Любопытно сравнить влияние дзэн на шаолиньские кунг-фу и тай-цзи цюань с его влиянием на бусидо, иначе — японский путь воина [рыцаря]. Тесные отношения между дзэн и японским военным сословием — самураями — стали завязываться сразу после того, как Эйсай познакомил Японию с дзэн толка Риндзай. Существует японская поговорка о том, что [школа] Тэндай — для императорского дома, [школа] Сингон — для аристократии, [школа] дзэн — для военного сословия, а [школа] Дзёдо — для простолюдинов.
Самураи оказались привержены [идеям] дзэн, так как на то были веские причины. Проповедуемые дзэн принципы прямоты, простоты и эффективности [в практических действиях] развивали те качества, которые были особо необходимы самураю в бою. Учение дзэн об отрешенности от жизни и смерти укрепляло его решимость и бесстрашие в противостоянии со смертельным врагом. Упор дзэн на интуицию, опыт и, безразличие к умозрительным суждениям отвечало потребностям самурая как воина [рыцаря]. Медитация дзэн позволяла самураю не только расслабиться (умение, столь необходимое в его полной напряжения жизни), но и освежить свой ум и действовать интуитивно (умение, чрезвычайно важное в условиях боя).
Поэтому современные воинские искусства, такие, как джиу-джитсу (дзюдзюцу), кэндо, дзюдо и каратэ, вышедшие из классического бусидо, также высоко ценят дзэн. Дзадзэн составляет важную часть тренировочного процесса в этих воинских искусствах и особенно полезен в сдерживании агрессивного начала, которое невольно развивается в такого рода дисциплинах, как кэндо, и каратэ.
И все же между японскими и китайскими воинскими искусствами шаолиньского кунг-фу и тай-цзи цюань имеется коренное, хоть и едва уловимое, различие. Последние два прекрасно подходят для боя, но они изначально развивались как средства, подкрепляющие собой практику дзэн; тогда как практика дзэн изначально использовалась для подкрепления самого бусидо, являющегося истоком японских воинских искусств. Иными словами, в японских воинских искусствах связь с дзэн носит обратный характер. Шаолиньский ученик, к примеру, в своем развитии идет от кунг-фу к дзэн; тогда как каратэка [каратист] — от дзэн к своему боевому искусству. Шаолиньский ученик начинает с кунг-фу, но на высшей ступени [обучения] он отбрасывает это боевое искусство и [стремится] обрести духовное просветление. Каратэка начинает с каратэ и на высшей стадии [обучения] использует дзэн для совершенствования навыков воинского искусства, чтобы в конечном счете стать прекрасным борцом. Различие, однако, столь неуловимо, что многие мастера воинских искусств сами, возможно, его не ощущают, особенно когда упускают из виду то обстоятельство, что изначально шаолиньское кунг-фу и тайцзи цюань замышлялись в помощь тем, кто искал путь к духовному просветлению. Вот по этой причине многие мастера шаолиньского ушу и тай-цзи цюань используют дзэн в своих дисциплинах для совершенствования боевых навыков и укрепления здоровья, пренебрегая духовной стороной [дзэн].
В этой связи следует отметить, что в книге "Дзэн в искусстве стрельбы из лука" Юджин Хэрригэл считает свое искусство духовным, а не воинским видом занятий. Конечная цель его наставника Кэндзо Авы заключалась не только в том, чтобы просто подготовить умелого лучника, но и в том, чтобы помочь своему воспитаннику постичь Великое Учение, каковым является дзэн, иначе — воплощение космической реальности. Действительно, как мне представляется, описание Хэрригэлом его занятий стрельбой из лука окажется более полезным непосвященному читателю, чем многие современные англоязычные книги по дзэн. Если в этих книгах (включая и книги некоторых наставников дзэн) пишут о дзэн языком, непонятным непосвященному читателю, либо повторяют прописные истины, которые не могут напрямую помочь такому читателю в его практике дзэн, то книга Хэрригэла предлагает конкретный путь продвижения к дзэн.
Однако, к сожалению, в данной книге нет явного свидетельства того, что сам автор постиг смысл или значение искомого им дзэн, или того, что он в итоге испытал пробуждение. Да, он изменился, но это не значит, что он стал пробужденным или просветленным человеком. То, что он так и не пробудился, явствует из следующих его утверждений: "Когда я спросил у наставника, как мы сможем двигаться дальше без его участия..." и когда тот ответил: "Возможно, вы еще не осознали этого..." Если бы он достиг пробуждения, у него не возникло бы никаких сомнений относительно природы космической реальности и того, как ему следует продолжать свою практику, чтобы обрести просветление. Но, поскольку он не уверен в предмете своих поисков, даже если бы он продолжал ревностно овладевать искусством стрельбы из лука и стал бы искусным лучником, ему пришлось бы потратить еще много времени, чтобы достичь пробуждения дзэн — если это ему вообще удалось бы. Он бы значительно быстрее испытал, что такое дзэн, если бы вначале постиг его смысл.
ДЗЭН В НЕОКОНФУЦИАНСТВЕ
Возможно, некоторых удивит, что дзэн занимает достойное место во многих воинских искусствах. В китайской культуре идеальная личность — это и есть прекрасный образец умелого воина и ученого мужа. Многих еще более удивит известие о том, что сам Конфуций был не только великим мудрецом, но и искусным лучником и наездником. Многие шаолиньские монахи, сведущие в воинских искусствах, были также большими поэтами и художниками. Являясь существенной частью шаолиньского кунг-фу и тай-цзи цюань, двух наиболее известных китайских воинских искусств, дзэн также существенно повлиял на становление неоконфуцианства в Сунскую эпоху.
Любопытно отметить, что великие поэты эпохи Тан, такие, как Бо Цзюй-И (772—846), Ван Вэй (701—761) и Мэн Хаожань (689—740). и фактически все великие поэты-ученые, способствовавшие возрождению конфуцианства в эпоху Сун, такие, как Оуян Сю [1007–1072], Ван Ань-Ши (1021–1086), Су Дунпо [Су Ши, 1036-1101], Лу Ю (1125–1210) и Чжи Си (1130–1200), изучали дзэн. Некоторые из них взяли за правило проводить определенное время в году в дзэнских монастырях, практикуя там дзэн.
В следующих строках танский поэт Ван Вэй, который был близким другом наставника дзэн Ма-цзу, фактически описывает философию дзэн:
Пока замутнены [неведением] мысли,
Довлеть будет бренное тело.
Но это лишь обман согбенных ношею чувств;
Но где отыскать истинное "я"?
Согласно буддийской философии, личность [санскр. пудгала] является носителем пяти бренных [нош] скандх: образа (формы), энергии, сознания, ощущения, идеи [т. е. предметов мышления]. Эти пять нош — которые мы обычно и принимаем за личность — в действительности лишь иллюзия, но не истинное "я" самой личности. Цель дзэн — постижение истинного "я", которое фактически и есть природа Будды. В период Сунской династии дзэн как средство медитации занимал столь существенное место в повседневной практике конфуцианских ученых мужей, что совет Чжу Си "проводить полдня в медитации, а вторую половину — в занятиях" стал для всех непреложным правилом, конфуцианской аксиомой. Стихотворение "Не-деяние" великого сунского реформатора Ван Ань-Ши (1021–1086) читается как чаньский гунъань:
В не-деянии совершаем благие дела;
Неведением порожден круговорот явлений.
Всякое существо рождается, живет и умирает;
Все наши представления порождаются мыслями.
Если же сумеешь освободиться от привязанностей,
То и не придется рядиться в одежды монаха.
Философия дзэн относительно космической реальности, где форма есть пустота, а пустота есть форма, также существенно повлияла на конфуцианских философов и сциентистов (иначе — рационалистов). Положение конфуцианской философии о том, что миропорядок можно объяснить посредством двух основополагающих понятий "ци" (энергия) и "ли" (принцип), вытекает из представлений буддийской философии о пустоте и форме. Лу Сяншань (1139–1193) говорил: "Космос — это мой разум: мой разум — это космос".
Конфуцианские философы и рационалисты не просто размышляли о природе космоса. Через практику дзэнской медитации и изучение даосской мысли им открылись удивительные вещи, которые не были известны современной науке даже по прошествии многих столетий. К примеру, Чжоу Дуньи (1017–1073), которого часто называют отцом конфуцианской натурфилософии (рнysics), при описании структуры космоса прибегал к даосскому понятию "Тай-цзи" (Великий предел) в том смысле, который современные ученые трактовали бы как слияние и распад энергии и материи. Его современник, Шао Юн (1011–1077), описывал субатомный мир, используя даосское понятие багуа в том смысле, как это делают сейчас применительно к вычислительной технике и структуре ДНК.
Достарыңызбен бөлісу: |