Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Игра затягивалась. Чан Кайши опирался на влиятель­ные в США силы, а они ограничивали возможности Стилуэлла.

Гниль в коридорах власти и трагедия народа

19 января 1943 г. Стилуэлл записал в своем дневнике: «В 7.30 в русском посольстве просмотр фильмов. Отлично... День войны... Русские — в полном порядке... Какую борьбу они ведут. Нация, вполне очевидно, обрела себя. Двадцать лет труда и борьбы. Результаты: сильны фи­зически, едины в целях, горды своими свершениями, полны решимости одержать победу... Суровые молодые солдаты. Твердые духом женщины. Все до последнего человека — женщины и дети участвуют в военных уси­лиях» '. Впоследствии некоторые сторонники Чан Кайши, ссылаясь на подобные отзывы о борьбе советского народа, обвинят генерала — поддался, мол, на удочку пропаган­ды. Но в том же духе писал с фронтов Отечественной войны соотечественник Стилуэлла Эдгар Сноу, который засвидетельствовал: «Кровь защитников Сталинграда смешалась с волжской водой».

Советский народ нес основное бремя борьбы с мировым фашизмом, судьбы второй мировой войны решались на фронтах России. Стилуэлл был прав. Только за 1943 г. Красная Армия разгромила 218 вражеских дивизий, уничтожила 14,3 тыс. самолетов, 7 тыс. танков, 5 тыс. орудий, было потоплено 296 неприятельских ко­раблей различных классов. Известен вклад американ­ских вооруженных сил в общее дело борьбы против держав «оси»: ожесточенные бои за Сайпан, при овла­дении Марианскими островами американцы потеряли уби­тыми 5 тыс. человек, сражение у Лейте, схватки на ближних подступах к Иводзима и Окинава — эти и дру­гие события говорили о значительной роли США в ан­тигитлеровской коалиции. Японцы переходят к обороне, и их планы компромиссного мира с Чунцином связаны в основном с желанием компенсировать в Китае потери, понесенные на Тихом океане.

Китайский народ вел мужественную борьбу с агрес­сором. Его лучшие представители, как и патриоты различ­ных стран, отдавали свои жизни за независимость сво­ей родины.

Зарубежные наблюдатели, в том числе и сам генерал Стилуэлл, высоко отзывались о подлинных китайских пат­риотах: китайцы — честные, бережливые, деловые, бод-

1 Hahn Е. Op. cit. Р. 259.

рые, независимые, терпеливые, храбрые люди. Стилуэлл, например, обратил внимание на отсутствие в Китае религиозных барьеров среди населения. Поражала де­мократичность простых граждан при полном отсутствии разумного управления.

В мрачных тонах описывал генерал политику гоминь-дановцев — интриги, двойная игра, отчаянное желание урвать побольше, единственная забота — «позволить» другим сражаться на фронтах. В то же время повсю­ду фальшивая пропаганда их «героической борьбы», равнодушие «лидеров» к своему народу. И все это в усло­виях колоссального невежества, неприкрытой глупости кадрового состава, полной неспособности сверху контро­лировать фракции и клики, обирающие народ. Стилуэлл поражался тому, что его страна стала помогать обан­кротившемуся режиму, восхвалять его лидера — «вели­кого солдата», «патриота».

Чан Кайши, конечно, знал об истинном отношении к своей персоне генерала Стилуэлла, но вынужден был его принимать как официального представителя Вашинг­тона. Да и Стилуэллу приходилось фальшивить, что довольно ярко проявилось на церемонии, когда Чану вручалась американская медаль. Но Стилуэлл в частных посланиях и беседах не жалел красок, характеризуя гоминьдановского лидера «упрямым», «невежественным», «свинячеголовым», «нетерпимым», «неблагодарным», «во­люнтаристом» и т. д.

