Энтони Бивор Сталинград Аннотация


«Для немецкого солдата нет ничего невозможного!»



бет2/22
Дата23.06.2016
өлшемі1.63 Mb.
#154773
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

2. «Для немецкого солдата нет ничего невозможного!»

В течение ночи 21 июня дипломаты в Берлине и Москве могли только предполагать, что происходит на границах, разделяющих два государства. Еще никогда в истории министерства иностранных дел двух воюющих держав не были столь мало осведомлены о предстоящих событиях.

Почти 4 000 000 солдат Германии и ее союзников ожидали начала вторжения в Советский Союз на всем протяжении его границ от Финляндии до Черного моря. «Мир затаит дыхание»! – обещал Гитлер несколько месяцев назад на совещании, посвященном обсуждению планов будущей войны. Главной задачей для вермахта называлось «установление оборонительной линии против азиатской России на рубежах Архангельск – Волга». Последний промышленный район русских, расположенный на Урале должны были уничтожить бомбардировщики Люфтваффе.

Это была самая короткая ночь в году. Боевые подразделения соблюдали режим радиомолчания, и сотни тысяч солдат, укрывшихся в березовых рощах и еловых лесах Восточной Пруссии и оккупированной Польши, ожидали сигнала к началу вторжения. Артиллерийские соединения, прибывшие на восточную границу якобы для участия в маневрах, находились в полной боевой готовности. В Восточной Пруссии орудийные расчеты, переодетые в реквизированную у местных жителей одежду, на крестьянских телегах перевозили артиллерийские снаряды к заранее оборудованным огневым позициям и тщательно их маскировали. Причем многие солдаты искренне верили в то, что эти «учения» являются составной частью грандиозного отвлекающего маневра, призванного скрыть подготовку к вторжению на Британские острова.

Но с наступлением ночи, когда были получены приказы командования, все сомнения, еще остававшиеся у германской армии, рассеялись. Снимали маскировочные сети с орудий, выкатывали их из сараев, где старательно укрывали от посторонних взоров, затем цепляли к конским упряжкам или грузовикам и тянули на огневые позиции. Вперед выдвигались офицеры корректировщики, которые вместе с пехотой сосредоточивались на рубежах, находившихся всего в нескольких сотнях метров от передовых дозоров советских пограничников.

Некоторые офицеры из дивизий второго эшелона уже поднимали за успех предстоящей кампании бокалы с шампанским и коньяком, привезенным из захваченной Франции. Кто то вновь листал мемуары генерала Коленкура, которому Наполеон сказал в 1812 году накануне начала русской кампании: «Еще два месяца, и Россия запросит у меня мира». Другие просматривали разговорники, те самые, что советское посольство в Берлине безуспешно пыталось представить в качестве одного из доказательств подготовки германской агрессии. Кое кто читал Библию.

Солдаты в своих замаскированных траншеях жгли костры, чтобы избавиться от комаров, играли сентиментальные песни на аккордеоне. И пока некоторые пели, другие предавались печальным раздумьям. Многих пугала мысль о вторжении на земли, о которых они слышали столько ужасного. Офицеры предупреждали солдат, что, когда те будут спать в русских домах, их могут покусать насекомые, и вообще там легко можно подхватить заразу. Впрочем, многие смеялись над своими пугливыми товарищами, которые собирались постричься наголо из страха перед вшами. Но в любом случае большинство солдат вермахта верило утверждениям командиров, говоривших, что нет нужды беспокоиться о зимних квартирах. Например, в 24 й танковой дивизии капитан Розенбах Лепински, говорят, сказал своим мотоциклистам из разведывательного батальона: «Война с Россией продлится только четыре недели».

Такая уверенность во многом понятна. Даже разведки других стран ожидали, что Красная Армия очень скоро будет разгромлена. Вермахт сосредоточил самые грандиозные силы вторжения за всю историю войн: почти 4 000 000 солдат, 3 350 танков, 7 000 орудий и свыше 2 000 самолетов. Германская армия пополнила свой автомобильный парк машинами, захваченными во Франции. Так, например, французскими были 70 процентов грузовиков 305 й пехотной дивизии, которой в следующем 1942 году предстояло вести бои в Сталинграде. И все же следует помнить, что вермахт, исповедывавший доктрину «блицкрига», тем не менее зависел от состояния 600 000 лошадей, которых использовали в орудийных упряжках, для перевозки санитарных и маркитантских фургонов. А если еще учесть, что большая часть пехотных подразделений германской армии передвигалась пешим маршем, то следует признать, что скорость наступления войск вермахта вряд ли могла быть выше, чем у Великой армии Наполеона.

