Джон Дуглас и Марк Олшейкер

русые волосы, локонами падающие на плечи, мне захотелось сравнить ее с очаровательной маленькой феей. Улыбки и ямочек на щеках девочки хватило бы, чтобы озарить самый хмурый день.

Вечером 10 ноября 1981 года Кэсси вместе со своей матерью и младшей сестрой присутствовала на семейной ночной службе в помещении цокольного этажа евангельской лютеранской церкви Иеговы в Сент-Поле. Кэсси сказала матери, что ей надо в женскую комнату, вышла в коридор и поднялась вверх по лестнице, разыскивая туалет. На лестнице она встретилась с женщиной, служащей в церкви, и больше Кэсси никто не видел живой. Так и не дождавшись возвращения дочери, ее мать, Эллин, отправилась в женский туалет, включила свет и огляделась. Там было пусто. Она вышла из церкви и несколько раз позвала дочь по имени. К поискам подключились другие люди. Кэсси так и не удалось найти, и они вызвали полицию. На следующее утро ее тело, в том же самом нежноголубом платьице, обнаружили в закоулке Дампстера, за авторемонтной станцией на Гранд-авеню, примерно в трех милях от церкви. Туфельки девочки из черной искусственной кожи с пряжками были найдены валяющимися отдельно, на расстоянии двух кварталов. Бесследно пропали только заколки, которыми были подхвачены волосы Кэсси.

Убийство этой малышки входит в число самых душераздирающих трагедий, с которыми мне доводилось сталкиваться. И в то же время в его раскрытии была применена стратегия активных действий с привлечением к участию в них наиболее преданных своему делу и смелых граждан. Жители города мгновенно отреагировали на убийство Кэсси вспышкой ужаса, отвращения и скорби. Если милого и жизнерадостного ребенка похитили прямо с церковной службы, из дома Господня, и лишили жизни, существует ли на свете хоть что-нибудь святое ?

Медицинская экспертиза не нашла доказательств тому, что Кэсси была изнасилована, хотя маленькие пятнышки спермы и несколько лобковых волос прилипли на уровне бедра к ее темно-синим колготкам.

Сперма относилась к крови группы 0 — полезная информация, поскольку кровь Кэсси принадлежала к группе В. Причиной смерти назвали лигатурное удушение, вероятно, девочку задушили ремнем шириной в два с половиной дюйма, судя по следам на шее. Ссадины на груди указывали, что еще один ремень стягивал верхнюю часть ее тела. Имелась и еще одна подробность, которую полиция держала в секрете как «контрольную», чтобы выявить любые ложные признания: на голове и лице шестилетней Кэсси оказались многочисленные царапины и следы ударов. Родители Кэсси расстались, она жила с матерью.

Полиция быстро выяснила, что ни один из родителей не причастен к похищению. Эллин рассказала следователям, что научила Кэсси громко кричать, если почувствует угрозу со стороны незнакомого человека, и девочка твердо усвоила урок. Незадолго до похищения Кэсси увидела, как ее четырехлетняя сестра Ванесса разговаривает с каким-то незнакомцем, и силой увела ее домой.

Как это часто бывает, показания свидетелей были путаными и противоречивыми. Женщина, встретившая Кэсси на лестнице в церкви, припомнила, что видела белого мужчину лет пятидесяти—шестидесяти с седыми, оттенка «соли с перцем», волосами, в очках в темной оправе на строгом лице. Агент по продаже недвижимости, находившийся во время похищения на улице, в квартале от церкви, заметил белого мужчину лет тридцати, несущего неподвижного ребенка — кажется, девочку лет шести или семи. Позднее похожего по описанию человека видели близ аллеи, ведущей к Дамйстеру, где был обнаружен труп Кэсси. Полицейское управление Сент-Пола тщательно расследовало это дело, воспользовавшись услугами периферийного отделения ФБР из Миннеаполиса и разработав несколько многообещающих версий. Но прошли рождественские праздники, наступил Новый год, а преступника так и не удалось арестовать. Об этом мечтали все. Каждый стремился найти убийцу малышки.

В конце февраля 1982 года особые агенты Билл Хэгмайер и Брент Фрост из Миннеаполиса связались со мной и попросили помощи. Тогда я впервые работал с Биллом. Затем, на протяжении года, его перевели в отдел поведенческой науки в Квонтико. Когда я чуть не умер в Сиэтле в декабре 1983 года, Билл организовал сбор средств, чтобы привезти ко мне моих жену и отца. Позднее он присоединился к вспомогательному следственному отделу и вскоре стал одним из самых опытных сотрудников — еще до того, как я вышел в отставку весной 1995 года. Теперь он возглавляет отдел серийных убийств и похищений детей в Квонтико. 3 марта, проанализировав все относящиеся к делу материалы, я обрисовал составленный мной профиль на продолжительном совещании с Биллом, Брентом и представителями полиции Сент-Пола, занимающимися этим делом. Капитан Дональд Труйен возглавлял отдел убийств и преступлений на сексуальной почве и в январе посетил семинар по расследованию сексуальных преступлений, проводившийся в Квонтико, там он и услышал выступление одного из сотрудников нашего вспомогательного следственного отдела. На совещании присутствовали также заместитель начальника Роберт Лабат, лейтенант Ларри Макдональд и сержанты Роджер Нидхэм и Даррелл Шмидт. Как было заведено у нас в Квонтико, единственное, о чем я не стал расспрашивать следователей, была какая-либо информация о подозреваемых. Я хотел оставаться объективным, а мой профиль должен был основываться исключительно на предоставленных мне уликах.

Учитывая характер самого преступления — похищение из церкви, — я полагал, что мы имеем дело с белым мужчиной с длинной историей влечения к детям — вероятно, продолжающейся в течение всей его

жизни. Я не сомневался: преступление почти наверняка совершил человек того же цвета кожи, что и Кэсси, но это не было случайное, неожиданное похищение с улицы, хотя само по себе оно и относилось к категории «преступлений случая». Этот человек часто посещал места, где, как он знал, будут дети, где он мог без труда наблюдать за ними, быть рядом, и где бдительность родителей притупляется. При построении профиля личности преступника труднее всего определить возраст, поскольку эмоциональное развитие человека и его жизненный опыт не всегда соответствуют реальному числу прожитых им лет. Но хотя я и знал из практики, что патологическая тяга к детям проявляется в двадцать пять лет, мне казалось, что преступнику должно быть по меньшей мере тридцать. Однако я предупредил, что строить поиски на этой детали не стоит. Четыре месяца назад я закончил работу по нашумевшему делу «убийцы-следопыта», который выслеживал женщин, гуляющих в лесопарках к северу от Сан-Франциско. Особенности преступления указывали на белого мужчину лет тридцати. Когда Дэвид Карпентер, учитель-ремесленник из Сан-Хосе, был арестован за свои преступления, ему было пятьдесят лет. Но впервые обвинение в половых преступлениях было предъявлено Дэвиду, когда ему исполнилось двадцать пять — именно такой возраст мы и предсказывали. Во всяком случае, независимо от возраста, я считал, что убийца Кассандры Хансен не раз совершал половые преступления по отношению к детям, хотя они были гораздо менее серьезными, чем убийство. Он сумел вынести девочку из церкви быстро и ловко, что свидетельствовало об определенном уровне зрелости и искушенности. Возможно, он даже испытывал некий трепет азарта, похищая девочку из церкви (я беседовал с целым рядом похитителей детей, и они признавались, что считали своего рода подвигом умение выманить ребенка, скажем, из многолюдного универмага так, чтобы никто не заметил и не остановил их). Но если обстоятельства дела свидетельствовали о зрелости и искушенности преступника, то выбор жертвы ясно указывал на его неспособность общаться на равных с ровесниками. Есть люди, которые не в состоянии найти общий язык с восемнадцатилетними или с людьми, более близкими им по возрасту. Они чувствуют себя уверенно только с беспомощным ребёнком. Убийце «посчастливилось» похитить и убить девочку. По-моему, Кэсси была его избранной жертвой, но то же самое он мог сделать с мальчиком, если бы тот оказался подходящим и доступным. И в то же время преступник мог быть женатым или находиться в длительных отношениях с женщиной, но эти отношения вряд ли были зрелыми и крепкими, и потому неудивительно, если он нашел такую же незрелую и зависимую женщину, каким был сам.

Артур Шоукросс, насиловавший и убивавший проституток в Рочестере, Нью-Йорк, отбывал предыдущий пятнадцатилетний срок тюремного заключения (по-моему, чересчур короткий) за нападение и убийство мальчика и девочки. Когда же Шоукросс убивал проституток, он имел работу, был женат и встречался с любовницей. Я объяснил следователям, что, по-моему, расположение церкви имеет особое значение для определения характера НС. Возможно, он даже не понимал, почему отправился к церкви, сделав это не сознательно. Он мог вообразить, что находился поблизости по религиозным причинам, чтобы обратиться к Богу. Он мог считать себя высоконравственным человеком, совершившим убийство только потому, что так велел ему Бог. Возможно, мы имели дело с параноидальным шизофреником — по крайней мере, я подозревал у него галлюцинации или бред. И эти религиозные галлюцинации могли быть связаны с его фантазиями о детях. Когда вы наконец разыщете этого человека, объяснял я, не удивляйтесь, если найдете у него подробные дневники и альбомы с вырезками, возможно, даже со стихами, связанными с его влечением к детям или же к конкретному ребенку. Кроме того, сказал я, вы найдете одну или несколько Библий со множеством подчеркнутых отрывков и/или аккуратных пометок на полях. Скорее всего, это одинокий человек, с заниженной самооценкой, возможно, с избыточным весом. Если он сумел бесшумно вынести отбивающегося ребенка из церкви, значит, он высок ростом и силен, но его не назовешь привлекательным. Если ему лет двадцать или, скорее, тридцать, у него наверняка имеется какой-то физический изъян или нарушения речи, из-за которых он чувствует себя неловко. Если же ему лет сорок—пятьдесят, то он должен быть тучным, с выпирающим животом и лысиной. У него мало друзей, а близких друзей нет совсем, поэтому он главным образом общается со своими дневниками и альбомами для вырезок. Люди такого типа иногда даже записывают свои мысли на аудио- или видеопленку — например, снимают, детей, выходящих из школьного автобуса, и делают замечания относительно конкретного ребенка. Если НС встревожится, заметив, что оказался в числе подозреваемых, он спрячет весь этот материал, но уничтожит его только в случае крайней необходимости: для него это увлечение всей жизни.

