Деревянный Фридрих (историческая драма)

Конрад: (уходя, кричит) Я уже целовал носки Папе!! На тебя не растрачусь! (уходит)

Полдень. Коридор. Оттилия, спрятавшись за колонной, ждет, постоянно выглядывает. Генрих быстрым шагом идет мимо.

Оттилия: Генрих!

Генрих: Оттилия! Ты… (хватает её за руки, силится что-то сказать, жадно разглядывает ее)

Оттилия: Да такая же я, такая! Успокойся! Иди сюда!

Отходят в безлюдный угол.

Генрих: Значит, он ничего не понял! Ты така…

Отилия: Нет. Он не врал. Я люблю его. Мы поженимся. Что за свинство?! Как ты мог отказать?

Генрих: Оттилия!.. Ты…

Оттилия: Что ты думал, я буду слезы лить тут? Вспоминать прошлое?? Не снизошел до нас! Что за королевское самодурство?? Неужели ты не любишь нас? Или ты такой фанатик?!

Генрих: Дорогая, твой напор снес бы лес таких, как я! Подожди, дай отдышусь. Люблю вас?! Да, ещё как люблю, но по отдельности! Конрад – мой друг (спотыкается), а ты, Оттилия… ты моя душа. Как я мог отказать? Как я мог отдать тебя ему! Как ты могла уйти к нему?!

Оттилия: Да ты прекрасно понимаешь. Просто ты боишься сделать так же. Тебе не за кем уйти. Он – моя жизнь. Единственная возможная. Хочешь, вспомним пленительное прошлое? Мы с тобой залезли в старый колодец, помнишь? И потом решили, что умрем там. И мы бы так и сидели там, если бы не пришел Конрад и не вытащил нас.

Генрих: Он бросил веревку…

Оттилия: Там была веревка! Мы по ней спустились! И как ты заставил меня поверить, что мы не выберемся?! Вот она твоя мечта – сидеть и умирать, обнявшись, вместе! Так вот, не буду я сидеть в твоем колодце. Я хочу к Конраду. Он знает все в мире. Он знает, как намазывать масло и как танцевать, и как покупать книги, и как обращаться с важными людьми, и как кормить нищих… А ты только знаешь созвездия и приметы и мысли древних – и ты ни-че-го не знаешь о жизни. Не хочу видеть тебя. Не хочу знать тебя. Не хочешь нам помогать – катись. Думаешь, ты сделал нам больно? Да Конрад тебя смажет с сапога, как грязь, и пойдет дальше!

Генрих: Никуда он не пойдет. Прости.

Оттилия: Кто тебя спрашивал?

Генрих: Никто. Я сам спросил господина Инквизитора, что делают с колдунами, которые сводят с ума своих сестер…

Оттилия смотрит на него в ужасе, дает ему пощечину и убегает.

Генрих: Беги, святая. Моя душа растоптана. Что, если я должен кем-то стать, так злодеем? Легкий выход. Я хочу быть человеком. Я человек. Я люблю тебя. Значит, ты моя. Я не твой брат, я – твой король, ты моя. Ты моя. Ты моя. Обниматься и умирать! Нет, нет, глупая, пока я обнимаю тебя, я не умираю, я прожил бы и сто, и двести лет в этом колодце. Я жил бы там тысячу лет, пришел бы Христос, а я бы не хотел вылезать из колодца. Господи, тут мой рай, только спрячь меня, построй непроходимые горы мне, чтобы никто никогда не пришел! И, Господи, убери веревку. Нет, оставь ее! Я не собираюсь строить из себя заблудившегося, я знаю, как вылезти, не хочу, не хочу вылезать, ты моя! Ты моя.

7 сцена

Почти полночь. Камера Конрада. Стражник, полусонный, стоит, пьет. Все больше погружается в забытье, наконец, грохается на пол. Конрад подбегает, смотрит. Пытается достать до ключа, бесполезно. Слышит шаги. Появляется Генрих.

Конрад: Сучий сын, надеюсь, ты не видение, не хотелось бы набить морду воздуху!

Генрих молча подходит спешно, снимает ключ, начинает отпирать замок. Конрад хватает его за ворот.

Конрад: Совесть проснулась? Наш дух способен и на такие простые чувства! Как жаль, его даже можно выразить одним словом!

Генрих: Отпустишь?

Конрад отпускает.

Да, мне стыдно. Можешь отхлестать по щекам, я и этого не заслужил. Будь я человек, давно бы посватался за Оттилию, пока ты ещё не успел понять, что она… Но я не верю, что ты её любишь. А, это неважно. Прости за неудавшуюся свадьбу.