Многие офицеры испытывали смешанные чувства. «Наш оптимизм был безграничным после легких побед в Польше, Франции и на Балканах», – вспоминал командир танка, который через четырнадцать месяцев первым достиг Волги у Сталинграда. Но поскольку он был еще и одним из тех, кто в ту памятную ночь читал Коленкура, то его все же одолевали «дурные предчувствия», когда он думал об «огромных просторах России». Многие отчетливо осознавали, что вообще «начинать столь амбициозную кампанию» во второй половине июня было несколько поздновато.

Операцию «Барбаросса» планировалось начать 15 мая, и причину ее переноса на четыре недели многие видят в том, что Гитлеру пришлось провести вторжение на Балканы. Однако на самом деле ему помешали многие факторы. Так, например, весна 1941 года выдалась исключительно дождливой, Люфтваффе не успевали подготовить аэродромы, к тому же требовалось распределить по войскам автомобильный транспорт.

Вечером 21 июня офицеры получили специальные директивы касательно предстоящих боевых действий. В частности, в них оговаривалась коллективная ответственность жителей тех деревень, вблизи которых будут обнаружены партизаны. Тогда же был распространен и печально знаменитый «приказ о комиссарах», согласно которому политруки Красной Армии, евреи и партизаны должны были предаваться в руки СС и тайной полиции. Большинству штабных офицеров и всем офицерам разведки был доведен приказ фельдмаршала фон Браухича от 28 апреля, подводивший базу под взаимоотношения между армейским командованием и эсэсовскими зондеркомандами, действовавшими в зоне ответственности боевых подразделений. Именно на войска СС и службу безопасности возлагалось выполнение «специальных» задач в заключительной фазе «решительной борьбы между двумя противоположными политическими системами». В конечном итоге так называемый «приказ о юрисдикции» лишал русское гражданское население права жаловаться на действия оккупационной армии и освобождал солдат вермахта от всякой ответственности за совершение преступлений против жителей оккупированных земель, будь то убийство, насилие или грабеж. Приказ, подписанный 13 мая фельдмаршалом Кейтелем, объяснял это следующим образом: «Катастрофа 1918 года и последовавший за ней долгий период страданий немецкого народа, а также борьба против национал социализма, повлекшая множество кровавых жертв, – вина за все это ложится на большевиков и тех, кто поддался их влиянию. Ни один немец не должен об этом забывать».

Когда Хеннинг фон Тресков, в дальнейшем одно из главных действующих лиц «Июльского заговора», по секрету сообщил своему кузену лейтенанту Александру Штальбергу о существовании «приказа о комиссарах», тот взорвался:

– Да ведь это же оправдание убийств!

– Но таков приказ, – согласился фон Тресков. А когда Штальберг спросил, от кого этот приказ исходит, фон Тресков сказал: – От человека, которому ты давал присягу. Как, впрочем, и я, – добавил он с виноватым видом.

Многие командиры отказались выполнять подобные инструкции. Как правило, это были те, кто уважал традиционный армейский кодекс чести и не симпатизировал нацистам. Многие, но не все, были выходцами из старых военных фамилий, т. е. представителями именно того офицерского слоя, численность которого стремительно сокращалась в нацистской армии. Это, за редким исключением, относится в первую очередь к германскому генералитету. Более двухсот высших офицеров приняли участие в созванном Гитлером совещании, на котором тот не оставил никаких сомнений относительно характера предстоящей войны. По его словам, это должна была быть «битва двух противоположных идеологий», «беспрецедентная, жестокая война на уничтожение против большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции».

Идея «расовой войны» придавала русской кампании исключительный характер. Многие историки сейчас сходятся на том, что нацистская пропаганда настолько преуспела в деле очернения советского врага, представляя всех русских «недочеловеками», что солдаты вермахта накануне вторжения оказались почти поголовно свободны от каких либо угрызений совести по отношению к тем, с кем им предстояло воевать. Возможно, лучшим доказательством успешного промывания мозгов немецких солдат является факт крайне незначительного сопротивления в вермахте массовым казням евреев. Причем акции против евреев зачастую объяснялись необходимостью принимать меры безопасности против партизан, действовавших в тылу немецкой армии. Многие офицеры были недовольны нарушением международных законов на Восточном фронте, но лишь некоторые открыто протестовали против жестоких расправ с населением, даже когда стало ясно, что они лишь составная часть программы расового уничтожения.