Преступник такого типа будет пристально следить за ходом расследования. В свой альбом он будет помещать каждую газетную вырезку, какую только сможет найти, особенно те, в которых есть фотографии. Снимок Кэсси, который показывали мне в полиции, также был опубликован в газетах, и я не сомневался, что преступник сохранил его.

Он с легкостью мог явиться на похороны ребенка, возможно, даже подходил к могиле. Вероятно, он взял у девочки какую-нибудь вещь на память — я отметил, что заколки Кэсси пропали — и, как некоторые из подобных убийц, мог пожелать вернуть их и «побеседовать» со своей жертвой, придя к ней на могилу. Или же он мог отдать эти «сувениры» другому ребёнку таком случае он «переносил» на этого ребенка влечение к погибшей девочке. Место, где был найден труп, я считал символическим. Бросив девочку среди мусора, когда с ней было покончено, преступник, по сути дела, заявлял, что

имеет право поступить с ней, как пожелает, что его действия оправданы. Этот поступок наверняка был связан с его религиозными настроениями. Прямой контакт с Богом помог ему дать разумное объяснение убийству и справиться со своими чувствами. Либо Богу требовалась помощь НС, чтобы забрать эту чистую душу на небеса, либо девочку следовало наказать и отделить от остальных живущих, и в этом преступник послужил орудием Божьим. По этой причине он, вероятно, начал посещать церковь чаще, чем прежде. Это был один из способов справиться со стрессом. Другим способом наверняка стали употребление алкоголя или наркотиков.

Если место преступления выбрано столь символично, можно ожидать, что преступник вернется к нему, или придет на кладбище, или посетит еще какое-нибудь место, связанное с жертвой и преступлением. Установление надзора часто приводит к положительным результатам — вот почему я предложил периодически напоминать в СМИ о том, где похоронена Кэсси.

Мне показалось, что убийца принадлежит к числу серийных и, как у большинства из них, у него имеется значительный стресс-фактор, возникший за несколько часов, дней или недель до преступления. Два наиболее распространенных фактора, как я уже говорил, связаны с работой и личными взаимоотношениями — точнее, потерей того или другого, — однако любые трудности, в особенности экономические, способны вызвать вспышку насилия. И суть заключается в том, что стресс-фактор представляет собой нечто, с чем НС не в состоянии справиться. У него возникает чувство, что с ним обошлись несправедливо, что мир ополчился против него. А потом — я уверен, в прошлом этот преступник покушался на растление детей или совершал половые преступления, — когда представилась возможность; он увидел ребенка, рядом с которым не было взрослых, а риск оказаться замеченным и остановленным был невелик, он незамедлительно и инстинктивно перешел к действиям. Я объяснил полицейским: независимо от того, есть ли у них подозреваемые или нет, они должны публично объявить, что расследование идет успешно. Я предложил заместителю начальника полицейского управления Лабату выступить по телевидению, заявив; даже ценой своей карьеры он будет способствовать раскрытию этого дела и тому, чтобы убийца получил по заслугам, — это окажет на преступника эмоциональное давление.

НС наверняка почувствует это давление. И, как я уже упоминал, прибегнет к употреблению алкоголя, пытаясь выйти из стресса, что вряд ли поможет. Преступник может признаться в содеянном кому-нибудь, и тогда этот человек окажется в опасности. Убийца будет постепенно приходить в отчаяние, вычисляя, сколько времени должно пройти после преступления для того, чтобы ему перестал грозить арест, или прикидывая, как нити расследования будут подбираться к нему. Это отчаяние может с легкостью вылиться в еще одно преступление.

Когда у полиции есть подозреваемый, я предлагаю применить тактику более сильного давления. Джон Уэйн Гэси стал главным подозреваемым в деле об исчезновении юношей в окрестностях Чикаго. Полицейские Де-Плейна открыто установили за ним надзор, преследуя Гэси повсюду. Поначалу этот человек, работавший подрядчиком на строительстве, не воспринимал слежку всерьез, даже приглашал двух детективов поужинать. Зная, что полиция не станет задерживать его по какому-нибудь заурядному обвинению, он развлекался, открыто нарушая правила дорожного движения и куря марихуану. Но давление продолжало расти, и в конце концов Гэси не выдержал. Он пригласил полицейских к себе домой, и они сразу почувствовали трупный запах. Гэси задержали по обвинению в хранении наркотиков, получили санкцию на обыск и обнаружили первые из тридцати трёх трупов, спрятанные в доме.

Я был убежден, что и в нашем случае подобная тактика сработает. Подозреваемый направляется в церковь — полиция следует за ним. Он отправляется в ресторан — за ним следят и в ресторане. Пусть он увидит, как полицейские стучат в дверь к его соседям. Я даже предложил припугнуть его: пусть кто-нибудь из сотрудниц полиции регулярно звонит ему, всхлипывает, а потом вешает трубку. Надо расшевелить своё воображение и не дать подозреваемому сорваться с эмоционального крючка.

Преступник такого типа наверняка ведет ночной образ жизни. Подъехав к его дому ночью, полиция непременно увидит свет в окнах. Преступник обязательно будет бродить или ездить по округе после наступления темноты. Он не сбежит из города, боясь насторожить следователей, и к тому же он отчасти оправдывает свои действия. В то время существовал метод, известный под названием оценки психологического стресса (или ОПС), который был популярен в определенных кругах правоохранительных органов, особенно на Среднем Западе. При использовании специфических средств наблюдения и электронных устройств, таких, как детектор лжи, ОПС предназначался для выявления лжи во время допроса. Лично я не слишком доверяю подобным методам, особенно при работе с субъектами, которые мысленно уже оправдали свои преступления. Этот метод не принес бы никакой пользы следователям, если бы преступника начали расспрашивать об убийстве девочки. Значимые ответы, по-моему, мог бы вызвать только один ряд вопросов - касаемых того, что преступник мастурбировал перед жертвой, поскольку мы нашли пятна спермы на ее колготках.

Как только я описал тип личности человека, которого я по объективным причинам считал виновным в похищении и убийстве Кэсси Хансен, полицейские сообщили, что в ходе расследования они провели более пятисот допросов и составили список из 108 возможных подозреваемых.

Один из этих их подозреваемых заметно выделялся из общего списка.

— Этот человек соответствует по меньшей мере десяти важным пунктам вашего описания, — заметил капитан Труйен.

Подозреваемым, о котором шла речь, оказался пятидесятилетний белый водитель такси ростом около шести футов по имени Стюарт У. Ноултон. Полицейские обратились к нему, заметив его возле церкви в

день исчезновения Кэсси, но он отказался отвечать на вопросы и давать показания на детекторе лжи. У этого коренастого человека были коротко подстриженные седые волосы и залысины, он носил очки. Полицейские сообщили мне, что часто видели его возле храмов, и к тому же он был замечен в покушении на совращение детей, в том числе и собственных. После нашего совещания полиция сосредоточила на нем внимание как на главном подозреваемом, отодвинув остальных на задний план.

Однако, чтобы предъявить Ноултону обвинение, подозрений было недостаточно, и он по-прежнему оставался на свободе. Но за три недели до нашего совещания, возвращаясь домой, Ноултон случайно попал под машину. Половина ноги его была серьезно травмирована, и он был помещен в реабилитационную больницу округа Рэмси, поэтому следить за ним было пока нетрудно.

Лицо, связанное со Стюартом Ноултоном, также находилось в реабилитационном центре во Флориде, близ Орландо. Эту женщину звали Дороти Ноуга. Когда убили Кэсси, она работала массажисткой в Сент-

Поле. Работа ей не очень нравилась, но ей платили около 2000 долларов в неделю — вполне достаточно, чтобы ее муж мог оставаться дома и присматривать за четырьмя детьми. Согласно истории, составленной следователями из обрывков информации Ноултон впервые появился в сауне Ли Ленор, где работала Ноуга, 11 ноября 1981 года, через день после похищения и обнаружения трупа Кэсси; Он попросил Дороти засвидетельствовать его алиби в случае, если ему предъявят обвинения, так как во время похищения он находился неподалеку от церкви. Ноуга не нашлась, что сказать, но взяла его визитную карточку с его адресом и номером телефона.

Дороти потрясло известие о гибели девочки, но она не связывала с ней просьбу Ноултона. И тут она принялась вспоминать о других своих клиентах, которые признавались ей, что часто мечтали о сексе с детьми. В интимной обстановке комнаты для массажа у многих мужчин возникало желание исповедаться перед Дороти. И она позвонила в полицию, не называя своего имени.

Спустя несколько дней Дороти Ноуга, которая так и не смогла избавиться от мыслей об этом преступлении, решила, что должна принять в расследованииличное участие, поскольку владеет полезной информацией. На этот раз, позвонив в полицию, она назвала свое имя и согласилась ответить на вопросы следователей. Во время беседы фотография Ноултона случайно выскользнула из папки на пол. Ноуга узнала в изображенном на фотографии человеке клиента, приходившего к ней на массаж на следующий день после убийства. Она спросила, включен ли он в число подозреваемых. Следователи ответили утвердительно и добавили, что Ноултон отказался разговаривать с ними.

