Джордано Бруно Изгнание торжествующего зверя

Ему сказала Венера:

182. – Но кто же, белая борода, поручится им, что ты не укусишь их, не сожрешь их, если твои зубы не пощадили даже собственных сыновей, за которых тебя ославили как родоубийцу и людоеда.

183. – Хуже всего, – сказал Меркурий, – останется сомнение, как бы по какой-нибудь упрямой злобе, что иногда нападает на него, он не обрезал своею косою им жизнь. С другой стороны, раз уже решено оставить их в свите богов, то нет основания, чтобы они были переданы вам, добрый Отче, скорее, чем многим иным, не менее достопочтенным, но у кого еще не ослепли глаза.

Тут-то Юпитер положил резолюцию – не дозволять отныне in posterum при дворе держать пажей или других служителей, которые были бы малоосмысленны, нескромны и безбороды. А относительно этих кинуть жребий и узнать, за кем из богов право подарить ими какого-нибудь своего приятеля на земле.

И несмотря на то, что некоторые боги настаивали, дабы сам Юпитер распорядился их участью, Юпитер заявил, что не хочет из-за таких щекотливых вещей навлекать на себя в душах богов подозрение в своем лицеприятии, будто бы он расположен больше к одной, чем к другой части спорящих.

184. – Быть по сему! – сказал Юпитер.

185. – Просьба справедлива, – молвили разом все боги.

Затем, так как надо было решить о Раке (который чувствовал себя на небе от солнечного жара, словно изжаренный на огне очага и приговоренный к адским мучениям), Юнона спросила, как о своем детище, что хочет сделать с ним Сенат. Но большая часть Сената предоставила дело ее собственному усмотрению. Тогда Юнона заявила, что, если Нептун позволит, она погрузила бы его в волны Адриатического моря, где он найдет больше приятелей, чем звезд на небе. Кроме того, будет там по соседству с знаменитейшей Венецианской республикой, которая, как будто она тоже рак, мало-помалу уходит задом от востока к западу. Бог, который носит великий трезубец, согласился, а Юпитер сказал, что вместо Рака будет хорош тропик Поворота, Исправления, Возвращения, Пересмотра – добродетелей, противоположных дурному Прогрессу, Упорству и Упрямству.

Тотчас после этого Юпитер возбудил вопрос о Льве словами:

186. – Однако это гордое животное пусть остережется следовать за Раком и устраиваться с ним там по-товарищески, так как, если попадет в Венецию, то найдет там другого, более сильного, чем он: ибо тот лев не только умеет сражаться на суше, но прекрасно ратоборствует на воде и еще лучше в воздухе, так как у него есть крылья, кроме того, он канонизирован и личность ученая. Так что не спокойнее ли будет Льву убраться в Ливийские пустыни, где для него найдутся и жены и друзья?

187. А на место Льва, по-моему, следует перенести Великодушие, героическое Благородство, умеющее прощать подданным, сострадать больным, укрощать Наглость, попирать Мерзость, давать отпор Высокомерию и побеждать Гордость.

188. – Очень хорошо, – сказали Юпитер и большинство консистории.

Не стану пересказывать, с какой важностью, великолепием и пышностью, с какой многочисленной свитой пошла эта добродетель, ибо сейчас за недостатком времени хочу сказать вам лишь существенное о реформе и распределении мест, имея в виду осведомить обо всем, когда поведу вас осматривать одно за другим каждое место и их двор.

Саулин. Хорошо, дорогая София! Мне очень по сердцу твое любезное обещание. Затем я весьма доволен, что вы с возможной угодной вам краткостью перескажете мне об изгнании зверей с других мест и о переменах.

София. «Итак, что будет с Девой?» – спросила непорочная Люцина, охотница Диана.

189. – Спросите ее, – возразил Юпитер, – не хочет ли сделаться приоршей или игуменьей в какой-нибудь общине или монастыре или надсмотрщицей за придворными дамами, чтобы тех не захватывала жадность сорвать плод раньше времени или сделаться подругами своих господ.

190. – Ох! – сказала Диктинна, – не могу! – И добавила, что никак не хочет возвращать Деву туда, откуда ее уж не раз изгоняли и откуда столько раз убегала.

Прародитель прибавил:

191. – Пусть тогда крепко держится на небе, остерегается падения и зорко смотрит, чтобы не запятнать себя здесь.

Мом сказал:

192. – Мне кажется, что она может пребыть чистой и непорочной, если будет по-прежнему держаться подальше от богов и героев, а будет водиться, как было доселе, со зверьем, ибо у нее с западной стороны – лютейший Лев, а с восточной – ядовитейший Скорпион. Но, право, не знаю, каково-то ей будет теперь, когда к ней присоседятся Великодушие, Любвеобилие, Благородство и Мужество, которые, пожалуй, взберутся ей на спину и, заставив ее, вследствие домашнего соприкосновения, обзавестись великодушным, любовным, благородным и мужественным, сделают из нее – женщины – мужчину, из лесного и горного божества, божества сатиров, силенов и фавнов, обратят ее в изящное, человеческое, любезное и гостеприимное божество.

