Рим — открытый город»… Я надеялся, что она примет приглашение играть в римском «Стеклянном зверинце» или «Трамвае «Желание»... их ставил наш общий друг Лукино Висконти. Странно, но она не ответила ни на одно из моих писем или телеграмм... Висконти рассказал мне об этом, рассчитывая остудить мой пыл и страстное желание познакомиться с La Маньяни. У него ничего не вышло.

Анна: (медленно, бурля от негодования) Ты не должен был приходить. У меня по-прежнему тяжело на душе… А? Ах-х-х-х… Правда? (передразнивает) В Рим… Ma che scemo! Я скажу тебе, почему ты не figlio di mignotta! Роберто Росселлини позвал тебя, чтобы сказать, что ты опозорил себя! Как мужчина и как итальянец! Позор – не помогать своему ребенку! Mascalzone! Ты не видел его с тех пор как он родился! Ты не хороший stronzo! Ma che stronzo che sei! Это Роберто сказал: в один прекрасный день он вынужден будет прекратить занятия искусством, пока не начнет заботиться о своем ребенке… Поэтому ты и пришел сюда, чертов трус… sei un codardo! Что? Куда ты собрался? Нет — нет, не уходи! Vieni qui! Вернись! Testa di cazzo! Ты не предложил мне ни лиры! Ты даже не принес ему подарка! Ты даже не захотел увидеть его! Vergognati! Vigliaco! Вернись! Массимо! T’amazzo! T’amazzo! Ti giuro! Cretino! Массимо! У меня новости для тебя… Его фамилия Маньяни! Ты слышишь! Лука Маньяни! Si chiama Luca Magnani (падает на землю в изнеможении). Ты не нужен нам. У него есть я, а у меня — он…

Тэн: Этот фильм, это лицо... Как часто артисты ТАК не жалеют себя? Как часто нам удается увидеть в кино анатомически прерарированное человеческое сердце? Эта женщина... вонзает свои когти... в твое сердце... (качает головой)

Тэн: «Мы любили друг друга каждую ночь... когда он приходил с работы домой...

Анна: ( в роли Серафины): ...когда я просыпалась, воздух в темной комнате был полон аромата роз... Он приходил в постель с запахом розового масла на волосах... Время не бежит, замечаешь? Часы – обманщики. Часы – глупцы! Я не слушаю их. Мои часы – в моем сердце, а сердце не говорит: тик-так, тик-так... оно стучит: любовь-любовь... Сейчас во мне два сердца, и оба отстукивают: любовь-любовь-любовь...» (ту)

Затемнение.
Музыка: американский джаз.
Аудиомонтаж: успех премьеры «Трамвая Желания», заголовки газет: «Американский театр революционизирует», прославление автора, провозглашение его сенсацией 20 века.

Акт 1.

Сцена 1.

Титр: Май 1949 года, «Вояж в Италию».

Тэн заканчивает печатать, смотрит на лист, встает и начинает одеваться.

Тэн: Нужно было сбежать от душного бродвейского шума. Понимаете, чтобы сберечь угольки, их нужно поочередно то помешивать, то не тревожить. Пока их помешиваешь, они будут неудержимо раскаляться, пока муза того желает, не боясь обжигать и плавить. В моменты покоя о них нужно нежно заботиться, как об очаге в ожидании рассвета. Да, поддерживать тление! Осторожно, чтобы не потушить. Очень тонкая вещь… Я тлею! Вечный вопрос «что дальше?» кажется мне чересчур навязчивым. Судя по всему, моих двух последних пьес не достаточно для стервятников от культуры, выписывающих круги над Манхеттаном… И опять я надеюсь найти вдохновение в Риме… где магические чары снисходят на город каждую ночь, где человек не просто ходит по улицам, а как привидение скользит по булыжным мостовым, оставляя позади бесконечные волны трепетных фонтанов.

Тэн: Понимаешь, Франки... Это очень похоже на преследование экзотических животных. Только вместо диких Бенгальских джунглей, мы в центре дикого античного Рима... Мне кажется, великие люди походят на диких животных, а тот, на кого мы охотимся, похож на пантеру. Куры и домашний скот остались в Америке. Здесь, в этой viaggio Italia мы должны в конце концов столкнуться с La Magnani... (перемещается на то место на сцене, где «находится» Рим). Я, правда, поймал ее мимолетный взгляд на Римском фестивале... у меня есть подозрение, что несмотря на дюжину попыток познакомиться с ней, она все еще не имеет ни малейшего представления о том, кто я есть. (смеется) Я охочусь за ней уже больше двух лет... С тобой такое случалось? Чтобы мелодия или голос преследовали тебя? Я знаю, ты смеешься надо мной, думаешь, это навязчивая идея... что я – идеалист... но, милый мой, я не хочу реализма, я хочу волшебства!» (смеется) Да, Франки, вот новая пьеса... и новый тип женщины... ныне живущей или которая только будет рождена пьесой.

