Е. Н. Чернозёмова

В течение длительного времени итоги миссии и собранные ею материалы оставались практически не введенными в научный оборот. Единственным кратким описанием путешествия была публикация спутника Богла, капитана Самуэля Тернера в 1800 году [2]. Как отмечал известный историк Ост-Индской компании Клемент Маркхем, «открытие журналов и других бумаг господина Джорджа Богла, который был послан с миссией на Тибет Уореном Гастингсом, и господина Маннинга, единственного англичанина, посетившего Лхасу, предоставили значительное количество работы Департаменту [истории] на 1876 год. Таким образом была санкционирована официальная работа по Тибету» [3, с. 419]. Описание миссии было издано весьма оперативно, в том же 1876 году [4].

Заметим, что рукопись, обнаруженная нами в Национальной библиотеке в Париже, поступила туда в 1822 году, т.е. задолго до обнаружения материалов по этому путешествию, хранящихся в бумагах Ост-Индской компании, и, очевидно, была неведома Клементу Маркхему. Более поздние исследователи также не были знакомы с этим Меморандумом; в частности, активно занимающаяся в последнее время творчеством (в основном эпистолярным) Джорджа Богла и других ранних британских путешественников по Индии и соседним странам Кэйт Телтчер не использовала Меморандум Дж.Богла из парижской Национальной библиотеки [5].

Младший сын видного торговца табаком из Глазго, Джордж Богл, в 13 лет лишился матери. На следующий год он поступил в Эдинбургский университет для изучения логики, а оттуда в возрасте 18 лет перешел в частную Академию в Энфилде для продолжения своего образования. После шестимесячного путешествия по Франции Джордж в течение четырех лет работал клерком в лондонском финансовом отделе внешнеторговой фирмы своего брата Роберта «Богл и Скот». Вслед за этим по протекции друзей получил назначение в качестве чиновника Ост-Индской компании. Богл прибыл в Калькутту в разгар ужасного голода в Бенгалии. В сентябре 1770 года он писал Роберту о страшных картинах множества жертв голода, умирающих прямо на улицах [6].

Джорджу Боглу было всего 28 лет, когда его назначили первым британским посланником в Бутан и Тибет, спустя немногим более четырех лет после его прибытия в Индию. Миссия должна была заключить торговый договор между Бенгалией и Тибетом с тем, чтобы открыть путь через Бутан. В тот период в течение нескольких лет Ост-Индская компания старалась исследовать возможности трансгималайской торговли. Тибет рассматривался в качестве пути в Китай, посредством которого можно было избежать тех торговых ограничений, которым компания подвергалась в Кантоне. Эти стремления стали более острыми и актуальными в связи с финансовыми потерями, которые Ост-Индская компания понесла во время ужасного голода в Бенгалии в 1769–1770 годы.

Генерал-губернатору Уорену Гастингсу представился повод расширить британское влияние в этом районе благодаря нападению бутанцев на княжество Куч Бехар – небольшое государство, граничащее с Бенгалией. Раджа Куч Бехара обратился в Калькутту за военной помощью, которая была ему предоставлена на том условии, что компания становилась сюзереном княжества. В 1773 году, после победы англичан над войсками бутанцев, Гастингс позитивно откликнулся на заверения о мире, направленные ему Лобсангом Палден Яше, Третьим Панчен Ламой Тибета (известным британцам как Таши Лама), человеком больших талантов и инициативы, который достиг значительного влияния в Тибете и соседних государствах в период малолетства Восьмого Далай Ламы. Таким образом, именно в ответ на мирные инициативы Панчен Ламы Богл был назначен послом в Бутан и Тибет.

Гастингс снабдил Богла инструкцией, в которой от посланника требовалось вести «дневник, отмечая в нем любые проходы (перевалы), которые Вы видели, [а также] Вам следует описывать народ, страну, климат, пути сообщения, их манеры, обычаи, постройки, пищу и т. д., а также интерес к торговле со стороны этой страны, иметь с собой карандаш и записную книжку для заметок о каждом факте или высказывании в тот момент, когда они случились, с тем чтобы [изложить] их в должном порядке на досуге, пока они еще свежи в памяти» [7].

Помимо Богла в отряд входили хирург компании по имени Александр Гамильтон, представитель Ламы Пурангир Госаин (Purangir Gosain) и слуги.

Миссия Богла вышла из Бейхара (Beyhar) 8 июня 1774 года [1, р. 10]. На пути из Бенгалии в Бутан шотландский путешественник впервые познакомился с местной транспортной «службой» носильщиков­кули, которую Богл описывает следующим образом: «Эта служба [повинность] настолько хорошо налажена, что их народ подчиняется ей безропотно, причем ни пол, ни юность, ни старость не [могут служить оправданием] для отказа от этой службы. Груз привязан на их спинах с помощью короткой палки, пропущенной под руками, используемой в качестве опоры, когда они отдыхают; несмотря на то, что они по природе физически сильны и привычны к такого рода труду, удивительно, какие грузы они могут переносить. Девушка 18 лет прошла однажды 15 или 18 миль с грузом весом 70 или 75 фунтов [28–30 кг]. То же самое расстояние мы вообще едва смогли преодолеть без какого­-либо груза» [1, р. 12].

Прибыв в Тассасудден (Tassesudden), Богл провел период с 5 по 14 июля 1774 года в переговорах с Дебе Раджей (Debe Rajah) и его приближенными, главной целью которых было получить разрешение на посещение Тибета. Раджа объяснил посланнику Ост-Индской компании, что Панчен Лама был независим лишь в религиозных делах, а юридически он подчинялся китайскому императору, который выказал недовольство, узнав о миссии из Индии. В связи с этим раджа просил направить в Китай копии писем англичан Панчен Ламе (письма были составлены на бутанском и персидском языках) и дождаться решения китайских властей. Помимо этого он много говорил о трудностях предстоящего пути и советовал англичанам отказаться от продолжения миссии. В ответ шотландец сообщил, что Таши Лама сам был инициатором посольства и послал письмо правителю Ост-Индской компании. Судя по дальнейшим переговорам, сам Лама расхотел принимать англичан [1, рр. 18–21]. Размышляя о возможных причинах такого непоследовательного поведения Панчен Ламы, Джордж Богл выдвигает в качестве одной из них относительно более уязвимое (по его мнению) географическое положение Тибета по сравнению с Бутаном, хорошо защищенным горами. В частности, он замечает по этому поводу следующее: «Территория Ламы по всем параметрам находится в иной ситуации [по сравнении с Бутаном]. Его [Тибета] торговля с Китаем и его [китайские] изделия сдерживают соблазн агрессора, в то время как открытость [незащищенность] страны создает трудности в противодействии такой аргессии. Я уверен, что именно эти обстоятельства являются истинными причинами возражений Таши Ламы против моего путешествия. Приказ императора – лишь покров, скрывающий ее [эту причину]. [Этот приказ] конечно, возбуждает такую ревность и пробуждает внимание; он способствует усилению страхов Таши Ламы перед Китаем, в случае, если этот приказ вполне серьезен, или дает им оправдание, в случае, если он выдуман» [1, р. 30]. Выбирая пути преодоления сопротивления тибетцев его миссии, британский путешественник решил существенно сократить число своих спутников, что он оправдывал также желанием «погрузиться в жизнь тибетцев без всякой помехи». В связи с этим решением он отправил большую часть своей свиты обратно в Калькутту.

Ожидая решения тибетских властей, Богл собирал в Бутане сведения об условиях пребывания иностранцев в Лхасе и выяснил, в частности, «что когда какие­либо турки [повидимому, имеются в виду представители центральноазиатских народов. – А.П.] или русские [выделено мною. – А.П.] прибывали туда, к каждому из них китайцы приставляли охранника; что всего в Лхасе было 1000 таких охранников и что страна Ламы управлялась и охранялась [императорским] двором» [1, р. 31]. В своем письме правителю Бутана Панчен Лама подтверждал собранные Боглом сведения, заявляя, в частности, «что в Лхасе имеется отряд китайцев, и что турки, русские и другие народы (чьи названия я забыл) никогда не допускались туда без охраны, почему он [Лама] был бессилен что­либо сделать для Fringy». Шотландский путешественник выяснил, что fringy местные народы называли англичан, объединяя при этом понятия fringe – маргинальный, заграничный, foraying – нападающий, грабящий и foreign – иностранный. Богл пытался объяснить высшим чиновникам Бутана, что они несправедливы к англичанам, используя этот термин. По этому поводу он, в частности, заметил следующее: «Я объявил войну слову “Фринджи”, которым здешний народ продолжает называть англичан, и, при любой возможности атакуя его, пытался заменить его термином Энрайз [Enrize] [8]. Само звучание [слова “Фринджи”] постыдно, а приравнивая англичан к любой другой европейской нации, [они] делают их ответственными за то, что португальцы совершили два столетия назад; достаточно того, чтобы мы могли отвечать за самих себя [за наши собственные деяния]» [1].

С другой стороны, Дж. Боглу очень понравились бутанцы, о которых он, в частности, заметил следующее: «Чем более я встречаюсь с бутанцами, тем более они мне нравятся, это простые люди, искренне добродушные и, я уверен, весьма честные. Государственные деятели [в своем облике] имеют черты, специфические для их профессии. По телосложению они являются наилучшим народом из всех, кого я когда­либо видел, многие из них очень красивы по цвету кожи и столь же светлы, как французы» [1, р. 170].

В конце концов Джорджу Боглу удалось убедить правителя Бутана написать Таши Ламе рекомендательное письмо по поводу его миссии. Посланника правителя Тибета Госсейна Богл уговаривал убедить Ламу не просить у Пекина разрешения на прибытие английской миссии в его резиденцию, которая находилась достаточно далеко от Лхасы, где были китайцы [1, р. 35]. Объясняя мирный характер миссии, Богл утверждал следующее: «Я заметил, что манеры и обычаи страны, а также растения и животные были объектами любопытства Правителя, и он велел мне интересоваться ими, но я уверял его, что сила и количество войск, или мощь страны, являлись предметами настолько полностью безразличными Правителю, что он желал, чтобы я не делал ни малейших расспросов о них; если же учитывать расстояние между странами, разницу в климате и другие обстоятельства, то Бенгалии столь же мало следует опасаться Тибета, сколь Тибету бояться Бенгалии». С другой стороны, посланник Ост-Индской компании счел необходимым закончить свою тираду скрытой угрозой: «Я порекомендовал ему убедительно представить [все эти доводы] Ламе, так как, отказав мне в разрешении посетить свою страну, он незаслуженно оскорбит Правителя». Таким образом, используя различные аргументы, и в том числе обычную взятку, Боглу удалось убедить посланника правителя Тибета приложить все старания для достижения его, Богла, целей. «И со всеми этими различными аргументами, использованными мною, – говорит он, – я смог переплести его собственный интерес, как наилучший стимул его стараний» [1, рр. 36–37].

От себя Богл написал Ламе следующее послание (на бутанском языке), полный текст которого на английском языке приведен в Меморандуме: «По пути к Тассесуддену я был удостоен Вашим письмом, и сердце мое возрадовалось сообщением о Вашем благополучии. Ваши служащие, которые теперь возвратились к Вам, проинформируют Вас о том удовлетворении, которое получил от Вашего письма Правитель, мой господин, и от того, что благодаря Вашему содействию был заключен мир между англичанами и Дебе Раджей, который будет царить вечно. В этот период всеобщего удовлетворения я прибыл сюда с ответом Правителя и некоторыми свидетельствами его уважения. Он желает развития дружбы с Человеком, чьи молитвы возносятся во имя благополучия Человечества и чьи усилия направлены на преодоление различий между ними [народами]. Именно для этой цели я послан. Если мне будет отказано в праве предстать пред Вами, мое сердце опечалится, а голова Правителя будет опозорена. Не имея мунши [секретаря], я не могу вдаваться в дальнейшие подробности, но Госсейн представит их Вашему просвещенному уму» [1, рр. 37–38].

По совету Госсейна, Богл ходатайствовал о включении в свой паспорт не более трех-четырех слуг.

В случае полного отказа Ламы допустить английскую миссию на Тибет Богл в своем письме Правителю Ост-Индской компании Уорену Гастингсу предлагал использовать для посольства купца­мусульманина из Бенгалии [1, рр. 159–160].

Из разговоров с Госсейном англичанин узнал, что во время войны Бутана с Англией Дебе Раджа обращался к своим соседям с предложением объединиться против общего врага, утверждая, что англичане «атаковали его сегодня и атакуют их завтра»; коалицию ему создать не удалось, хотя некоторые правители были совсем не против расширить свои владения за счет соседей, пользуясь создавшейся обстановкой. Таши Лама участвовать в военных действиях против англичан наотрез отказался, так как был в принципе против войн и кровопролития; он выступил в качестве посредника в установлении мира [1, р. 38].

В конечном итоге Боглом было получено разрешение на посещение Тибета, о чем он с радостью сообщил в своем Меморандуме следующее: «13 октября (?) [здесь и далее шотландский путеше­ственник не гарантирует точности дат. – А.П.] 1774 года я покинул Ташешуджон <...> с У.Гамильтоном, Мена Сеттаром, жителем Кашмира, который присоединился ко мне в Ронг Пуре и говорил на языке этой страны, посланником, который был направлен за мной, и служащим Дебе Раджи, который должен был меня сопровождать до границ страны» [1, р. 51].

В дороге Джордж Богл занялся подробным описанием вооружения бутанцев, в котором, по его наблюдениям, преобладало старинное оружие (лук, отравленные стрелы, копья), хотя огнестрельное оружие, употреблявшееся редко, также отмечено: кремневые ружья и пушки [1, р. 22].

23 октября 1774 года отряд пересек границу владений Ламы. Последующее повествование Богла становится подробнее. Он начинает уделять пристальное внимание описанию быта и нравов тибетцев и, в частности, отмечает обычай захоронения – усопших отдавали на съедение хищникам (в основном птицам) на вершинах специальных сопок. Исключение делалось лишь для умерших от оспы, которых закапывали в землю, и для лам, сжигаемых на сандаловых дровах [1, р. 60]. По ходу следования миссии доктор Гамильтон занимался сбором гербария и семян, а также ботаническими описаниями [1, р. 173]. Описывая местную фауну, шотландский путешественник упоминает животное, похожее на осла, с местным названием киянг (kyang). На территории Тибета Богл и его люди столкнулись с запретом на охоту, но когда отряд отошел от священных гор, тибетцы пошли на компромисс, разрешив поохотиться в пустынных и ненаселенных местах.

Описывая различные технические средства, используемые тибетцами, в частности маслобойку (churn) и устройство для резки соломы, Богл отмечает совершенство этих машин: «Так как я помню, насколько великим открытием почиталось в Англии [устройство для] резки соломы, я упоминаю это только для того, чтобы показать, что те народы, которые недооценивались европейцами, могут без помощи Королевских Обществ обнаруживать полезные искусства жизни; а что касается остального, насколько они [эти устройства] являются благом для человечества или наоборот, – это вопрос, находящийся вне моей компетенции» [1, р. 73]. В качестве еще двух примеров реальных достижений тибетцев в развитии самобытных технических средств Богл далее детально описывает деревянные паромные переправы и обтянутые кожей грузовые баржи [1, рр. 74–75].

8 ноября 1774 года миссия Ост-Индской компании прибыла в резиденцию Таши Ламы, расположенную в Дешерипгее. Джордж Богл следующим образом описывает дворец Ламы: «Дешерипгей расположен в узкой долине у подножья крутого скалистого холма. Дворец невелик: в высоту он всего лишь двухэтажный, а с трех сторон окружен рядами небольших апартаментов с галереей вокруг них, что в совокупности формирует Малый Двор, выложенный камнем. Все лестницы деревянные и широкие, крыши украшены медными коваными орнаментами, а на фронтоне дома – тремя круглыми латунными пластинами, [символизирующими] Ом, Хэм и Хунг. Покои Ламы расположены наверху. Они невелики и увешаны различными цветными шелковыми тканями, видами Поталло, Джешу Лумбу и т.д. В двух милях от Дешерипгея стоит крепость Чамнамнинг» [1, р. 77].

16 ноября 1774 года к миссии Богла присоединился мусульманин Магомет Таки [Mahomed Tucky] [1, р. 174].

Джордж Богл вручил Ламе личное письмо правителя Ост-Индской компании, его подарки и свой собственный подарок (шелковый платок «Пелонг»). Посланник и его спутник Гамильтон были встречены очень хорошо и также получили подарки. В Меморандуме Богла подчеркнуто, что несмотря на то, что Лама почитается живым богом во всех восточных окраинах Азии, он вел себя с иностранцами весьма вежливо и просто, проявляя большой интерес ко всему, о чем ему рассказывали. Действующий духовный правитель Тибета описан шотландским путешественником следующим образом: «Таши Ламе около сорока лет, он невысок и хотя не может быть назван толстым, но склонен к полноте. Цвет кожи у него светлее, чем у большинства тибетцев, а его руки такие же белые, как у европейцев. Его волосы, черные, как вороново крыло, пострижены очень коротко; борода и бакенбарды – никогда не длиннее месячных. Глаза у него маленькие и черные, а лицо – улыбающееся и добродушное. Его отец – тибетец, а мать является близкой родственницей раджи Ладака. От нее он научился индостанскому языку [хинди], который знает сносно и очень любит на нем говорить. Он ведет себя открыто, искренне и щедро. Он очень весел и занятен в разговоре и рассказывает приятную историю с обилием чувства юмора и действия. Мне удалось раскрыть его лукавства, те недостатки, которые неотъемлемы от Человечества, но он настолько всеми любим, что ни у меня, ни у кого другого не хватило бы смелости плохо отозваться о нем» [1, рр. 79–80].

Особо отмечена большая щедрость Ламы, причем он часто одаривал своими милостями странствующих факиров­мусульман, несмотря на враждебность их религии ламаизму. Как полагал Джордж Богл, одной из причин поощрения Ламой посещений факиров было его желание узнать как можно больше о соседних азиатских странах, и, возможно, распространить среди их народов добрую славу о Далай Ламе.

Для теплоты и удобства Таши Лама дал англичанам одежду, украшенную шкурами сибирских лис и соболей, и по паре красных сапог. Таким образом, как отмечает Богл, они были одеты по-русски: Dressed like that which we call Russia [1, рр. 84–85].