Командование союзных армий возлагало на Стилуэл­ла большие надежды в связи с перспективами удержа­ния Китая в войне с Японией. А Чан Кайши в это время обсуждал с представителями Ван Цзинвэя условия ком­промиссного мира. 7 мая 1943 г. на чунцинском аэрод­роме приземлился самолет. По трапу сошел бывший, но довольно известный деятель из ЦИК Гоминьдана У Кай-сян и сразу же попал в объятия видных представи­телей чанкайшистского правительства. Встреча была тор­жественной, миссия — тайной. 11 мая Чан Кайши принял У Кайсяна. Дай Ли позаботился о секретности встречи. Гость был наделен высокими полномочиями: он пред­ставлял правительство Ван Цзинвэя, а японцы использо­вали его в качестве «посредника» в диалоге о заключе­нии компромиссного мира. Чан Кайши получил от У Кай­сяна следующие условия мира:

— японские войска отходят от Уханя и Гуанчжоу, а Чан Кайши перебрасывает освободившиеся силы для борьбы с КПК на Севере; 209

14 Владилен Воронцов

— Нанкин и морское побережье «временно» остаются под контролем Японии;

— Северный Китай становится зоной «совместной борьбы» с КПК;

— судьба Ван Цзинвэя будет решена без затрудне­ний.

Стилуэлл и американский посол Гауе передали Чан Кайши недовольство Рузвельта закулисной дипломатией Чунцина и пассивностью гоминьдановских армий на фронте. Гоминьдановский лидер не мог не прислушаться к голосу из Вашингтона. Много лет спустя ревностные защитники Гоминьдана превозносили «геройский подвиг» Чан Кайши, якобы оказавшего неоценимую услугу всей антигитлеровской коалиции своей стойкостью в перегово­рах с Токио и отказом пойти на компромиссный мир. Чан-кайшистские благожелатели непременно забывают, что в условиях побед на советско-германском фронте и корен­ного перелома в ходе второй мировой войны решение о компромиссном мире было бы для Чан Кайши равно­сильно самоубийству. Военно-политические планы Чан Кайши расходились не с личными убеждениями Стилуэл­ла, независимо от остроты оценок американским гене­ралом китайского руководства, а входили в противоре­чие с курсом на осуществление основного стратегиче­ского замысла США. Позиция Стилуэлла, отражавшая этот замысел, нацеливалась на мобилизацию всех сил Китая в борьбе с основным империалистическим сопер­ником США на Дальнем Востоке — с Японией.

Стилуэлл порой слишком резко осуждал Чан Кайши, игнорируя зачастую сложившиеся в Гоминьдане вполне объективные условия, соответствующие данному уровню развития китайского общества, скованного цепями феода­лизма, отягощенного стойкими традициями национализ­ма и великодержавного шовинизма.

Несчастья, выпавшие на долю китайского народа, множились не только в результате чисто объективных причин — расширения агрессивных действий Японии, сти­хийных бедствий, которые обрекали население страны на новые страдания,— Чан Кайши, прикрываясь лозунгами борьбы за независимость и свободу, думал прежде всего об упрочении своей власти.

Диктатура Чан Кайши не могла мириться с оппози­цией, хотя последняя готова была действовать против агрессора в рамках единого фронта. Чанкайшисты берег­ли силы для борьбы с окрепшими вооруженными форми­

рованиями КПК- В провинциях, где господствовали го­миньдановские генералы, оппозиция подвергалась жесто­чайшим репрессиям, демократические элементы пресле­довались агентами особой службы Чан Кайши. Единство, которое с таким энтузиазмом отстаивал Чан Кайши, принимало форму коалиции китайских милитаристов

Бедность, безграмотность, нищета крестьянства пора­жали европейцев, когда они получали возможность на­блюдать жизнь китайской деревни военных лет. Мизерный земельный надел с труднообрабатываемой почвой мог обеспечить полуголодное существование. Недоставало даже основной пищи — горьких овощей (гуцай). На обни­щавшие деревни обрушивалась мобилизация в армию В отличие от голода и наводнений она посещала кре­стьянина два раза в год.

Однажды по весне Чан Кайши ехал днем по дороге, встречались лишь редкие путники. Но вот показалась группа во главе с офицером. Рекруты (их назвали «добровольцами») двигались на сборный пункт. Они были связаны по шеренгам веревками, чтобы никто не сбежал Такие сцены на дорогах нередко приходилось наблю­дать иностранцам. Но Чан Кайши вышел из себя и же­стоко избил офицера. Когда ему напомнили, что таковы китайские правила набора в армию, он тотчас сделал вывод: вина на генерале, ответственном за набор рекрутов, и также избил его. Через год генерала казнили. Поиск козла отпущения не приводил к улучшению положения крестьян в деревне, новобранцев в армии.

