Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

8 декабря Чжан Сюэлян и Янь Хучэн встретились с Чан Кайши. «Как бы то ни было, в настоящее время необходимо подавлять деятельность коммунистов. Если кто-либо посмеет выступить против этого приказа,— за­явил им Чан,— ЦИК Гоминьдана... не может не принять в ответ надлежащих мер». Чжан и Янь в это время думали о другом: как повлиять на Чан Кайши и скло­нить его к действиям в рамках единого фронта. Среди офицеров армии Чжан Сюэляна («Товарищество по со­противлению Японии», или, как еще именовали эту ор­ганизацию, «Группа молодых офицеров») вызревали дерзкие планы насильственных мер против Чан Кайши. Чжан, однако, охлаждал самые горячие головы. Он убеж­дал своих соратников: если не удастся уговорить гене­ралиссимуса занять «патриотическую» позицию, то сле­

1 Lu Ruiqing, Lu Zhengcao, Wang Bingnan. Zhou Enlai and the Xi'an Incident, Beijing, 1983. P. 45.

дует подчиниться ему. В случае же развязывания новой гражданской войны, предупреждал Чжан, все они будут «преступниками на многие тысячи лет».

9 декабря ассоциация за национальное спасение про­вела митинги и демонстрации. 15 тыс. сианьских сту­дентов, возглавляемых подпольной организацией КПК, вышли на патриотическую демонстрацию. Демонстранты обратились к Чжан Сюэляну и Янь Хучэну с петицией, где содержалось требование прекратить наконец внут­ренние распри и объединиться для борьбы с Японией. Агенты Чан Кайши пытались спровоцировать беспоряд­ки, стреляли в демонстрантов, появились раненые. Стрель­ба лишь подтолкнула студентов к более решительным действиям, и они двинулись к резиденции гоминьданов­ского лидера. Чан Кайши, узнав об этом, позвонил Чжан Сюэляну и приказал расстреливать на месте любых «на­рушителей закона». Это был вызов. «Молодой маршал» спокойно воспринял гневную вспышку Чан Кайши. Он не мог равнодушно воспринимать лозунг «Китайцы не должны воевать с китайцами», который несли студенты, и глаза его увлажнились. Чжан Сюэлян обратился к собравшимся с взволнованными словами: пусть патрио­ты верят ему, он разделяет их чувства.

Чан Кайши обвинил Чжана в безволии: «Только ору­жие может утихомирить невежественных студентов».

10 декабря генералы вновь навестили Чан Кайши. На этот раз Чжан Сюэлян проявил большую жесткость. «Если Чан Кайши,— заявил он,— не будет внимать уве­щеваниям, а действовать своевольно и опрометчиво, то он станет известным предателем нации подобно Юань Шикаю и должен быть осужден народом». Генералы, убедившись в бесполезности уговоров, решили обра­титься к силе. Чжан отдал приказ своему батальону охраны и 105-му подразделению подготовиться к аресту Чан Кайши. 17-я армия получила приказ арестовать находящихся в районе ее действия представителей го­миньдановского командования, жандармов, полицию, блокировать аэропорт.

Было раннее утро 12 декабря. Чан Кайши вскочил с постели, едва послышались звуки приближающейся стрельбы. Бросился в нижнем белье к задней двери, она оказалась блокированной. Что же все-таки произо­шло? Если восстание, то силы слишком неравны: в рас­поряжении Чан Кайши всего лишь несколько десятков охранников и солдат. Стрельба между тем не затихала.

Чан понял: это мятеж, «заговорщики» осмелились под­нять руку на «вождя нации»! Они приближались к ре­зиденции. Охранники просили генералиссимуса как мож­но скорее, пока есть возможность, скрыться...

