Эрих Мария Ремарк Черный обелиск по одноименному роману
жүктеу/скачать 419.5 Kb.
|
|
Вилли. На сколько ставишь? Железная Лошадь. На три минуты. Бамбус. И я ставлю. Одна минута. Генрих. Время пошло! Вилли. А помните, как мы впервые увидели Железную Лошадь в нашем розовом детстве? Валентин. Бордель стоял за городом, окруженный тополями. Мы не подозревали, что там происходит. Георг. В один особенно жаркий день мы зашли в этот таинственный дом, что бы попить лимонада. Там было прохладно, и нам подали сельтерской. Вилли. Женщины в халатиках и цветастых платьях спросили нас, в каком классе мы учимся. В уютном зале, кроме нас, никого не было, и мы стали ежедневно готовить там уроки. Георг. А женщины проверяли наши отметки, давали шоколад, если мы знали урок, и легкую затрещину, если мы ленились. Валентин. Мы были еще в том счастливом возрасте, когда женщинами не интересуются... Бодмер. Моя мать подолгу лежала в больнице, поэтому я частично получил воспитание в публичном доме, и воспитывали меня строже, чем церковной школе. Георг. Как раз накануне отправки на фронт, мы еще раз побывали в этом заведении. Нам исполнилось ровно восемнадцать, и большинство из нас еще не знало женщин. Но мы не хотели умереть, их не познав. Вилли. Я остановил хозяйку заведения и спросил: " Мадам, позвольте мне обслужиться?" Она узнала меня не сразу. Из воспоминаний материализуется Мадам. Мадам. А деньги у тебя есть? Вилли. Я показал ей свое жалованье и деньги, данные мне матерью на обедню, чтобы не убили на фронте. Мадам. Да здравствует отечество! Ступай наверх! Вилли. Я снял шапку. Вдруг она уставилась на мои огненно-рыжие волосы. Мадам. Минутку. Тебя зовут Вилли? Вилли. Так точно! Мадам. Ты тут в детстве учил уроки? Вилли. Правильно. Мадам. И ты теперь желаешь пойти в комнату с девочкой? (Дает крепкую оплеуху). Ну и наглец! Разве не у тебя мы спрашивали урок по катехизису? Писали для тебя сочинение? Лечили, когда ты простужался, дрянной, паршивый мальчишка... Вилли. Но мне, же теперь восемнадцать… Мадам. Для нас ты всегда останешься ребенком. Вон отсюда, развратник! Бодмер. Мадам, Вилли завтра отправляется на фронт. Неужели у вас нет никакого патриотического чувства? Мадам. Кажется, я и тебя узнала. Ты - Людвиг. Это, ты напустил нам тогда лягушек и ужей из соседнего пруда? На три дня пришлось закрыть заведение, пока мы не выловили эту пакость.
Вилли. Отто, ты уже стал великим? Бамбус. Не успел. Бодмер. Возвращайся, опасность миновала. Бамбус. Киньте мою одежду. Я пойду домой. Я ее боюсь. Георг. Еще чего. Три миллиона - это три миллиона! Уплачено! Бамбус. Потребуйте деньги обратно! Я не позволю избивать себя! Вилли. Настоящий кавалер никогда не возьмет у дамы денег назад. А удар хлыстом просто любезность. Она - суровая массажистка. Но ты радоваться должен, что испытал такую штуку. В провинции это редкость. Ты словно посетил Париж. Бамбус. Киньте вещи. У меня прошло всякое желание становиться великим. Валентин. Еще чего! Мы уже сделали ставки. Игра идет по крупному. Бамбуса за руки, за ноги тащат назад за Черный обелиск. Туда же следует и Железная Лошадь. Отто вопит, как резаный. Бодо. Боже, я не могу слышать, когда мужчина теряет невинность. Надо заглушить. Репетиция продолжается! (Машет дирижерской палочкой). Все встают и поют «Стражу на Рейне». 21
Ризенфельд. Исключено! Вы вообще имеете представление о том, сколько стоит черный шведский гранит? Это все равно, что голубые бриллианты! Гранит привозят из Швеции, и он не может быть оплачен векселями на немецкие марки. За него надо платить валютой! У меня осталось всего несколько глыб! Последние!