Многие немецкие офицеры после войны говорили о своем незнании и неведении относительно фактов подобных расправ. Особенно этим отличались штабные офицеры, но в их неведение верится с трудом, если принять во внимание их записи. Штаб квартира 6 й армии, например, тесно сотрудничала с зондеркомандой 4а, одним из четырех подобных формирований войск СС, которая двигалась вслед за передовыми частями от западной границы Украины до Сталинграда. Штабные офицеры не только были прекрасно осведомлены о характере деятельности этих «спецкоманд», но именно по их прямому указанию выделялись войсковые части, помогавшие эсэсовцам проводить облавы на евреев в Киеве и затем сопровождавшие их до места массовых казней во рвах Бабьего Яра.

Но особенно трудно в свете известных нам теперь фактов поверить в неосведомленность немецких офицеров относительно целой программы использования, может быть, самого жестокого оружия – голода. Кое кому из них довелось увидеть директиву от 23 мая, которая призывала германские войска на Востоке реквизировать все, что им потребуется, и к тому же отправить в Германию по меньшей мере 7 миллионов тонн зерна, хотя нетрудно было представить себе итоги подобных акций после приказа жить за счет захваченных земель. Нацистские лидеры не питали никаких иллюзий по поводу судьбы гражданских лиц на Украине, которых немецкие солдаты лишили всех средств к существованию. «Десятки миллионов умрут от голода», – предсказывал Мартин Борман. Геринг советовал населению захваченных земель «питаться казачьими седлами».

После того как были разработаны основные детали плана «Барбаросса» в марте 1941 года, именно начальник Генерального штаба генерал Франц Гальдер стал нести основную ответственность за то, что армия молчаливо согласилась с массовыми репрессиями против гражданского населения. Не ранее первой недели апреля 1941 года подполковник Гельмут Гросскурт показал копии этих секретных приказов двум противникам нацистского режима – бывшему послу Ульрику фон Хасселю и генералу Людвигу Беку. Забегая вперед, отметим, что сам Гросскурт погиб вскоре после Сталинградской битвы.

«Волосы встают дыбом, – писал Хассель в своем дневнике, – когда узнаешь о мерах, которые планируется предпринять в России, а также о том, как систематически будут нарушаться военные законы по отношению к населению захваченных земель. На деле там возникнет форма самого неприкрытого деспотизма – злейшей карикатуры на любые законы. Подобное состояние дел превратит Германию в такое государство, какое до сих пор существовало только в образе, созданном вражеской пропагандой... Армии, – дальше отмечает он, – придется принять на себя бремя ответственности за убийства и погромы, которые прежде связывались только с войсками СС».

Пессимизм Хасселя понятен. Хотя некоторые армейские командиры неохотно передавали вниз по инстанциям преступные инструкции, значительное количество их коллег выпустило свои собственные приказы по войскам. И содержание этих документов как две капли воды похоже на то, что выходило прямо из ведомства Геббельса.

Наиболее одиозный приказ издал командующий 6 й армией фельдмаршал фон Рейхенау. А генерал Герман Гот, командовавший 4 й танковой армией в период Сталинградской кампании, провозглашал: «Уничтожение всех этих партизан – есть мера самосохранения». Генерал Эрих фон Манштейн, гвардейский прусский офицер, которого многие считают самым выдающимся стратегом второй мировой войны и в жилах которого, как предполагалось, текла некоторая часть еврейской крови, вскоре после того как вступил в командование 11 й армией, издал приказ, в котором говорилось: «Корни еврейско большевистской системы должны быть вырваны раз и навсегда». Он даже пошел дальше и одобрил «необходимость жестких мер против еврейства». Впрочем, в послевоенных мемуарах Манштейна «Утраченные победы» об этих документах нет упоминания.

А принятие нацистской символики и обязанность давать присягу на верность лично Гитлеру положили конец всяким попыткам армии остаться независимой от политики. Значительно позже, уже в советском плену, фельдмаршал Паулюс свидетельствовал: «В этих обстоятельствах генералы последовали за Гитлером и в результате оказались полностью вовлечены во все последствия его политики и вместе с ним несут ответственность за развязывание войны».