Представителей Ост-Индской компании, как первых европейцев в этих краях, непрерывно посещали любопытствующие тибетцы.

Описывая в письме Гастингсу значение правящего Таши Ламы на Тибете, Дж. Богл отмечает следующее: «Характер и способности Таши Ламы, факт обнаружения им и возведение на престол в Потале теперешнего Далай Ламы, благоволение к нему Императора Китая и назначение с его помощью военачальником Гесуб Кембокая [Gesub Kembocay] обеспечивает ему громадное влияние. Местом правительства, однако, является Лхаса. Император Китая – Высший сюзерен. Его представители, два китайских офицера, сменяются каждые два года. Эти люди должны докладывать своему Двору о положении в стране, но мне говорили, что они редко вмешиваются в управление ею, которое на период малолетия Далай Ламы доверено Гесубу и четырем министрам. Таши Ламе принадлежит большое количество деревень и монастырей, разбросанных по Тибету вперемежку с владениями Далай Ламы. Для того чтобы попытаться объяснить характер Правительства, в котором столь много различных интересов переплетены воедино, я был бы принужден рассказать о таких деталях, которые при моем несовершенном знании страны вряд ли были бы оправданны» [1, рр. 174–175].

По поводу возникновения китайской власти на Тибете Дж. Богл замечает следующее: «Около семидесяти лет назад Император Китая приобрел права сюзерена Тибета таким же образом, как подобные права обычно приобретаются, – путем вмешательства в ссоры между двумя конфликтующими партиями» [1, р. 182]. Шотландскому путешественнику удалось также получить следующие, может быть, излишне эмоционально окрашенные, но достаточно объективные сведения об истории завоевания Цинской Империей калмыков [Джунгарии] и влиянии этого факта на взаимоотношения России и Китая: «Правящий император обладает необузданным и жестоким темпераментом <...> Он, частично с помощью коварства, недостойного великого монарха, привел калмыков к жесткому подчинению <...> Но споры о границах и миграции подданных между ним и Двором Петербурга в течение нескольких прошедших лет весьма вероятно могут привести к разрыву [между Китаем и Россией], в результате чего, как мне кажется, он обречет себя на откровенную взбучку [со стороны России], которую Лама старается предотвратить; но китайцы [мне] представляются неправыми, однако высокомерное сознание императора не дает ему остановиться и пойти на какие­либо уступки» [1, р. 188].

В конце ноября члены миссии по приглашению Ламы отправились с ним вместе в Таши Лумбо (Teshoo Loombo), которая являлась столицей провинции Таши Ламы. Они шли по западному берегу реки Чамнамнинг (Chamnamning) и прибыли в столицу 13 декабря 1774 года [1, р. 86].

По поводу пребывания миссии в Таши Лумбо Богль пишет следующее: «Со дня нашего прибытия в Таши Лумбо и до 18 января [1775 г.] Лама был занят приемом посетителей и подарков. В числе его почитателей был большой караван калмыков, которые преподнесли его святилищу слитки серебра, меха, шелковые ткани и dromedaries. Они оставались в Таши Лумбо около месяца и затем отправились в Лхасу, где провели около десяти дней, а после вернулись в свою страну, расположенную на расстоянии около трех месяцев путеше­ствия на север» [1, р. 96].

В числе официальных посетителей Таши Ламы были ламы из Урги (Hirka) (Улан­Батор) и Дели.

Описывая дворец, Богл отмечает большое количество европейских вещей, привезенных на Тибет через Россию, в частности: «Потолки галереи покрыты сатинами самых различных типов, некоторые китайские, некоторые калмыкские, некоторые европейские, привезенные через Россию по суше» [1, р. 101]. Один из комендантов крепости под юрисдикцией Таши Ламы – Дело Динги (Delo Dingee) нередко заходил к Боглу и однажды сказал ему, что «ему нравятся русские за их враждебность к китайцам, которые [по его мнению] – низкий, коварный и недостойный народ». По этому поводу шотландский путешественник замечает: «Признаюсь, я был очень удивлен <...> до тех пор, пока не узнал, что он раньше был на службе последнего тибетского раджи Ванг Кушу, который около двадцати пяти лет назад был предательски убит китайцами в Лхасе» [1, рр. 102–103].

В отношении этнической принадлежности калмыков у Богла, по-видимому, не было определенности: не исключено, что часть из них были действительно калмыками из Джунгарии, а в некоторых местах он называет их также сибиряками, поэтому, возможно, имелись в виду буряты. Во время игры в восточный (командный) вариант шахмат Джордж Богл в команде с калмыками или татарами (под татарами Богл, скорее всего, подразумевал монголов) всегда обыгрывал тибетцев [1, р. 106]. В одном из ритуалов, свидетелем которого был Богл, магическое действие кончалось сожжением дьявола, «пришедшего на Землю, чтобы уничтожить всех, кого он сможет поймать». Существо это, по мнению Богла, весьма напоминало европейца [1, р. 109].

В период пребывания в Таши Лумбо члены британской миссии многократно убеждались в обширности географического «охвата» ламаистского мира и его полиэтничности. Одним из ярких эпизодов, подтверждающих эти впечатления, было знакомство Богла с монгольским (по его терминологии – татарским) ламой, о котором он рассказывает следующее: «Татарский лама, который был направлен в качестве посланника от Великого Ламы Угры, известного в Индии под именем Таранот, уроженец Ладака, долго живший в Татарии, приятный и интересный человек; он принес мне полный котелок чая и платок. Я хотел отдать ответный визит, но он извинился, что не может меня принять, так как должен быть при Таши Ламе. Он оставался в городе еще некоторое время после ухода калмыкских пилигримов в Лхасу и снова посетил меня перед тем, как отправиться в обратный путь» [1, р. 111].

По просьбе Таши Ламы Дж. Богл написал для него обзор европейских стран, обращая особое внимание на Англию и Францию [1, рр. 113–114]. Остаток своего пребывания в Таши Лумбо (до 30 мар­та 1775 года) шотландский путешественник провел, занимаясь с утра и до вечера переводом бумаг о Тибете, которые Лама предоставил в его распоряжение.

Особый интерес в Меморандуме представляют подробные сообщения Богла о его встречах и разговорах с Таши Ламой. Они общались на языке хинди.

Значительное внимание представитель Ост-­Индской компании уделял выявлению взаимоотношений Тибета с соседями. В частности, он выяснил, что Бутан считался в это время вассалом Тибета. Лама объясняет, почему он сначала отказал в разрешении английскому посланнику приехать в Тибет: «Я откровенно признаюсь <...> что побудительной причиной отказа Вам в посещении [Тибета] поначалу было то, что многие люди настраивали меня против этого визита. Я много слышал также о могуществе Fringies; что Компания подобна великому королю и любит войну и завоевания...» [1, р. 130].

Лама просил англичан выделить место для молитв тибетцев на берегах Ганга (священной реки всех буддистов) и обращался к посланнику Ост-Индской компании за поддержкой в этом вопросе. Лама интересовался также взаимоотношениями англичан и китайцев, на что получил ответ, что Англия имеет торговую факторию в Кантоне, пользующуюся поддержкой китайцев.

Следующий отрывок из отчета Богла о его разговорах с Ламой свидетельствует о многообразии обсуждавшихся тем с весьма явно выраженной геополитической составляющей в их содержании: «Он спросил меня, близко ли расположена Россия к Англии, и я ответил, что расстояние это велико и много стран расположено между ними <...> Он интересовался, молимся ли мы кресту или Христосу, обозначая знак креста своими пальцами и добавляя, что ранее некоторые “Фринджи Падре” были в Лхасе и молились Христу, но они сеяли беспорядки и были выдворены из страны <...> Он показал некоторые русские монеты и завершил [рассказ о России] упоминанием споров, которые часто возникают между этой страной и Китаем по поводу их границ и подданства народов, населяющих пустыню, протянувшуюся между границами [двух империй]» [9, с. 99]. Представитель Ос-Индской компании уклонился от обсуждения этих вопросов.

Таши Лама «заметил великодушно, что все мы почитаем одного бога, но под разными именами, и все стремимся к достижению той же Цели, но различными путями. Я ответил ему в таком же духе терпимости: “Так как я не был направлен в качестве миссионера; и после того как столь изобретательные иезуиты, облаченные в рясы Апостолов и вооруженные четками и распятиями, безрезультатно пытались обратить неверные народы, я не столь самоуверен, чтобы думать, что мои труды увенчаются успехом”» [1, p.133]. «...Он показал мне план Таши Лумбо, его дворца и Поталу Далай Ламы. В них не было связи с симметрией...» [1, р. 136]. Судя по такой оценке Богла, показанные ему планы не были результатом топографических съемок иезуитов, в которых любой образованный европеец того времени мог бы узнать привычные ему карты в европейской традиции.

Во время пребывания в Таши Лумбо Дж.Богла посетила делегация из Лхасы с большим количеством китайских подарков; делегацию возглавляли Гилонг и светский чиновник «в женской одежде» – так воспринял его костюм шотландец. Шотландский путешественник уверял членов делегации в том, что «англичане совсем не были такими склочными людьми, какими их представляли некоторые злонамеренные личности, и не желали расширения [английских] территорий; что поскольку им доверено управление Бенгалией, единственное, чего они желали, это того, чтобы она оставалась в мире и спокойствии» [1, р. 147].

Лама направил в подарок правителю Ост-Индской компании «восемь козлов, которые производят шакольскую шерсть [пух] [shacol wool], восемь короткохвостых коров [яков], восемь овец, восемь собак». Дж. Богл замечает, что «у этих козлов шерсть (подшерсток) растет под длинными волосами, которыми они покрыты. Она экспортируется в Кашмир из прилегающих провинций Тибета, и из нее производятся белые шали [знаменитые кашмирские платки. – А.П.]. Овечья шерсть перерабатывается в узкие грубошерстные ткани различных сортов. Они [овцы] используются также для переноски тяжестей, часто встречаются их отары, идущие из страны Дебе Раджи, одна овца несет на спине по два мешка по 10–12 фунтов риса в каждом. Крупный рогатый скот [яки] также происходит из Татарии и везде используется для транспортировки грузов, так как колесных повозок на Тибете нет» [1, р. 179].

Анализируя состояние тибетской торговли и основные потоки товаров, Богл отмечает, что в Лхасу и другие поселения Тибета прибывает много кашмирских торговцев. Торговцы­монахи (дервиши) из Индии пользуются особым расположением тибетцев. Ламаисты – калмыки [а также, видимо, монголы и буряты. – А.П.] со всеми своими семьями ежегодно прибывают на поклонение в ламаистские святилища, ведя с собой караваны верблюдов, нагруженных мехами и другими сибирскими товарами. Наиболее значительна торговля с Китаем. Хотя основной товарообмен с Сибирью осуществляется через калмыков, но часть сибирских товаров поступает через Китай. Главными товарами экспорта из Тибета являются козья шерсть (пух) и золото [1, рр. 6–7].

Оценивая перспективы торговли с Тибетом, Богл считает, что ее удобнее и безопаснее вести через представителей местных народов. Понимая, что это будет эффективным средством дальнейшего укрепления связей с Тибетом, шотландский путешественник во многих местах своего Меморандума поддерживает просьбу Ламы предоставить место на Ганге для ламаистских священников, восстановив таким образом древнюю традицию, прерванную монгольским завоеванием Индии около 800 лет назад. Если говорить о реальных торгово­экономических итогах миссии Дж. Богла, то раджа Бутана после долгих переговоров согласился на транзитную торговлю из Бенгалии в Тибет, но лишь через индусских или мусульманских купцов [1, рр. 186–187].

Завершая обзор историко-этнографических и политиче­ских сведений, которые содержит Меморандум Джорджа Богла, представляется целесообразным процитировать его собственную – субъективную, как он настаивает, – оценку представленных им данных, которую он дал, отправляясь в обратный путь из Таши Лумбо и обращаясь к читателю со следующим предупреждением.

Оценивая значение путешествия Дж. Богла в Бутан и Тибет, следует подчеркнуть, что он был первым просвещенным европейцем, которому удалось завязать столь близкие отношения с представителями правящего класса Тибета, что они даже материализовались в виде двух его дочерей, родившихся от тибетки и впоследствии воспитанных в Англии [10]. В течение пятимесячного пребывания во дворцах Панчен Ламы Богл вел с ним многочисленные разговоры, играл в шахматы с членами его свиты, участвовал в охотничьих поездках его племянников, присутствовал на буддийских праздниках и даже, по просьбе Ламы, составил для него описание и историю европейских государств.

Все материалы Богла пронизаны идеями необходимости установления дружбы между народами, преодоления культурных различий. Он лично являл собой пример очень удачного воплощения в жизнь этих идей. Как в Меморандуме, так и в личной переписке Панчен Лама описан им в самых ярких и доброжелательных тонах: «внимательный, добродушный, добрый, щедрый, человечный» [11].

Следует заметить, что дружба Богла с Панчен Ламой была, возможно, его главным дипломатическим успехом. Этот успех увековечен калькуттским художником Тилли Кетлером в написанной около 1775 года картине, показывающей прием Джорджа Богла Панчен Ламой. Облаченный в тибетские одежды, Богл преподносит Ламе церемониальный белый шарф. Картина в настоящее время хранится в Королевской коллекции Великобритании. Считается, что она была преподнесена Гастингсом королю Георгу III, – факт, который сам по себе является ярким свидетельством того важного политического значения, которое придавалось альянсу между Боглом и Панчен Ламой.

Что касается торговли, миссия Богла была менее успешной. Путь через Бутан остался закрытым для служащих Ост-Индской компании; британские товары могли поступать в Бутан лишь через посредничество неевропейских торговцев. Богл объяснял эти ограничения вмешательством китайских резидентов – амбаней, находившихся в Лхасе, которые управляли тибетской политикой. В лице Панчен Ламы Богл видел возможного будущего посредника между компанией и императором Китая.

По возвращении Богла в Бенгалию отношения между англичанами и Ламой были укреплены благодаря тому, что тибетцам был подарен участок земли в Калькутте для постройки монастыря. Пятью годами позже Лама посетил Пекин и должен был оформить для Богла паспорт, чтобы тот присоединился к нему в переговорах с китайскими властями. Но этим планам не суждено было воплотиться в жизнь, так как Панчен Лама заразился в Пекине оспой и умер там в 1780 году. А Богл умер в Калькутте на следующий год [6].

1. Bibliothéque nationale de France’s Department of Manuscripts, Anglais 63, M. Boglés # 3. Memorandum about Tibet, ou «Relation de l’ambassade de M. Bogle [George Bogle] auprés du Grand Lama du Tibet». «Offert á la bibliothéque du Roi, ce 28 août 1822, par L. Langlés». В конце документа указано, что он завершен в Бейхаре 9 июня 1775 года (Beyhar, the 9th of June 1775).

В XXI веке личность и дела Джорджа Богла привлекли к себе пристальное внимание английских авторов. Возможно, что это объясняется обострением политической ситуации в Тибете и (в очередной раз!) подавлением китайцами движения тибетцев за независимость. По теме опубликовано много статей и следующие три монографии, для авторов которых обнаруженный нами подлинный «Меморандум» Богла остался неизвестным.

Bogle, George, Hamilton, Alexander, and Lamb, Alastair. Bhutan and Tibet: the travels of George Bogle and Alexander Hamilton, 1774–1777. Hertingfordbury: Roxford Books, 2002.

Teltscher, Kate. The High Road to China: George Bogle, the Panchen Lama and the First British Expedition to Tibet. London: Bloomsbury, 2006.

Teltscher, Kate. Writing home and crossing cultures: George Bogle in Bengal and Tibet, 1770–1775. In: A New Imperial History: Culture, Identity and Modernity in Britain and the Empire, 1660–1840, edited by Kathleen Wilson, Cambridge: Cambridge University Press, 2004.

2. Turner, Samuel. An account of an Embassy to the Court of the Teshu Lama in Tibet by Captain Samuel Turner. London, 1800.

3. Markham, Clement R. A Memoir on the Indian Surveys. London, 1878.

4. Markham, Clement R. Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet, and the Journey of Thomas Manning to Lhasa. Edited with notes, an introduction, and lives of Mr. Bogle and Mr. Manning, by Clement R. Markham, C.B., F.R.S. London: Trubner&Co, 1876.

5. Teltscher, Kate. India Inscribed: European and British Writing on In­dia, 1600–1800. Oxford University Press, 1995; http://www.rc.umd.edu/praxis/containment/teltscher/teltscher.html. См. также: Teltscher, Kate. Writing home and crossing cultures: George Bogle in Bengal and Tibet, 1770–1775. In: A New Imperial History: Culture, Identity and Modernity in Britain and the Empire, 1660–1840, edited by Kathleen Wilson, Cambridge: Cambridge University Press, 2004; Bogle, George, Hamilton, Alexander, and Lamb, Alastair. Bhutan and Tibet: the travels of George Bogle and Alexander Hamilton, 1774–1777. Hertingfordbury: Roxford Books, 2002.

6. http://www.rc.umd.edu/praxis/containment/teltscher/teltscher.html.

7. Oriental and India Office Collection, British Library (OIOC,BL), Eur E226/6.

8. Богл не объясняет смысла своего предложения, но не исключено, что под термином enrize он хочет зашифровать сугубо колониальный слоган – English Rize (Rise).

9. Не исключено, что Таши Лама имеет в виду отцов­иезуитов – участников топографических съемок, проводившихся в 1756–1760 годах по указу китайского императора Цунь Линя. Правда, не ясно, как тибетцы могли выдворить из страны представителей Империи, являвшейся сюзереном Тибета, тем более что иезуиты имели высокие титулы китайских мандаринов. Возможно также, что Таши Лама сообщал в своем рассказе о значительно более раннем (и первом) посещении Тибета в 1620-х годах иезуитом Антонием де Андраде (1580–1634) (Antonio de Andrade). См.: Brockey, Liam Matthew. Journey to the East: The Jesuit Mission to China, 1579–1724. Cambridge, Massachusetts: The Belknap Press of Harvard University Press, 2007.

10. Richardson H.E. George Bogle and his children. The Scottish Genealogist. Vol. 29 (1982).

11. OIOC, BL , MSS Eur E226/77(h): Bogle to Hastings, 5 December 1774; MSS Eur E226/77(i): Bogle to George Bogle Senior, 8 January 1775.