Тэн: «Нет, я не вращаюсь в женском кругу, я предпочитаю манекенов, они не врут. Видишь...

Анна (в образе Серафины): "Я дала моему мужу благоденствие... Теперь я сплю с воспоминаниями... Большая кровать для меня была такой же прекрасной как религия... Мы любили друг друга каждый день, мы были вместе три тысячи пятьсот раз! Вот это блаженство я дарила своему мужу и не поверю, что этот человек наставлял мне рога! Позволим другим верить лжи, я не верю! Роза в моем сердце – прекрасна!»

Мужчина: (Франки в образе Альваро) Ты знаешь, что, я думаю, ты сделала?

Анна: (в образе Серафины) Что, что я сделала?

Мужчина: (Франки в образе Альваро):

Ты положила свое сердце в мраморную урну, вместе с прахом своего мужа. (пауза) Может быть, когда-нибудь на том месте шел дождь, и урна развалилась... Посмотри!

Анна: (в образе Серафины) Смотреть? Куда?

Мужчина: (Франки в образе Альваро) Не на урну, я показывал на твое сердце... разбившее урну, и прочь от праха. (ту)

Анна исчезает также таинственно, как появилась.
Свет на Тэна.
Тэн продолжает переодеваться, доставая одежду из чемодана.
Свет: изображение Молодого Человека (Франки) исчезает.
Проекция: заголовки газет: «Еще одна пьеса Уильямса будет поставлена в Риме Висконти» и «Росселлини и Бергман будут работать вместе».

Сцена 2.

Титр: Осень 1950 года «Двое на вечеринке».
Музыка: Клаудио Вилла (Claudio Villa) или инструментальная.
Звук: Громкие шумы застолья, разговоры людей.
Тэн приближается к центру сцены, смотрит вокруг, заметно не в себе.

Тэн: (изгибая брови) Ciao! Здравствуйте… Grazie… cin cin! Buona sera! Хорошо на самом деле... (слегка раздраженно) Чудесный вечер... Вы хотите со мной поговорить? О пьесе? Как неожиданно... Большинство людей хотят, чтобы я рассказывал о своих пьесах... У вас есть для меня идеи? Правда? (раздражен, отходит в сторону). Если бы мне хотелось общаться с этой породой людей, я бы остался в Нью-Йорке...

Анна: О, scusa…

Тэн: No problem... Please, excuse me. (Ничего, ничего… Прошу прощения. — пер. с англ.)

Анна: А-а-а-а, Americano? Sto posto e` pieno d’americani... Здесь толпа американцев… Sono er — меня зовут Анна…

Тэн: Да… А я Том — Теннесси…

Анна: (перебивая) Вы репортёр?

Тэн: О, нет! Я писатель, драматург.

Анна оглядывает его сверху донизу.

Анна: A-a-a! Ho capito... Американский драматург… Si, si, si, я понимаю… хм…

Тэн: Э-э-э… (пытаясь говорить)

Анна: Ох уж эти мне сборища… Посмотрите на них… Я никогда этого не пойму. Блестящие мужчины в окружении птичьих мозгов и огромных бюстов.

Тэн: (удивленно задумывается) Я не знаю, что хуже… То ли они сами жертвы собственной сексуальности, то ли эти женщины не дают им прохода…

Анна взглянула на Тэна с удивлением:

Анна: Вы понимаете, что я имею в виду? Посмотрите на нее! Она выглядит как два арбуза, связанные вместе a - come si dice — половой тряпкой! И в этом платье… она слишком толстая, чтобы это носить! Madre di dio... У нее что — нет зеркала дома? У меня, например, есть одежда для меня толстой и для меня худой, и я знаю, что когда надевать. e questa qua… (смеется). А кому ЭТО изменяет, и с кем ОНО флиртует?

Тэн: Кто?

Анна: Да вон то.

Тэн: А тот. Правда «оно»…

Анна: (с сарказмом) Хм… da’vero? Он, она, оно — не думаю, что это имеет большое значение… Если вот тому мужчине нравится вот та женщина, тогда я… Клеопатра!

Тэн: (кудахчет) Ха-ха-ха!!!

Анна: Мне нравится ваш смех… Когда я играю спектакль, я обожаю слышать именно такой смех из зала… Искренний...

Тэн: Grazie… (нервно).

Анна: И мне нравится то, что вы только что сказали о мужчинах и женщинах… Потому-то я и не люблю участвовать в таких вот сборищах. (печально) Вы знакомы с Росселлини?