Возможно, он согласится поговорить с ней, заметила Дороти Ноуга, и предложила позвонить Ноултону. Полицейские отказались от этого предложения, дабы не выслушивать обвинения в применении незаконных способов получения информации в случае, если Ноултон связался с адвокатом и тот запретил ему отвечать на любые вопросы.

Но как только полицейские ушли, Дороти Ноуга решила: она лучше знает, что надо делать, и набрала номер, указанный на визитной карточке Ноултона, Дороти Ноуга была уверена, что сумеет заставить этого человека разговориться. Тридцатидвухлетняя массажистка была хорошей слушательницей, ей почти всегда удавалось вызвать мужчин на откровенность. Так она и сделала. Вскоре она начала почти ежедневно беседовать с Ноултоном по телефону, некоторые из этих разговоров продолжались по нескольку часов. Он казался ей одиноким и отчаявшимся человеком, необычно встревоженным убийством маленькой Кэсси Хансен. Дороти Ноуга считала, что она на верном пути.

Но в то же время избранный ею способ оказался изматывающим и в чем-то неприятным. Ноултон часто говорил так, словно они были влюблены друг в друга, и Дороти Ноуге было неловко направлять его

по этому пути. «Эти беседы настолько угнетали меня, что мне хотелось бросить трубку, сесть и заплакать»,- говорила она позднее репортеру «Сент-Пол Диспетч». Но у самой Дороти было четверо детей, и её искренне тронула история Кэсси и ее скорбящих родных. Ей хотелось уберечь других людей от подобного ужаса. В одной из бесед Ноултон признался в том, что убил Кэсси. Это вдохновило Дороти, она решила продолжать разговоры и записывать их на магнитофон. Узнав об этом, полиция одобрила её действия. Но с тех пор как Дороти стала записывать разговоры, Ноултон ни разу не упомянул о своей роли в смерти Кэсси, хотя и продолжал заговаривать об этом убийстве.

13 декабря, спустя немногим больше месяца после убийства, разговоры надолго прекратились. Дороти перешла работать в сауну при центре «Комфорт». И тут на нее было произведено нападение. Дороти очнулась уже в палате больницы в Сент-Поле, в медицинском центре Рэмси (туда же в свое время привезли Стюарта Ноултона), и увидела у постели свою рыдающую мать. Дороти несколько раз ударили ножом, у нее было рассечено горло. Нападающий оставил её, истекающую кровью, на полу. Врачи говорили, что она выжила чудом. Возле палаты установили круглосуточную охрану. Дороти приблизительно описала человека, напавшего на нее. Ей показали фотографии возможных подозреваемых. Выбран был один из мужчин, но вскоре отпущен на свободу за недостаточностью улик.

Полиция немедленно заподозрила Ноултона, и, когда мне сообщили о случившемся, я сказал, что это правильно. Ноултон исповедался перед Дороти, чтобы облегчить собственный стресс, но, по мере того как этот стресс нарастал, он понял, в каком уязвимом положении оказался. Единственным выходом было устранить Дороти. Свидетелей преступления не нашлось, улик тоже, а Дороти Ноуга ничего не могла более припомнить. Выписавшись из больницы, она вместе с семьей переехала во Флориду, чтобы продолжать лечение и оказаться вне досягаемости для преступника, который наверняка пожалел о том, что не сумел довести дело до конца.

Но не менее важное значение имели беседы между Стюартом Ноултоном и женщиной, с которой он недавно познакомился. Дженис Реттман, ровесница Дороти Ноуги, была директором жилищного информационного офиса Сент-Пола. Эта должность сопряжена с огромной ответственностью, и Дженис Реттман, миниатюрную энергичную блондинку, знали в правительственных кругах города как умелого и опытного администратора.

Реттман познакомилась с Ноултоном 16 марта 1981 года, за восемь месяцев до похищения и убийства Кэсси Хансен. Он пришел к ней и заявил, что его хотят выселить из квартиры в муниципальном доме, одном из тех, что были построены по жилищному проекту Рузвельта. Жена бросила его, забрав с собой двоих детей, и выплату пособий и выдачу продуктов, с помощью которых они сводили концы с концами, им прекратили. Сам Ноултон только недавно начал работать таксистом, он побывал в нескольких церквах и агентствах социальной службы, но нигде ему не смогли помочь. Причиной предстоящего выселения, как выяснила Реттман, были две жалобы на Ноултона. Первая была подана прошлой осенью. Ноултон пригласил тогда к себе в квартиру двух четырнадцатилетних девочек — поиграть в карты. И начал рассказывать им, откуда берутся дети. заговорил о сексе, контроле над рождаемостью и менструации. Он пообещал показать свой половой орган. Когда родители девочек сообшили об этом инциденте в полицию, та в свою очередь проинформировала муниципальную жилищную службу, и Ноултона предупредили, что-в случае повторения подобной жалобы его выселят. Позднее, в феврале, Ноултон попросил девятилетнюю девочку снять трусики. Девочка перепугалась, и в результате серьезной психической травмы у нее появились возобновляющиеся ночные кошмары. В то время Ноултон снимал квартиру в двух кварталах от женского приюта, где находились его жена и дети.

В разговорах с Реттман Ноултон без стеснения упоминал о своем сексуальном влечении к детям. Хотя прежде Реттман не попадала в подобные ситуации, она инстинктивно решила не называть ему своего настоящего имени и представилась как Дженис Ривер. Она подчеркнула, что ее долг — сообщать обо всех подозрительных случаях противоправного обращения с детьми властям и сказала: «По-моему, вам нужна помощь».

В органах защиты детей ее известили, что на Ноултона поступали и другие жалобы, но что им ни разу не удавалось найти весомые улики, чтобы предъявить ему обвинения. Когда Реттман услышала в программе новостей о том, что нашли труп Кассандры Хансен, она сразу же вспомнила того мужчину, который приходил к ней в марте. Он тогда упомянул, что побывал в разных церквах и что квартира, которую он снимает, находится всего в десяти кварталах от евангельской лютеранской церкви Иеговы. Спустя несколько дней Реттман зашла к Стюарту Ноултону, чтобы выяснить, как у него дела с жильем. Он показался ей растерянным и разговаривал нехотя. Однако через два дня он сам побывал у неё. С тем же пылом, который он продемонстрировал во время первой встречи, Ноултон сообщил, что незадолго до визита Реттман его квартиру обыскивала полиция и что он от возмущения был не в состоянии говорить с ней. Он сказал, что пережил адские муки, что ему страшно одиноко и нужен собеседник, с которым он бы мог выговориться.

Зная, что полиция пыталась собрать информацию о Ноултоне, но столкнулась с затруднениями, Реттман, как Ноуга, решила принять участие в этом деле. «Нельзя допустить, чтобы дети страдали, — позднее говорила она Линде Коль из «Сент-Пол Диспетч». — Каждый взрослый несет ответственность за благополучие детей. Если я могла помочь полиции предать этого человека правосудию или сделать так, чтобы больше он никогда не приближался к детям, — значит, я поступила правильно, и только это имело значение. Все мы отвечаем за наших детей, родных и чужих». Я твердо верю: если бы большинство граждан разделяло бы убеждения Дженис Реттман, мы бы уже давно жили в гуманном обществе.

Будучи сотрудником муниципальной службы, Реттман явилась к начальнику полицейского управления Уильяму Маккатчену и предложила помощь. Как и в случае с Дороти Ноугой, Ноултон принялся изливать

душу в беседах с Дженис Реттман по телефону. Он рассказывал о приставаниях к детям, обвинениях, в результате которых его выселили, о проблемах с женой и невозможности найти постоянную работу, о

том, как год назад он сделался верующим, выслушав проповеди Джонни Кэша. Реттман записывала беседы, затем перепечатывала и относила в полицию. Чем больше информации полиция получала о Ноултоне,,

тем яснее становилось: «досье», собранное Реттман, в точности соответствует составленному мной профилю.

Почти убийственное нападение на Дороти Ноугу значительно повысило ставки. Несмотря на страх, Реттман помнила о том, что случилось с Дороти, делала копии своих записей и отдавала их на хранение — на случай, если с ней произойдет нечто подобное. Что заставило Реттман пойти на такое напряжение психики и такой риск? Что отличало ее, скажем, от тридцати восьми соседей, которые пальцем не пошевелили, слыша, как Уинстон Мосли убивает Китти Дженовес у ее квартиры в фешенебельном Кью-гарденс, в Куинсе, утром 13 марта 1964 года? На поверхности лежат благовидные ответы: Реттман имела диплом социального работника. Шесть с половиной лет она проработала добровольцем в организации УТ5ТА<, По натуре она склонна к приключениям и в восемнадцать лет покинула свой дом в Техасе, чтобы получить образование. Но ни в одном из них и словом не упоминается о внутренней системе ценностей, которая и привела женщину к принятию такого мужественного решения. Реттман участвовала в деле потому, что считала такой поступок правильным, как и Дороти Ноуга.

Много лет я изучал сложную мотивацию преступников и пришел к выводу: в большинстве случаев все предшествующее воздействие разных факторов на человека выливается в один ключевой элемент: способность совершить преступление. Подобно этому, высоконравственные убеждения человека приводят его к простому решению: принять участие в деле. Все мы отвечаем за свои поступки.

Ноултон так и не признался Реттман в том, что он убил Кэсси, но он казался одержимым этой трагедией, и упоминания о ней в беседах повергали Дженис Реттман в дрожь. Ноултон говорил, что ему было «видение» об этом случае, что он каким-то «шестым чувством» понимает, что убийство Кэсси Хансен и нападение на Дороти Ноугу взаимосвязаны. Он обсуждал с Реттман всевозможные подробности, в том числе способ избавиться от трупа.

