Реплика из зала:
– Я буду краткой. Мне кажется, то раздражение некоторое, которое возникло в аудитории, связано с тем, что очень ярко стали позиционировать родительскую и общественную позицию. Это объективный момент. Я председатель общественной организации «Ассоциация инновационного образования», это и профессиональное сообщество. Но вот, мне кажется, во внедрении стандарта, в разработке стандарта не хватает общественной составляющей. У нас стихийно разгорелось вот это общественное обсуждение, которое стало скандальным, по стандарту старшей школы, а теперь его нужно сделать организованным, для того, чтобы позицию родителей и общественности учесть. Потому что, ну, есть объективное такое противоречие в школе: дети – учителя, а вот родители и общественность, это те, которые разведут. Значит, что я хочу сказать еще, мы должны думать о детях с точки зрения взросления. Взросление детей происходит только в том случае, если мы даем им право выбора. Я познакомилась с финской системой образования в мае. Смотрите, у них 9-летка обязательная, а дальше суровый выбор: либо ты идешь в колледж, либо идешь в профтехобразование. Вот этот момент выбора взрослит детей. Мы своих детей искусственно замедляем во взрослении, это неправильная позиция. Я – мама двоих детей взрослых, ну, вот считаю, и всегда так поступала. Теперь, очень важно, чтобы была, конечно, вариативность, и чтобы было много выбора, чтобы были индивидуальные образовательные программы. Но я, как директор, понимаю, что стандарт старшей школы будет финансовоемким. Мне придется посчитать, а на сколько выборов у меня хватит денег, на сколько индивидуальных траекторий. Чтобы сэкономить ресурсы, сегодня это слово не звучало, надо делать сетевую организацию старшей школы. Вот смотрите, в Финляндии, маленький город – 100 тысяч, там все колледжи… а вот я учусь в одном колледже, но свою программу индивидуальную делаю с опорой на еще два-три соседних. Тогда мы экономим реальные средства. Я делаю длинную физику – соседи короткую, у меня искусство, у этих – другое. И когда говорим про сельскую школу, то же самое. Вариативность в отношениях, она сейчас у нас не очень популярна, но опыт огромный накоплен, есть партнеры школы. Вот если мы так пойдем, мы прорвемся к европейскому уровню старшей школы. Это мои предложения.
ВЕДУЩАЯ:
– Важно то, что у вас все написано, я хочу обратить внимание. Да, давайте поаплодируем, потому что так, вы знаете, было конструктивно. Вы мне очень понравились, вы, я смотрю, печатаете, да. Вы печатаете, чтобы нам, видимо, удобно было у вас сразу в печатном виде забрать. Я прошу прощения, мне очень много записок приходит, я уже не успеваю. «Авторы стандартов ввели множество терминов, понятий, непонятных (простите за каламбур) простому российскому учителю. Кто возьмет на себя роль ликвидатора тотальной безграмотности грамотных людей? Слишком много потеряем времени, пока каждый учитель сам дойдет до содержания того, что изобрели умные ученые. Не обижайтесь, пожалуйста, сталкиваюсь ежедневно». Александр Михайлович, у меня большая просьба, и ко всем панелистам, если вам не сложно, не очень длинно отвечать, потому что столько рук учительских, а мне надо до конца сегодняшней панели, чтобы все, кто подняли руки, все высказались.
АБРАМОВ А.М.:
– На эту записку я хочу ответить. Я, вы знаете, как Александр Григорьевич, не чужд романтизма, у меня тоже, как у профессионального математика, все-таки довольно развита фантазия, ну, и, кроме того, я художественную литературу люблю. Но при системе принятия государственных, тем более, решений, я думаю, что все-таки на первое место ставятся слова: ответственность и здравый смысл. О нарушениях здравого смысла. Понимаете, очень романтично, конечно, считать, что у нас нет вообще никаких программ, а примерные программы разрабатывают сами учителя. Есть один пример – Китайская Народная республика времен культурной революции. Там нужно было выплавить много металла, и в каждом дворе ставили печь. Результаты известны, пока Дэн Сяопин не пришел, ликвидации последствий не было. Здравый смысл по поводу эксперимента. Когда ничто не готово, нет этих примерных программ, а я знаю, встречался с живыми людьми, которые в начале года пишут те самые примерные программы, строчат. Это не их профессия. Вот к этому вопросу, кто должен писать учебник – ученые или учителя, ответ таков. Часто ругают один другого, это известная история. Учителя говорят: «Что эти самые академики-ученые, они ни черта в школе не понимают». А ученые говорят справедливо, что учитель занят, понимаете, писание и, так сказать, сочинение каких-то конструкций – это не его работа. Оптимальный вариант такой, когда собираются коллективы, объединяющие тех и других людей, умеющих работать вместе. Насчет эксперимента. Понимаете, известна история советской школы, я очень много по этому поводу знаю. Правило такое: все педагогические эксперименты заканчиваются фантастическим успехом, а соответствующие реформы – бешеным провалом. Вот когда сейчас запущен по неподготовленным стандартам эксперимент в особо крупных размерах, не готовы, нет подготовки учителей ни к программам, ни к учебникам и так далее, понимаете, это иначе, как авантюризмом, не назовешь. Еще один пример такого авантюризма. Мы плачем, что у нас неграмотные люди, но уверяю вас, что если за три-четыре часа изучения математики в начальной школе, когда там добавили еще и базу данных, и информатику, то они из начальной школы выйдут уже без таблицы умножения, после чего будет развиваться движение «Прощай, математика» в школе.
ВЕДУЩАЯ:
– Микрофон у кого в руках, встаньте, пожалуйста. Секундочку, если можно, я просто попросила, Сергей Волков скажет, потом я вам передам слово.
ВОЛКОВ С.В.:
– Нет, не стойте, лучше сядьте, потому что нас сюда посадили, и уж если посадили, так хоть сказать, чтобы не просто сидеть. Значит, у меня конкретное предложение. Мы, все-таки… жанр нашей сегодняшней встречи – это проводы, как в армию провожают, помните: «Родная мать провожала». Мы провожаем двух достойных людей, это Тину Канделаки и Алексея Венедиктова в комиссию по стандартам и должны их снарядить, значит, тем, что они там скажут и реализуют. У меня есть первая к ним такая просьба и поручение. Если стандарт – это договор между обществом, семьей и государством в сфере образования, то давайте он будет написан такими словами, которыми все договаривающиеся стороны все ясно поймут. Потому что если вы придете в банк и будете заключать договор на какие-нибудь банковские услуги, а потом вдруг выясните, что где-то на обороте мелким шрифтом под звездочкой номер 28 рассказано, что с вас снимут чудовищное количество процентов за что-нибудь, и вы ходите без штанов. И все же это было написано, ну что же вы так плохо читаете. Значит, давайте, раз договариваются в сфере образования семья, то есть дети, у меня конкретное предложение к Алексею. Значит, текст стандарта, который сделает ваша группа, проверьте на своем ребенке, если он его прочтет и поймет, значит, мы его можем принять. Дети тоже имеют право договориться о том, что их ждет в сфере образования, так же, как и взрослые. И, значит, дочь Тины Канделаки тоже пусть прочтет этот стандарт и его поймет. Причем, поймет…
ВЕДУЩАЯ:
– Сергей, я прошу прощения, извините, что врываюсь, вы не поверите, я то же самое ей сказала. Я попыталась дать ей прочитать проект закона, Сергей.
ВОЛКОВ С.В.:
– Вот, мы завтра будем обсуждать проект закона об образовании, 227 страниц чудовищного текста, который не может осилить даже профессионал, который здесь работает, не говоря уже о родителях, которые будут это читать. Значит, первое, давайте мы договоримся, государственные документы такого уровня пишутся нормальным русским языком. Мы не будем с вами устраивать вот этих дискуссий по поводу – русский язык и литература, или запятая – и литература. Как было написано в первом варианте стандарта: 40% объема занимают, там, предметы обязательные или, там, необязательные 60%, а потом выясняется, что мы объем часов меряем в часах, а разработчики стандартов в штуках. Потому что из 10 предметов 4 и 6, это 40 и 60 для них. А мы посчитали и часы разделили. Значит, чтобы у нас не было недопонимания на уровне слов русского языка, первое.
Второе, давайте мы, когда рисуем разные радужные перспективы нашего образования, не забывать о простых всяких реальностях. Значит, мы сравниваем школу, в которой все учились, невольно, и нынешнюю школу. Почему эффект открытого письма, которое я написал, что подписи, я не вру, продолжают идти до сих пор, хотя в феврале закончен их прием. Люди каждый день присылают подписи под это письмо, и они сопровождают эти подписи комментариями. Значит, отсекая матерные слова, скажу, что все примерно, от академиков до таксистов, а подписывают люди всех, вот просто всех вертикальных слоев общества, они говорят так: «Пусть мы неправильно читаем, пусть мы неправильно поняли, но мы увидели, что государство последовательно в образовании снижает планку, сужает горизонты». Каждый это видит на своем уровне, например, мы все с вами учились в школе, где был курс литературы, и мы знали, что на выходе мы должны написать сочинение в шесть страниц, объемный текст. Снимаем вопрос – списывали, не списывали, готовились, не готовились. Планка была такая – человек должен уметь написать связный, длинный, аргументированный текст по поводу другого связного, длинного, аргументированного текста. Теперь литературу отменили, как экзамен, на выходе в ЕГЭ 150 слов. Значит, планка выставляется на 150 слов. Вы понимаете, что весь уровень снижается сразу. В 9-м классе в ГИА надо связать 50 слов, чтобы получить «5», и еще стонут учителя, а не снизить ли до 30. Ну, тогда, значит, я, на бытовом уровне, гражданин, со мной пришли договариваться путем стандарта, понимаю, что раньше было много, а теперь мало. Раньше у меня было 17 предметов, не знаю, хорошо это или плохо, а сейчас будет 10. А если я хочу 11, а вдруг придется платить? Ну, тогда напишите в стандарте нормальным русским языком так, чтобы это мне было понятно, что не надо платить, а будет что-то другое, и у нас расцветет что-то в образовании. Скажите людям следующее, когда вы предлагаете в 9-м классе, как министр, сделать ЕГЭ по русскому языку. Что, когда мы с вами учились, в 5-м классе на русский язык и литературу было 9, 10, а то и 11 часов, а сейчас на эти же предметы (поправьте меня, если я неправ, директора) 2 часа литература во всех, с 5-го по 9-й класс, и 3 часа русского языка, начиная с 6-го. У нас количество часов уполовинилось. Почему у нас русский язык существует в старшей школе? Просто физически мы не успеваем этот предмет пройти за те годы, что мы проходили раньше. Те, кто в школе не работают, не могут нас понять, они говорят, подождите, мы учили русский язык и вы учите столько же лет. Лет-то столько, а часов-то в два раза меньше. Поэтому мы в 11-м и 10-м классе должны это учить. Мы с вами, почему против стандартов выступили, потому что мы понимаем эти внутренние механизмы. Нам говорят, пусть дети выбирают, отлично, у нас три 10-х класса, они все собрались, они выбрали, 5 человек то, этот то. Я как учитель спрашиваю, откроют профиль, если будет 5 человек, сколько я получу за урок, где будет сидеть 5 человек, потому что мне в другое ухо рассказывают, что моя зарплата будет зависеть от количества учеников, сидящих у меня в классе. И хорошо бы их было 40, а не…
ВЕДУЩАЯ:
– Если можно, чтобы было интерактивно, так же интересней, согласитесь, чем в монологах. Ответ на вопрос: «Считаете ли вы, что старшие школьники перегружены количеством предметов?» 59% присутствующих сказали – да, 41% – нет. Венедиктов, пожалуйста.
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– Послушайте, пожалуйста, вы же учитель. Четыре раза министр сказал: «Количество бесплатных часов в старшей школе – 37». Недельных. Четыре раза. 37 бесплатных недельных часов. Вот зачем вы сейчас вводите в заблуждение аудиторию?
Реплика из зала:
– Извините, пожалуйста, потому что слова даже министра и даже…
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– А вы на кого ссылаетесь?
Реплика из зала:
– Я ссылаюсь на документ.
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– Давайте на документ. Что в документе?
Реплика из зала:
– Давайте так, единственный документ, например, по Москве, существующий сейчас – это документ, подписанный господином (…) (00:58), о переходе 150 первых московских школ на эксперимент. Там сказано гениально, сначала сказано, в одном пункте, что учителя не потеряют в зарплате, потом сказано, что гарантируется 60%, а 40% – это стимулирующие. Следующий момент, я цитирую почти дословно этот документ.
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– Почти – это важно.
Реплика из зала:
– Извините, я несколько раз в разных газетных изданиях цитировал дословно. Так вот, дальше сказано, что три источника добывания этих стимулирующих, первый источник – это экономия на ЖКХ и на оплате коммунальных услуг, второй источник – это общая экономия Фонда оплаты труда по школе и третий источник – это платные образовательные услуги. После этого, последний пункт этого документа говорит, что государство гарантирует, что никто из учителей не будет иметь ниже минимального размера оплаты труда.
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– Я очень рад, что учителя из Санкт-Петербурга так пристально глядят в Москву, это радует, что вы знаете наши нормативные документы.
Реплика из зала:
– Он из Москвы.
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– А, вы московский? Да, замечательно. Извините ради бога. Я еще вам говорю, вы очень ловко ушли от ответа. Государство гарантирует школьнику, не вам – ученику, 37 недельных бюджетно-оплачиваемых часов! Точка. Вы говорили о количестве часов, которое оплачивает государство. Не вам. Еще раз повторяю – не вам, не учителям, подумайте о детях, 37 бесплатных часов. Здесь сидят члены рабочей группы по стандартам, я вам повторяю, 37 бесплатных недельных часов в старшей школе. А вот теперь, возникает вопрос – как их делить? Вот этот бухгалтерский подход, о котором вы говорите, извините ради бога, вы о зарплате, а я – о своем ребенке.
Реплика из зала:
– Извините…
ВЕНЕДИКТОВ А.А.:
– Не извиню! Вот мой ребенок пойдет в старшую школу, у него будут обязательные, предположим, три английских (34 осталось), три математики (31 осталось), три русского (28 осталось), три физкультуры… и я, как родитель, должен буду понимать, что мой ребенок учит в школе, если он выбрал физмат направление? Сколько у него будет физики? Как он будет готовиться? Вы говорите, это бухгалтерский подход, а я говорю – это родительский подход. Сколько будет естествознания, если будет естествознание? Какое должно быть соотношение? Вы проголосовали, 86%, чтобы был обязательный пакет предметов. У меня вопрос, как у родителя к вам, учителям: какой процент от 37 недельных часов, оплаченных бюджетом, вот этот обязательный пакет, независимо от того какое направление выберет мой ребенок, должен быть? 20%, 40%, 50%, 80% – вот что меня волнует. И второе, это, конечно, вот эти предметы межпредметные, которые конечно, дадут моему ребенку возможность видеть мир. Что это будут за предметы? Кто будет писать программы? Как это будет интегрироваться, если он физмат – одно, если он гуманитарий – другое. Вот, что нас, родителей, интересует. А вы мне говорите о Фонде заработной платы московских учителей!
Реплика из зала:
– Совершенно верно. В стандарте, извините, отдельный момент.
ВЕНЕДИКТОВ А.:
– Стандарта нет еще!
Реплика из зала:
– В том первом варианте стандарта было, к сожалению, был разрыв, было сказано, что ученик может выбирать от и до. Вот то самое «до» – это максимум о котором вы говорите. Если в стандарте будет прописано, что все будут получать 37 часов в неделю, но ведь этого не было! В том-то и дело, что было сказано «от и до» и это было названо максимумом.
ВЕДУЩАЯ:
– Это предложение? Давайте его на голосование поставим, можно?
Реплика из зала:
– Это не предложение, это теперь уже принято, насколько я понимаю.
ВЕДУЩАЯ:
– Хорошо, Александр Михайлович вам ответит, если можно.
КОНДАКОВ А.М.:
– Вы знаете, вот я здесь продолжу тему Алексея Венедиктова. Вот самое страшное, когда люди свято верят в то, что они говорят. Вот если вы возьмете, внимательно прочитаете стандарт, то вы только что продемонстрировали, что вы не читали действующего стандарта, где то же самое количество часов указано. Вы не цитируете документ, даже действующий. И второй момент, вы упомянули московский эксперимент. Скажите, пожалуйста, это эксперимент по чему? По введению стандарта или по введению нормативного финансирования новой системы оплаты труда? Вы вводите в заблуждение аудиторию, а вы – учитель права. И вы вводите в какое заблуждение еще классы, своих родителей, если вы позволяете здесь, в профессионально аудитории, где люди знают, о чем они говорят, подобного рода утверждения.
ВЕДУЩАЯ:
– Если можно, Сергею Волкову включите микрофон.
ВОЛКОВ С.В.:
– Я участвую в дискуссиях по стандарту не первый раз. И положил значительную часть своего здоровья в феврале и в марте этого года, написав открытое письмо и, в том числе, сталкиваясь с разработчиками. Александр Михайлович, мне категорически не нравится ваш тон разговора. Вы учите сейчас учителей, которых сюда собрали, чтобы услышать их, причем, шельмуя, учите их жизни. Вы сказали фразу, что этот учитель виноват в том, что он свято верит в то, что он говорит. Мне страшны люди, которые не верят в то, что они говорят. Я за вашими действиями вижу человека, который в глубине не верит в то, что он говорит. Мне не нравится тон Венедиктова, которого я глубоко уважаю. Я вижу, что из нашей полемики по стандартам вырастает базар.
КОНДАКОВ А.М.:
– Поэтому я, например, считаю, что то, что произошло со стандартом старшей ступени школы… Вот Сергей говорит, там сократился, я, правда, хотел бы понять, где он сократился. Там кегль поменяли, размер шрифта поменяли, и он немножко изменился. Ну, маленькие нюансы. Вы знаете, ведь стандарт разрабатывался в зоне очень широкого общественного обсуждения. Здесь, наверное, сидят люди, которые помнят эксперименты по новому содержанию исторического образования, по основам религиозных культур, светской этики, по многим другим направлениям, которые ушли. Мы в академии образовании создали поликонфессиональную рабочую группу, которая согласовывала все основные положения и стандарты. Это были национальные территории. Вот сегодня мы вспоминали, как мы в Чеченскую республику ездили. Это сотни обсуждений, в том числе с родительской общественностью. Стандарт старшей школы, если честно, то здесь для меня лично как для руководителя разработки была одна большая проблема: как и вся страна, я узнал о том, что его нужно сдать до конца 2010 года, из выступления президента на открытии года учителя. Мы планировали стандарт старшей школы делать в 2011 году. Но, как обычно, было указание, мы его выполнили. И он тоже очень широко обсуждался. Я помню, например, встречу в Татарстане, в Казани. Если здесь есть представители Татарстана… Кстати, вот Альберт Харисович Гильмутдинов здесь был полдня. Директора школ и гимназий сказали: «Подождите, а чего нового? Мы так и работаем, просто стандарт дает возможность нам работать честно. И сегодня кто-то из директоров сказал точно так же. То, что стандарт пошел на доработку, я к этому отношусь очень позитивно, очень позитивно. Потому что самое страшное, вы что думаете, для меня как для руководителя группы разработки идеал – это чтобы он был введен? Да нет, конечно. И я уверен, что та работа, которая сейчас будет проведена той группой, куда входит и Алексей Венедиктов, и Тина Канделаки и другие, и Александр Григорьевич Асмолов, которые работают под руководством Михаила Валентиновича Ковальчука, я уверен, что от этого он изменится наверняка. Для меня единственная озабоченность – преемственность начальной основной старшей школой. Все. Вот другой озабоченности для меня как для разработчика нет. Спасибо.
АСМОЛОВ А.Г.:
– И вы абсолютно правы. Есть противоречия, когда ставится этот вопрос. Если мы приняли в идеологии Выготского и Давыдова стандарт начальной, стандарт основной, и если мы свалимся в зуновскую идеологию минимума со стандартом старшей, мы проиграем исторически и вместо инновационных стандартов дадим консервативные стандарты. Но это нормальная реакция общества. И мы должны четко принять изменения. Первый уровень – базовый, второй – профильный, и лишь третий, самый сложный, – интегрированный. Если мы эту логику сегодня примем в стандартах, которая возникает благодаря нашей дискуссии, тогда мы выиграем и сохраним преемственность, о которой шла речь.
ВЕДУЩАЯ:
– Спасибо, Александр Григорьевич. Пожалуйста, Алексей Алексеевич.
ВЕНЕДИКТОВ А.А:
– Спасибо большое. Я рискую навлечь на себя новое раздражение. Хочу сказать, что я вынужден уйти, мне надо с ребенком сидеть, его тетрадки смотреть. Я хочу сказать, что Сергей Волков абсолютно прав. И в данном случае в этой рабочей группе я представляю, скорее, родителя. Потому что все равно, что бы вы мне здесь ни говорили, как ни просили бы меня уйти, ни захлопывали, ни зашикали, я все равно все, что я делаю, я делаю для своего ребенка, и так же, как вы делаете для своего ребенка. Не для абстрактных детей, не для абстрактных учителей. Вот эта рабочая группа, в которую мы входим и тратим свое свободное время, замечу я, просто так, мы понимаем, что мы это делаем для своих детей. И когда я ссылаюсь на своего ребенка, я говорю о том, что я знаю, не на мифического мальчика или девочку, не на какую-то массу детей – «давайте думать о детях». Давайте думать каждый о своем ребенке, и в результате эта масса получится. Теперь Сергей. Абсолютно прав, стандарты, на мой взгляд, и это мой подход, и я повторю то, что в рабочей группе, то, что я говорю здесь, это действительно договор между государством, между учительской общественностью и родительской, то есть детьми. И поэтому уж не знаю, как десятилетние дети, но родители должны понимать, чему их дети должны учиться. Это должно быть написано хорошим русским языком. Это раз. И это первое и главное, что я здесь услышал и с чем я ухожу. Я думаю, Александр Михайлович не будет сильно меня пинать, потому что я на него наезжал больше, чем Волков, за тот язык, которым были написаны те стандарты. Извините. И Сергей Волков это знает. Вторая история – все равно я не получил ответа по моему бухгалтерскому подходу, потому что для меня совершенно неочевидно, что такое старшая школа, и чему она должна готовить в XXI веке. Вот посмотрите сами, когда я работал… Я сейчас не смогу работать учителем в школе, я потерял квалификацию, хотя я ушел из школы десять лет назад, но я понимаю, что за эти десять лет профессия учителя просто полностью сменилась. Если я для своих детей, я имею в виду учеников, был источником информации, там грек, персидский воин, я тоже историк, французская революция, которую в те же 13 лет, извините, они у нас учили или в 14. Ну, как нет? Да. Ну, французская в восьмом, я учил в восьмом, во всяком случае, детей, не помню, по какой программе. Дальше. Понимаете, дети растут, мир огромный, источников информации огромное число, они посмотрят какой-нибудь фильм «Тюдоры», сериал, а я не посмотрю, и они мне будут рассказывать, как Тюдоры жили, а я просто не успею, их много детей, они по компьютерам, по телевизору и так далее. То есть сменилась профессия. На мой взгляд, снаружи, сменилась профессия. Мы называем учителем не то, что мы называли учителем 20 лет назад. И там я детям говорил: «Дети, греки хорошие, персы плохие», или наоборот, не важно. И дети говорили: «All right». Сейчас дети говорят: «А мы посмотрели «300 спартанцев», знаете, Алексей Алексеевич, у вас что-то там не то». Это самый главный вызов, на мой взгляд, который сейчас имеет учитель. Потому что мир глобален, мир огромен, источников информации много. И тогда, я к чему веду, начальные стандарты приняли, почему-то не было таких дискуссий, хотя мне казалось бы, что когда маленький ребенок, мы вам отдаем, вот это должно вызвать… Средняя базовая школа – тоже никаких особых дискуссий нет. И это, на самом деле, основная школа, где нет мотиваций, где проблемы. И вот мы подошли к девятому классу. Извините, ради Бога, моему еще шагать и шагать. Но я-то об этом думаю, и вы об этом думаете. А что в девятом-десятом или в десятом-одиннадцатом, извините ради Бога, ну, понятно, в старшей школе, чем должен закончиться девятый класс? Вот чем должно закончиться базовое образование? И затем прыжок. И чему будут учить детей в старшей школе? А, по-моему, об этом вообще разговора нет. Мы будем говорить о программе, что здесь мы вот английский учили так, а здесь мы будем так? Ну, наверное, о программе тоже. Но вот когда мы сядем и раскинем документы о стандартах, я буду сидеть, честно говоря, как бывший историк, хотя так же, как чекистов, бывших историков не бывает, и буду думать: «Мама родная, Россия в мире». Ну, можно придраться к названию, мне не нравится, я сказал Александру Михайловичу, я вообще не понимаю, что это за курс. Но я понимаю, что ребенок, вышедший из старшей школы, должен в этом мире как-то ориентироваться, вот в мире и своем патриотизме настоящем, а не наносном. А как это написать, чтобы каждый учитель, не только в «Умной школе», извините меня, и не только в хорошей сельской школе малокомплектной, а в любой школе смог это преподавать? И где взять этих учителей? И самое последние. Извините ради Бога, долго говорю. В этом году школу окончило, среднюю школу, писали ЕГЭ, я могу сказать, 760 тысяч человек. Вот нам говорят: «Давайте отложим». Давайте. А в следующем году 760 тысяч, они чему будут учиться? И как они будут сдавать? А через год еще 700 тысяч, а через год еще 800 тысяч. И вот мы давайте откладывать, давайте откладывать. А дети ничего, вот реально ничего такого прицеленного, то, что мы придумали, чтобы они чувствовали себя в будущем мире хорошо, не знают. Поэтому я, например, считаю и принимаю на прошлой дискуссии, и мы передадим это и в министерство, я вам честно скажу, там у нас, наверное, будет встреча, у главных редакторов, я еще в этой маске, встреча с президентом. Я и скажу, что в этой комиссии должны быть и учителя-практики. Я считаю, что не должны таксисты писать закон о такси, извините, как было сказано. Но то, что там точно не хватает учителей, которые могут задать хотя бы вопрос: «Вы что нам пишите? Мы вообще как это будем делать-то? Вы что нам нарисовали? Ребята, это не работает. То есть на бумажке работает, а так вот не работает, потому что у меня в классе 25 детей, из них 3 с дислексией, 3 гения и дальше вот так». Конечно, не надо торопиться, к этим стандартам надо… Я так понимаю, что они у нас на 2013 год, да? На 2013 год. Я сейчас кого-то обижу. Знаете, я должен был ехать тогда в Адыгею с президентом на августовский педсовет, я не поехал, но я посмотрел по телевизору полностью по каналу. Он говорит: «Какие вопросы к учителям? Вопросы?» Ни одного. Вы послушайте меня, ни одного вопроса. Что меня обидело? Я прошу… Да, обиделся. Потому что говорю: «Дайте предложение». Вот мы с Тиной пойдем, нам ничего, собственно, не надо, мы пойдем, дайте предложения. Вот сказал Сергей, вот вы сказали, слушайте, дайте предложение. Вот сейчас уйду, вот Тина все будет писать, вот вы сказали. Можно все ей оставить? Потому что если там нет практиков, мы от вас там идем, потому что мы родители. Извините ради Бога, меня жена убьет.
Достарыңызбен бөлісу: |