...Лето 1943 г. С ним пришло в Китай бедствие, последствия которого для населения страны стали роко­выми. Приморские провинции Чжэцзян и Фуцзянь, внут­ренние Хубэй и Гуйчжоу и находящаяся под контролем Чунцина территория Хэнани оказались во власти голода. 1940—1941 годы в этих провинциях были неурожайными Ужасающая засуха уничтожила в 1942 г. все посевы Военная бюрократия, однако, не ослабляла налоговый пресс, и, когда были съедены все запасы, голод, а за ним и эпидемии стали буквально косить жителей охваченных бедствием районов.

Очевидцем событий стал совсем еще молодой кор­респондент журнала «Тайм» Теодор Уайт. Перед ним пред­стала картина, которую Тэд запомнил на всю жизнь: повсюду лежали трупы, крестьяне сдирали с деревьев кору и тут же у дороги дробили ее и ели. К концу 1943 г в зонах, охваченных голодом, умерло до 30 млн

14*

Дело, однако, было не только в объективных трудно­стях военного времени. В ряде уездов власти требовали с крестьян больше продовольствия, чем они могли предложить. Крестьяне должны были отдавать сборщику налогов последний мешок зерна, предназначенного для по­сева. В это трагическое время возросли масштабы спеку­ляции землей. Купцы, чиновники и богатые помещики скупали у отчаявшихся крестьян наследственные земли просто за бесценок.

Надвигалась эпидемия. Из 30-миллионного населения Хэнани, согласно примерным подсчетам Т. Уайта и Э. Джекоби, примерно 2 или 3 млн человек бежало из провинции; еще 2—3 млн умерло от голода и болезней. На следующий год в провинции Гуандун разразился такой же голод, как в Хэнани.

Т. Уайт добился приема у генералиссимуса. Чан Кайши принял американского гостя в полутемном ка­бинете, сидя в широком мягком кресле. Со свойственным его возрасту жаром Т. Уайт нарисовал перед Чан Кай­ши картины голода в Хэнани: бесконечные поборы, вымо­гательство, невыносимый гнет военной администрации, смерть, смерть... Журналист сразу же понял: чунцин-ский правитель был равнодушен к трагедии своего народа

«Я постарался,— вспоминал Уайт,— произвести впе­чатление на генералиссимуса, говоря о людоедстве». И в ответ услышал: людоедства в Китае не может быть. Журналист заявил, что видел собак, терзающих трупы на дорогах. Реакция последовала та же: в Китае этого не может быть. Вот тогда Уайт прибег к фотогра­фиям своего коллеги Г. Формана. Трупы, трупы, собака, стоящая над умершим. Генералиссимусу стало не по себе. Чан Кайши взял ручку, стал делать пометки... просил назвать как можно больше имен официальных лиц, ведь на кого-то нужно было возложить ответственность. Он даже попросил американцев подготовить подробный доклад об увиденном .

Последовали различные меры. Когда до ушей мадам Сун Мэйлин — а она находилась в США — дошла инфор­

1 Time. 1978. July 3. P. 22—23; Уайт Т.. Джекоби Э. Гром из Китая. М., 1948. С. 169.

мация Т. Уайта для журнала «Тайм» о голоде в Китае, она потребовала наказания журналиста.

Бороться с голодом, как полагали американские жур­налисты, можно было скорейшей переброской в бедствую­щие районы большого количества зерна. Администра­ция, однако, запретила жителям покидать территорию, где царил голод. В районы, где свирепствовал голод, Чан Кайши направил 200 млн китайских долларов. Но могли ли эти бумажки изменить положение?! Гоминь­дановская пропаганда пыталась, естественно, обелить не­радивость руководителей режима, списать ответственность за трагедию на местные власти. Читателя, открывшего «Шицзе жибао», пытались убедить в «истинных» причинах голода: «Более 400 тыс. человек умерло во время голода в Гуандуне. В одном лишь уезде Тайсань умерло 100 тыс. крестьян. Одна из главных причин этой трагедии заключалась в головотяпстве местных чи­новников, пытавшихся скрыть положение вещей. В прош­лом году генералиссимус запретил провинциальным вла­стям пропускать ложные сообщения о голоде, так как они могли быть использованы для того, чтобы саботи­ровать полную уплату рисового налога. Этот приказ был передан дальше в уезды и был воспринят там как запрещение вообще давать какие-либо сообщения о го­лоде. Вот почему некоторые уезды не решались сообщать о положении у них». Гоминьдановская пропаганда не толь­ко преуменьшала количество жертв, но и извращала причины голода.