Тэн: Роберто Росселлини… ваш?

Анна: «Мой»... мой... мой? как бы его назвать... (неожиданно в отчаянии) Он придет сюда?

Анна: Вы видели его? (неистово) Роберто придет? Кто-нибудь вам что-нибудь рассказал? Ха! Что вы знаете? Dimmi! Dimmi tutto, ti prego! Пожалуйста, скажите... Пожалуйста, мне надо знать!

Тэн: Я... э.. я не знаю... мы должны были обсуждать совместную работу...

Анна: Scusami... Извините... Да... как-то, Тэн, понимаете... Я думала, что вы – это... вы...

Тэн: Я тоже думал, то я – это я, но потом мне показалось, что я – это кто-то другой… И такая перспектива чрезвычайно мне понравилась. Вы разочарованы, что я — это только я, и ни кто другой?

Анна: (смеется) «Перспектива» («prospect» — пер.) — значит «возможность»?

Тэн: Именно.

Анна: Мне нравится, как вы говорите… вы выбираете слова.

Тэн: (комикуя) За что и спасибо... Слова стоят того, чтобы их осторожно выбирать, я надеялся, что то, что я пишу, вас тронет... хотя меня и предупреждали, что у вас плохой английский... однако это слабое оправдание того, что вы не отвечали на мои послания...

Анна: (по секрету) Я не хочу, чтобы все знали , что мой английский лучше, чем о нем говорят.

Тэн: Зачем вы изображаете...

Анна: (отчетливо) Я знаю, что они хотят, чтобы я не знала, и знаю, что они хотят, чтобы я знала.

Анна: Маленький трюк времен завоевания Рима фашистами. Тогда я училась говорить по-немецки.

Тэн: Я уж было начинал верить, что дело во мне. Вы не получали моих телеграмм?

Анна: Я думала, что их адресант Уильям da Теннесси. Кто он этот Уильям da Теннесси? Я не знала никакого Уильяма из Теннесси...

Тэн: А мои пьесы? Я посылал их вам…

Анна: «Lo Zoo di Vetro» - «Стеклянный зверинец» и (восторженно) «Трамвай «Желание»...(пауза) Вы видите вон ту заразу… она отняла у меня роль Бланш и погубила вашу пьесу! ma io l’amazzo quello li...

Тэн: Я сказал Висконти, что хочу, чтобы именно вы играли в итальянском спектакле, до того, как я приехал сюда... я...

Анна: (перебивает) Lo so… Я знаю… Mannaggia! Но я не знала вас тогда… Я ненавижу работать с незнакомцами... (Анна нежно похлопывает его по щеке.) Доверия не хватает для настоящей работы. В этой области так трудно доверять... (пауза) Mah! В следующий раз настаивайте на своем. И если я опять скажу «нет», влепите мне пощечину! perche` с этой минуты включен, только Маньяни может играть в ваших пьесах… (оглядывается) Mo`!

Тэн: Так вы здесь одна?

Анна: Конечно! Последний раз я видела Роберто в шляпе, украшенной спагетти all’amatriciana.

Тэн: Кажется, я читал в газете, как вы вручили ему знаменитую шляпу со спагетти.

Анна: (серьезно) Да, мы ели в “да Лючия”, когда подошел официант, прошептал что-то Роберто на ухо, после чего тот стал нервничать. Так делает большинство врунов и жуликов… Ему принесли телеграмму, он положил ее в карман, посмотрел мне прямо в глаза и ничего не сказал… Когда мне подали спагетти, я старательно положила в него несколько pepperoncino — вы знаете, это острый перец, побольше соли, много-много parmiggiano и спросила его, хочет ли он попробовать. Он ответил, что хочет. Я глотнула вина и буфффф! Вывалила целую тарелку макарон на его чертову голову! (зло) Stronzo! И не только за то, что он обманывал. А за то, что он унижал меня… Телеграмма была от Ингрид Бергман! (пауза) Я люблю собак, но не люблю мужчин, которые поступают как собаки!

Тэн: (нежно) Спагетти в шляпной тарелке... Вкусное, и в то же время подходящее наказание, мисс Маньяни. Знаете ли, Росселлини хотел вместе со мной снимать фильм. Я ответил, что в нем должна быть занята Маньяни. Увы, его интересы похоже минули красивый южный штат Теннесси и полетели прямо в Стокгольм. Однако пока синьор Росселлини утоляет свою страсть к селедке, я утешусь пикантными соусами Рима.

Анна: (кокетливо) О Боже, застала мистера Уильямса у плиты! (смеется) Что бы нам придумать, куда пойти?

Тэн: Что? Боюсь...