Конрад: Я заберу ее.

Генрих: И не подумаешь. Я выставил охрану у её дверей. Вообще-то, охрана повсюду. Есть только один свободный коридорчик, ведущий к одной замечательной лошадке. И им-то ты и воспользуешься.

Конрад: Кто ты такой, чтобы…

Генрих: Я – твой король. Ещё слово – казню ко всем чертям.

Конрад: Свинья.

Генрих: Так побереги бисер своих изящных выражений. Иди.

Пауза.

Прости меня. Я знаю, не простишь. Мне плевать. Прости меня. Иди.

Генрих: Ты зря мне это говоришь.

Конрад: Если в тебе есть что от человека, отправь Оттилию туда (убегает).

Генрих: Прощай… рыба.

Полночь. Комната Оттилии. Тихий стук. Входит Генрих. Оттилия сидит на стуле у окна.

Генрих: Он убежал.

Оттилия: (встрепенувшись) Что? Ты спас его?

Генрих: Я дал ему уехать. Не думаю, что это спасет его от жизни пьяного деревянного идиота.

Оттилия: (подходит, целует ему руку) Спасибо. (Возвращается к окну, садится) Я уеду завтра же. Скажи, куда.

Генрих: Останься. Пожалей меня.

Оттилия: (спокойно) Ты сумасшедший. Ты – бес. Ты просто грязь на дороге. А у меня новые туфельки.

Генрих: Ты смеешь так мне говорить?

Оттилия: Я унижаю тебя, чтобы верить, что ты не такой. Отрежь мне язык. Сделай что-нибудь! Ты - король, ты - мужчина, ты - сын Фридриха! Как ты позволяешь мне?

Генрих: Как ты позволяешь себе? Отрезать тебе язык? Я даже, коснувшись тебя, уже причиню тебе вред. Дай я постою в темноте. Да неужели ты совсем не помнишь меня? Я же тоже жив, почему я должен всегда ломать копья и сжигать города, чтобы люди верили, что я жив, что я могу что-то? Почему то, что я терплю, недостойно для тебя, а вырвать тебе язык – достойно? И это ты называешь жизнью, которой ты научилась?

Оттилия: Я знаю, что жить – это действовать. Дурацкая истина, но ты попробуй! Вылезай из колодца!

Генрих: А ты выйдешь за меня? Тогда, я обещаю, я стану самым нормальным в мире. Я стану нормальнее моего отца!

Оттилия: (встает, подходит) Нет, Генрих. Меня лихорадит при одной мысли. Ты утянешь меня. Я успокаиваю тебя. А пока ты спокоен – ты мертв. Я хотела бы, чтобы ты поскорее закопал меня, чтобы никто не знал, какой ты и как ты боишься – так мне стыдно… за нас. Пожалуйста, пойди, сожги пару городов – все лучше, чем жениться на мне. Скажи, куда мне ехать.

Генрих: (плачет) Не знаю. Куда хочешь.

Оттилия: Я могу решить сама. Но давай будем подальше друг от друга.

Генрих: Да, пожалуй, да, хорошо. Я не могу… не могу приказать тебе.

Генрих уходит.

1235 год. Лагерь Генриха возле Бад-Вимпфена. Утро. Генрих выходит из палатки. Его окружают придворные.

Люнебургский: Государь, вы плохо выглядите!..

Генрих: Уже лет десять! Зато я прекрасно себя чувствую! Ну, что? Где отец?

Хоффельд: Последние новости: подходит к Вормсу.

Генрих: О! Так близко!

Люнебургский: Боюсь, разум Ваше Величество ещё не вполне отошел от сна…

Генрих: Все у меня проснулось! Отец в Вормсе! Значит, скоро он будет здесь. Чудесно! Этого я и ждал.

Хоффельд: Ну, слава Богу, вы раздумали бросаться на него с оружием?

Генрих: А-а. Мы встретимся – и я наконец представлюсь ему, как следует. Как его сын.

Люнебургский: Сын против отца! В чем же здесь радость встречи! Государь, все наши надежды рухнули: его должны были остановить ещё в Альпах! Германия больше не ваша. Он, кажется, даже не заметил ваших усилий.

Хоффельд: Молчать, тряпка! Сейчас самое время, Ваше Величество. Ну, не будете же вы брыкаться, как упрямый мальчишка! Поезжайте ему навстречу, падите к его ногам, месяцок – и он вернется в свою Сицилию! «Германия пала!» Ха!

Генрих: Именно так мы и поступим. Мы выйдем ему навстречу. Он увидит не зависимых от него людей, и он сам остановится.

Люнебургский: Остановиться-то он точно остановится. Вы – финальный пункт его триумфального шествия по Германии.

Генрих: Правда? Отлично! Не я – к нему, а он – ко мне! Выступаем! Если он прошел всю Баварию, так и быть, я отдам ему один шаг.
Сцена 11

Поле. Немногочисленная армия Генриха. Вдалеке видится шествие Фридриха

Генрих: Не двигаться. Всем опустить оружие. Мы не хотим насилия, мы просто стоим на своей земле.

Вбегает Тиле.

Тиле: Господин! Мой господин!

Генрих: (тихо) Ну, что?

Тиле: Позавтракать забыли!

Генрих: Да какой завтрак!

Тиле: А, ну, как воевать весь день?! Совсем отощаете!

Генрих: Спасибо, Тиле. Я не…

Тиле: Дайте хоть сухарей к поясу привяжу!

Генрих: Нет, нет, уйди!

Фридрих: (спокойно) Остановитесь!

Сарацины ставят носилки на землю. Фридрих встает.

Фридрих: Доброе утро, filis carissimus!²

Генрих: Здраствуй, отец! Вот это у тебя хвост!

Фридрих: (тихо) Да, попышнее твоего будет. (Громко) наше благословление всем честным германцам! Мы наконец вернулись на родину!

Генрих: Что ты делаешь?

Фридрих: (тихо) Приветствую своих людей. Отойди.

Генрих: Нет.

Фридрих: (громко) Что же вы стоите посреди поля, как бездомные? Вернемся в Вормс!

Генрих: Вормс не принял нас.

Фридрих: Тебя, filis carissimus. Меня он принял, и с почестями. (громко) Что же? Кто хочет пить?

Войско радостно кричит. Не все.

Генрих: Эти люди – мои подданные. Они войдут в Вормс тогда же, когда и я.

Фридрих: (тихо) А ты тоже пойдешь за мной, что ты думал, тебя здесь оставят? Я как раз припас для тебя недурной сундук.

Генрих: Ты сейчас развернешь весь свой хвост обратно в Вормс и сиди там, сколько влезет!

Фридрих: (дает ему пощечину, обращается к людям) Кому вы присягнули?! Предателю! Клятвопреступнику!.. Но я понимаю вас. Когда пастух отходит от стада, овцы в смятении. Но я вернулся! Не бойтесь! Ваш государь милосерден и предупредит все ваши страхи…

Генрих: (разворачивается к людям) Государь, для которого немецкий – не родной! Государь, который неохотно вырвал себя из-под сицилийского солнышка! Вы дали клятву! Вы будете верны ей!

Фридрих: Да, вы дали клятву! Вы присягнули своему Императору! Как и этот юнец, забывший своего отца ради честолюбия!

Генрих: Я – ваш король.

Фридрих: А я – его Император! Я вернулся, чтобы наградить своих людей за верность, и вот как меня встречают?!

Генрих: Он хочет купить вас! Хватит молчать! Вы – никакие не овцы, вы – не животные! Говорите! Я – один из вас! Я знаю вас поименно!..

Фридрих: Сын мой! Успокойся! Несчастный думает, что я пришел отобрать его корону! Я, который даровал её ему! Сын! Вернись в объятия отца! Неужели ты не нуждаешься, как раньше, в мудром совете?

Подходит с раскрытыми объятиями. Народ ликует.

Генрих: Нет!

Возгласы восторга заглушают его.

Генрих: Нет!

Фридрих: (громко) Пойдемте, отпразднуем хорошенько! Блудный сын вернулся к отцу!

Народ кричит: «Да здравствует император!». Генриха окружают солдаты, хватают.

Слуга Фридриха: Куда его, государь?

Фридрих: Веди его за всеми. Тихо. В Вормсе чтобы я вас уже не видел. В темницу его.

Толпа, крича и смешиваясь с шествием Фридриха, уходит.

Бад-Вимпфен. Темница. Генрих, скованный. Входит Фридрих.

Генрих поднимает голову.

Фридрих: Я вполне могу тобой гордиться. Это была достойная попытка.

Генрих: Тебе понравилось?

Фридрих: Вполне. Союзников ты, правда, взял каких-то хлипких, но ещё больший промах: ты совершенно не умеешь производить впечатление. Знать солдат поименно – кому до этого дело! Это невыгодно подчеркивает их количество, согласись.

Генрих: Ты обсуждаешь все так, как будто это была репетиция. То есть, ты совсем не задет?

Фридрих: Ничуть. Думаешь, я хотел когда-либо, чтобы ты всю жизнь лизал мне пятки? Нет-нет, молодец, говорю я, так и следовало! Я пришел только сказать, что тебе ещё есть, чему у меня поучиться.

Генрих: Ты не считаешь меня предателем? Ты не собираешься меня судить?

Фридрих: А! Судить – это совершенно другое дело! Что ж мне ещё с тобой делать? Ты – бунтарь, а бунтарей судят!

Генрих: А…

Фридрих: А я, повторяю, пришел, так сказать, обозначить промахи твоей стратегии.

Генрих: О, отец. Ты просто змея.

Фридрих: Отчего же змея?! Как бы ты поступил с таким сыном? Как ни отлучишься, то у него все разваливается, то, наоборот, он слишком высоко задирает голову. Не слишком выгодно для моего авторитета, что я не могу обуздать собственное порождение. Ты вел себя вполне достойно – исключая пассаж про разворачивай хвост, это было вопиюще! – и я пришел отдать тебе должное. Но, конечно, я не мог оставить это безнаказанным.

Генрих: Тогда зачем вообще ты дал мне Германию?!

Фридрих: Ну, как. всё-таки ты – мой сын. Когда я уйду, ты станешь мной. Но ты решил сместить меня при жизни – а это, прости меня… Но я не обижаюсь. Я понимаю твой юношеский пыл.

Генрих: Ты был бы рад, если бы я превзошел тебя?

Фридрих: Я ещё близко такого не увидел.

Генрих: Так был бы?

Фридрих: Боюсь, не судьба. Не по тебе сапоги - утонешь, сынок.

Пауза

Фридрих: …И что?

Генрих: Твое равновесие… Твое всемогущество… Они конечны.

Фридрих: Они кончатся с моей жизнью.

Генрих: Ничего подобного. Твою власть прекрасно можно отобрать.

Фридрих: И сегодня мы видели, насколько успешны попытки.

Генрих: Но ты кричал! Ты был рассержен! Ты даже ударил меня! Ты испугался.

Фридрих: Ха!

Генрих: Ты вспомнил обо мне. Тебе пришлось доказывать свою власть.

Фридрих: Да? Кому же, тебе?! Так давайте посмотрим на свергнувшего Фридриха! Вот он! Какие пышные одежды! А как сияет его корона!

Генрих: Ты пересек Альпы. Ты покупал князей. Все ради меня. Наконец мне что-то досталось от тебя, папа. Столько лет мы с тобой виделись, а я только и чувствовал, что не имею права называться твоим сыном. А теперь… я создаю проблемы. Я не хотел. Но да, я хотел твоего внимания ко мне. И ты одарил меня с лихвой.

Фридрих: Так знай: все, что досталось тебе от меня, я же отберу. С тех пор, как ты родился, я почему-то должен делиться всем с тобой. Да кто ты такой, чтобы я, Фридрих, с тобой делился?! Ты мне обязан, я тебе – нет! И то, что мне пришлось отлучиться из Сицилии, чтобы разобраться с тобой здесь – о, поверь, я верну тебе это стократ! Ты пройдешь у меня всю Германию пешком, ты будешь нищий, голодный, я даже не дам тебе проклятья в дорогу! Ничего ты от меня больше не получишь! Слышишь стук за окном – это готовят празднество. Мы соизволили взять в жены Изабеллу Английскую – помнишь, ту твою неудачную невесту, которую тебе обещал Энгельберт?

Генрих: Я никогда и не хотел ее.

Фридрих: Так слушай – завтра мы будем судить тебя, и ты лишишься короны, имени и чести – чтобы только твоя гнусная душонка осталась при тебе! А потом будем праздновать свадьбу, и народ будет кричать: «Да здравствует король!», и шуты будут изображать тебя недоумком и выскочкой.

Генрих: Папа! Да, я проиграл сегодня, но, согласись, ты принял поединок. Если Бог дрался с Иаковом, значит, Он уважал его. Теперь ты уважаешь меня?

Фридрих: Уважаю?!! Ты крадешь у меня то, чего я давать тебе не собирался! Ни слова больше не получишься от меня, слышишь, ни слова!!

Генрих: Хорошо, отец. Но ты опять согрешил: кто же, как не ты, собственным приказом низложит меня?!

Фридрих трясется, разворачивается и уходит.

Конец акта.

II акт

1253. Людная площадь в Кёльне. Недовольная толпа, перед ней – папский посол.

Люди: Апокалипсис!

Посол: И правда, если люди отказываются подчиняться церкви!

Крестьянин: Мы подчиняемся нашему архиепископу, а не папскому отродью!

Посол: А кто поставил вашего архиепископа, по-вашему?

Крестьянка: Император Фридрих!

Люди: Слава Фридриху! Слава Фридриху! К черту Папу-вавилонянина!

Посол: Молчать! Фридрих был отлучен от церкви, низложен Папой и проклят. Тот, кто присягнет ему, будет отлучен от церкви!

Крестьянин: От вашей гадской церкви! Сборище змей!

Люди: Долой папского архиепископа!

Посол: Фридрих покинул вас давно. Никто не знает, жив ли он. Кто станет слушать его приказы?

Люди: Мы! Все мы! Слава Императору!

Посол: Готовьтесь к приветствию нового архиепископа! Разойтись!

Стража теснит народ.
2 сцена

Повозка подъезжает к Кёльну. Генрих и старуха

Старуха: Эй, красавчик! Вставай!

Генрих: Да я и не спал.

Старуха: Что так?

Генрих: Давно уже не могу. Может, ты подскажешь какое снотворное?

Старуха: Эээ, да подожди успокаивать-то молодое тело! Дай кровушке поиграть! Хочешь успокоительного: вот тебе старушечья кровь, слышишь? Совсем вялая! Иногда по утрам её приходится, знаешь, будить еще. А тебе спать уже хочется.

Генрих: Ну это ты так чувствуешь. А я вижу, у тебя сила другого толка. Ты как будто не руками трясешь, а корнями цепляешься. Вот и лошадь от тебя бежит, боится в землю врасти. Кто это за нами?

Старуха: Ох, проклятые. Богатая повозка – значит, церковники. Опять народ бесноваться будет. С тех пор, как, говорят, умер Фридрих, все в одном болоте…

Генрих: Народ за Фридриха?

Старуха: Разумеется. Отца родного у народа отняли. Теперь считай все: годик, другой – и конец.

Генрих: А как же Антихрист? Перед концом-то?

Старуха: Да он уже давно есть – Папа проклятый! Это он нашего Фридриха в могилу свел! Все, давай вылезай, тебе ж в город, наверное.

Генрих спускается.

Старуха: Ну и с Богом. Молись о моих старых костях. А увидишь церковника папского – под зад ему пинок! И все, и поминай, как звали, хехехе. Так что лучше берегись.

Уезжает. Генрих смотрит вслед. Издали кажется, что старуха тащит телегу за собой.

Городской совет. Князья. За окнами волнуется толпа.

Шварценберг: Государи мои, это безумие. Мы не можем одни идти против Папы. Нам нужна поддержка короля.

Фон Сальмут: Конрад в Италии. Ему дела до нас нет. Об Императоре… посол утверждает, что слухи правы, он мертв. Другие сыновья… Манфред? Сохрани нас Господи от такого правителя!

Шварценберг: Церковники начнут здесь тот ад, который мы все прекрасно знаем, который уже устроили в Майнце, в Трире!..

Дитрих: Необходимо узнать о Фридрихе. Вдруг Император жив…

Фон Сальмут: Ну, стоит признаться, он не так уж и чтил Германию своим присутствием. Конрад, видимо, идет по отцовским стопам.

Шварценберг: А Генрих, другой сын?

Фон Сальмут: Дитя.

Вбегает солдат.

Солдат: Господа! Господа! Там на площади!.. Человек… кричит, что он – Император!

Шварценберг: Что за человек?!

Солдат: Уже взяли его и ведем к вам.

Входят солдаты, ведущие Генриха. За ними толпа. её не пускают.

Шварценберг: Ответь нам, человек, откуда ты и почему называешь себя покойным Императором?

Генрих: Государи мои, я в несколько плачевном состоянии, это правда. Однако хоронить меня ещё рано. Я – Фридрих II Гогенштауфен, Император Священной Римской Империи, родившийся от Генриха VI Штауфена и Констанции Норманнской. Отца я потерял в младенческом возрасте и детство провел в Сицилии, впрочем, о моей жизни вы знаете. Для начала развяжите меня.

Шварценберг кивает, Генриху развязывают руки.

Генрих: Теперь объясните мне, почему вы все здесь и никого – с народом?