Стрельба стихла к 9 утра. Осаждавшие резиденцию бросились на поиски Чан Кайши. Спальня оказалась пустой. Седан стоял в гараже, значит, его владелец находился не так уж далеко. Ранним утром 12 декабря Чжан Сюэлян, узнав об исчезновении Чан Кайши, объ­явил своим офицерам: «Если смогу найти генералисси­муса, я сделаю все от меня зависящее, чтобы заставить его вступить в сражение с японцами». Он хотел про­должить свои контакты с Чан Кайши как с лидером, но только после изменения его позиции в отношении япон­цев. Вскоре Чана нашли. «Я генералиссимус,— заявил он.— Сохраняйте ко мне уважение. Если вы считаете меня пленным, то убейте, но не относитесь ко мне с прене­брежением». «Мы не будем убивать вас,— ответили ему,— мы лишь просим вас повести нашу страну против Японии»

Инцидент привел к жертвам. Более 40 охранников было убито и ранено, 17 высших военных и правитель­ственных чинов оказались под арестом. В 10 утра Чан Кайши посадили в машину и привезли в штаб к Янь Хучэну. На обращение «генералиссимус» Чан Кайши сра­зу же отреагировал: «Если вы так обращаетесь ко мне, то признаете во мне вышестоящего офицера. Если это так, то вы немедленно доставите меня в Лоян. В ином случае вы — заговорщики и можете меня убить».

Чжан Сюэлян и Янь Хучэн пригласили Чан Кайши к столу и ознакомили с документом, который должен был, как предполагалось, открыть путь к единому фронту. Документ содержал восемь пунктов:

— реорганизация Нанкинского правительства и при­нятие в него всех партий и клик с целью разделить ответственность по спасению нации;

— прекращение гражданской войны;

— немедленное освобождение лидеров патриотиче­ского движения в Шанхае;

— освобождение всех политических лидеров;

— предоставление гарантий свободы для народных собраний;

— обеспечение гарантий прав народа на организацию патриотических движений;

1 Furuya К. Op. cit. Р. 512—513.

— искреннее осуществление воли доктора Сунь Ят­сена;

— немедленный созыв Конференции национального спасения.

Эти же требования были изложены в обращении к нации Чжан Сюэляна и Янь Хучэна, опубликованном в сианьских газетах 12 декабря 1936 г.

Чан Кайши достаточно было прочитать первые тре­бования, чтобы заклеймить Чжан Сюэляна и Янь Ху­чэна изменниками. Пришлось ему остаться на положе­нии пленника.

Чжан и Янь решили готовить политические условия для успешного завершения переговоров: они отправили телеграмму в ЦК КПК с предложением прислать в Сиань делегацию для обсуждения планов сопротивления япон­цам.

12 декабря в Баоани, где находились резиденция КПК и правительство советского района, на митинге выступили Мао Цзэдун, Чжу Дэ, Чжоу Эньлай. Гово­рилось о Чан Кайши как о предателе интересов китай­ского народа. Раздавались настойчивые голоса с требо­ванием суда над Чан Кайши, который привел бы к ос­ложнению и без того тяжелого положения на фронтах сопротивления японскому агрессору. На совещании По­литбюро ЦК КПК было принято в целом реалистиче­ское, свободное от излишних эмоций решение, где со­держался тезис о необходимости ради сплочения нации мирного разрешения конфликта. В письме Мао Цзэдуна и других лидеров КПК Нанкинскому правительству от 15 декабря все же- содержалось помимо иных предло­жений требование лишить власти Чан Кайши и предать его суду.

14 декабря в Сиани был создан Чрезвычайный ко­митет объединенной антияпонской армии. Комитет воз­главил Чжан Сюэлян. От КПК в работе комитета дол­жен был принять участие ее представитель.

В Нанкине сианьские события были восприняты по-разному. Многие среди высокопоставленных правитель­ственных чинов потирали руки: будущее Китая не может, как полагали они, ставиться в зависимость от Чан Кайши. Хэ Инцин требовал предпринять необходимые боевые акции по умиротворению мятежных генералов, мечтая заодно устранить чужими руками и Чан Кайши. В этом он надеялся на поддержку Токио. Японцы, а к ним при­мыкали немцы и итальянцы, подумывали о создании

в сотрудничестве с Хэ Инцином прояпонского марионе­точного правительства во главе с Ван Цзынвэем.

Претенденты на власть в Нанкине, казалось, не об­ращали никакого внимания на Мэйлин: стоит ли счи­таться со «слабой женщиной», которая озабочена преж­де всего плачевным положением своего супруга. Но «сла­бая» Мэйлин заставила слушать себя, поскольку она говорила от имени могущественных семей Китая. Мадам разгадала план Хэ Инцина. Жертвой бомбардировки Сиани может быть ее муж, и она сделала все, чтобы этот план не осуществился. Хэ Инцин энергично занялся концентрацией военных сил с явным намерением нане­сти удар по мятежным генералам.