Чан Кайши зачастую искал козла отпущения, повто­ряющиеся неудачи в военной и гражданской сфере он стремился объяснять «ошибками», «произволом» местной администрации. Лучший путь к тому, чтобы отвести от себя возмущение народа.

Чета Чан Кайши: в объятиях славы, но перед лицом заговора

18 ноября 1942 г. Сун Мэйлин по приглашению Рузвель­та тайно выехала в США. 27 ноября, прибыв в Нью-Йорк, она немедленно направилась в медицинский центр — для лечения кожного заболевания.

Американцы нашли Сун Мэйлин требовательной го­стьей: она принимала как должное подхалимаж много­численных помощников, крепко держала прислугу. Перед

американской публикой старалась выглядеть все же как можно скромнее. Если на родине она появлялась уве­шанная драгоценностями, в роскошном наряде, ничуть не стесняясь упреков и зависти, то здесь заставляла, несмотря на соблазн, сдерживать себя. Иногда она демон­стрировала, по свидетельству очевидцев, такие платья, будто они приобретены на дешевой распродаже, чтобы показать, насколько Китай истощен войной и как он 1уждается в помощи. Г. Гопкинс подготовил все необхо-цшое для проведения курса лечения в госпитале. Уже 28 ноября раздался звонок госпожи Рузвельт. Она интере­совалась самочувствием гостьи и передала пожелание президента встретиться и обменяться мнениями по пробле­мам Китая. До февраля 1943 г. Сун Мэйлин находилась в госпитале, защищенная от назойливых посетителей. Ее почтовый ящик ломился от различного рода посланий — до 1000 поступлений ежедневно. 12 февраля высокопостав­ленная пациентка закончила лечение. Чета Рузвельтов встретила ее на вокзале, оказала гостье подчеркнутое вни­мание, пригласила провести несколько дней в имении президента.

17 февраля Сун Мэйлин официально была при­нята в Белом доме, а на следующий день выступила перед объединенной сессией конгресса. Перед сенаторами и членами палаты представителей выступила очарователь­ная женщина, которая, несмотря на свою не первую моло­дость, выглядела девушкой: сказывалось и искусство косметички. Слушатели, кто с любопытством, кто с недо­верием, ожидали слова представительницы Азии, воспи­танной в американских университетах.

«Когда Япония развязала тотальную войну против Китая в 1937 г...— обратилась к истории Сун Мэйлин,— военные эксперты всех государств не дали Китаю ни малейшего шанса». Оратор вежливо напомнила конгрессу: западные державы игнорировали нужды борющегося Ки­тая. Супруга Чан Кайши заявила: «...когда же Японии не удалось поставить Китай на колени, мир, признав этот феномен, объявил, что военные возможности Япо­нии были переоценены... После Пёрл-Харбора японцы маршировали от победы к победе, и мир начал думать о них как о сверхчеловеках». Здесь представительница Чунцина подошла к тезису, призванному подчеркнуть значение азиатского направления США: развенчать опасное, с ее точки зрения, заблуждение, будто пора­жение Гитлера имеет большее значение, нежели пора­жение Японии. «Давайте не будем забывать,— обрати­

лась она к американцам,— что Япония на всех оккупиро­ванных ею территориях обладает большими ресурсами, нежели Германия... Давайте не будем забывать, что, чем дольше Япония будет безоговорочно контролировать эти ресурсы, тем сильнее она может быть. Каждый прошед­ший день войны приносит в жертву все больше амери­канских и китайских жизней... Китай сражается не толь­ко за себя, а за все человечество!»

Все американские радиостанции передали в эфир, все газеты на первых полосах поместили ее выступление. В последующих речах во время поездки по стране она в разных вариантах подчеркивала значение Китая во второй мировой войне.

Ради успешного пребывания Сун Мэйлин в США не­мало потрудился министр иностранных дел Сун Цзывэнь, прибывший в Вашингтон еще весной 1940 г.