Анна: Пойдемте... f’amo 'no struscio...

Тэн: Что?

Анна: Э-э... побродим...

Тэн: Я думал, что вы сказали ‘passeggiata’...

Анна: Да, но сейчас вы не просто в Италии, вы в Риме, caro mio! Здесь говорят ‘no struscio, что означает теснее, рука об руку. Может быть, из-за толпы кругом, может быть, из лирических соображений... (потирает руки) Такие тесные прогулки называются ‘no struscio.

Тэн: (хитро улыбаясь) А, ‘no struscio? Я готов, запишите меня.

Анна: (закатывает глаза и улыбается) Быстрый ум... и циничный, мне нравится. Нам будет весело вместе.

Анна берет Тэна за руку.

Тэн: А тусовка закончена?

Анна: Для нас – да. Ascolta! Скучные сборища, amore mio, утомляют сильнее, чем веселые.

Тэн: Вы уверены, что не слишком поздно?

Анна: Поздно? Caro mio, ночь только начинается...

Тэн: Всякий конец – начало чего-то другого...

Анна: (хлопает себя по животу и объявляет) Мое кредо – никакого искусства до полудня! (смех) Вы даже представить себе не можете, какой вид на Рим открывается с моего балкона! Dai, ’Nnamo! Пойдемте!

Тэн: Но я должен попрощаться с Висконти и поблагодарить его за то, что он помог нам встретиться.

Анна: Попрощаться? Ma perche`? Да вы же увидите их всех утром на Via Veneto, когда пойдете за каппуччино... Почему бы не сказать завтра Buon Giorno вместо Buona notte сегодня, а?

Тэн: Все римляни такие практичные?

Анна: Нет, только я. Кроме того, мой малыш Лука дома, спит…

Тэн: Ребенок? Я и не знал, что у вас есть ре-ребенок?

Анна: Да, e` bellissimo...ангел! viso da sole — с большими глазами! Всегда счастлив... (пауза) Необыкновенный ребенок…

Тэн: Я не мог и представить себе… что угодно, но…

Анна: Так или иначе у нас у всех есть дети…

Тэн: (заинтересовано) Продолжайте...

Анна дотрагивается до воротника Тэна.

Анна: (пожимает плечами) Я думаю, что ваши дети — ваши пьесы. А мой Лука — это Лора из «Стеклянного зверинца».

Тэн: Почему вы так думаете?

Анна берет Тэна за руку и уводит со сцены.

Анна: Andiamo! В моем доме гораздо веселее!

Тэн: Фотографы всегда преследуют вас?

Анна: Меня? Они охотятся и за вами тоже! Завтрашние газеты объявят нас любовниками!

Тэн: О, мисс Маньяни...

Анна: Aoh! Basta с мисс Маньяни... Называйте меня Анной!

Тэн уходит следом на Анной.

Декорация (задник): Серия великолепных цветных фотографий римских красот и видов ночного Рима. Переход от черно-белого изображения к цветному.

Сцена 3.
Та же ночь.
Титр: «Дикие розы и оранжерейные растения».
Музыка: “Roma nun fa la stupida stasera” поет Claudio Villa (позже Анна будет подпевать).

Свет и декорация: изобилие красок открывает оазис – балкон Маньяни на крыше ее квартиры. Вид Рима на заднике сцены. Балкон, украшенный растениями в горшках, а также розами, пальмами и фонарями,- как в сказке.

Звук: звякание лифта, лай собак, мяукание кошек, квакание попугаев и кудахтанье кур.

Тэн спотыкается об огромную стопку сценариев (50 или 100). Взвизгивает кошка. Тэн идет к балкону и перегибается через ограждение, потрясенный видом. Анна даже немного кокетничает.

Анна: Ну вот! Добро пожаловать в casa Magnani... Мой новый дом!

Тэн: Che panorama! Bellisima!

Анна: Браво, Тэнси!

Тэн: Какой вид... величавый, пронзительный...

Анна: (всплескивает руками) «Величавый», «пронзительный». Вот что значит писатель…

Тэн: (поворачивается к ней) Вы правы, есть вещи, о которых лучше не говорить, все равно не найдешь правильных слов…

Анна: Обожаю сидеть на крыше… отсюда кажется, будто весь город – мой … видите – вон Пантеон, Коллизей, а там собор святого Петра! Дух захватывает, правда?

Тэн: Si`. Molto.

Анна: Очень хорошо, Тэнси, снимайте пальто, я пойду проверю Луку... располагайтесь поудобнее… пожалуйста… и не волнуйтесь, если вы вдруг увидете какое-нибудь чудовище…

Тэн: Чудовище?.. Человека или зверя?