Ризенфельд. Она снимает халатик. Боже! Какие груди! На них спокойно можно поставить кружку с пивом, и она не упадет! Георг. Тоже неплохая мысль!
Ризенфельд. Когда-то я мечтал стать скульптором. Для такой модели стоило бы! Бодмер. Вы хотели стать скульптором по граниту? Он такой твердый. При вашем темпераменте надо работать в глине. Иначе вы оставите после себя только незавершенные изваяния. Ризенфельд (стонет). Она одевается. Она уходит. Я ее опять теряю… Георг. Успокойтесь, никуда она от вас не денется. Ризенфельд. Вам-то легко! Вас не терзает демон желания. Самое большее - ягненок. И тот дохлый. Бодмер. И у вас это тоже не демон, а козел. У себя дома вы - безупречный отец семейства, так почему, уехав в другой город, превращаетесь в этакого короля ночных клубов? Ризенфельд. Чтобы дома с еще большим рвением нести на себе бремя добродетельного отца семейства. Лиза на улице. На ней обтягивающий фигуру черный костюм и туфли с очень высокими каблуками. Таких каблуков свет еще не видывал. Она чуть ниже Черного обелиска. За мной! Бодмер. Она стрелой мчится в ресторан "Валгалла", вы пулей за ней, мы в атаку - за вами. Вперед! Убегают. 22 Ресторан «Валгалла» Они за столиком. Ризенфельд. Весь гранит будет ваш, если Лиза будет моя! Шампанское! Я угощаю! (Лизе). Баронесса, разрешите, пригласить вас на танго… Я не только гранитный король, но и король танго. Владею и аргентинским вариантом, и бразильским и, очевидно, африканским и эскимосским… Они танцуют. Бодмер. Какие они выделывают кренделя! Какие бублики - баранки! Что происходит, Георг? Соратник по коммерческим делам уводит у тебя даму. Или мы такие бараны, или наши дамы столь соблазнительны? Георг. Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее. Но у Лизы через минуту начнется отчаянная головная боль, она примет аспирин и уйдет домой, заявив, чтобы мы веселились без нее. Гранитный король останется с носом. Мы так с ней условились. Бодмер. Договорились водить его за нос? За такое «динамо» он нам не даст гранита. Георг. Напротив, даст еще больше. Тебе следовало бы уже понимать такие вещи. Он у нее на крючке. А значит, и у нас. Бодмер. Получается, что мы сутенеры... торгуем женщинами... Георг. Не торгуем, а меняем на гранит. Но Лизу я ему не отдам. Я по уши влюблен в нее еще со школы. Бодмер. Но ведь она шлюха. Георг. Да, но моя шлюха.
Лиза. Нет, нет, не надо меня провожать. Я сегодня не в форме... Ну, вы понимаете... Ах, ах… (Уходит). Георг смотрит на фабриканта с нестерпимым самодовольством и закуривает его сигару. Ризенфельд. Ее головная боль ударит и по вашим интересам, господа. Вы не получите гранит. Георг и Бодмер хватаются за головы. Что, они у нас тоже заболели? Георг. Вы же бабник, но не убийца. Ризенфельд (выдержав томительную паузу). Так и быть, одну единственную глыбу вы все-таки получите. Но в последний раз. Зарубите себе на носу: или Лиза, или гранит. 23 Звучит орган. Изабелла вылазит в сад через окно. Бодмер. Почему не в дверь? Изабелла. Меня держат взаперти, даже на прогулки не выпускают. А я все равно удрала. Ночь пахнет звездами. Бодмер. В полночь вселенная всегда пахнет звездами. Изабелла. Они распиливают мое тело, а оно все время срастается, и так без конца. Бодмер. Кто распиливает? Изабелла. Голоса. Бодмер. Голоса не могут распиливать. Изабелла. Эти могут. Бодмер. Где же они распиливают? Изабелла стискивает руки между коленями. Изабелла. Она стараются выпилить моего ребенка. Бодмер. Да кто? Изабелла. Она говорит, что родила меня. А теперь хочет опять силком вернуть меня в себя. Почему она желает забрать меня обратно? Я же ничего не выдам! Бодмер. А что ты могла бы выдать? Изабелла. То, что цветет. Оно полно тины. Они заклеили мне глаза. Клеем. А потом прокололи иголками. Но я все вижу. (Отталкивает Бодмера.) Они тебя тоже послали в разведку! Но я ничего не выдам. Бодмер. Изабелла, если ты мне объяснишь, в чем дело, они оставят тебя в покое. А если не оставят, я призову на помощь. Полицию. Газеты. Тогда твои враги испугаются. Изабелла. Они тебя послали? Не вышло, шпион! Бодмер. Изабелла, поди ты к черту! Какое мне дело до всего этого? Да будь ты хоть кто! Хоть Изабелла, хоть Женевьева, хоть дева Мария… Изабелла убегает с рыданиями. Подходит доктор Вернике. Вернике. Что случилось? Бодмер. Я не гожусь в санитары.