Сун Цзывэнь, встречаясь с официальными лицами США, не скрывал своего беспокойства по поводу побед советского народа и роста в связи с этим авторитета и влияния Советского Союза на Дальнем Востоке. Сун готов был приветствовать нападение Японии на со­ветские границы, нежели спокойно наблюдать за побед­ным шествием Красной Армии на запад. Это была, конеч­но, не только личная точка зрения Сун Цзывэня. Чан Кайши, несмотря на вести о победе под Сталинградом, не потерял надежд на японо-советское столкновение и даже намекал своим американским союзникам на необхо­димость способствовать такому развитию событий. Посол США в Китае Гауе изложил основные идеи Чан Кайши в своем докладе в Вашингтоне 13 марта 1943 г.

Сун Цзывэнь положил практически начало активной деятельности китайского лобби. Очевидцы, соприкасав­шиеся с китайскими лоббистами, отмечали: это движение было беспримерным по силе вмешательством иностран­ных интересов в правительственные сферы и в дело фор­мирования общественного мнения США. Китайское лобби объединило в своем составе бизнесменов, политических маклеров, мечтавших об ослепительном взлете карьеры, авантюристов, падких на любую грязную пропагандист­скую стряпню.

Во время пребывания в США посланцы Чан Кайши развили бурную деятельность, сблизились с «влиятель­ными друзьями», установили контакты с Гарри Гопкин-сом, Генри Моргентау (министр финансов), Генри Люсом (владелец «Тайм», «Лайф» и других изданий),

с одним из газетных королей — Роем Говардом, с обозре­вателем Джозефом Олсопом. Эти силы обеспечивали Сун Мэйлин всяческую поддержку в США.

Национальный совет выпускников университетов при­нял решение выдвинуть Сун Мэйлин в качестве канди­дата на получение ордена «За заслуги». Совет претен­довал на то, будто он отражает мнение 400 универси­тетов, 7,5 млн граждан США. Этот шаг напоминал миру: первая леди Китая — выпускница американского уни­верситета. Сун Мэйлин, принимая орден, воздала долж­ное американской демократии: «Америка была и явля­ется арсеналом демократии, находящимся в авангарде оружия войны. Чтобы выполнить свой долг в качестве лидера человечества, она должна быть по-прежнему арсеналом демократии, возглавляющим оружие мира» .

Сун Мэйлин слушали в Нью-Йорке. Дань уважения оратору отдали лидер республиканцев Уилки, командую­щий ВВС США генерал Арнольд и другие.

Приезд мадам Чан Кайши в США означал и изме­нения в восприятии американцами образа Китая. Еще совсем недавно, в 30-х годах, этот образ связывался с поведением героев комиксов, романов, кинобоевиков, которые появлялись перед читателем и зрителем в роли «желтых дьяволов» — садистов, убийц, вымогателей. С американского экрана бросал свой кровожадный взгляд на публику доктор Фу Манчу; из фильма в фильм злодей Фу мучил, травил, душил, пытал, наслаждаясь мучениями своих жертв. Расистская Америка нуждалась в культиви­ровании подобных представлений о Китае и китайцах.

Новые подходы в китайской политике, нашедшие отра­жение в блестящем приеме Сун Мэйлин в США, не могли не повлиять на формирование нового представле­ния американцев о Китае и китайцах. Усилия амери­канских средств информации направлялись теперь на то, чтобы стереть в памяти американцев образ представителя китайской национальности как убийцы и кровожадного садиста, а на его место поставить героя, наделенного всевозможными добродетелями, отличающегося необы­кновенным трудолюбием. Крупным в США событи­ем — особенно на фоне усиления давления на амери­канских граждан японского происхождения — стала от­мена в 1943 г. запрета на въезд в США представи­телей китайской национальности.

1 Мепоп К. P. S. Twilight in China. Bombay, 1972. P 66-67.

Сун Мэйлин обсуждала с президентом США после­военные проблемы. Президент, несомненно, знал, какой ог­ромный интерес в Чунцине проявляли к будущему ряда территорий. Великоханьский национализм, великодержав­ный шовинизм — характерные черты внешнеполитических концепций правых гоминьдановских лидеров. Чан Кайши размышлял не только о возвращении утерянной терри­тории, но и о распространении своего контроля на ряд соседних стран.