В одном из этих разговоров он допустил роковой промах.

Он упомянул, что Кэсси Хансен перед смертью избили — этот факт полиция держала в тайне, как контрольный. Вскоре после этого откровения Ноултон был сбит машиной и лишился нижней части ноги. Реттман навещала его в больнице, а позднее — в окружном санатории Рэмси. Иногда она прихватывала с собой диктофон, спрятанный в сумочке, позднее ее снабдили потайным микрофоном. Реттман пошла даже на то, что несколько раз надевала черные туфли из искусственной кожи, напоминающие туфельки, в которых была похищена Кесси. Эта идея всецело принадлежала Реттман.

Когда v. полиции мне рассказали о ее действиях, я ответил, что это абсолютно верный способ воздействия на «несговорчивого» подозреваемого, и предложил несколько других приемов, которые могли оказаться плодотворными. К примеру, Реттман могла подарить Ноултону красивый дневник, куда бы он записывал свои мысли.

Ноултон заявлял о своей непричастности к убийству и покушению, но в то же время говорил Реттман, что не прочь «пропустить двойную порцию» где-нибудь в городе. Это была ключевая информация, означающая еще одну попытку преступника справиться со стрессом. Я вспомнил о ней три года спустя, когда в кабинете шерифа Джима Меттса в округе Лексингтон, Южная Каролина, допрашивал темноволосого, грузного и бородатого помощника электрика по имени Ларри Джин Белл. Надежное сочетание хорошего профиля, активных следственных действий, первоклассной работы полиции и анализа улик, а также редкая смелость родственников жертв помогли арестовать Белла за вопиющее злодеяние — убийство семнадцатилетней Шари Фей Смит и девятилетней Дебры ХелмикгЯ знал, что шансы на признание близки к нулю. В Южной Каролине не отменена смертная казнь, а в распоряжении следователей не так-то много рекламных трюков, убеждающих обвиняемого приобрести билет в один конец на электрический стул. У нас оставалась единственная реальная возможность — предложить ему благоприятное оправдание или объяснение причин преступления.

И потому я заговорил о том, что в натуре каждого человека есть хорошая и дурная стороны. Судьям и присяжным в суде предстояло узнать его только как хладнокровного убийцу. Я давал ему возможность рассказать о своей второй стороне.

— Ларри, признайся как на духу,— попросил я,— ты сделал это ?

Со слезами на глазах он ответил :

— Все, что мне известно— сидящий здесь Ларри Джин Белл не мог этого сделать, но плохой Ларри Джин Белл мог.

Я понял, что мы подошли почти вплотную к признанию. Но версия государственных обвинителей, возглавляемых прокурором округа Доном Мейерсом, оказалась убедительной. После почти месячного процесса присяжным понадобилось меньше часа, чтобы признать Белла виновным в похищении ребенка и убийстве первой степени. Его приговорили к смертной казни на электрическом стуле. Через одиннадцать лет после убийства рано утром, 4 октября 1996 года, Белла наконец казнили.

В мае 1982 года, после того как полиция сосредоточилась на Стюарте Ноултоне как главном подозреваемом и применила продуманную активную технику ведения дела, в полицию Сент-Пола пришла Дороти Ноуга и сообщила следователям, что она вспомнила подробности того дня, когда на нее было совершено нападение. Она сказала, что Ноултон появился в сауне, где она работала, и гневно обвинил ее в предательстве. Он поведал, что остановился у евангельской лютеранской церкви Иеговы, чтобы зайти в туалет, и видел маленькую девочку, которая в полном одиночестве шла к женскому туалету.

Он дождался, когда она выйдет, рассказывала дальше Ноуга, и предложил поиграть с ним в коридоре, а затем вытащил Кэсси из церкви туда, где была припаркована его машина. Он заигрывал с девочкой, заставил потрогать свой половой орган, а затем принялся тереть им между ее бедер. Это вызвало у Ноултона ощущение эйфории. Но девочка продолжала плакать, и потому он зажал ей ладонью рот, а когда опомнился, она уже не дышала. По крайней мере, так сам Ноултон объяснял случившееся.

По словам Дороти, после этого признания он выхватил нож, погнался за ней по комнате и ударил в шею. Тут Дороти и потеряла сознание. 26 мая полиция Сент-Пола сочла, что имеет достаточно веские причины просить разрешение на обыск, и вскоре получила его. (До сих пор подробности следствия держались в тайне от журналистов, которые широко освещали трагедию.)

Признание Ноултона объясняло причину появления спермы на колготках Кэсси, а Ол Робийяр из лаборатории ФБР подтвердил, что лобковые волосы, обнаруженные на ее трупе, и волосы с головы, приставшие к ее свитеру, принадлежат Ноултону. При микроскопическом исследовании на волосах были замечены проявления редкой болезни, известной под названием «окольцованных», или «перевязанных», волос, при которой различные части волоса выглядят более светлыми или темными. Тип крови Ноултона также соответствовал 'типу, к которому принадлежали пятна спермы на одежде Кэсси.

Стюарт Ноултон был обвинен в похищении и убийстве Кассандры Хансен. Его поместили в психиатрическую больницу штата, обследовали и сочли, что он в состоянии предстать перед судом. По его собственному требованию, его дело слушал судья, а не присяжные. Судья округа Рэмси Джеймс М. Линч вел заседание. Томас Пош возглавлял команду обвинителей. Филипп Вилом и Джек Нордби защищали Ноултона и вели переговоры о том, чтобы убийство было отнесено к категории второй степени тяжести, но без признания вины.

Пош наотрез отказался согласиться на предложение адвокатов. Дана Маккарти, присутствовавшая с сыном на той же семейной вечерней службе, во время которой пропала Кэсси, подтвердила, что видела, как какой-то мужчина поднимался по лестнице сразу после того, как по ней прошла девочка. На суде она узнала в Стюарте Ноултоне неизвестного, которого видела в тот вечер. Когда пришла очередь Дженис Реттман давать показания и ее спросили: «Клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего кроме правды?», она показала судье большой палец и ответила: «Само собой». Ее выступление и то, как она держалась и действовала, произвели внушительное впечатление. А слова Ноултона работали против него. Он заявил, что вел такси в то время, когда была похищена Кэсси. Как водитель он был обязан делать записи о маршруте, которые по крайней мере сделали бы более убедительным его мнимое алиби. Но Ноултон утверждал, что записи находились в дипломате, похищенном одним из пассажиров, и что он не может вспомнить, где побывал той ночью.

Дональд Уэлен-младший, диспетчер таксопарка, сообщил суду, что в тот вечер он несколько раз пытался связаться с водителем, но так и не сумел. Патриция Джонс, менеджер конкурирующей таксомоторной компании, заявила, что Ноултон пытался купить у нее чистые путевые листы в тот день, когда было найдено тело Кэсси, хотя Уэлен заверил суд, что в его компании можно было без труда взять такие листы. На суде также всплыл тот факт, что Ноултон провел некоторое время в психиатрической лечебнице в Траверс-Сити, Мичиган, после покушения на растление семилетней девочки.

Процесс продолжался тринадцать дней, включал выступления сорока восьми свидетелей и представление более сотни вещественных доказательств. Ноултон предпочел не давать показания. В завершение процесса судья Линч признал Ноултона виновным в убийстве первой степени и половом преступлении второй степени и приговорил его к пожизненному заключению. По законам Миннесоты на условно-досрочное освобождение он мог надеяться не раньше 2001 года. Ноултон слушал решение суда нетерпеливо, а затем в десятиминутном невнятном заявлении вновь принялся утверждать, что невиновен. «Бог свидетель,

в тот день я не похищал Кассандру Линн Хансен из церкви!» — уверял он судью. Любопытно отметить: он не отрицал убийство, что могло быть сложным механизмом психологической защиты.

Не признаваясь ни в чём, он также подчёркивал свою набожность, которую я считал свойственной ему с самого начала. Он заявлял: «У меня нет причин отнимать чью-либо жизнь, ибо Бог не дал мне такого права. У меня не было причин мстить Кассандре Линн Хансен или Дороти Ноуге».

Адвокат Вилом, которого, казалось, вердикт расстроил больше, чем его клиента, сделал публичное заявление, выразив твердую уверенность в невиновности Ноултона, однако не преминул заметить, что судья Линч — справедливый человек, который умело и беспристрастно провел процесс.

Мать Кэсси, Эллин, тоже выступала на суде, она хотела после выпавшего ей испытания поведать другим людям об опасностях, подстерегающих детей, и побудить общество к более неукоснительному соблюдению законов, направленных на их защиту. Отмечая, что Ноултона избивал его отец, она предложила отправлять таких родителей в тюрьмы, чтобы их жертвы — дети — в будущем сами не стали преступниками. Только когда порочный круг инцеста будет разорван, сказала она, дети перестанут страдать, и самое важное — чтобы дети, с которыми дурно обращались, смогли свободно чувствовать себя, общаясь с другими родственниками, учителями или друзьями семьи. Интересно, что Эллин Хансен и ее муж, Уильям, приложили немало усилий, чтобы научить своих дочерей, Кэсси и Ванессу, справляться с угрозами их безопасности. Девочек научили не вступать в разговоры и никуда не ходить с незнакомыми людьми, а если им сделается страшно ~ убегать с громким криком. Супруги Хансен не представляли, как мог преступник выманить или силой вывести их дочь из церкви. Сначала Ноултон отбывал заключение в корпусе для душевнобольных заключенных государственной тюрьмы Оук-Парк-Хейтс, а потом его перевели в реформаторий Сент-Клауд, поскольку служащие испра. вительного учреждения опасались за его жизнь. Даже преступники не выносят соседства с убийцами детей. Мне бы не хотелось, чтобы у читателей создалось впечатление, что только девочки становятся жертвами растлителей или что преступления против мальчиков ограничены малышами. Несмотря на то что опасность для них не столь велика, ровесники Элисон Пэрротт и Кристен Френч тоже могут стать мишенями преступников.