Анна: (смеется) От этого дома, Тэн, можно ждать чего угодно… Собаки, кошки, птицы…

Тэн: (недоуменно) И… (показывает) это курица?

Анна: Ее зовут Регинелла! Я предпочитаю животных людям. Животные никогда тебя не предадут.

Тэн: Дикие звери всегда преданны... (обращаясь к себе, оглядывая крышу и квартиру) Качество, которое мы, люди, утрачиваем слишком быстро. Эта крыша выглядит как тщательно ухоженные джунгли.

Анна: Однажды, на день рождения, Роберто подарил мне леопарда..

Тэн: Дикий домашний леопард?

Анна: Selvaggio! Да, дикий...

Анна появляется в плюшевом халате. Приближаясь к Тэну и глядя на него, она развязывает пояс, позволяя халату упасть с плеч и продемонстрировать тело, - наполовину шутя, наполовину серьезно. Тэн осматривает ее сверху вниз, лукаво улыбаясь и с искренним пониманием.

Тэн: Что ж, посмотрите на себя! (пауза) Дорогая, бОльшей женщины я не встречал за всю жизнь...

Анна: Я думала, дай попробую, понимаете Тэнси? (смеется)

Тэн: Так где же он? Леопард?..

Анна: Покончила жизнь самообийством. Перепрыгнула через выступ балкона... (ударяет голову) Глупо было держать дикое животное в доме! Неправильно. Я плакала много дней, Лука спрашивал «где котенок?» Как объяснить это ребенку?

Тэн: Я понял, что обман – очень часто – самый лучший способ сказать правду... (пауза) В мире все еще много дикого... (смотрит) Анна, у вас правда... э-э-э... «милый»... не подходит, нет. «Сказочный!» (оба смеются) Мисс Маньяни, ваш дом просто сказочный!

Анна: (смеется, потом думает) Хммммм … Это мой дом. Что очень важно для меня. Единственное место, по правде, принадлежащее мне. Я могу быть здесь самой собой. Всю жизнь меня передавали из рук в руки — от бабушки к тетушкам, от тетушек к монахиням, уф. Я была бедной родственницей, которой помогали из милости… Изгнанница… У меня никогда не было своего собственного дома. Моим домом был весь Рим... Рим — это красивая женщина. Не то что ваш Нью-Йорк, всего лишь смазливый мужчина… Можете себе представить маленькую девочку, снующую по этим улицам, без отца, без матери… Люди не знали, что со мной делать!

Тэн: (улыбается) Сомневаюсь, что теперь они знают.

Тэн оглядывает квартиру, замечает много книг, картины. Но быстро отвлекается, слушая монолог Анны.

Анна: Раньше они говорили: «Guarda! Guarda... Смотрите, смотрите все — она сестра Ромула и Рэма! Она — а bastarda! E` una Lupa! Волчица! И мне это нравилось! Раньше мне казалось, что я не такая как все. Я была способна забыть все, что было, и придумать новую жизнь… Я создала себя из ничего, из ничего! Благодаря мужеству, дорогой, coraggio! и огню в сердце! Этого никто отнять не мог. Corraggio поднимается вверх как тепло, как огонь… Через кровь, по венам, все выше и выше… И уносит тебя ввысь… на самый верх... Это то, что я хочу передать моему сыну, единственное, что было у меня — храбрость, и то, что всегда было нужно мне – настоящий дом.

Тэн: (широко открыв глаза и улыбаясь) Я должен писать монологи для вас, у вас несомненный талант их произносить... (смеется)

Анна: (волнуясь) Scusa, я слишком много разговариваю… (наливает вино).

Тэн: Нет, нет... это то, для чего мы тут собрались, - разговаривать. Я понимаю вас, Анна. У меня были и мать и отец, я вырос в двух разных домах в двух разных городах, ни один из которых не был для меня домом... (Анна внимательно слушает)

Анна: Надеюсь, для вас нравится вино?

Тэн: (взволнованно) О, да-а-а, «для нас» оно нравится, и ничего лучше и придумать нельзя! Как говорят, «когда ты в Риме»… Quando a Roma...

Анна: (перебивает, пугая Тэна) Quando a Roma, Va-fan-cul-lo! (Анна хохочет) Нет, caro, это шутка… Я сказала: “Paese che vai, usanza che trovi” Что означало: где бы ты ни был, уважай традиции тех, к кому ты приехал...

Тэн: (с улыбкой) Что же позвольте мне поговорить по-итальянски, раз уж я в Риме. Paese, я не прочь сделать много ‘usanza’ из симпатичных римских ragazzi... (Анна смеется) Что вы на это скажете?