Бодмер. Дайте ей снотворное. Вернике. Если я успокою ее, то нарушу покой ее матери. Они - враги. Бодмер. Почему? Я хочу знать… Вернике. Потом как-нибудь. (Уходит.)
24
Поэт Отто Бамбус крадется к обелиску с веревкой в руке. Становится на постамент, сооружает петлю, как лассо, набрасывает ее на самый верх памятника. Всовывает в петлю голову и стоит, ждет. Бодмер и Георг с интересом наблюдают. Георг. Какого он черта? Бодмер. Не видишь, что ли? Человек вешается. Георг. А где же продолжение? Бодмер. Ждет, когда его увидят. Георг. Пошли к нему, что ли? Бодмер. Не спеши. Пусть помучается.
Георг. В чем дело, Отто? Бамбус. Я погиб. Георг. Почему? Ты теперь мужчина. Бамбус. И что? Ничего! Ни одной строки! Ну, точно отрезало!
Бодмер. Муки творчества! Бамбус. Вам хорошо смеяться. А я-то сел на мель! Одиннадцать безукоризненных сонетов были готовы еще месяц назад, а после дефлорации фантазия отказала! Конец! Точка! Нет больше сонетов.
Бамбус. Я не способен писать против женщины. Я могу только в ее честь... А нельзя ее вернуть? Георг. Кого? Бамбус. Ну, … мою невинность. Георг. Нельзя. Бамбус. А врачи? Георг. Медицина пока бессильна. Бамбус. Вот сейчас спрыгну с постамента и закачаюсь на ветру, как осенний лист. Георг. Но почему на Черном обелиске? Отто. Он виден всему городу. Содрогнется весь мир, зарыдает вся немецкая поэзия... Георг (отнимает веревку и дает ему пинка). А ну вали отсюда, гений недоделанный! Тогда этот памятник никто не купит. Он будет осквернен. Бодмер. Не бери в голову, Отто. К примеру, Рембо прожил еще долгие годы после того, как перестал писать. Испытал разные приключения в Абиссинии. Как ты на счет Абиссинии? Бамбус. Уеду. Георг. Или вернись к Железной Лошади. Она так отстегает твои телеса, что ты, если выживешь, на век станешь девственником. Бамбус уходит. Бодмер. Ты куда? В Абиссинию? Отто. К Железной Лошади. Долой поэзию!