Американцы поощряли подобную позицию Чунцина, имея в виду прежде всего ее направленность против держав классического колониализма. Ф. Рузвельт, встре­тившись с гостьей из Чунцина, заверил Мэй, что Мань­чжурия и Тайвань должны быть переданы Китаю; Гонконг станет «свободным портом» под китайским суверенитетом; Корея перейдет под временную опеку США и Китая. Эти мысли Ф. Рузвельт излагал и ра­нее в своей переписке с Чан Кайши. Сун Мэйлин была удовлетворена.

Приезд и удачные выступления в США жены Чан Кайши, писал посол СССР в Вашингтоне М. М. Литви­нов, значительно укрепили позиции Китая. Она произве­ла хорошее впечатление на американцев умением владеть собой, хорошим английским языком, выдержкой

Длительное отсутствие Сун Мэйлин в Чунцине дало повод к распространению различных слухов о личной жизни генералиссимуса, далекой от принципов хри­стианской морали. Друзья советовали: необходимо что-то предпринять, идут разговоры, будто у Чан Кайши до трех наложниц, а одну из них он навещает каждый день. Для ординарного китайского милитариста такой образ жизни — обычное явление, но для представителя семьи христиан подобное поведение равносильно грехо­падению. Решили действовать. Генералиссимус устроил прием. Собралось много иностранных представителей и гостей. Хозяин взял слово. С нетерпением ожидавшая сенсации толпа была удовлетворена: Чан Кайши напомнил ей о грязных сплетнях и своем твердом намерении опровергнуть их. «Как член революционной партии,— заявил Чан Кайши,— я обязан подчиняться револю­ционной дисциплине. Я должен, как христианин, соблю­дать заповеди. Если я нарушу дисциплину и заповеди в общественном или частном моральном поведении, то

1 См.: Севастьянов Г Н. Указ. соч. С. 436.

должен буду восстать против Христа, против нашего отца — Сунь Ятсена, против миллионов моих соотече­ственников, которые отдали жизни нашему делу». Такое поведение, заключил оратор, заслуживало бы моего отстранения от дел в соответствии с дисциплинарными правилами и заповедями. Сцена, конечно, не могла не произвести впечатления на присутствующих. Добро­порядочные миссионеры торжествовали. Но кто мог ста­вить под сомнение «высокую нравственность» диктатора?! Сун Мэйлин решила окончательно подтвердить мораль­ную чистоту Чан Кайши. «Я никогда ни на йоту,— заявила она,— не сомневалась в своем супруге» Хорошо организованное представление не положило, од­нако, конец слухам.

Когда в Чунцине аплодировали успеху Сун Мэйлин за океаном, Стилуэлл начал отрабатывать различные варианты перемен в чунцинском руководстве. Один из вариантов предполагал замену Чан Кайши и Хэ Инцина. Новым сильным человеком представлялся Чэнь Чэн — выпускник Баотянской академии, возглавивший группировку молодых офицеров школы Вампу. Появи­лась даже идея: с помощью Управления стратегических служб (разведка военного времени во главе с Донованом) и опираясь на американских врачей, задержать Сун Мэйлин в США, ограничив, таким образом, ее воздействие на Чан Кайши. Все эти расчеты так и остались лишь в памяти сторонников Стилуэлла.

В конце 1943 г. Сун Мэйлин и Сун Айлин проявили вдруг желание помочь Стилуэллу в изоляции Хэ Инцина. Американский генерал, видя, что к этому предложению присоединяется и их брат Сун Цзывэнь, опасался ока­заться жертвой нового компромисса. Опасения были не лишены оснований. Сун предпочитал укреплять свои по­зиции, нежели поддерживать Стилуэлла. Тем не менее американский генерал призвал своих союзников к проведе­нию дополнительных военных реформ.

Во время беседы 6 декабря 1943 г. в Каире Стилуэлл постарался возвратить президента к интересующей его проблеме.

«Я обращаю ваше внимание на то, что наша политика имеет в виду строительство Китая.

Рузвельт. Да, да. Построить его. После этой войны будет огромная нужда в нашей помощи. Они хотят займов.

1 Hahn Е. Op. cit. Р. 292—293.

Мадам Чан и генералиссимус хотят получить сейчас заем в миллиард долларов, но я сказал им, что будет трудно получить на это одобрение конгресса. Теперь я не эксперт по финансам (!!), но у меня есть план взять 50 или 100 миллионов долларов и скупить китай­ские бумажные доллары на черном рынке...» 1