Глава 23 ПОСЛЕДНИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ

В середине 1960-х годов, когда успех пластинки "Hello, Dolly" сделал Армстронга самым популярным эстрадным артистом Америки, его здоровье начало ухудшаться. Несмотря на то что всю жизнь Луи работал, что называется, на износ, долгое время он оставался удивительно здоровым человеком. Никогда особенно не злоупотребляя спиртными напитками, Армстронг нередко, особенно в молодости, любил крепко выпить. Перед едой, а также после окончания рабочего дня он обязательно "пропускал" одну-две рюмки виски. Луи всегда много курил, а с конца 1920-х годов ежедневно выкуривал сигарету с марихуаной.

Поистине убийственной была его диета. В детстве Армстронг привык к простой пище бедняков южных штатов, состоявшей главным образом из риса, бобов, сосисок, свинины и жирного бекона. Впоследствии он мог позволить себе питаться гораздо лучше, а главное, правильнее, но привычка оказалась сильнее. Луи оценил и очень полюбил китайскую кухню, однако, как свидетельствует Люсилл, так и не перешел со свинины на говядину. Продукты, которым он отдавал предпочтение, содержали избыток углеводов, холестерина и, что хуже всего, соли. Кроме того, он постоянно переедал и почти всю жизнь страдал от избытка веса, на пятьдесят-шестьдесят фунтов превышавшего норму. Это очень много для человека его роста. Время от времени Армстронг садился на строгую диету и сбрасывал излишки, но потом снова набрасывался на еду, быстро восстанавливая прежний вес.

Несмотря на советы врачей, Армстронг так и не научился питаться правильно, избегать вредных для него (прежде всего чрезмерно соленых) продуктов. Всю жизнь он полагался в основном на лечение домашними средствами. Когда-то Мэйенн сказала сыну, что главное — соблюдать чистоту тела, как снаружи, так и внутри. Луи непоколебимо верил в это и считал, что совершенно неважно, какие блюда он ест. Главное — следить за кишечником. Он всегда употреблял массу лекарств, особенно всевозможных трав, которые горячо и настойчиво рекомендовал всем своим друзьям и знакомым.

Конечно, человеку, постоянно разъезжающему с места на место, очень трудно организовать правильное питание. Ко времени окончания выступлений Луи все рестораны оказывались уже закрытыми, и часто ему приходилось ужинать во второразрядных закусочных. А во многих маленьких городках, куда он приезжал на гастроли, не было даже и этого. Правда, с 1950 года при Армстронге постоянно находился личный камердинер, единственной обязанностью которого было заботиться о своем хозяине. Он вполне мог бы следить за питанием Армстронга, но не делал этого, поскольку тот не удосужился дать на этот счет никаких указаний: Луи категорически отказывался верить всему тому, что говорили ему врачи.

Очень истощали организм Армстронга так называемые одноразовые выступления, когда во время гастрольной поездки в каждом городе давался всего лишь один концерт, после чего группа сразу же отправлялась дальше. Глейзер нанял для своего подопечного специальный автомобиль, чтобы тот мог немного расслабиться в дороге. Но Луи стеснялся им пользоваться и предпочитал ездить со всеми вместе в автобусе, оставляя лимузин для других. Хорошо еще, что с годами у него выработалась привычка мгновенно засыпать в любом положении. Сон урывками, на ходу, часы, проведенные в автобусе, поезде и самолете, нерегулярное питание, постоянная смена часовых поясов — все это легло тяжелым бременем на здоровье Армстронга.

Постоянные гастроли изнурительны даже для молодого артиста, хотя и вызывают у него, как правило, подъем настроения и даже энтузиазм. Армстронгу в середине 1950-х годов шел шестой десяток. Двадцать пять лет он провел в непрерывных разъездах. Ему нравилось дать концерт и сразу же спешить дальше. "Одноразовые выступления не так уж плохи, — говорил он в 1957 году музыковеду Дэвиду Халберстаму. — Я соглашаюсь на них, потому что люблю музыку." Мне было бы нетрудно найти постоянную работу в самом Нью-Йорке, но я легок на подъем, и к тому же лучшая публика — в провинции. А мне нужна публика, я хочу слышать ее аплодисменты... Я музыкант, и мое дело — играть" ¹. Как видно из его слов, Луи любил гастроли. За долгие годы своей творческой карьеры он привык к ним. Тем не менее они сильно его изматывали.