В Советском Союзе внимательно следили за тем, что происходит в Китае, центральные и местные газеты со­общали читателю новости о событиях в этой стране. Но была в СССР одна газета, судьба редактора которой непосредственно зависела от исхода сианьских событий. Речь идет о газете Уралмашзавода «За тяжелое маши­ностроение». На ее страницах подробно освещались, со ссылками на информацию из Японии, события в Сиани. 15 декабря... В Нанкине введено чрезвычайное военное положение, ибо командование нанкинским гарнизоном полагает, что некоторые круги в столице связаны с вос­ставшими. Нанкинское правительство запретило публи­кации о восстании как в Китае, так и за границей. 16 де­кабря... Восставшие перебили охрану Чан Кайши, со­стоявшую из 50 человек. Назначенный временно пред­седателем нанкинского военного совета генерал Фэн Юйсян послал телеграмму Чжан Сюэляну, в которой предложил себя на роль пленника вместо Чан Кайши... Чжан взял на себя полную ответственность за безопас­ность генералиссимуса.

Обязанности редактора газеты исполнял Николай Владимирович Елизаров. Его настоящее имя — Цзян Цзинго. Да, это был сын Чан Кайши.

Пока Чан Кайши находился в Сиани, Лю Сянь по­пытался прибрать к рукам правительственные учрежде­ния и вооруженные силы в Чэнду, включая военную ака­демию, подразделение военной полиции и даже местное отделение Гоминьдана. Согласно свидетельству амери­канского дипломата, Лю вначале советовал Чжан Сюэля­ну не церемониться с пленником и избавиться от него. Сы-чуаньский милитарист выступил в поддержку Чан Кайши лишь пять дней спустя после похищения лидера Гоминьдана.

Американцы, как и англичане, уповали на мирное разрешение конфликта, они симпатизировали сианьским генералам, поскольку усиление сопротивления Японии в Китае, нажим на соперника чужими руками соответство­вали их интересам. После начала сианьского инцидента английское и американское посольства активизировали контакты с Сун Цзьгвэнем, Сун Мэйлин, Кун Сянси.

Посол США Джонсон усмотрел в сианьских событиях пользу для Чан Кайши. Американский посол дал раз­вернутую оценку событиям в Сиани: «Он был одиноким, холодным, жестоким человеком, у которого не было дру­зей; он не способен оказывать кому-либо доверие; его ненавидели те, кто усматривал наличие у него амбици­озных устремлений к диктатуре. Несмотря на это, Чан Кайши получал их поддержку, поскольку они не видели в Китае человека, равноценного ему по способности внушать верноподданнические чувства. Когда Чжан Сю­элян захватил Чан Кайши, он декларировал призыв, который должен был быть популярным... Народ, однако, не слушал его; люди отвернулись от него и назвали Чжан Сюэляна предателем. А почему? Да, я думаю, это произошло потому, что действия Чжана, пленившего Чан Кайши, сделали внезапно Чан Кайши символом того, чего хочет китайский народ больше всего, кон­кретно: единства» '.

По заданию ЦК КПК в Сиань прибыл Чжоу Эньлай. Он изложил позицию КПК, подчеркнул ее заинтересо­ванность в мирном урегулировании сианьского инци­дента. Этот интерес КПК стимулировался рекомендация­ми Коминтерна. Чжоу Эньлай вошел в состав Чрезвы­чайного комитета объединенной антияпонской армии во гл<аве с Чжан Сюэляном.

Чан Кайши опасался участия в переговорах пред­ставителей КПК: за последние годы он сделал немало, пытаясь уничтожить коммунистов. И вот перед ним по­сланник КПК — Чжоу Эньлай, известный ему еще по школе Вампу, по встречам в 20-х годах. Но Чжоу Энь-лаю, когда тот появился с предложением о переговорах, было указано сначала на дверь. Все же старые связи действовали в пользу диалога. Чан защищал свою поли­тику как единственно правильную в сложившейся обста­новке, обвинял Чжан Сюэляна в том, что тот ставит

1 Borg D. The United States and the Far Eastern crisis of 1933— 1938. Cambridge, 1964. P. 226.

под угрозу дело объединения Китая. Диалог зашел в тупик.