Плакса. Наша конспиративная встреча состоится? Георг. Разумеется, господин Плакса. Вы же наш тайный агент. Сколько с нас за новую информацию о заказах, которые мы можем перехватить у конкурента? Плакса. Мешок. Георг. Вы с ума сошли, мой дорогой. Полмешка - красная цена вашему предательству. (Накладывает в мешок пачки). Плакса. Две третьих мешка и по рукам. Георг бросает в мешок еще несколько пачек денег. Плакса хорошенько завязывает мешок, садится на него. Георг наливает стаканчики. Георг. Обмоем сделку. Сегодня в полдень доллар стоит ровно миллиард. Можно отпраздновать своего рода юбилей. Плакса. Жаль, что у вас нет русской водки. Я так привык к ней на востоке. Георг. Вы воевали в России? Плакса. Еще как! Комендантом кладбища. Хорошее было время. Замечательное! Служба приятная, до фронта далеко… Ах, Россия! Чудная страна! Однажды нам объявили о приезде кайзера. Боже, что тут началось! Мелких пешек, конечно, у нас было зарыто в избытке; всяких ефрейторов, унтер-офицеров, фельдфебелей, лейтенантов; но вот с более высокими чинами возникли трудности. У моего коллеги на соседнем кладбище имелось, например, целых три майора; у меня - ни одного. Зато у меня лежали два подполковника и один полковник. И я выменял у соседа двух его майоров на одного своего подполковника. Очень выгодная сделка. Да еще получил жирного гуся в придачу. (Плакса закуривает нашу сигару). Но все это пустяки в сравнении с положением коменданта еще одного воинского кладбища. У того в ассортименте вообще не было ничего стоящего. Хоть бы один майор! Он был прямо в отчаянии. Георг. А генерал у вас был? Плакса. Что вы! Откуда? Убитый генерал - это большая редкость. Разве возможна была бы война, если бы убивали генералов? Достаточно сказать, что и мой полковник был убит не на фронте, а умер от сифилиса... Итак, выясняется, что этому коменданту необходим штабной офицер. Он предлагал мне за него все, что угодно. Я уступил своего майора за тридцать шесть бутылок первоклассной русской водки. Тридцать шесть, господа! А знаете, что самое забавное? Его величество вообще не приехал. Отменил визит. Бодмер. Вы вернули друг другу покойников, которыми обменялись? Плакса. Дудки! Мой коллега в бешенстве пытался отобрать у меня ящики с водкой. Но я их хорошенечко припрятал. В пустой могиле. (Плакса плачет неподдельными слезами). Георг. Что с вами? Плакса. Они до сих пор, там, в сырой земле. Лежат. Как им там? Нам пришлось быстро отступить, и бутылки остались погребенными. Место я запомнил. Теперь жду новой войны, чтобы их забрать. Бодмер. Дождетесь. Все к этому идет. 25 Звучит орган. Бодмер и доктор Вернике. Бодмер. Листья носятся в воздухе, точно летучие мыши. Пахнет осенью. Вернике. Вы сегодня видели фрейлейн Терговен?
Бодмер. Куда же он делся? Вернике. Разбился на подаренном дочкой скоростном авто. Словом, причина заболевания устранена, путь свободен… Вы же видели, вечером фрейлейн Терговен опять была у вечерни. Она стала менее замкнутой... Бодмер. Я здесь больше не нужен. Вернике (кивает). Я знал, что вы поймете! Какое-то время вы были очень полезны, но теперь,… да что это с вами? Вам слишком жарко? Бодмер. Холодно. (Отворачивается). Вернике. У вас слезы на глазах?! Вы что, в нее влюблены? Этот вариант я не предусмотрел…
Бодмер. Кто эта женщина? За милю обдает струёй духов. Вернике. Мать фрейлейн Терговен собственной персоной. Бодмер. Шикарная дама. Зачем люди пристают к тебе, Изабелла? Зачем они так жадно стремятся вернуть тебя обратно в наш мир. Разве они пили луну из стакана? Разве слышали, как кричат растения? Впрочем, чего я боюсь? Ведь все может еще наладиться, Изабелла будет здорова и мы с ней… всегда… вместе… всю жизнь… Мимо идет молодая красивая стройная особа. Это Изабелла. На ней такая же шуба, как и на маме. Изабелла, это ты? Изабелла (замедлила шаг). Простите? В чем дело? Кто вы? Бодмер. Я Людвиг… Изабелла. Простите, как вы сказали? Бодмер. Ты меня забыла? Изабелла. Я многое забыла, извините меня. Бодмер. Изабелла, моя Изабелла... Изабелла. Вы ошибаетесь, я Женевьева Терговен. А теперь извините. Мне надо собраться, я ведь уезжаю. Бодмер. И ты ничего не помнишь? Ни траву, которая ночью исчезает, ни цветы, у которых есть голоса? Изабелла. Это стихи? Я всегда любила поэзию. Но ведь стихов так много! Разве все упомнишь! Бодмер. Ты умерла... Изабелла. Вы бредите? Бодмер. Нет, еще жива, и дышишь, и прекрасна, но для меня умерла. Изабелла, чье сердце летело и цвело, утонула в Женевьеве Терговен, благовоспитанной девице из высшего общества, которая со временем выйдет замуж за состоятельного человека и даже будет хорошей матерью.
Вернике. Ну? Что скажете? Полная победа медицины! Бодмер. И вы называете это победой? Вернике. А как же иначе? Она возвращается в жизнь, все прошло, как дурной сон. И мать, и дочь после смерти своего альфонса в каком-то смысле обе осиротели и поэтому стали друг другу ближе. Сегодня за обедом вы получите возможность убедиться в моей правоте: они выйдут к столу. Оставайтесь у нас обедать. Бодмер. Мне очень хочется уйти, но что-то заставляет остаться. Если человеку представляется случай помучить себя, он не так легко откажется от этой возможности. За столом начинается банальный разговор цивилизованных людей. Матери лет сорок пять, она довольно полная, шаблонно красивая и сыплет легковесными, закругленными фразами. Я наблюдаю за Женевьевой. На краткий миг мне чудится, будто сквозь ее теперешние черты, как сквозь черты утопленницы, вдруг проступает ее прежнее, взволнованное, безумное, любимое мною лицо; но его тут же смывает плещущая вода болтовни о живописных окрестностях, о нашем старинном городе, о всяких дядях и тетках в Страсбурге и Голландии, о качестве лотарингских вин и прекрасном Эльзасе. Все как бы опустилось на дно. Я откланиваюсь. Изабелла вышла его проводить. Изабелла. Какими холодными становятся вечера. Осень. Бодмер. Да, осень. Изабелла, моя Изабелла... Изабелла. Вы снова ошиблись. Меня зовут Женевьева. Да кто она, эта Изабелла? Ваша возлюбленная? Бодмер. Да. Изабелла. И что с ней?
Изабелла. Как жалко! Внезапно? Бодмер. Да так, что сама даже не заметила. Изабелла. Прощайте. Бодмер. Прощай, Изабелла! Ты не умерла. Иди, иди своим путем, ты - знамя, которое трепещет, но не дается в руки, ты - парус в синеве небес, фата-моргана, игра пестрых слов, иди, Изабелла, иди, моя запоздавшая, из довоенных лет пришедшая, не по годам умудренная юность. Прощай, Изабелла! Приветствую тебя, Изабелла! Прощай, жизнь! Приветствую тебя, жизнь!
Бодмер. Вацек! Вы что, спятили? Вацек. Убью суку! (В руке у Вацека нож.)
Вацек Я покажу тебе, как спать с моей женой! Они носятся вокруг обелиска. Бодмер. Вас обманули, какое мне дело до вашей жены. Да вы хоть Лизу спросите, идиот! (Хватает осколок мрамора и бьет мясника в голову). Удар приходится под левую бровь, Вацек видит теперь только одним глазом. Вацек, вы ошибаетесь! Ничего у меня нет с вашей женой. Плевать мне на вашу жену! Понимаете? Плевать!.. Вацек продолжает гоняться за Бодмером. Слушайте, одноглазый циклоп! Давайте на минуту объявим перемирие. Повторяю по слогам. Ни… чего… меж… ду… мной… и… ва… шей… же… ной… нет! Я влюблен в совсем другую женщину! Перемирие на минутку? Вацек. Ладно, перекурим.
Бодмер. Я сейчас вам покажу ее! У меня есть фотокарточка!.. Он тащит из кармана бумажник. Вынимает фото. Вацек (косится на фото здоровым глазом, читает). "Я твоя, пока ты на меня смотришь. Изабелла". Бодмер. Когда у человека такая девушка, неужели он будет бегать за чужой женой? Вацек. Но кто-то ведь спит с моей Лизой! Бодмер. Вздор! Ваша жена верна вам! Вацек. А почему же она вечно торчит в вашей конторе? Бодмер. Говорит по телефону. Женщины любят болтать по телефону. Поставьте ей аппарат! Вацек прячет нож в сапог. Если бы только вы знали эту женщину с фотографии. Я из-за нее схожу с ума! Кстати, она меня тоже бросила. Вацек. Бросила? Значит, мы товарищи по несчастью? Мой глаз цел?
Когда тебя бросила эта красивая женщина? Бодмер. Не далее, как сегодня. Вацек. Выходит, мы вроде братьев. А чуть друг друга не замочили... Бодмер. Братья частенько друг друга убивают. Кстати, кто наговорил на меня напраслину? Вацек. Генрих Кроль. Бодмер. Мой хозяин? Вацек. Он самый. Но это между нами. Бодмер. И вы ему поверили?!
Бодмер. Что?! Один из моих хозяев ваш главарь? жүктеу/скачать 419.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|