¹ "Reporter", May 2, 1957.

Армстронг страдал хроническим диабетом, правда, в не очень острой форме, и бронхитом, который он, скорее всего, приобрел, ежедневно вдыхая прокуренный воздух танцзалов, кабаре и кинотеатров. Если не считать заболеваний губы и гортани, Луи до шестидесяти лет отличался завидным здоровьем, и это несмотря на тот изнуряющий образ жизни, который ему приходилось вести. Больше всего беспокойств ему причиняли приступы язвы, открывшейся у него в 1947 году. Три года спустя она настолько обострилась, что стоял вопрос об операции. Однако с этим недугом удалось справиться.

Впервые Армстронг серьезно заболел, когда ему было уже за шестьдесят, 22 июня 1959 года он прибыл в Италию, где предстояло выступление на музыкальном фестивале в Сполето. К счастью, в те годы Луи старался никуда не выезжать без своего врача Александра Шиффа. Доктор Шифф в течение многих лет работал врачом комиссии по боксу штата Нью-Йорк. Там он познакомился, а затем и подружился с Глейзером, который увлекался этим видом спорта. В конце 1950-х годов Люсилл стала опасаться, что во время зарубежных гастролей Луи или кто-то из его оркестрантов могут внезапно заболеть и рядом с ними не окажется врача, который бы говорил по-английски и имел при себе новейшие лекарства. Она попросила Глейзера найти подходящего врача, и тот пригласил Шиффа, поскольку он по роду работы мог надолго отлучаться из Нью-Йорка. С тех пор и до конца своей жизни Армстронг ездил повсюду только с Шиффом, который стал важным членом его группы. Примерно в три-четыре часа утра камердинер Паг разбудил доктора, сообщив ему, что Армстронгу плохо. Войдя в комнату, Шифф увидел Луи, стоявшего на коленях перед кроватью. Казалось, он молится. Его легкие были забиты мокротой, ноги распухли. Шифф немедленно повез Армстронга в местную больницу. В машине Луи, который находился в полном сознании, пытался возражать: "Не знаю, зачем вы меня тащите в больницу. Со мной все в порядке".

На самом деле состояние Армстронга было очень тяжелым: у него оказался сильнейший сердечный приступ. Правильный диагноз поставили не сразу. Шифф полагал, а может быть, просто надеялся, что Луи подхватил респираторную инфекцию. В больнице он нашел для него медсестру, знавшую английский, и записал в истории болезни, что у больного аллергия на пенициллин. Проведя день в больнице, он вернулся на ночь в гостиницу и лег спать. Вскоре его разбудил звонок, и ему сообщили, что у Армстронга поднялась температура. Он быстро оделся и помчался в больницу. Шифф вошел в палату в тот самый момент, когда медсестра готовилась сделать Луи укол... пенициллина. Быстрым движением он выхватил у нее ампулу и швырнул ее на пол.

Газеты всего мира опубликовали на первых полосах известие о болезни "Сэчмо". Репортеры брали штурмом здание больницы, набрасывались на медсестер и телефонисток, пытаясь получить сведения о больном. Некоторые органы печати сообщили, что у Луи сердечный приступ и что он находится при смерти. Шифф немедленно опроверг это сообщение, безапелляционно заявив, что у его пациента — пневмония. Он знал, что владельцы клубов не хотят приглашать артистов, которые в любой момент могут скончаться прямо на сцене, да и публика тоже платит деньги не для того, чтобы стать свидетелем агонии. И все же, как показала кардиограмма, это, безусловно, был сердечный приступ.

В больницу хлынул целый поток писем и телеграмм от глав государств, простых поклонников джаза с пожеланиями скорейшего выздоровления. Репортеры сновали взад и вперед по черным лестницам, готовые на все, чтобы выяснить, в каком же состоянии находится Армстронг на самом деле. Характерно, что сам больной требовал скорейшей выписки. 29 июня, пролежав в постели всего неделю, он вышел из больницы. Несмотря на предупреждения врачей, Луи в тот же день отправился в римский ночной клуб, где оставался до утра, пел, пил и вообще всячески веселился. А на следующий день он, как ни в чем не бывало, вылетел в Соединенные Штаты, где было запланировано его выступление на стадионе во время грандиозного джазового праздника. Организаторы праздника, конечно же, никак не ожидали, что Луи сможет принять в нем участие, и постарались найти ему замену. Ко всеобщему удивлению, в конце концерта на сцене появился встреченный бурей оваций "Сэчмо" и в течение пятнадцати минут играл дуэт вместе с известным трубачом Джонни Дэнквортом. И это всего десять дней спустя после сильнейшего сердечного приступа. Поразительное безрассудство.

Случившийся в Сполето приступ подкосил Армстронга. Полностью он так и не оправился. Его кардиолог Гарри Зуккер прописал Луи мочегонные средства, посадил на бессолевую диету, добился снижения веса своего пациента. Но Армстронг не очень-то строго соблюдал назначенный ему режим, вел себя слишком вольно. Тем не менее в течение последующих нескольких лет он чувствовал себя относительно неплохо и был в состоянии продолжать концертную деятельность. Казалось, все шло нормально, но это было лишь видимое благополучие.

Начиная с середины 1960-х годов Армстронг становится хроническим сердечным больным. Перебои в работе сердца вызывали у него одышку, ему стало трудно играть на трубе, хотя он и пытался время от времени выходить на сцену. Вскоре Луи пришлось изменить и манеру пения, сокращая отдельные фразы, чтобы в промежутках между ними успеть сделать быстрый вдох. Но состояние его все ухудшалось, и в сентябре 1968 года Шифф снова привел Луи к Зуккеру. Армстронг был совершенно опухшим, он с трудом дышал. Зуккер поставил диагноз — сердечная недостаточность — и предложил больному немедленно лечь в больницу. Но тот категорически отказался даже выслушать своего врача. "Он чуть ли не бегом выскочил из моего кабинета", — рассказывал впоследствии Зуккер.

По его словам, подобным образом реагируют многие люди, когда сталкиваются с фактом неизбежности смерти. Отказываясь верить в это, они настойчиво пытаются продолжать прежний образ жизни. Армстронг был настолько потрясен свалившейся на него бедой, что на целых две недели вообще исчез. Никто не знает, где он находился все это время. Подозревают, что Луи провел его в Гарлеме среди простых людей, его старых поклонников, которые восторгались им еще в 1930-е годы и видели в нем героя. Среди них он всегда чувствовал себя легко и непринужденно. Луи любил поесть с ними простой пищи, сыграть в азартные игры. Но теперь все это было ему уже не под силу. Он вернулся чуть живой и настолько опухший, что с трудом мог натянуть на ноги ботинки. Напуганный Луи сам направился в клинику Зуккера и робко, с раскаянием на лице вошел в его кабинет. Зуккер немедленно положил его в больницу. Выяснилось, что ослабленное сердце подавало недостаточно крови в почки, и те оказались не в состоянии удалять накапливавшуюся в организме жидкость. После интенсивного курса лечения мочегонными средствами состояние здоровья Армстронга заметно улучшилось. "Тогда-то Луи, наконец, понял, что должен соблюдать осторожность, — вспоминает Зуккер. — С тех пор он являлся ко мне по первому зову. Армстронг держался со мной очень дружелюбно, вел себя разумно. Настроен он был, я бы сказал, философски, любил рассказывать о своей молодости. Мы часто говорили с ним о прошлом, вспоминали прожитые годы".

И все-таки Луи по-прежнему позволял себе отступления от предписанной врачом диеты, и в феврале 1969 года в связи с ухудшением состояния сердца и почек ему снова пришлось лечь в больницу. "Армстронг категорически заявил, что для него нет ничего важнее музыки, — рассказывает Зуккер, — что, если он не сможет играть, жизнь потеряет для него всякий смысл".

Для Армстронга так важны были выступления, что ради них он готов был пожертвовать даже своей жизнью. Какой же необыкновенной силой духа должен обладать человек, чтобы так вести себя в подобной ситуации! Казалось бы, чего ему не хватало. Луи были оказаны все почести, какие только может получить артист. Он оставил неизгладимый след в искусстве. Его творческие достижения стали вехой в истории джазовой музыки. Не только в США, но и во всем мире лишь немногие артисты эстрады могли соперничать с Армстронгом в популярности у публики. Президенты и короли давали обеды в его честь. Еще в 1929 году музыканты Нью-Йорка торжественно вручили ему часы с надписью "величайшему трубачу мира". С тех пор его буквально засыпали подарками и наградами. Но Луи всего этого казалось мало. Ему всегда не хватало еще одного ангажемента, еще одного зала, еще одного взрыва аплодисментов.

Пока Армстронг лежал в больнице, Глейзер пришел к выводу, что необходимо либо резко сократить намеченную программу его выступлений, либо вообще предложить ему уйти на покой. Сам он не решался сказать об этом своему подопечному и обратился за помощью к пользовавшемуся всеобщим уважением в шоу-бизнесе Корку О'Кифу. "Если я приду с этим к Армстронгу,— объяснял свою просьбу Глейзер, — то не выдержу и расплачусь, да и Луи тоже будет лить горькие слезы". О'Киф, который должен был срочно уехать на Западное побережье, попросил на несколько дней отложить этот разговор. Тогда Глейзер решил, не откладывая дело в долгий ящик, сам сходить на следующий день к Луи. Но визиту не суждено было состояться — Глейзера хватил сильнейший удар. Смотритель здания нашел Джо в лифте. В полубессознательном состоянии он ездил вверх и вниз между этажами. Его срочно доставили в ту же больницу, где находился на излечении Армстронг.

Поскольку Глейзер был без сознания, врачи и Люсилл решили ничего не говорить Луи о случившемся, но тот каким-то образом узнал об этом и потребовал, чтобы его отвезли к нему на каталке. Вернулся он потрясенный. "Джо меня даже не узнал", — сказал он жене. Четвертого июля 1969 года, не приходя в сознание, Джо Глейзер скончался.

После Глейзера осталась организованная им фирма, которая продолжала вести дела различных артистов эстрады, в том числе и Армстронга. Иногда говорят, что Джо неплохо заработал на своем подопечном. Как уверял вице-президент фирмы и ее казначей Дэйв Голд, Глейзер брал с Армстронга за посредничество общепринятые пятнадцать процентов от общего дохода. Остальное, по его словам, перечислялось на личный счет Луи в банке, с которого затем оплачивались все расходы, включая стоимость переездов оркестра, налоги, погашение займа, сделанного во время покупки Армстронгом дома в Нью-Йорке, личные расходы Луи и Люсилл и так далее. Часть получаемых денег Глейзер клал на сберегательный счет в банке, и после его смерти они перешли к Армстронгу.

Несколько иначе рисует денежные отношения между Луи и его менеджером Люсилл, которая говорит, что Глейзер оставлял себе не пятнадцать, а пятьдесят процентов дохода. Причем она считает, что это вполне справедливая доля отчисления, поскольку Джо не только обеспечивал оркестр, но делал для Армстронга многое и многое другое. Некоторые полагают, что Глейзер забирал себе эти пятьдесят процентов в добавление к обычным пятнадцати. Лично мне кажется — но это не больше чем мое предположение, — что в начале их сотрудничества Джо старался платить Армстронгу как можно меньше и все, что оставалось после расчета с оркестрантами, клал себе в карман. Никакой системы тогда еще не существовало, и все расчеты велись наличными деньгами. Антрепренер того заведения, где предстояло выступать Армстронгу и его оркестру, платил аванс в заранее согласованных размерах, а после концерта Глейзер или его помощники забирали все остальные причитающиеся им деньги. Если посещаемость оказывалась низкой, сумма выплат соответственно уменьшалась. Никто не вел никакого учета. Налоги не выплачивались. Луи не имел ни малейшего представления о том, сколько зарабатывают он и его коллеги-музыканты. Армстронгу, да и большинству других руководителей негритянских ансамблей было трудно в ту пору требовать регулярной финансовой отчетности от белого "босса". Трудно поверить, что Глейзер ни разу этим не воспользовался. Однако со временем между менеджером и его подопечным помимо чисто деловых отношений возникла взаимная человеческая симпатия. Кроме того, по мере развития шоу-бизнеса он обзаводился собственным юристами и бухгалтерами. Вот тогда финансовые дела Армстронга, возможно, стали более или менее упорядоченными, а Глейзер начал получать за свои услуги столько, сколько ему действительно было положено. Впрочем, это всего лишь мои предположения.

Смерть Глейзера потрясла Армстронга. Нельзя сказать, чтобы они были очень уж близкими друзьями, но за те тридцать с лишним лет, которые Джо опекал Луи, они очень привязались друг к другу и каждый занял важное место в жизни другого. Однако, потеряв Глейзера, Армстронг не потерял надежды вернуться на сцену. Весной, после выхода из больницы, он, немного окрепнув, начал договариваться о новых концертах. Теперь ему приходилось все время соразмерять свои желания с физическими возможностями. Армстронгу постоянно не хватало дыхания, и он не мог играть слишком долго. Ему было трудно петь, и он то и дело переходил на речитатив. Луи жил под угрозой смерти и знал об этом. И все равно Армстронг буквально очаровывал публику. Казалось, он обладал какой-то неведомой волшебной силой. В честь его семидесятилетия в Голливуде состоялся грандиозный прием, на котором присутствовали шесть тысяч семьсот гостей. По специальному заказу изготовили праздничный торт высотой двенадцать футов. Юбиляр чувствовал себя неважно, беспокоили почки, но, несмотря на это, он спел "Sleepy Time Down South", "Blueberry Hill" и "Hello, Dolly". Поклонникам, подарившим ему плетеную качалку, Луи сказал, что он "не настолько уж стар", чтобы проводить время в кресле. Он шутил и дурачился от души и остался очень доволен вечером.

В начале 1971 года здоровье Армстронга снова ухудшилось. Доктор Зуккер предложил ему опять лечь в больницу, но Луи отказался. У него был ангажемент на двухнедельные выступления в отеле "Астория", которые он не хотел отменять. Трудно понять, почему Армстронг так дорожил этими концертами. Ему не раз приходилось выступать на ведущих сценах. Во всяком случае, все отнеслись бы с полным пониманием, если бы он аннулировал свой договор. Но ненасытная страсть к музыке и овациям гнала его на эстраду.

За две недели до первого концерта Армстронг пришел к Зуккеру. Даже сидя в кресле, он дышал с трудом. Вот что рассказывал впоследствии об этом сам доктор: «"Луи, вы можете замертво упасть во время концерта", — сказал я ему. "Меня это совершенно не волнует", — ответил Армстронг. Он был в каком-то странном, я бы сказал, отрешенном состоянии. "Доктор, как вы не понимаете? Я живу для того, чтобы дуть в трубу. Моя душа требует этого. — Какое-то время он задумчиво молчал, а потом начал делать движения, как если бы держал в руках инструмент. — Вы же знаете, что у меня ангажемент. Публика ждет меня. Я должен выйти на сцену. Я не имею права не сделать это"».

В конце концов решили, что Армстронг вместе с Люсилл снимет номер в гостинице, где предстояли его выступления, и будет выходить из него только на время концерта. Договорились также, что сразу же после окончания срока контракта Луи немедленно ляжет в больницу.

На первом концерте присутствовали некоторые из сотрудников фирмы Глейзера, и в том числе Джо Салли, который в свое время помог Армстронгу получить несколько ангажементов. В зале Салли заметил телевизионного обозревателя, постоянно комментировавшего выступления Луи. После окончания концерта он вместе с журналистом прошел в уборную Армстронга, чтобы послушать предстоящий репортаж.

По словам Салли, обозреватель в своей телепрограмме "буквально смешал Луи с дерьмом". Молча выслушав, потрясенный Армстронг в смятении обернулся к нему со словами: "Послушай, Джо! Ты ведь все равно будешь меня ангажировать, правда?" Бедный Армстронг! После всех оказанных ему почестей, сделав пластинки, признанные лучшими записями года, после выступлений перед коронованными особами, имея столько наград и призов, после тысяч статей о нем в газетах, иллюстрированных очерков в журналах "Лайф" и "Тайм" и материалов в специализированных музыкальных изданиях, он — снявшийся в нескольких десятках фильмов, участвовавший в огромном количестве теле- и радиопрограмм, он — великий "Сэчмо" — так мало себя ценил и был настолько невысокого о себе мнения, что легковесный комментарий, сделанный наспех никому не известным журналистом, о котором уже через пять минут абсолютно все забудут, поверг его в отчаяние. Как все это было грустно, даже трагично, потому что Армстронг действительно чувствовал себя убитым этой бестактной выходкой. Раны, нанесенные ему жизнью в детстве, так никогда и не зажили. На склоне лет они так же кровоточили и причиняли боль, как и в юные годы.

Увы! Это были последние концерты Армстронга. Закончив выступления в "Астории", он сразу же вновь ложится в больницу, где через некоторое время Зуккеру удается привести его здоровье в относительный порядок. 5 мая Луи выписывается домой. Он чувствует себя несколько лучше, хотя по-прежнему ощущает слабость в ногах. По словам Зуккера, его пациент не выздоровел, он всего лишь остался живым.

Но сам Армстронг считал, что наступило улучшение, и рвался снова на сцену. 5 июля он попросил Александра Шиффа собрать его оркестр для репетиции. Ранним утром следующего дня Люсилл проснулась от ощущения, что с Луи что-то происходит. Она немедленно вызвала Зуккера. Тот вместе с Шиффом сразу же помчался по тихим в этот час улицам Нью-Йорка к дому Армстронга. Когда они приехали, Луи был уже мертв. Сердечная недостаточность привела к отказу почек.

Кончина Армстронга не была неожиданностью для Люсилл, и благодаря этому ей удалось сохранить в этот тяжелый момент присутствие духа. Помогало ей еще и то, что все последующие дни она была очень занята. Смерть ее мужа вызвала настоящий поток самых искренних, глубоких соболезнований. Многие газеты не только США, но и других стран поместили на первой полосе сообщение о его кончине. В заявлении, сделанном президентом Никсоном, говорилось: "Госпожа Никсон и я разделяем горе миллионов американцев в связи со смертью Луи Армстронга. Он был одним из творцов американского искусства. Человек яркой индивидуальности, Армстронг завоевал всемирную известность. Его блестящий талант и благородство обогатили нашу духовную жизнь, сделали ее более насыщенной" ¹. "Даун-бит" опубликовала некролог, озаглавленный "Кончина одного из величайших людей XX века". Многие ведущие газеты мира, в том числе русская газета "Известия", поместили статьи, посвященные Армстронгу.

Похороны транслировались по телевидению на все Соединенные Штаты. Восьмого июля тело было выставлено для торжественного прощания в учебном манеже Национальной гвардии, предоставленном для этих целей по личному распоряжению президента. Двадцать пять тысяч человек прошли мимо гроба. Отпевание состоялось на следующий день в небольшой церкви, находящейся в округе Корона. Армстронг никогда не отличался особой религиозностью, но он просил, чтобы церемония похорон происходила именно там. Похороны прошли очень торжественно, с участием многих известных деятелей. Их присутствие было лестным, но многие из них не имели никакого отношения к Армстронгу и при жизни Луи, даже в дни расцвета его славы, не пустили бы его на порог своего дома. Среди провожавших покойного в последний путь были губернатор штата Нельсон Рокфеллер, мэр Нью-Йорка Джон Линдси. Гроб несли "Бинг" Кросби, который ни разу так и не пригласил к себе Луи, Фрэнк Синатра, Элла Фицджералд, "Диззи" Гиллеспи и другие. С прощальной речью выступил джазовый пианист Билли Тэйлор. Пегги Ли спела молитву. Надгробное слово произнес ведущий радио- и телевизионных программ Фред Роббинс.

Армстронг знал всех этих артистов. Со многими из них время от времени ему приходилось выступать, но, пожалуй, это были не те люди, которые по-настоящему любили Луи за душевные качества, так ярко проявлявшиеся в его творчестве. Отпевание было очень простым и по просьбе Люсилл прошло без музыки, хотя и говорили, что Армстронг высказывал пожелание, чтобы на его похоронах играл новоорлеанский джаз-бэнд. Он таки играл, только не в Нью-Йорке, а в Новом Орлеане, во время панихиды, на которой присутствовало пятнадцать тысяч человек.

Люсилл Армстронг, приятная, энергичная женщина в возрасте около семидесяти лет, живет сейчас в округе Корона в доме, купленном ею и ее мужем сорок лет назад. Когда-то это было очень приятное место. Но округ за эти годы пришел в упадок, хотя дом по-прежнему удобный, можно даже сказать, богатый. Конечно, все в нем хранит память об Армстронге. Люсилл говорит о Луи как о живом. Ее часто приглашают на мероприятия, связанные о творчеством ее мужа. Двоюродный брат Кларенс до сих пор живет в Ист-Бронксе в доме, много лет тому назад приобретенном для него Армстронгом. Как ни странно, но сестра Луи, Беатрис, больше известная под именем "Мама Люси", по-прежнему проживает в Новом Орлеане. Ну и, конечно, самое главное, живо музыкальное наследие Армстронга. Великолепные записи, сделанные им в 1920-х и 1930-х годах, сегодня легче купить, чем при жизни их исполнителя. История постепенно ставит все на свои места. Новое поколение любителей музыки, которое не застало "Сэчмо" живым, слушает его пластинки. Точно так же их будут слушать поклонники джаза следующего поколения и, кто знает, скольких еще поколений.