Так случилось с тринадцатилетним Шоном Муром. Этот случай — еще один удачный пример того, как анализ профиля личности может помочь следователям сосредоточить свои усилия на подозреваемых определенного типа.

Шон был довольно невысок для своих лет — его рост достигал всего четырех футов десяти дюймов, а вес — восьмидесяти пяти фунтов, но этот симпатичный мальчуган с прямыми, 'длинными белокурыми

волосами, блестящими карими глазами и заразительной улыбкой невольно привлекал внимание окружающих. Он был, по словам моего коллеги, особого агента Джима Хэррингтона, «ребенком, которого невозможно не баловать». Днем в субботу 31 августа 1985 года, в ту же неделю, на которую выпадал День труда, Шон помогал отцу косить лужайку перед домом в Грин-Оук-Тауншип, близ Брайтона, штат Мичиган, в тридцати милях к северо-западу от Детройта. Конец лета тогда выдался жарким, температура держалась около девяноста градусов по Фаренгейту. Шон спросил отца, можно ли ему съездить на велосипеде в универмаг. От дома до универмага «Памп энд Пантри» было меньше двух миль, но он находился близ старого 23-го шоссе, всегда запруженного транспортом, в особенности в праздничный уик-энд. Однако Шону так хотелось шипучки, что после непременного напоминания об осторожности Брюс Мур, директор по рекламе «Энн-Арбор Ньюс», нехотя согласился отпустить сына. Шон так и не вернулся домой. Его малиново-серебристый десятискоростной гоночный велосипед «Хаффи» нашли позднее в тот же день неподалеку от универмага, у шоссе, где гравийная обочина переходила в заросший травой откос, примерно в миле от полицейского поста. Двадцатишестидюймовый велосипед был велик для него, но Шон надеялся подрасти и упорно работал, чтобы выплатить половину стоимости велосипеда. По словам отца, он страшно гордился своим велосипедом и никогда не бросил бы его без присмотра по своей воле. Кроме того, Шон не стал бы так долго отсутствовать, поскольку вечером семья собиралась в кино. Восстанавливая время его исчезновения, мы отметили, что машина шерифа округа Ливингстон тогда находилась в квартале от универмага.

Как обычно, показания свидетелей были противоречивые. Одна женщина якобы видела блондина лет двадцати в джипе с синей надписью «ренегат» сбоку на капоте. Другой свидетель сообщил о тридцатилетнем мужчине на пикапе. Третий заметил «коренастого, грузного» мужчину лет сорока, бегущего за мальчиком. Противоречивы были и показания о том, как вел себя мальчик, преследовал ли его мужчина или просто разговаривал с ним — например, спрашивал, как проехать туда-то. Каждый из потенциальных подозреваемых мог увести следствие по ложному направлению. Во вторник после Дня труда за помощью в расследовании похищения ребенка обратились в ФБР. К тому времени уже была сформирована объединенная команда, которая включала представителей штата Мичиган, полиции Брайтона и помощника шерифа. Ведущую роль играла полиция штата. Когда ее сотрудники спросили совета у Кена Уолтона, особого агента Детройтского отделения ФБР, он передал дело Джиму Хэррингтону, координатору команды аналитиков профиля этого филиала. Ряд сотрудников, которые работали со мной во вспомогательном следственном отделе, прежде были координаторами в филиалах. Детройтское отделение было моим первым местом работы в Бюро сразу после прохождения начального курса подготовки. В Детройте всегда бывало много дел, и сотрудники детройтской полиции стали моими лучшими учителями. Во многом мой опыт аналитика профиля личности определили неофициальные беседы с грабителями банков, которых мы арестовывали, пока я работал в отделе ограблений банков. Джим Хэррингтон позвонил мне, как только собрал основные факты об исчезновении Шона Мура.

Он изложил мне подробности по телефону, и вместе мы составили профиль, который затем передали следственной группе. В этом деле мы разработали две совершенно самостоятельные теории. Согласно одной, Шон стал жертвой преступника-охотника, который выслеживал мальчика несколько дней или недель, прежде чем наконец нанес удар. По другой теории, в похищении участвовал кто-то из близких родственников. Каким бы ужасающим и противоестественным это ни казалось, иногда родители по различным причинам убивают детей. И даже заявляют о пропаже или похищении детей, инсценируя его. Как беспристрастные следователи мы всегда должны принимать в расчет тех, кто находился рядом с жертвой. Некоторым сотрудникам полиции показалось, что Брюс и Шерон Мур, учительница начальных классов, неадекватно реагируют на случившееся: они не производили впечатления убитых горем родителей и были настроены вполне оптимистично, надеясь на благополучное и быстрое возвращение сына. Это настораживало. Но когда Джим отправился к Мурам, он увидел любящую, заботливую супружескую пару с твердой, устоявшейся системой нравственных ценностей. Джим понял, что они сдерживают горе, стараясь оставаться немигающими маяками надежды для всех, кому выпало на долю это испытание. Джим ушел, растроганный стойкостью родителей пропавшего мальчика. Изучая виктимологию, Джим понял, что Шон должен быть отражением своих заботливых родителей.

Версия с охотником тоже мало что дала. Стащить тринадцатилетнего мальчика с велосипеда в разгар дня рядом с оживленным шоссе — слишком дерзкий и рискованный поступок. Человек, который следил за Шоном, намереваясь в конце концов похитить его, наверняка избрал бы более безопасную возможность. Мы были убеждены, что имеем дело со случайным преступлением, совершенным незнакомцем. Что же говорил нам сценарий похищения о НС? Прежде всего, он знал здешние места. Он не просто проезжал мимо. Во-вторых, преступник, вероятно, находился под воздействием алкоголя или наркотиков. Ему было не обойтись без подобных средств, чтобы отбросить запреты и предпринять хотя бы попытку такого отчаянного и безрассудного похищения. Исходя из такого типа преступлений и жертв, мы описали похитителя как белого мужчину лет двадцати пяти. Он наверняка был неудовлетворен собственной жизнью, принадлежал к неадекватному типу личности с заниженной самооценкой, которую он постоян-

но пытался компенсировать. Этой компенсацией могло быть приобретение «крутых», «как у настоящих мужчин», автомобилей и оружия, увлечение охотой или рыбалкой. Но все это были только прикрытия его

истинного увлечения мальчиками. Таким же прикрытием становилась и подруга, если он ее заводил. Между ними наверняка существовали чисто платонические отношения, благодаря которым преступник ощу-

щал себя более «нормальным» в собственных глазах и перед остальным миром. Я сомневался, чтобы он находился с кем-либо в гетеросексуальных отношениях, а если такое и было, то преступник нашел их неприятными, неполными и неудовлетворительными. Истинные отношения он поддерживал с юношами, с которыми чувствовал себя свободнее, чем с ровесниками. При этом он прибегал к помощи денег или по-

дарков, чтобы поддерживать интерес этих юношей к себе. Этот преступник должен быть слабым и безвольным человеком. Даже при выборе жертвы он остановился на худеньком и невысоком тринадцатилетнем пареньке, которого мог с легкостью запугать и таким образом справиться с ним.

Очевидно, преступник был не из тех, кто имеет высшее образование и работу, требующую высокой квалификации;- но работа у него наверняка была, поскольку имелись средства на покупку и содержание

автомобиля. Скорее всего, он из так называемых «голубых воротничков» без особых способностей; он сумел закончить школу, но в колледж поступать не стал. Наряду с пристрастиями «крутого парня», он не раз подумывал о воинской службе, но понимал, что не выдержит ее. А если он и служил в армии, то, скорее всего, его постигло позорное увольнение. Еще одно обстоятельство, которое привело нас к заключению о работе преступника, заключалось в следующем: поскольку мы были убеждены, что это дневное похищение произошло под воздействием наркотиков или алкоголя, преступник наверняка привык пить днём. Это также указывало на то, что подозреваемый имеет работу, связанную с невысокой ответственностью и небольшими возможностями.

Но даже расхрабрившись под воздействием искусственных возбуждающих средств, НС должен был иметь опыт, чтобы успешно совершить преступление. Мы сообщили в полицию, что искать следует человека,

ранее обвинявшегося в сексуальных преступлениях или, по крайней мере, имеющего опыт в подобных похищениях. Обвинения против НС могли привести его в свое время либо к заключению, либо к госпитализации в психиатрической клинике, или к тому и другому. Во всяком случае, они были зафиксированы. Если преступник похитил Шона, он, вероятно, хорошо- знал здешние места и помнил о каком-то конкретном уголке, обеспечивающем уединение, куда он мог привезти жертву. Люди такого типа часто оказываются в зависимости от окружающих: несмотря на то что его отношения с родителями не складывались, мы считали, что преступник живет с ними или с кем-нибудь из родственников, возможно, со старшей сестрой или тетей. Следовательно, он не мог привезти Шона к себе домой. Может быть, преступник повёз его в лес, туда, где ему никто не помешает, или, поскольку он мог увлекаться охотой или рыбалкой, таким укромным местом стал для него охотничий домик с подъездной дорогой — принадлежащий кому-либо из друзей, родственников или просто брошенный. Несмотря на оптимизм родителей Шона и их надежду на благополучное и быстрое возвращение сына, мы с Джимом приготовились к самому худшему. Поскольку мальчика не отпустили ни в первый день, ни даже во второй, мы опасались, что похититель вообще не собирается отпускать его. Если в конце концов удастся обнаружить труп, то, скорее всего, его найдут у обочины дороги или в лесу неподалеку от нее — там, куда привез мальчика НС.