Анна: (пока смеется, понимает, о чем речь) Я думаю, как объесться спагетти, Тэн. Слишком много любовников — не для вас… Желудочная боль и сердечная — почти одно и то же… Один нормальный человек — во много раз лучше, чем тысяча посредственных…

Тэн: Вспомните об этом, когда будете работать над моей новой пьесой.

Анна сбрасывает туфли, флиртует с Тэном.

Анна: Правда? Что вы написали?

Тэн: Не возражаете, если я тоже разуюсь?

Анна: Конечно!

Тэн: Никогда не питал чувств к парадным ботинкам...

Тэн сбрасывает туфли.

Тэн: Я писал это, думая о вас, еще до того, как мы познакомились… Не знаю, что еще сказать… Разговоры о музах уничтожают вдохновение…

Анна: Мне это льстит. Но я только артистка, зависимая от текстов автора.

Тэн: (взрыв смеха) А колизей – только здание! А собор святого Петра – только церковь!

Анна: (смеется, закатывает глаза) Ладно, дайте мне послушать, что вы написали.

Тэн: Пока нет названия… это о том, как люди больше не верят в чудеса…

Анна: (воодушевленно) Так хочется чудес... прямо сейчас, ti prego! Читайте!

Тэн: Хорошо… один из персонажей — итальянская иммигрантка, живет на юге, на берегу залива, ее муж умер, но она все еще очень любит его…

Анна: (перебивает) Печально... любит после смерти...

Тэн: Иногда нет выбора, кроме как продолжать любить...

Анна: Она – ангел любви... Серафина…ее имя... Ее должны звать Серафина…

Тэн: А? Сера-фи-на (записывает) Одну секунду… Ооооокэй… окей... Прекрасно, Серафина. Продолжаем…

Тэн: «Да… Тела разлагаются, а пепел остается чистым. Смотрите. Это наша свадьба. Это я — невеста, а это мой муж! Как роза. У него на груди была такая татуировка: роза. Вы верите в чудеса и совпадения?”

Анна: «Вы верите в чудеса и совпадения? Я вам сейчас расскажу кое-что о татуировке мужа, о розе. Она была у него на груди. Однажды ночью я просыпаюсь, как будто жжет вот здесь. Зажигаю свет. Смотрю и на груди вижу розу. На мне, на моей груди — его татуировку. И это была та самая ночь… В ту ночь я зачала сына, а в день гибели мужа потеряла его… Ее сейчас нет, это длилось мгновенье. Но я ее видела, видела ясно. Вы верите мне? Не знаю, почему я вам все рассказала. Но мне понравилось — «тела разлагаются, а пепел остается чистым». Чистый, незапятнанный. (сердито) А ведь есть люди, которые все хотят испачкать. Сегодня двое таких вот были у меня и сказали мне страшную ложь… Память о любви не причиняет горя. Горе приходит, когда поверишь в ложь, что оскверняет ее. Я в ложь не верю. Пепел чист. И память о розе в моем сердце тоже чиста». (ту)

Анна: (переполнена чувствами) О, Тэн, как мне нравится! Я верю во все это! Я верю в странности! (мягко) Я должна. Тэн, для меня сегодня только вы один говорите... правду...

Тэн: (перебивает) Анна, «я не говорю правды. Я говорю то, что должно быть правдой». (ту). Я говорю неправду для того, чтобы обнаружить правду… Боль не лжет и не прячется... ее можно прикрыть или закрасить... часто при помощи милой облицовки. (смеется)

Анна: (деликатно) Si`, ho capito... Получается, что, лжец, писатель и актер, говорят правду. E` vero... Но, Тэн, скажите мне...chi e’ la rosa? Кто ваша роза?

Тэн: Хммммм, что ж, моя роза … В моей жизни две розы… Одна — Эрос, а вторая — одна из филИй… понимаете? (пауза) Мой Франки, хм… Франк Мерло… — моя алая роза…

Анна: Тот, кого вы любите…

Тэн: Да, Анна…

Анна: (мягко) Тот, чье имя вы безмолвно выкрикиваете в ночи, и прикосновение которого нельзя заменить ничьим другим прикосновением?

Тэн: (волнуясь) Да… именно.

Анна: Франк – ваша первая любовь?

Тэн: (вспоминая) Нет, нет, был один чудесный мальчик по имени Кип, покоривший мое сердце, когда я был юношей... на прекрасных пляжах Провинстауна...

Анна: Что случилось с Кипом?

Тэн: После года страстного романа он оставил меня и ушел, обратно к женщине. Он умер от необычного рака мозга, очень скоро... Навеки юн и красив.

Анна: Он все еще не дает вам покоя. (понимает)

Тэн: Первая любовь... они никогда тебя не оставляют. Даже смерть не в силах убить первую любовь. Но теперь у меня есть Франки, мой жеребенок... так я его называю, потому что он молод и силен, со смуглыми лошадиными чертами лица, бесконечно красив.

Анна: Красота всегда бесконечна.

Тэн: Большинство людей думает, что Франк – мой помощник, что правда... Но они считают его моим секретарем.

Анна: Assistente? Почему? Он ваш любовник, а не секретарь...

Тэн: По-видимому, «любовь, что о себе молчит» в конце концов заговорила, пока она рядится в секретаря!

Анна: Оскар Уайльд!

Тэн: Уайльд. Он должен прилететь в Рим послезавтра, я хочу вас с ним познакомить.

Анна: (торопливо) Конечно! Franchi Merlo, ma, он итальянец?

Тэн: Сицилиец.

Анна: Un ragazzotto siciliano! Ohhhhh, Madonna mia! Будьте хорошим мальчиком, Тэнси! Ха-ха! Молодец… Браво! (пауза) А вторая роза, chi e`?

Тэн: (неуверенно и печально) И… вторая роза — моя сестра. Ее даже зовут Роза — Роуз по-английски… Она значила для меня все.

Анна: (нервно, добро) Понимаю… Ей очень повезло, что она ваша сестра. (пауза) Значит, она умерла?

Тэн: (мягко) Не совсем… Она еще жива… Это… Она не была больна... Она родилась не в свое время, а для женщин это может быть смертельно. Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Подобные вещи для женщины могут стать позором, если она останется в живых.

Анна: Ее кто-то обидел?

Тэн: (поднял бровь) Да… И я должен был быть там, чтобы защитить ее. (Пауза) Я уже закончил школу и уехал в колледж, был молодым и глупым, когда они отрезали ей мозг. Это называется лоботомия – милое название для убийства души. «Когда теряешь родителей, становишься сиротой. Когда теряешь мужа, становишься вдовой» (ту). Но когда теряешь сестру... ты – пустое место (печально оправдываясь). Она была моим доверенным лицом и исповедником. Господи, Анна... она — моя сестра, я должен был защитить ее. Я корю себя… Я чувствую себя виноватым… не знаю, пройдет ли это когда-нибудь, смогу ли, захочу ли я простить себя… (задыхаясь) Я думаю, что... я чувствую, что обязан как-то возродить ее... при помощи писательства... попытаться вернуть ту часть, которая была отсечена. И ту часть меня, которая была отсечена вместе ней. Поэтому я пишу…

Оба испытывают неловкий момент откровенности. Анна отводит Тэна к краю балкона, держа в руке вино.

Анна: Еще вина? (наливает) Я всегда думаю, что твоя ‘disgrazia’ — твоя беда, твоя неудача…— на самом деле — твое богатство, которое ты носишь внутри себя… И можешь достать его каждый раз, когда тебе нужна помощь. Это «трагедия» только со стороны. Но внутри, здесь, это una ‘grazia’ — изящная вещица... боль превращенная в ‘disgrazia- una grazia’, и только ты знаешь об этом. (Грустно улыбается и дотрагивается до сердца Тэна.) Как татуированная роза в твоем сердце!

Тэн: (смеется) Ух! Я буду распят критиками за это… Анна «я пью, когда пишу, потому часто впадаю в крайности» (ту).

Анна срывает несколько роз с куста, растущего на балконе.

Анна: (искренне) Писателя распнут за фальшь! Но вы написали о дикой розе, Тэн! Как вот эти (вдыхает) – дикие, колючие и настоящие! (протягивает розу Тэну) Правда они необыкновенные? Son' bellissime, Senti che profumo! Profumo для розы то же, что прямота для художника. Pero` Attenzione! (колет свой палец, смеется) Потому что розы как мужчины... следи за ним в оба, Тэн!

Тэн: Если вы не возражаете, могу я спросить, кто ваша дикая роза?

Анна: (смущена) Mah! Я все еще замужем... в Италии нельзя развестись! Я была очень молода. Madonna mia! Я любила его как сумасшедшая. Господи! Он мне изменял. Я – не любительница ждать, когда сердце окончательно разорвется. Потом явился Массимо Серато... отец моего ребенка… Madonna che disastro! Это было лишь влечение…

Тэн: (декларируя любопытство) «Лишь» влечение? «Лишь влечение» уносит меня во множество полных одиночества ночей. (смеется)

Анна: С этими двумя — никаких роз, одни шипы! (смеется) Но роза все-таки была… очень дикая роза — Роберто… О-о-о! Он завладел моим рассудком, сердцем, моим телом. (эротично и уязвленно) Когда мы занимались любовью, каждая клеточка нашей плоти, каждая капля пота были... я не знаю, как объяснить…

Тэн: (поднял руки) Все и так понятно, Анна! (смеется)

Анна: это было... (взволнованно)

Тэн: Обжигающе и безгранично? Любовь не может быть другой... Если не жжет, то вряд ли это любовь... Плохо то, что бег времени не ослабляет силы утраченной любви. (паузка) Прости, cara, я не хотел тебя расстраивать... обычно я не сую нос в чужие дела...

Анна: Роберто тоже был измеником! m'ha datto le corne! Он наставлял мне рога. (показывая жестом) Но читать об этом в газетах, caspita!!

Тэн: (как бы подговаривая ее, с улыбкой) Они могут плакать и смеяться, делать все, что хотят, пока вы на сцене...

Анна: (объявляет) Ecco! Bravo! Они платят мне за это! Но никто, никто не имеет права смеяться или плакать над моей личной жизнью.

Тэн: Аминь! Каждому из нас нужны свои секреты… хотя бы крошечный островок безбрежной души должен остаться нетронутым, чтобы позволять запертому в клетку сердцу иногда прогуляться на свободе...

Анна: (с сожалением) В Риме секретов нет. Это я знаю точно. К тому же из-за Роберто и той светловолосой malefemmina я «снова обрела свободу как женщина и как актриса». (ам) Ma! Роберто променял меня на белую лилию. Белую, шведскую лилию…

Тэн: А вы, Анна, - итальянская красная роза...

Анна: Ха! Роза не имеет ничего общего с лилией.

Тэн: Нет, дорогая, спасибо Богу... ничего общего! Тост за наши розы! (Тэн поднимает бокал.)

Играет музыка (американская, итальянская).

Анна: Теннесси, мой дом – твой дом.

Тэн: Спасибо, Анна. Я редко чувствую себя уютно, но здесь я чувствую себя как дома. Римская жизнь кажется мне спокойнее...

Анна: Рим? Спокойнее? (смеется) Ну нет. Давай танцевать!

Тэн: Я не танцую... Но люблю смотреть.

Анна: (кивает головой в знак согласия) Знаешь, Тэн, для того, чтобы работать, я должна чувствовать себя раздетой. Когда я читаю твои слова, у меня появляется это ощущение. Я как будто парю.

Тэн: Как будто плывешь… во времени...

Анна: Наше время... (шлепает себя по животу)

Тэн: За прошлое, настоящее и случайное! (ту)

Анна: «Случайное», мне нравится это слово! Al passato, al presente ed al puodarsi!

Тэн: Спасибо Богу за случайности!

Свет: пальма, теплые цвета.
Декорация: знаменитое опубликованное фото Анны и Тэна, отправляющегося в Америку на съемки «Татуированной розы», на фоне парохода «Андриа Дориа».
Анна выходит на сцену с пьесой в руке, говорит горячо, как будто делает открытие.

Анна: Тэн, что происходит в этой сцене, когда Серафина узнает, что ее муж убит? Ты не об этом написал! Она ведет себя как истеричная стерва, e` un’isterica! (пауза) Нет, это другой характер, и сцену надо играть по-другому. И мне все равно, что хотят режиссер и продюсер. Она не может так реагировать. Нет! Она будет молчать, даже если ее сердце разорвано на куски, а не орать и рвать на себе волосы. Я устрою им взрыв, когда это будет нужно, но не здесь, не здесь. Спасибо, Тэн, мы должны стоять друг за друга. (перемещается. пауза) Я вижу тебя (хлопает в ладоши), я вижу тебя, Тэн! Знаешь, люди проживают жизнь, не замечая людей, которых любят. А ты здесь, на Ки Весте... с Франки, и это дорогого стоит. Ты, Тэн, Серафина. Это ты свое сердце похоронил в той урне, когда тот парень, Кип, умер, и теперь Франки, твой маленький жеребенок, il piccolo cavallo... спас тебя. Франки – это Mangiacavallo... э-э, та лошадка, которую ты любишь жевать! (смеется) Но он спас тебя! Знаешь почему? Франки продемонстрировал тебе, то ты не умер! Тэнси, вот так я люблю работать... с людьми, которым веришь, которых уважаешь... Эй, ты думаешь, я поправилась? (ударяет по животу) Я съела слишком много мороженного перед съемками этого фильма. С кем бы я не встречалась – с бывшем мужем или с Массимо, или со старым любовником, или с Роберто... Porcamiseria! Когда я их вижу, я прячусь в кафе или в мороженнице... Я как ты, мне надо сбегАть, Тэн! Eh vabe`, я не могу быть бесполезной, мое тело не принадлежит мне, оно принадлежит тебе и Серафине Delle Розе!