Джозеф С. Рейнгольд Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти

1 В известном средневековом труде (35) смерть рассматривается как «ничто иное, как выход из темницы, конец изгнания, избавление от тяжкого бремени, которым является тело, исцеление от всех немощей, спасение от всех опасностей, уничтожение всего дурного, разрыв всех оков, выплата природного долга…»

2 Изучение личностных различий среди студентов-медиков показало, что у студентов, выбравших в качестве специальности психиатрию, уровень тревожности по отношению к смерти намного выше, чем у тех, кто выбрал педиатрию, терапию или хирургию (88а).

3 Reik (104) предполагает, что «когда побуждения и тенденции к сексу и удовлетворению потребностей эго становятся не столь настоятельными, например, в пожилом возрасте, … тогда страх перед смертью уменьшается». Аналогичным образом, Simmel (105) убежден, что «пожилые люди обладают способностью умирать без страха потому, что благодаря их преклонному возрасту, источники их врожденных влечений иссякли, уступив место врожденным требованиям».

4 Разница между тревогой и страхом обсуждается в главе 5.

5 Гейне: «Как душа сражается с мыслью, что наша личность должна прекратить существование, что уничтожение будет навсегда! Ужас перед пустотой, который мы приписываем природе, на самом деле присущ нашим сердцам».

6 Например, Паскаль, Монтень, Толстой, Ницше, Сэр Томас Брауни, Шопенгауэр, Джон Донн, Самуэль Джонсон, Эдгар Аллан По и Фрейд.

7 Женщина 34 лет, утверждала, что вид смерти не ослабляет у нее желание принять ее как самую лучшую вещь, предложенную жизнью. Это ощущение того, что смерть является триумфом, не было порождено теологией или отвращением к жизни, так как здоровье, окружение и радости жизни всегда были превосходными. Она не думала ни о чем, кроме жизни, но чувствовала, что смерть была бы ее самым желанным достижением.

8 Доктор Fereira сообщает, что аналогичные исследования повторно никем не проводились, и, насколько я знаю, в литературе также нет упоминания о подобных исследованиях. Это явное отсутствие интереса к данному феномену, тесно связанному с материнско-детскими отношениями и происхождением тревоги, возможно, следует интерпретировать, как проявление всеобщего нежелания признать существование материнской разрушительности.

9 Изучение материнской практики ухода за малышами и их наказания показало, что большое количество матерей использовало ту или иную форму физического наказания (шлепки, пощечины, подзатыльники, порка) по отношению к детям в возрасте до одного года. Рукоприкладство было наиболее предпочтительным способом воздействия на ребенка и считалось важным и естественным выражением родительского наказания.

10 Согласно утверждению Milowe и Lourie (212), при изучении жизни детей, ставших жертвами насилия в семье, часто обнаруживаются личностные факторы, ведущие к отсутствию эмоционального реагироваиня на родителей, гиперчувствительности к определенным стимулам и другим реакциям, способным вызвать раздражение и состояние фрустрации у родителей. «К тому времени, когда мы встречаем ребенка, выясняется, что у него наблюдались периоды долгого сердитого плача, слабое реагирование на то, что его брали на руки, низкий коэффициент развития, отсутствие или задержка появления улыбки». Проще говоря, ребенок провоцирует бессердечное обращение, создавая впечатление, что он сам такой.

11 Позвольте мне указать, что: 1) проблема касается матери, а не родителей вообще; 2) мать не бывет только благожелательной или жестокой, но одновременно и такой и другой; 3) патогенное влияние в большей степени является делом характера матери и ее подсознания, чем жестокого обращения; 4) мать может быть заботливой, и в то же время деструктивной, а может быть строгой, но не наносить серьезный ущерб развитию эго; 5) у детей из одной и той же семьи разные матери в том смысле, что не бывает одинаковых материнско-детских взаимоотношений – общеизвестно, что один из детей может быть отвергнут матерью и подвержен насилию, в то время как с другим обращаются заботливо и ласково; и 6) у ребенка, воспитывающегося в трущобах, может быть относительно поддерживающая мать, в то время как у социально благополучного ребенка мать может быть относительно деструктивной.

12 В книге «Страх быть женщиной» я рассматриваю работу Bibring и ее коллег в области психологии беременности (255). Хотя там и имеется отчетливое признание идиосинкразического влияния беременности и причастности взаимоотношений между беременной женщиной и ее собственной матерью к психическим стрессам во время беременности, выдвигается тезис, что эти стрессы являются характеристикой самой беременности – то есть, что они представляют собой специфическую кризисную фазу созревания. В данном исследовании у нас тоже есть ясно выраженное намерение реабилитировать матерей от ответственности за неврозы у их младенцев, но я не вижу, какое значение для ребенка имеет то, что его мать отвергает его и враждебно к нему относится из-за эмоционального конфликта или это происходит по причине неудачного процесса созревания.