Фон Сальмут: Государь… Мы, право, несколько ошарашены.

Генрих: Князья должны всегда быть готовы к явлению императора, и, хотя я признаю, поводы для сомнения у вас есть, призываю вас верить мне. Если же кто до сих пор не верит… (показывает Императорский перстень. Все ахают. Рассматривают) Итак, я полагаю, сейчас мы должны препятствовать удалению вашего епископа.

Шварценберг: Фон Сальмут, ты один из нас видел Гогенштауфена живого… Что ты скажешь?

Фон Сальмут: (тихо) Я сказал бы, что это он! (громко) Но почему вы в крестьянской одежде? Без слуг? Один?!

Генрих: Я был предан. Мне удалось скрыться. Я искал дружественного мне города. Папа настраивает всех против меня – королей, родню, моих людей. Я надеялся найти здесь друзей.

Фон Сальмут: Государь мой!

Генрих: Я прошу сейчас дать мне свободно выйти к народу с условием, что ваши солдаты будут за меня.

Фон Сальмут: Но… мы должны дать вам подобающее платье.

Генрих: Забудьте про платье! Народ узнает меня!

Генрих идет на площадь, все сначала сомневаются, потом бегут за ним.

Площадь. Посол и толпа.

Посол (солдатам): Тесните людей! Дайте проехать повозке архиепископа!

Люди не пускают, бросаются под колеса. Повозка не трогается.

Посол: Приказом его Святейшества – кто тронет прелата, будет немедленно казнен как еретик и богохульник!

Генрих берет у одного из солдат хлыст, с криком «Разойдись!» ударяет по повозке.

Генрих: Никому не подходить! (хлещет) Приказом Императора!

Люди в ужасе разбегаются. Генрих взбирается на крышу повозки.

Генрих: Я – Император! Я приехал защитить свой народ от грязных рук продажных попов!

Народ смотрит в немом восхищении.

Посол: Кто ты такой?

Генрих: Проклятый твоей церковью и потому благословенный в Истинной!

Народ ликует.

Посол: Император мертв! Его настигла кара Божия за его преступления!

Народ кричит: «Фу!»

Генрих: Мы желаем его слушать?

Люди: Нет! Слава Императору! Слава!! Слава!!!

Генрих (солдатам): Стащить его с лобного места.

Солдаты стоят, неуверенные.

Генрих: Ах, так! (соскакивает с повозки, поднимается к послу). Или ты сейчас залезешь в повозку к многоуважаемому прелату, или я отхлещу тебя, как провинившегося монашка!

Посол: Вы мне не приказываете.

Генрих ударяет хлыстом, посол сбегает по ступенькам, догоняемый ударами. Народ ликует и всячески унижает посла.

Генрих: (лошади) Бедное животное, вези этих дьяволов прочь из моего города!

Ударяет лошадь, кучер еле успевает схватить вожжи. Повозка уезжает.

Люди: Ура!!! Слава Императору!

На Генриха сзади нападает стражник, пытается схватить, Генрих сбрасывает. Народ в ужасе молчит.

Генрих: Не бойтесь. Ваши сердца вернее ваших глаз: благородным мужам сложнее признать своего владыку. Но запомните: больше никогда не позволяйте нападать на своего короля сзади. (Солдатам) Идемте. Ведите меня в совет.

Народ провожает криками, идет следом.
6 сцена

Кулуары Городского Совета. Фон Сальмут и Шварценберг.

Фон Сальмут: И все же, лицо, голос, волосы – все говорит, что это он!

Шварценберг: Право, неприятная ситуация. Мы с радостью признаем в нем государя, но если это не он?! Мы окажемся предателями!

Фон Сальмут: А главное: если мы его не признаем, как мы сами ответим за то, что он отхлестал папского прелата?!

Шварценберг: Значит, будем признавать. Ты говоришь, что видел его – будем утверждать, что ты узнал его.

Фон Сальмут: Подожди, подожди, одну мою голову за все??

Шварценберг: Да, брось, кто стал бы тебя винить, что ты его не разглядел? Он говорит на 8 языках, как и Фридрих, он помнит все события наизусть, имена всех жен, всех детей и подданных. У него рыжие волосы, как у Фридриха. Шрам на лице. Родная мать бы не отличила! Он помнит день своей коронации – да все! Я его не видел, но меня уже убедили, что это он.

Фон Сальмут: Надо расспросить его получше про измену, о которой он говорит. Если Манфред – изменник, мы обретем сильного противника.