193. – Будь что будет, – ответил Юпитер, – и, между прочим, пусть вместе с нею устроятся Девственность, Стыд, Воздержание, Чистота, Скромность, Правда и Честь – противницы продажного Сластолюбия, распутной Невоздержанности, Бесстыдства, Разложения, ради коих Девственность я считаю добродетелью, ибо сама по себе она ничего не стоит. Ибо сама в себе Девственность ни добродетель, ни порок: нет в ней ни доброты, ни достоинства, ни заслуги; и если она не служит требовательной натуре, то становится преступлением, бессилием, дуростью и явной глупостью; если же повинуется какой-нибудь властной причине, то зовется Воздержанием и имеет в себе суть добродетели, поскольку в ней проявляется громадная сила и презрение к наслаждениям, что вовсе не пустая и не бесплодная вещь, но содействует человеческому общежитию и честному удовлетворению ближнего.

194. – А что сделаем с Весами? – сказал Меркурий.

195. – Они везде кстати, – возразил Первоприсутствующий, – пусть идут в семьи: с ними отцы будут видеть, к чему более склонны их дети – к науке или к военной службе, к земледелию или религии, к безбрачию или семейственности, ибо не добро заставлять ослов летать, а свиней пахать. Пусть походят по академиям и университетам и посмотрят там на тех, которые преподают: подходящи ли они по своему весу, не слишком ли легки или не перегружены ли; и не нуждаются ли сами в слушании и изучении те, что берутся поучать других с кафедры и в книгах, – пусть Весы взвесят их ум и посмотрят, подымается ли он пухом или падает свинцом; и есть ли в нем что стадное или пастырское; и годится ли он пасти свиней или ослов или же тварей, одаренных разумом?

Пусть идут в здание Весталок и объяснят там и сим и оным, какого рода и величины должен быть противовес, дабы укротить закон естества другим законом – сверхъестественным или противоестественным, согласно разуму или без всякого разума и долга. Во дворцы, чтобы должности, почести, места, милости и преимущества сыпались друг за другом соответственно тому, как весят заслуги и достоинства каждого, ибо да не заслуживают быть учредителями порядка и да не становятся во главе порядка к вящей несправедливости Фортуны те, кои сами не умеют править порядком.

По республикам, дабы бремя управления уравновешивалось достатками и способностями подданных, чтобы должности не распределялись сообразно степеням родства, благородству, титулам и богатству, но сообразно добродетелям, оплодотворенным подвигами: дабы начальствовали справедливые, сбирали подати состоятельные, преподавали ученые, руководили благоразумные, сражались сильные, советовали рассудительные, командовали те, кто имеет влияние. Пусть же пойдут Весы во все государства, чтобы в мирных договорах, союзах и лигах не грешили и не уклонялись от справедливого, честного и от общей пользы, внимательно соразмеряя меру и тяжесть собственной верности и верности тех, с кем договариваешься; и чтобы в военных делах и предприятиях прикидывали, насколько уравновешиваются собственные силы силами неприятеля; что есть налицо и необходимо сейчас с тем, что может понадобиться в будущем; легкость замысла с трудностью выполнения; удобство войти с неудобством выйти; непостоянство друзей с постоянством врагов; наслаждение оскорбить с думою о защите; удобство поколебать чужое положение с неудобством сохранить свое положение; определенный расход и расточение своего с неопределенным приобретением и получением чужого. Пусть отправятся ко всем частным людям, дабы каждый взвешивал то, что он хочет, с тем, что умеет; то, что хочет и умеет, с тем, что может; то, что хочет, умеет и может, с тем, что должен; то, что он хочет, умеет, может и должен, с тем, что есть, что он делает, имеет и чего ждет.

196. – Итак, что же поставим там, где были Весы, что будет на месте Либра? – спросила Паллада. Многие ответили: Равенство, Точность, Воздаяние, разумное Распределение, Милость, Благодарность, добрую Совесть, Самосознание, Уважение к старшим, Ровность духа с равными, Снисходительность к низшим, Справедливость без строгости ко всем, каковые добродетели тушат Неблагодарность, Необузданность, Дерзость, Наглость, Грубость, малое Уважение, Неправду, Обиду и прочих, родственных им.

197. – Хорошо! Хорошо! – сказали боги всей консистории.

После этих криков поднялся прекраснокудрый Аполлон и сказал:

198. – Вот пришел час, боги, когда нужно удалить этого адского червя, что был главной причиной ужасной случайности и жестокой смерти моего милого Фаэтона, ибо когда он, бедняжка, робко и неуверенно с малоизвестными ему конями правил колесницею моего вечного огня, а это погибельное чудовище погрозило ему кончиком своего смертоносного хвоста, что заставило его вне себя от ужасного испуга выпустить из нежных рук вожжи на спину лошадей: откуда пресловутая разруха неба, еще теперь ясно различимая на Пути, называемом Млечным; откуда знаменитый ущерб миру, который во многих и многих местах кажется испепеленным; отсюда же и столь в самом деле позорный срам, упавший на мою божественность. И стыдно даже, что столько времени подобное свинство занимает на небе пространство двух знаков.

199. – Это уж твоя забота, Диана, – сказал Юпитер, – сделать что-нибудь со своим животным, которое вживе – скверно, а мертвое никуда не годится.

200. – Позвольте мне, с вашего разрешения, – сказала божественная дева, – возвратить его на гору Келиппио на Скио, где Скорпион родился по моему приказу назло надменному Ориону: пусть там вновь разрешится в ту материю, из которой был создан. Пусть вместе с ним отправятся Обман, Надувательство, Подделка, опасное Притворство, Хитрость, Лицемерие, Ложь, Клятвопреступление, Предательство. Наследуют же ему противоположные добродетели: Искренность, Исполнение обещаний, Соблюдение верности с их сестрами, сродниками и служанками.

201. – Делай с ним, что хочешь, – сказал Мом, – ибо никто не будет оспаривать его у тебя, как оспаривали у старика Сатурна двух мальчиков.

202. – Ну, рассмотрим же скорей, что нужно сделать с сыном Евфимии, который уже столько тысячелетий, как бы из боязни отпустить от себя за неимением другой, держит эту вдовую стрелу вложенной в лук, целясь туда, где перегнулся на спину хвост Скорпиона. И конечно, если бы, считая его умелым в прицеле, в том, чтобы взять цель, как говорится, что уже есть половина стрелкового искусства, я в то же время считал бы его сведущим в стрельбе, в том, чтобы попадать в точку, что есть другая часть упражнения, то я посоветовал бы ему отправиться понабраться немного славы на Британский остров, где имеют обыкновение эти господа, одни в курточках, другие в долгополых кафтанах, справлять праздник короля Артура.

Опасаюсь только, как бы он не нанес обиды ремеслу вследствие нехватки самого главного для того, чтобы метить в самую цель. Поэтому распоряжайтесь вы сами с ним, как хотите, ибо, говоря по совести, всего больше годится быть птичьим пугалом для охраны – простите за слово – дыни и гороха.

203. – Он может идти, – сказал Патриарх, – куда хочет, и пусть кто-нибудь из вас пристроит его по-своему. А на его месте да будет символическое Умозрение, Созерцание, Занятие, Внимание, Влечение, Порыв к лучшей цели со своими предстоящими и товарищами.

Тут выступил Мом:

204. – Что, по-твоему, Отче, надо сделать с этим святым, беспорочным и достопочтенным Козерогом? С этим твоим божественным и дивным молочным братом, с этим нашим храбрым и более чем героическим дружинником против опасного, внезапного и дерзкого нападения гигантов? С этим великим советчиком на войне, нашедшим способ умертвить того самого врага, что из пещер Тавра появился в Египте, как самый страшный противник богов? Кто (ибо открыто мы не осмеливались напасть) дал нам наставление оборотиться в зверей, дабы искусством и хитростью восполнить недостатки нашей природы и сил и тем самым достигнуть славного торжества над противниками. Но, о горе! Заслуга эта не без вреда; ибо и это добро не без худа, может, потому, что так предписала и определила судьба – не бывать сладости без примеси чего-нибудь горького и скуки – или уж не знаю, по какой иной причине.

205. – Какое же зло, – сказал Юпитер, – он принес нам, о коем можно сказать, что оно связано с этим благом? Какое бесчестие могло сопровождать такой триумф?

Мом ответил:

– Ведь он тем самым заставил египтян почитать живые образы зверей, и те стали нас почитать в образах зверей, так что, скажу тебе, мы стали предметом насмешек.

206. – Но как же, Мом, – возразил Юпитер, – ты можешь принять это за зло, ведь для тебя не тайна, что животные и растения суть живые произведения природы, а сама природа (как ты должен знать) есть не что иное, как Бог в вещах.

207. – Ты правду говоришь, – возразил Мом, – ибо в самом деле я вижу, каким путем эти мудрецы могли делать для себя близкими, милостивыми и кроткими богов, которые голосами, исходящими из статуй, давали им советы, учение, откровения и сверхчеловеческие установления. Ведь египтяне своими молитвами и божественными обрядами возвышались до божества по той же самой лестнице природы, по которой само божество спускалось вниз ради сообщения себя самого ничтожнейшим вещам. И всего горестнее для меня, что я вижу, как некоторые бессмысленные и глупые идолопоклонники подражают великолепию египетского культа не лучше, чем тень славе тела; как ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и бездыханных предметов; как тем самым глумятся не только над оными божественными и прозорливыми поклонниками, но также и над нами, как такими, кого принимают за зверей. И что еще хуже – торжествуют, видя свои безумные обряды в таком почете, тогда как другие обряды исчезли и уничтожены.

208. – Пусть это не огорчает тебя, – сказала Изида, – ибо судьба предрекла чередование тьмы и света.

209. – Но ведь плохо то, – возразил Мом, – что они-то уверены, будто живут в свете.

Таким образом, вечные божества (что не противоречит нисколько истине божественного существа) имеют временные имена, которые меняются вместе с временами и народами: как вы можете убедиться из известной истории, когда Павел Тарсийский был назван Меркурием, а Варнава Галилейский – Юпитером не потому, что они были приняты за этих богов, но потому, что та божественная добродетель, которая проявилась когда-то в Меркурии и Юпитере, сызнова обнаружилась у них обоих: красноречием и убежденностью одного и полезными деяниями другого.

Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать – хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней, единой, различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Затем в двух телах, самых главных из тех, что находятся вблизи от этого шара и нашего материнского божества, т. е. в Солнце и Луне, египтяне разумели жизнь, которая образует вещи согласно двум самым основным началам. Далее они признавали влияние семи других действующих начал, распределяя их на семь светил, которых они называли бродячими – планетами. На долю этих планет, из коих каждая была особым началом и плодотворной причиной, они относили все разнообразие видов в каком угодно роде, говоря о растениях, о животных, о камнях, о влияниях и иных прочих вещах – вот это от Сатурна, это от Юпитера, это от Марса, это от того, это от другого. Точно так же – о частях, о членах, о цветах, печатях, характерах, символах, изображениях, которые все были распределены на семь видов. Но отсюда далеко, чтобы египтяне не признавали божества единым, которое пребывает во всех вещах и соответственно различным способам своего обнаружения в вещах имеет бесчисленные имена; которое можно достигнуть несчетными путями, из коих каждый опирается на собственные и свойственные ему основания; которому можно служить и почитать его бесчисленными обрядами, ибо мы взыскуем от него всевозможного рода милостей.

Для всего этого, конечно, необходимы та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные – меньше. Вот этот обряд и называется Магией: и поскольку занимается сверхъестественными началами, она – божественна, а поскольку – наблюдением природы, доискиваясь ее тайн, она – естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способности души, что все находится в кругозоре телесного и духовного: духовного и умственного.

Итак, возвращаясь к прерванному рассказу, Изида сказала Мому, что у глупых и бессмысленных идолопоклонников нет никакого основания насмехаться над магическим и божественным культом египтян. Египтяне во всякой вещи и во всяком явлении, согласно с особым смыслом каждого, созерцали божество и умели посредством разного рода вещей, пребывающих в лоне природы, получать от нее те благодеяния, каких им хотелось: природа же, подобно тому, как из морей и рек дарит рыбу, из пустынь – диких животных, из рудников – металлы, с деревьев – плоды, так от известных частей, от известных животных, от известных зверей, от известных растений – известное счастье, добродетели, судьбы и внушения.

Поэтому божество в море называлось Нептуном, в солнце – Аполлоном, в земле – Церерой, в пустыне – Дианой; и так – разнообразными именами в каждом из прочих видов, каковые, как различные идеи, были различными божествами в природе, все одинаково относясь к божеству божеств и источнику идей сверхъестественных.

Саулин. Отсюда, по-моему, исходит знаменитая Каббала евреев, чья мудрость (какова бы она ни была в своем роде) заимствована у египтян, у которых учился Моисей. Ведь она прежде всего приписывает первому началу несказанное имя, от него вторично происходят четверо, которые затем разрешаются в двенадцать; те в свою очередь переходят прямо в семьдесят два, а непрямым путем и прямым в сто сорок четыре, – и так далее через учетверение и удвенадцатирение развертываются в бесчисленность, сообразно бесчисленности видов. Таким образом, всяким именем (как это свойственно их языку) евреи называют какого-нибудь бога, ангела, духовную сущность, силу, которая главенствует над одним каким-либо видом. Так что в конце концов обнаруживается, что все божество приводится к одному источнику, все равно как весь свет к первому и по себе самому светлому, а все изображения, какие есть в различных несчетных зеркалах, как бы во множестве отдельных предметов, сводятся к одному началу – формальному и идеальному, их источнику.