Несмотря на все попытки нацистского руководства сплотить солдат германской армии, в июне 1941 года она вовсе не являла собой подобие монолита, как это пытались представить некоторые исследователи. Разница характеров между баварцами и жителями Восточной Пруссии, саксонцами и особенно австрийцами сразу бросалась в глаза. Даже в дивизиях, в которых служили преимущественно выходцы из одной местности, могли существовать сильные контрасты. Например, в 60 й моторизованной пехотной дивизии, позже оказавшейся в Сталинградском котле, большинство младших офицеров в добровольческих батальонах составляли выпускники Высшей технической школы из Данцига. Они были охвачены энтузиазмом по поводу возвращения их родного города в состав Фатерланда и пребывали в атмосфере патриотического подъема. «Для нас, – писал один из них, – национал социализм был не просто программой партии. Он был самой сутью настоящего немца». С другой стороны, офицеры разведывательного батальона дивизии в основном являлись выходцами из семей восточнопрусских землевладельцев. Среди них выделялся князь из Донна Шлобиттен, служивший еще в кайзеровском корпусе на Украине в 1918 году.

16 я танковая дивизия жила по традициям старой прусской армии. 2 й танковый полк, находившийся в авангарде наступающей на Сталинград дивизии, был образован из лейб гвардии кирасирского полка. В нем служило так много представителей аристократии, что в этом соединении практически ни к кому не обращались по званиям. Один из танкистов, служивший в этом полку, вспоминал:

«Вместо обращения „герр гауптманн“ или „герр лейтенант“ у нас звучало „Ваше сиятельство“ или „Ваша светлость“. Во время Польской и Французской кампаний этот полк понес крайне незначительные потери, поэтому к началу войны с Россией существовавшее положение дел практически не изменилось.

Традиции, сохранившиеся с прежних времен, были довольно удобны. «В подобном полку, – вспоминал офицер из другой дивизии, – можно было совершенно свободно говорить о чем угодно. Никто в Берлине не шутил о Гитлере так, как мы». Офицеры заговорщики из генерального штаба могли обсуждать планы устранения Гитлера с генералами, не вовлеченными в заговор, и не боялись, что их выдадут гестапо. Доктор Алоис Бек, капеллан 297 й пехотной дивизии, был убежден, что «из всех трех родов войск армия меньше всего была заражена идеологией национал социализма», В Люфтваффе, например, те, кому не нравился режим, предпочитали помалкивать. «В те дни нельзя было полностью доверять никому», – вспоминал на допросе попавший в советский плен лейтенант из 9 й зенитной дивизии. Он осмеливался откровенно разговаривать только с одним своим сослуживцем, который как то в личной беседе признался, что нацисты уничтожили его душевнобольного двоюродного брата.

Впрочем, по мнению одного историка, хотя «вермахт нельзя рассматривать как единый монолит, все же степень готовности солдат и офицеров принять участие в войне на уничтожение против Советского Союза была чрезвычайно высока. Они явно гордились тем, что участвуют в крестовом походе против русских, коммунистов и евреев. И данный феномен массового сознания явно требует отдельного изучения». Перечитав свои дневниковые записи через много лет после войны, князь Донна из 60 й моторизованной пехотной дивизии поразился собственному бессердечию. Он говорил: «Сегодня, кажется, невозможно понять, как я без единого слова протеста дал заразить себя охватившей нас тогда манией величия. Но все мы в те дни ощущали себя составными частями грандиозной военной машины, которая безостановочно катилась на восток, против большевиков».

22 июня в 3 часа 12 минут по берлинскому времени раздались первые залпы немецкой артиллерии. Прежде чем советские пограничники успели понять, что происходит, мосты через реки были захвачены солдатами вермахта. Передовые заставы были буквально сметены с лица земли вместе с их защитниками и гражданскими лицами, которые там жили. В первую очередь это семьи комсостава, жены и дети офицеров. Некоторые заставы были уничтожены еще до начала боевых действий специальными диверсионными группами. Отряды германских коммандос из состава спецподразделения «Бранденбург» (названного по имени района, в котором находились казармы этого соединения) заранее перешли через советскую границу и разрушили линии связи. Подрывная деятельность в советском тылу началась еще с конца апреля, когда туда стали забрасывать небольшие группы русских белоэмигрантов и украинских националистов, снабженных радиопередатчиками. Известно, что уже 29 апреля Берии доложили о том, что при переходе границы были захвачены три группы шпионов с передатчиками. Тех, кого удалось взять в плен, передали в НКГБ для дальнейшего расследования.