С моей точки зрения, профиль был вполне определенным и недвусмысленным. Опять-таки наибольшие сомнения вызывал возраст преступника, но в этом случае я был уверен в своих предположениях. Где-то

Поблизости, как сказали мы полиции, должен находиться подозреваемый, соответствующий этому описанию, — возможно, вы уже беседовали с ним. Руководствуясь своими исследованиями и опытом, мы считали, что это похищение стало результатом некоего провоцирующего события или другого стресс-фактора, вероятно, связанного с одной из двух наиболее распространенных причин: проблемой с работой или с личной жизнью. Любая из них подходила в нашем случае, но, поскольку преступление было совершено в праздничный уик-энд, мы отдали предпочтение проблемам с личной жизнью. Люди того типа, с которым, как нам казалось, мы имеем дело, по праздникам часто чувствуют себя одинокими, раздражёнными, угнетенными, и в этом случае им необходимо выместить на ком-нибудь свои чувства. Я полагал, что человек, отвергнувший преступника, во многом напоминал похищенного мальчика. Следовательно, Шон стал зеркалом отражения, заменой для вымещения гнева и ярости против друга, которого НС считал потерянным.

С каждым днем, проходившим после исчезновения Шона, мы все более впадали в уныние, уже не надеясь на благополучный исход дела. Но полиция, опираясь на составленный профиль, сосредоточила расследование на подозреваемых описанного нами типа. Наибольшее значение было придано показаниям очевидцев о мужчине лет двадцати пяти со светлыми или светло-русыми волосами, который водил джип. Эту информацию распространили по соседним полицейским участкам и передали СМИ. Кроме того, был подготовлен плакат о розыске пропавшего ребенка с фотографией Шона, приблизительным портретом предполагаемого преступника и фотографией автомашины, которую в полиции сочли соответствующей описаниям. Этой машиной оказался закрытый «джип-ренегат» белого или светло-серебристого оттенка с надписью «ренегат» или «чероки», выполненной крупными синими буквами сбоку на капоте. На плакате указывались два телефонных номера: команды следователей и номер, по которому можно было позвонить

и дать показания, не называя имени.

Мы были уверены, что преступник находится где-то поблизости и что здесь не может быть слишком много людей, соответствующих нашему описанию. Вот почему я всегда настаиваю на привлечении общественности к участию в поисках. Почти всегда находятся люди, которым что-нибудь известно и которые готовы сотрудничать с нами, как только узнают, что они располагают ценной информацией, а нам требуется их помощь.

В данном случае нашим помощником оказался представитель правоохранительных органов, который узнал предполагаемого преступника по профилю и связался с нами. Наш помощник служил в полиции Ли-

вонии, городка, находящегося на полпути между Брайтоном и Детройтом. Он позвонил в офис следственной группы и упомянул о молодом человеке по имени Рональд Ллойд Бейли.

— Вы непременно должны взглянуть на него,— убеждал полицейский. — Он и прежде был замечен в сексуальном влечении к мальчикам, и выглядит в точности так, как вы описали.

Следственная группа проверила подозреваемого. Мы с Джимом поразились, узнав, как точно он соответствует профилю. Этот двадцатишестилетний белый мужчина, выпускник школы, жил неподалеку — в Ливонии, и действительно принадлежал к категории «голубых воротничков», занимался доставкой заказов. Он жил с родителями, отношения с которыми у него не ладились. Отец Бейли, Альфред, оказался строгим мужчиной, заботящимся прежде всего о своей карьере. Мать всегда советовала Рональду быть поосторожнее с девушками. Кстати, позднее выяснилось: когда Шон Мур исчез, Альфред Бейли забеспокоился, считая, что Рон может иметь к этому случаю какое-то отношение. Недавно Рон приобрел серебристый закрытый «джип-ренегат». У Рона, мужчины некрепкого сложения, были прямые, довольно длинные светлые волосы, как у Шона; в округе знали, что он одинок и что его тянет к мальчикам. В сущности, по трем обвинениям подобного рода его уже помещали в закрытые учреждения.

10 сентября команда следователей отправилась побеседовать с Бейли, но у него оказалось алиби. Бейли сообщил, что в день исчезновения Шона Мура он находился в Кейсвилле, к северу от города, где катался на лодке и рыбачил со знакомым юношей. Рыбалка не удалась, и потому они вернулись домой раньше, чем думали, — в понедельник, в День труда. На следующее утро Альфред Бейли рассказал сыну об исчезновении Шона Мура и добавил, что полиция ищет преступника, у которого такой же джип, как у Рона. Рон мог пользоваться охотничьим домиком близ Глэдуина, принадлежащим родителям его подруги Дебби. Вместе с братом Дебби они уговорились отправиться туда на следующей неделе, и Рон знал, что в это время домик будет пуст.

Но когда следователи обратились к юноше, с которым якобы рыбачил Бейли, тот отметил, что действительно , знаком с Бейли и на самом деле собирался отдохнуть с ним в уик-энд, но мать не отпустила его. Полицейские спросили, как Рон воспринял его отказ.

— Он был очень расстроен и разочарован,— ответил юноша.

На следующий день следователи опять явились к Бейли и уличили его во лжи. Бейли возразил, что говорит правду, и потребовал адвоката. Адвокат запретил ему отвечать на дальнейшие вопросы, во время же очной ставки никто из свидетелей не опознал Бейли, и его пришлось отпустить. Но полиция не сдалась. Бейли был главным подозреваемым, к тому же единственным соответствующим профилю. Более того, его алиби не подтвердилось, а подробности, сообщенные молодым приятелем Бейли, свидетельствовали о провоцирующем событии того типа, какой мы и предсказывали. За Бейли был установлен строгий надзор — следователи решили выяснить, как он поступит дальше. Я был убеждён, что он побывает там, где спрятал труп, и, если нам повезет, приведет к этому месту полицию. Но Рон Бейли отправился в банк и снял со счета несколько сотен долларов. После чего поехал в аэропорт, купил билет на 807-й рейс компании «Дельта флайт» во Флориду и сел в самолет безо всякого багажа. Во Флориде его встретила полиция и проследила, как он направился в лес.

Тем временем 13 сентября обнаженное тело Шона Мура, прикрытое ветками и листьями, было найдено, у обочины дороги. Череп и большая часть грудной клетки обнажились. Труп успел настолько сильно пострадать от жары, животных и насекомых, что медицинская экспертиза так и не смогла определить точную причину смерти; ясно было только, что это убийство. Появились свидетели, которые видели джип, похожий на машину Бейли, возле охотничьего домика в тот уик-энд, когда исчез Шон. Следователи сочли, что ждать больше нечего, и попросили своих коллег во Флориде арестовать Рона. Были предприняты поиски, и Рона наконец нашли в каком-то сарае, где его заживо съедали клопы. Он сдался без боя.

В ходе дальнейшего расследования выяснилось немало любопытной информации о Роне Бейли. Его сексуальное влечение к ровесникам и юношам помоложе было довольно сильным. Кроме того, он дважды вступал в интимные отношения с женщинами, сначала — с сестрой в психиатрической лечебнице, куда его направили. Ей было уже за двадцать, а Рону — около пятнадцати лет.

Во время допросов Рона следователям удалось собрать воедино основные элементы преступления. Рон запланировал продолжительный, веселый уик-энд в охотничьем домике, и был раздосадован, узнав об отказе младшего приятеля от поездки. Рон в ярости швырнул трубку телефона. Затем он принялся обзванивать одного за другим всех своих знакомых и пред. лагать им присоединиться к нему, но по той или иной причине все отказывались. Дебби должна была остаться с ребенком. Друг неважно чувствовал себя. Одному двоюродному брату предстояла свадьба, а второй должен был возвращаться в школу. Рон принялся кружить по городу на своей новенькой машине, разыскивая попутчиков, потягивая пиво и куря марихуану.

Так он. провел несколько часов, мотаясь от дома одного знакомого к другому, время от времени останавливаясь, чтобы заправиться, купить еще пива или сигарет. Он курил почти непрерывно.

Некоторое время он провел у знакомых в Брайтоне, а потом уехал. Он отметил, что миновал брайтонский пост полиции штата Мичиган. У 23-го шоссе он остановился возле универмага и купил две пачки сигарет. Подобно многим курильщикам, он считал, что если будет покупать только по паре пачек, а не по целому блоку, то станет курить меньше. Именно перед универмагом он приметил мальчика — потом выяснилось, что это был Шон Мур. Мальчик был одет в бежевую тенниску, серые шорты и голубые кроссовки, сидел на бордюре рядом с велосипедом и тянул содовую из бутылки. Стройный, белокурый и привлекательный, он показался Рону его идеализированным «я». Рон описал Шона как «славного малого, каких редко встретишь». Шон показался ему одиноким. Несколько минут Рон сидел в джипе, наблюдая за мальчиком.

Затем Рон свернул на другую дорогу, размышляя о том, не съездить ли на уик-энд в Цинциннати. Или, может быть, в Энн-Арбор... но он не знал короткой дороги туда. Он снова вернулся к Брайтону, к дороге, ведущей к 23-му шоссе, и тут заметил Шона на велосипеде и узнал в нем симпатичного мальчика, которого видел возле универмага. Рон остановил джип в тридцати футах от Шона и пошел вслед за ним.

— Эй, давай поговорим! — окликнул Рон мальчика. Шон остановился. Они беседовали не больше минуты : Рон спросил, ведет ли эта дорога к Энн-Арбор. Неожиданно он резким тоном велел Шону идти за

ним и пригрозил ножом. У Рона и вправду был нож, но он остался в джипе.

Испугавшись, Шон последовал за ним, объясняя, что ему нельзя задерживаться надолго. Рон положил руку на плечо мальчика. Оставив новенький велосипед Шона на обочине, Рон завел машину. Сначала он направился на юг, затем развернулся и двинулся на север. Он пытался завести разговор, расспрашивая мальчика о школе.

Между Флинтом и Сагино он решил отправиться к охотничьему домику — ключ он попросил у хозяев заранее. Рон заявил, что считает Шона другом, и потому не беспокоился, что мальчик сбежит — даже когда они заезжали за сигаретами в еще один магазин. Рон подождал в джипе, пока Шон отлучался в туалет. Когда Рона спросили, не задумывался ли он, каково было в то время родителям Шона, он ответил: «Такая мысль мне даже в голову не приходила».

Охотничий домик был обставлен по-деревенски, в нем имелись единственная спальня и кухня на задней веранде. В домике Рон выпил еще пива, курил сигареты и марихуану и дал попробовать затянуться Шону, Он позволил Шону подержать в руках свое заряженное ружье 22-го калибра и дробовик. Затем Рон открыл консервы и разогрел их на плите. Они спали на двухъярусной койке, вдвоем устроившись внизу. На следующее утро у Рона началось зверское похмелье, усиленное мескалином и валиумом, которые он постоянно принимал. Шон спросил:

— А вы точно отвезете меня обратно и не тронете ?

— Точно, — подтвердил Рон. — Если бы я хотел, я бы давно с тобой что-нибудь сделал.

Днём Рон снова напился, занимался оральным сексом и мастурбировал, пока не кончил себе на живот. Он держал Шона в состоянии ступора, вызванного мощной комбинацией алкоголя, марихуаны и страха. Постепенно Рон смелел, хотя и сказал, что ему неловко обходиться с Шоном так, как с ним самим когда-то поступил взрослый парень. Снова принуждая Шона к сексу, Рон затянул на его шее ремень со скользящей пряжкой, объяснив, что это усилит ощущения.

Именно тогда Рон, по его собственным словам, «совсем обезумел» и уже ни о чем не помнил. Он вышел из дома проветриться, а потом вернулся и оседлал Шона на постели, постепенно затягивая ремень.

Сначала Шон отбивался, и Рону пришлось его удерживать. Затем мальчик прекратил борьбу и затих. Рон довел дело до конца, вздохнул с облегчением и проспал всю ночь рядом с мальчиком.

Проснувшись утром в понедельник, он почувствовал, что Шон не дышит. Его обнаженное тело было холодным и уже закоченело. Ремень по-прежнему перехватывал ему шею. Рон рассказывал, что испугался, вскочил и ударился головой о верхнюю койку. Он выбежал из дома, и его вырвало. Он страдал от «дьявольского похмелья», рыдал и пытался понять, что 'произошло. Он не мог заставить себя взглянуть в лицо Шону. Чтобы успокоиться, Рон выпил несколько банок пива и выкурил сигарету с марихуаной.

Он паниковал и решил прокатиться, чтобы обдумать, как поступить дальше. Он остановился позавтракать и выпить кофе, надеясь прогнать головокружение. Затем он еще немного покатался, посидел у озера и наконец вернулся в охотничий домик. Взяв закоченевший труп за ногу и за руку, Рон уложил его в багажник джипа. Он нашел укромное место у обочины шоссе и спрятал труп, замаскировав его ветками, листьями и папоротником. Потом, проехав двадцать миль, вернулся в Сагино.

Как мы и предсказывали, это было отнюдь не первое половое преступление Бейли по отношению к мальчику. В сентябре 1973 года, когда Бейли было четырнадцать лет, он пригрозил ножом пятнадцатилет-

нему подростку, связал ему руки, увез на своем велосипеде, подверг сексуальному насилию, но затем отпустил. Жертва опознала его по фотографии, которые ежегодно делали в школе. В результате Бейли впервые попал в центр Хоуторна.

Его отпустили через четырнадцать недель, а уже в июле следующего года Бейли застали, когда он угрожал двенадцатилетнему мальчику ножом и ласкал его гениталии. Это привело ко второй отправке в Хоуторн. Через восемь недель его выписали как «примерного пациента на протяжении всего срока госпитализации». В мае следующего года он пристал к десятилетнему мальчику, угрожая ножом, отвез его на велосипеде в поле, где стащил с него брюки, заставил проглотить несколько таблеток и во время сношения чуть не задушил. К тому времени как мальчик очнулся, Бейли уже уехал, но мальчик запомнил его и смог опознать. Отец Рона, Альфред, просил, чтобы его сына вновь направили в Хоуторн, но вместо этого он попал в молодёжный исправительный дом округа Уэйн. Сотрудники исправительного заведения решили, что Рон нуждается в длительном лечении и порекомендовали снова отправить его в Хоуторн. А пока его отпустили к родителям. По-видимому, Рон не усвоил урок: в августе Альфред позвонил в полицию, сообщая, что его сын «совсем спятил», В тот же день Рон в третий раз попал в Хоуторн.

Он пробыл там семь недель, и снова его застали ласкающим мальчика помладше. Но Рон сбежал. Его поймали и отправили в исправительный дом. Через два месяца его перевели в региональную психиатрическую больницу в Нортвилле. Он пытался сбежать и еще долго мотался между исправительным домом и больницей.

В поведении Рона прослеживалась определенная последовательность. После ареста он всячески отрицал свою причастность к случившемуся, выстроив альтернативную версию, по которой он оказывался ни в чем не виноват. После одного из своих очередных преступлений он сказал, что душил мальчика, чтобы тот не закричал и не привлек внимание находившихся поблизости строителей. Но в конце концов Рон признавал свою вину и клялся, что больше такого не повторится.

К 1977 году доктор Хосе Томбо сообщил о заметном улучшении состояния своего пациента. Когда Рона засекали на употреблении наркотиков или приставаниях к другому молодому человеку, доктор Томбо

характеризовал случившееся как «признаки нормального развития», учитывая прошлую историю психосексуального заболевания своего подопечного. Бейли освободили в октябре 1977 года с окончательным диагнозом «подростковая адаптивная реакция». Над Бейли был установлен надзор на пять лет, ему было рекомендовано продолжать амбулаторное лечение у доктора Томбо.

В феврале 1980 года Бейли отправился с другом в Саммерфилд, Флорида, где пробыл до мая 1983 года, работая в компании по развозке шин. В то время, по его собственному признанию, он похитил несколько мальчиков в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Он предпочитал стройных, белокурых ребят, похожих на него самого в таком возрасте. Ему нравилось затягивать на шее партнера ремень или эластичный бинт, чтобы усилить ощущения. По словам Бейли, такое случалось три или пять раз — в основном в районах Эрнандо или Дейтона-Бич. Однажды он пристал к мальчику в кемпинге, допытываясь: «Хочешь отсосать у меня?» Родители мальчика позвонили в полицию, и Бейли предъявили обвинение в незначительном правонарушении и снова взяли его под надзор.

18 июля 1984 года, в среду, двое ребят нашли частично оголенный труп пятнадцатилетнего Кенни Майерса из Ферндейла, что неподалеку от границы округа Уэйн, севернее Детройта. Труп был обнаружен на берегу реки Миддл-Руж, в парке Эдварда Хайнса, в Уэстленде, чуть южнее города. Ребята остановили проезжающую мимо машину шерифа округа Уэйн. Двумя днями раньше мать Кении не дождалась возвращения сына к ужину и заявила об его исчезновении в полицию. Его синий десятискоростной велосипед «Колумбия» был найден в Детройте в тот же день. Синий вязаный жакет, в котором Кении был в тот день, обнаружили на следующий день возле теннисного корта у границы парка. Кении задушили ремнем, токсикологический анализ подтвердил присутствие в организме алкоголя и марихуаны.

Свидетельница из Детройта сообщила, что видела грязный и побитый бурый пикап с белым верхом, подъехавший к белому мальчику на велосипеде. Водитель вышел из машины, стащил мальчика с велосипе-

да, запихнул его в салон и сорвался с места. Свидетельница решила, что водитель — отец мальчика, а сам мальчик что-то натворил. Однако она попыталась запомнить номер машины, но не сумела разглядеть его.

Дело Майерса осталось нераскрытым, и прогресс в нем был почти незначителен — до тех пор, пока Рональда Бейли не арестовали за убийство Шона Мура. Сходство двух дел — похищение с велосипеда, использование машины, описание худощавого, невысокого белого мужчины, принуждение к употреблению алкоголя и наркотиков, удушение ремнем — заставило полицию прийти к мысли, что Бейли может

быть причастен не только к одному, но и к другому убийству.

По имени и адресу, найденному в записной книжке Бейли, полиция штата Мичиган связалась с молодым человеком, который был знаком с Роном. Тот сообщил, что год назад у Рона был побитый коричневый пикап с белым верхом. К тому же молодой человек добавил, что Рон несколько раз давал ему пиво и марихуану. Полиция вычислила машину. Ею оказался пикап «бьюик» 1970 года выпуска, он принадлежал Бейли до 10 декабря 1984 года, пока Бейли не поменял его на пикап «тойота» 1985 года. Во время убийства Кении Майерса Рон работал на Хэнка Гринфилда, владельца службы доставки кофе АКА в Ливонии.

Бейли припарковал старый «бьюик» за зданием офиса и оставил там на месяц, пока Гринфилд, которому надоело смотреть на машину, не приказал убрать её. Один мальчик заявил в полицию Ливонии, что его

увез незнакомец на старом пикапе «бьюик». Потерпевший опознал в Бейли своего похитителя. Бейли увез его в парк Хайнса, совершил насилие, отвез подростка обратно и высадил возле дома. Подобные заявления поступали и от других подростков.

Когда был обнаружен труп Кенни Майерса, выяснилось, что с руки мальчика исчезли черные пластиковые часы, которые, по словам матери, Кенни купил на «блошином рынке» за месяц до смерти за пять долларов. Лейтенант Майк Смит из службы шерифа округа Ливингстон заметил на совещании следственной группы, что ему показалось странным — Рон Бейли, когда его везли из Флориды после предъявления обвинения в убийстве, беспокоился о дешевых черных пластиковых часах, их отобрали у него, и несколько раз спрашивал, вернут ли. Позднее Бейли признался, что убил самого красивого из всех мальчиков — того, который напомнил ему себя.

А теперь перейдем к двум самым важным моментам во всей этой истории, которые, боюсь, неоднократно упускали из виду многие профессионалы.

Перед судом Бейли обследовали психиатры и психологи — одни со стороны обвинения, другие со стороны защиты. Адвокаты считали, что налицо все признаки невменяемости. В конце концов, Бейли то и дело лечился в психиатрических больницах начиная с подросткового возраста, и в карточке было записано то же, о чем говорил Бейли: его родители соответствовали классическому сочетанию — надменный, суровый отец и властная, требующая беспрекословной дисциплины мать. Родители постоянно наказывали его, предостерегали насчет связей с женщинами, и, по признанию самого Бейли — подтвержденному жалобами других пациентов, — психиатр из Нортвилля, доктор Хосе Томбо, неоднократно занимался с ним сексом. Бейли уверял нас, что считал мальчиков, которых похищал, своими друзьями, что ненавидел самого себя, а убив Шона, поверил, что убил своё второе, более юное «я», в результате чего навлек беду на своё взрослое «я».

Все это звучало убедительно, но если на первых порах Рон заявлял (придерживаясь давнего правила не отвечать за свои действия), что смерть Шона была «случайностью», то команда психологов обвинения — Харли Сток, доктор философии, и Линн Блант, доктор медицины, — заставила его признать, что с самого начала, когда он вёз мальчика к охотничьему домику в Глэдуине, Рон знал, что убьёт его, не привезёт обратно живым. На вопрос, почему Рон не убил Шона в первую ночь, он ответил, что «ещё не занимался сексом». Позднее он признался, что одним из мотивов убийства была ревность: убив Шона, он лишал его возможности заниматься сексом с кем-нибудь другим, особенно с женщинами. Все это указывало на психическую нестабильность, но отнюдь не невменяемость. Бейли обладал способностью планировать, организовывать, предвидеть заранее. Названные им причины убийства вовсе не демонстрировали неумение различать правильные и ошибочные поступки, скорее, свидетельствовали о эгоцентризме и нарциссизме, лежащих в основе социопатии, а не психопатии. Существует путаница в различиях между психическим заболеванием и отклонениями характера. Невменяемый человек не в состоянии различить хорошее и дурное. Человек с социопатическими отклонениями знает эту разницу, но все равно предпочитает поступать так, как хочет, — либо в гневе, либо из-за ревности, или просто потому, что при этом он чувствует себя лучше. А как же быть со злоупотреблениями со стороны доктора Томбо — разве они не внесли свой вклад в «невменяемость» Бейли ?

Если этика врачебной практики действительно нарушалась (доктор Томбо это отрицал), то это, разумеется, не помогло подростку, который уже имел серьезные проблемы и испытывал презрение к себе как личности. Подобные действия — вопиющее и непростительное нарушение доверия между врачом и пациентом, и они должны заслуживать самого строгого наказания. Но не следует забывать и другое, заметили психиатры со стороны обвинения. К тому времени как Бейли познакомился с Томбо, его модель сексуальной агрессии уже установилась. Мы могли бы рассчитывать на более продуктивную терапию, на иную обстановку в доме и лучшее воспитание, и, кроме того, на более эффективную систему индивидуального подхода к несовершеннолетним правонарушителям.

Но ничто из вышеперечисленного не оправдывает и не объясняет сознательное и преднамеренное убийство одним человеческим существом другого. «Во всей психиатрической истории подсудимого, — заключил психиатр со стороны обвинения, — ничто не свидетельствует о том, что его поведение можно охарактеризовать как свойственное пациенту с психическим заболеванием».

По-видимому, суд присяжных округа Ливингстон согласился с ним. Хотя Бейли вышел на свидетельскую трибуну и попытался продемонстрировать надлежащую эмоциональную реакцию, указывающую на

раскаяние и угрызения совести, он потерпел фиаско. Психиатр со стороны защиты, доктор Джоэл Дрейер поставил Бейли диагноз «псевдопсихопатическая шизофрения». Доктор Сток возразил собственным диагнозом: пограничное расстройство личности, гомосексуальная педофилия и сексуальный садизм, вынуждающий подсудимого причинять боль другим, чтобы испытать сексуальное удовлетворение. Он добавил, что у Бейли наблюдается нарушение характера, но оно всё-таки позволяет ему отличать хорошее от плохого, Бейли не утратил способность решить, причинит он вред другому человеку или нет. «Если жертвы оказывали сопротивление, он терзал и убивал их, — объяснил Сток. — А послушных отпускал и иногда встречался с ними вновь».

Но ко времени знакомства Бейли с Шоном Муром последнее предположение перестало быть верным. В завершающем анализе большинство присяжных заявили; использование ремня убедило их в сознатель-

ности и преднамеренности действий Бейли. Понадобилось чуть больше минуты, чтобы задушить Шона этим ремнем — все это время Рону приходилось держать сопротивляющегося мальчика за руки. Присяж-

ные признали Бейли виновным в похищении ребенка и преднамеренном убийстве. Он начал отбывать срок в Мичигане, но, как и Стюарт Ноултон, постоянно жаловался на угрозы со стороны других заключенных. Ради его же безопасности Бейли вскоре перевели в тюрьму за пределы штата. После любого насильственного преступления, в особенности убийства, мы пытаемся -выяснить, какие

уроки мы извлекли из него, главным образом в ходе расследования трагедии.

Но, в сущности, с преступлением Рональда Бейли связан целый ряд трагедий. Прежде всего власти не оценили его первые проступки как достаточно серьезные, чтобы перейти к решительным мерам. Во-вторых, о деле Кенни Майерса умалчивали, а освещение этого случая в СМИ могло способствовать получению жизненно важной информации от общественности. Если бы в газетах опубликовали описание машины предполагаемого НС, босс Бейли, Хэнк Гринфилд, узнал бы в ней автомобиль, припаркованный за зданием офиса, мозоливший ему глаза в течение месяца. А если бы это произошло, Шон Мур сейчас наверняка был бы жив.

По моему мнению, полиция действовала корректно и чётко, расследуя убийство Шона, консультируясь с нами в нужное время и пользуясь нашим профилем, чтобы сосредоточить все внимание на одном из

подозреваемых. И, конечно, я убежден; только благодаря серьезному отношению этой команды к своей работе многие подростки, которые могли бы стать очередными жертвами Рона Бейли, остались в живых.

Из дела Бейли я извлек еще один урок — каким бы благородным ни был труд психиатров, психологов и социальных работников, как бы упорно они ни старались помочь каждому пациенту, с которым столк-

нулись, благодаря своему многолетнему опыту я могу утверждать: нельзя общаться с таким пациентом, как Рон Бейли, только в изолированных условиях больницы, не складывая воедино все его поступки. Иными словами: конечно, задача сотрудников психиатрических клиник — попытаться помочь пациенту, но не менее важно думать о людях, с которыми ему придётся общаться, вернувшись в «большой мир». Обычно Рона держали в психиатрической лечебнице по нескольку недель или месяцев, а затем отпускали, предоставляя возможность вне больницы заниматься тем же, что и раньше. Существует естественное желание посочувствовать подсудимому — вот почему многие психиатры отказываются читать отчеты с места преступления или побольше разузнать об обвиняемом. Они опасаются, что у них может появиться предубежденность — обилие отрицательной информации лишит их объективности. Я бы сравнил это с нежеланием искусствоведа видеть картины Пикассо якобы потому, что это зрелище помешает ему объективно оценить талант художника.

Доктор Джоэл Дрейер, который определил проблему Бейли как «посттравматический стресс в довершение к уже спутанному сознанию», зашел так далеко, что написал: «Его жизнь в психиатрической больнице Нортвилля была не менее, а может, и более ужасна, чем совершенные им преступления, — ведь его отправили в больницу, чтобы помочь, а еще в клятве Гиппократа сказано: «Не навреди». На предыдущей странице он пишет: «В этот момент я понял, что сижу лицом к лицу не с преступником, а с жертвой». Прошу прощения, доктор, но давайте приглядимся повнимательнее. Вполне возможно, Рон Бейли во многих случаях оказывался жертвой — как и многие другие люди. Но Рон Бейли убивал. Он отнимал у других людей жизнь, которую не вернешь. С ним так не поступали. А если мы упустим из виду тот факт, что этот молодой человек и другие, подобные ему, — самые настоящие преступники, мы упустим из виду и то, что все Кении Майерсы, Шоны Муры и Кэсси Хансен мира — воистину безвинные жертвы. Проблема судебной психиатрии заключается в том, что она основана на показаниях самого подсудимого. Когда вы отправляетесь к терапевту в качестве частного пациента (вы несчастны, вас что-то тревожит), то непременно расскажете доктору всю правду, иначе он не сможет вам помочь. Но когда вы сталкиваетесь с терапевтом в роли подсудимого, ваша цель — выбраться из учреждения, где вас содержат, и вы сообщите ему лишь те сведения, которые помогут вам достигнуть этой цели. Психиатр (и как профессионал, и как человек) может надеяться, что его пациенту станет лучше, и поверит всему, что скажет ему подопечный, лишь бы позволить ему вернуться к обычной жизни. Но тем самым он, в конце концов, подвергнет риску жизни потенциальных жертв, а такую цену я первый не пожелаю платить.

В конечном итоге нам предстоит спросить себя как часть общества: осталось ли для нас хоть что-нибудь святое? И если на этот вопрос мы ответим утвердительно, я надеюсь, что жизнь невинных детей всегда будет стоять первой в списке.