Приятной новостью стало предложение Чжоу Эньлая освободить сианьского пленника. Представитель КПК упорно излагал Чан Кайши позицию, которую ему не раз повторяли и местные генералы: без сопротивления Японии Китай не выживет как нация, а национальное спасение невозможно без единства. Были и другие аргу­менты, толкавшие Чан Кайши на изменение позиции. Сианьская драма, писала генералиссимусу Сун Мэйлин, стала частью нанкинской драмы. Жена явно намекала на планы Хэ Инцина, пытавшегося вместе с ударом по мятежным генералам расправиться заодно и со своим соперником. Стоило задуматься: Чжан Сюэлян и Янь Хучэн не собирались убивать своего пленника, а хотели лишь договориться с ним; но в то же время в Нанкине среди его соратников зрел против него заговор. Чан Кай­ши дал согласие на единые действия против Японии, обя­зался прекратить линию на подавление коммунистов.

В середине декабря 1936 г. иностранные корреспон­денты^ инспирируемые главным образом японской дез­информацией, передавали в свои газеты сообщения, буд­то Чан Кайши убит. Советник Дональд бросился 14 де­кабря в Сиань.

Сун Мэйлин попросила Дональда привезти от Чан Кайши письменный приказ, предотвращающий любое нападение на Сиань гоминьдановских войск с целью обеспечения безопасности генералиссимуса. Приказ был издан. В нем говорилось о трехдневном перемирии. Через несколько дней Дональд позвонил в Нанкин: успокой­тесь, генералиссимус жив, в добром здравии, живет в комфортабельном доме и с ним хорошо обходятся. Для Мэйлин эти вести стали утешением, для Хэ Инцина по­служили поводом для вспышки раздражения.

Длительные переговоры закончились согласием Чан Кайши написать в присутствии «молодого маршала» письмо в Нанкин, которое было отправлено через одного из наиболее доверенных советников генералиссимуса. В письме правительству содержалось предложение Чжан Сюэляна направить представителей в Сиань для пере­говоров об освобождении Чан Кайши. Министры в Нан­кине упрямились. Вскоре они дали согласие Сун Цзывэню на поездку в Сиань в качестве члена семьи. 20 декабря Сун вылетел в Сиань и на следующий день возвратился, поведав журналистам о своих надеждах.

Чжан Сюэлян с удовлетворением воспринял прибы­тие в Сиань Кун Сянси и Дональда. «Молодой маршал» надеялся, что они могут повлиять на пленника, сделать Чан Кайши сговорчивей. Генералиссимус оставался не­преклонным. Дональд возвратился в Нанкин, где его с нетерпением ожидала Мэйлин. 22 декабря супруга Чан Кайши, сопровождаемая Дональдом, вылетела в Сиань. Когда самолет пошел на посадку, Мэйлин вытащила из своей сумочки револьвер и передала его Дональду. Она просила старого друга семьи, знавшего Мэй еще с дет­ства, застрелить ее, если сианьские мятежники попы­таются схватить посланцев Нанкина.

У трапа самолета гостей холодно, но вежливо при­ветствовал Чжан Сюэлян. Чан Кайши настолько был поражен, увидев Мэй в «клетке льва», что чуть было не закричал. Разговор Мэйлин с Чжан Сюэляном не дал результата. Маршал упорствовал: пока Чан Кайши не примет требований, об освобождении не может быть и речи.

Участники заговора решили все же с честью завер­шить сианьскую операцию.

Мадам, казалось, использовала все находящиеся в ее распоряжении средства для воздействия на «молодо­го маршала». 25 декабря Чан Кайши поставили в из­вестность об изменении позиции Чжана. В то же время Сун Мэйлин просили покинуть Сиань — могли произой­ти столкновения в войсках. Мадам ответила: только с супругом. В 2 часа пополудни Сун Цзывэнь сообщил наконец чете долгожданную новость: они могут покинуть Сиань.

Чжан Сюэлян сопровождал чету, полагая, что этим докажет свою преданность генералиссимусу. Когда 26 де­кабря самолет приземлился на нанкинском аэродроме, Чжан Сюэлян понял, что ошибся. Его ожидала изоля­ция. Он был лишен всех своих постов. Прежде всего Чан Кайши посадил Чжан Сюэляна под домашний арест и заставил его сделать письменное заявление «с при­знанием вины, с просьбой о наказании». Высший во­енный трибунал Гоминьдана осудил «молодого марша­ла» на 10 лет тюремного заключения за «противоза­конное использование силы своей банды». Когда все судебные формальности были соблюдены, Чан Кайши показал свое «благородство»: обратился к правитель­ству с просьбой о специальной амнистии для Чжан Сю­эляна. Фарс закончился тем, что маршала взял под свой

контроль на долгие годы Военный совет Гоминьдана. Чжан Сюэлян так и остался под домашним арестом, *го судьба стала наглядным примером для тех, кто хотел бы использовать силу против главы правящей партии.

Сианьские события, однако, не стали случайным эпи­зодом. Предпринятая в Сиани акция не могла не повлиять яа позицию враждующих сторон. Усиление давления Япо­нии, патриотический подъем по всей стране способство­вали более четкому размежеванию сил в верхушке Го­миньдана.

Мао Цзэдун заявил 28 декабря: «Чан Кайши запла­тил за свою свободу тем, что принял сианьские усло­вия». Появившиеся затем в печати сведения говорили лишь о существовании устного обязательства Чан Кай­ши, в котором помимо восьми пунктов содержалось обе­щание созвать конференцию с участием представителей от всех вооруженных сил, которая должна выработать общую линию борьбы с японскими захватчиками и спа­сения страны.

Чан Кайши дал устное обещание провести в прави­тельстве решение о принятии предложенных ему усло­вий создания единого антияпонского фронта. «Если вы будете бороться с японцами,— сказал Чжоу,— мы будем сотрудничать с вами».

Пленум ЦИК Гоминьдана (февраль 1937 г.) выразил согласие прекратить гражданскую войну и продолжить переговоры по предложениям ЦК КПК относительно условий создания единого фронта.

Провозглашение единого фронта не означало како­го-либо серьезного успеха на пути создания под зна­менем Гоминьдана единого национального государства. Стоящие за диктатором силы были весьма раздроблены, ни одна группировка не могла подняться выше фрак­ционных интересов, даже борьба с Японией не пред­ставлялась общественно-государственной задачей. Упро­чение авторитарной власти Чан Кайши не означало все­общего контроля централизованных органов управления. Внедряемые сверху «движение за спасение нации», «дви­жение за новую жизнь» не могли компенсировать от­сутствие объективных, цементирующих общество факто­ров жизни общества.

Лугоуцяо

В генеральном штабе Японии в это время обсужда­лись предложения Квантунской армии о захвате Север­ного Китая, о нанесении удара по Нанкину. В мае япон­цы решили, что им необходимо закрепиться в Северном Китае. В середине месяца японские самолеты стали со­вершать полеты в сторону Пекина, сбрасывая над горо­дом пропагандистские листовки.

8 июля 1937 г. Чан Кайши получил доклад о собы­тиях у моста Лугоуцяо. Старинный мраморный мост через Юндинхэ, построенный в 1190 г. и расположенный в 15 км к юго-западу от Пекина, иногда называли мо­

стом Марко Поло. Великий путешественник упомянул этот мост в своей книге. Район представлял для япон­цев стратегический интерес.

В ночь на 8 июля японские солдаты приступили к учениям восточнее моста Лугоуцяо. Вскоре они попали под обстрел китайского подразделения. Появилась вер­сия: во время инцидента прогал японский солдат. И японская пропаганда целиком возложила вину за со­бытия «на коммунистические элементы 29-й армии».

Японский кабинет представил эти события как за­планированный «недругами» Токио инцидент. Премьер-министр Коноэ, выступив перед журналистами, грозил: терпению пришел конец, в Китай будут направлены до­полнительные силы для пополнения японского контин­гента. Инцидент привел в замешательство сторонников умиротворения захватчиков. Они не могли не считаться с растущим в стране возмущением — нашествие выходило за рамки допустимых границ. Чан Кайши предъявил То­кио свои требования: признать ответственность за инци­дент у моста Марко Поло, принести свои извинения, ком­пенсировать потери и обещать, что подобного рода акции не повторятся. Он отдал приказ командованию 29-й ар­мии не отступать, не принимать требований японцев.

Расчет японцев на внезапность нападения, на капи­туляцию противостоящих им китайских войск не оправ­дался. Подразделения 29-й армии, перейдя в контрна­ступление, отбили Лугоуцяо. Приказ Чан Кайши не принимать требований японцев соответствовал патрио­тическому подъему, захватившему всю страну. В канце­лярию генералиссимуса хлынули телеграммы, петиции, письма, авторы которых требовали решительных дейст­вий против агрессора. Население с вдохновением вос­принимало лозунги китайской компартии: «Северный Китай в опасности!», «Все на войну сопротивления!» Вооруженные силы КПК получили приказ защищать Се­верный Китай, оборонять линию по железной дороге Пекин — Тяньцзинь.

Генерал Такэо Имаи счел поведение противника вы­зывающим. Его ультиматум звучал категорически: на­казать виновных, вывести все китайские войска из зоны железной дороги Пекин — Тяньцзинь. Японское коман­дование, не дождавшись ответа на ультиматум, начало наступление на Пекин, Тяньцзинь и другие важные пунк­ты. Чан Кайши расценил инцидент у Лугоуцяо как попыт­ку задавить Нанкинское правительство до того, как оно

будет способно принять решение. В его прокламации гово­рилось: «Если мы позволим событиям такого рода разви­ваться без контроля, то Пекин, веками бывший столицей нашей страны, культурным и политическим центром и бастионом Северного Китая, будет вторым Мукденом». Капитуляция не входила в планы Чан Кайши, и японцы, понимая это, стремились военными средствами толкнуть своего противника на отказ от сопротивления.

В конце июля 1937 г. пал Тяньцзинь. Японское ко­мандование бросило основные силы на Шанхай, подверг­нув его жесточайшим бомбардировкам. Чан Кайши со­средоточил у Шанхая достаточно крупную армейскую группировку, но отдал приказ не ввязываться в воен­ные действия. Зачем жертвовать собственными силами, если США и Англия не должны были допустить япон­цев к своим заветным анклавам. Но Чан Кайши про­считался. Западные державы, по существу, поощряли агрессию. Более трех месяцев китайские войска, невзи­рая на приказ Чан Кайши, вели ожесточенные бои за Шанхай. Китайские патриоты — рабочие, ремесленники, студенты, как и во время первой шанхайской обороны, вступили с солдатами в схватку с врагом. Но агрессор имел военное преимущество.

Японские войска, сломив сопротивление китайской армии, двинулись к древней китайской столице. Этот бросок иногда сравнивали с движением монгольских орд, взламывающих ворота Великой Китайской стены. Коман­дование китайских войск, стремясь обеспечить спокойное отступление, избегало втягиваться в бои.

7 августа японское командование официально объ­явило о вступлении императорской армии в Пекин. За­падный корреспондент обратился с вопросом к группе японских солдат: почему они здесь? Мы, японцы, отве­тил один из солдат, миролюбивы, но китайцы продол­жают тревожить нас. Другой сослался на необходимость отомстить за погибших соотечественников. А третий за­явил: «Мы пришли спасти Китай от коммунизма». Кре­стьянский паренек видел в этом исполнение своего дол­га — служить императору.

8 условиях нависшей над страной угрозы порабоще­ния Китай, как никогда, нуждался во внешней опоре. В самый тяжелый для китайского народа час северный сосед протянул ему руку помощи, подписав 21 августа с Китаем договор о ненападении. Китайский народ не остался в одиночестве. Страна Советов оказывала во-

11 Владилен Воронцов 161

енную помощь сражающейся с фашизмом Испании, пе­рестраивала свою экономику на военный лад в пред­дверии второй мировой войны. И, несмотря на это, совет­ские кредиты, оружие, боевая техника стали важнейшим подспорьем для Китая в его борьбе с захватчиком. Чан Кайши осознавал, что развитие советско-китайского со­трудничества предполагает изменение его отношения к КПК, к проблемам единого фронта. На переосмысление прежней политики подталкивали и рост влияния в стра­не КПК, популярность в народе идеи единого фронта в связи с расширением японской агрессии.