22 июня с первыми лучами солнца к границе начали выдвигаться передовые пехотные дивизии. Те, перед которыми имелись водные преграды, начали усаживаться в десантные лодки. Солдаты многих подразделений, уже находясь в нескольких сотнях метров от границы, услышали стремительно накатывавшийся сзади гул авиационных моторов. Это шли первые волны авиации Люфтваффе, бомбардировщиков и истребителей, готовившихся штурмовать цели в глубине советской территории: летчики, пилотировавшие «Ю 87», уже заранее знали, где их ждут скопления танков, штабы советских армий, транспортные узлы.

Один из офицеров Красной Армии, служивший при штабе 4 й армии, проснулся от гула множества самолетов. Этот звук сразу напомнил ему о гражданской войне в Испании, где ему довелось побывать в качестве советника. «Бомбы падали с пронзительным воем, – писал он. – Здание штаба армии, из которого мы только что выбежали, окуталось клубами дыма и пыли. Немецкие бомбардировщики уверено пикировали на беззащитный военный городок. После окончания налета над многими районами города уже поднимались толстые черные столбы дыма. Часть здания штаба армии была разрушена. Откуда то доносились отчаянные женские крики».

Главные усилия Люфтваффе направили против авиационных соединений Красной Армии. Успех был ошеломляющим: уже к полудню было уничтожено 1 200 советских самолетов, причем большинство из них еще на земле. Немецкие летчики располагали прекрасными фотографиями аэродромов противника, полученными в ходе воздушной разведки, но, подлетая к знакомым объектам, пилоты «мессершмиттов» едва могли поверить своим глазам: сотни советских самолетов, словно на линейке, стояли у взлетно посадочных полос, незамаскированные, без малейшего прикрытия с воздуха. Те же, что пытались взлететь или прибывали с восточных аэродромов, становились легкой добычей асов Люфтваффе. Некоторые советские летчики либо не имея представления о тактике воздушного боя, либо зная, что их устаревшие самолеты не имеют никаких шансов против немецких истребителей, шли на таран. Один генерал Люфтваффе, описывая схватки с неопытными русскими летчиками, называл это «избиением младенцев».

Танкисты, находившиеся в своих машинах, за ревом моторов и лязгом гусениц слышали очень мало, разве только команды, раздававшиеся в наушниках их шлемофонов. Они получили приказ двигаться вперед, как только пехота захватит мосты и переправы. Перед танковыми соединениями вермахта стояла задача прорвать оборону вражеской армии, а затем окружить ее основные силы, образовав громадный «котел». Завершив этот начальный этап пограничного сражения и уничтожив еще на границе боевую мощь Красной Армии, войска вермахта должны были быстро захватить три главные цели этой кампании: Ленинград, Москву и Украину.

На группу армий «Север» под командованием фельдмаршала Лееба возлагалась задача вести наступление с территории Восточной Пруссии на Прибалтику, стремительно занять порты, а затем двигаться на Ленинград. Группа армий «Центр» (командующий фельдмаршал Федор фон Бок) наступала на Москву по пути, которым в 1812 году шел Наполеон. Против немецких армий были сосредоточены крупные силы советских войск, впрочем, тоже оказавшиеся разгромленными достаточно быстро. Браухич и Гальдер были глубоко разочарованы, когда Гитлер решил несколько ослабить натиск на Москву, перебросив часть войск на второстепенный, по их мнению, участок фронта. Дело все в том, что фюрер был убежден – после оккупации плодородной Украины с ее богатейшими запасами зерна и после захвата нефтяных месторождений Кавказа германский рейх станет непобедимым. Именно эту задачу и была призвана решить группа армий «Юг» под командованием фельдмаршала Гердта фон Рундштедта. Вскоре после начала войны с Россией к ней присоединилась небольшая по численности венгерская армия и две румынских. Когда за несколько дней до вторжения румынскому диктатору маршалу Иону Антонеску сообщили о плане «Барбаросса», он пришел в восторг. «Конечно, я буду там с самого начала, – сказал он. – Если речь идет о действиях против славян, вы всегда можете рассчитывать на Румынию».

В тот самый день, когда Наполеон из своей штаб квартиры в Вылковыске обратился к армии и заявил о своем решении начать войну с Россией, Гитлер, только сто с лишним лет спустя, тоже выступил с длинной речью, в которой обосновывал, почему он разрывает отношения с Советским Союзом. Он поставил все с ног на голову, заявив, что «Германии угрожают примерно 160 советский дивизий, сосредоточенных на границе», и провозгласил начало «европейского крестового похода против большевизма». Стоит ли говорить, что Гитлер бессовестно лгал в этой речи и своим солдатам, и своему народу!



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет