Евфросиния Керсновская Сколько стоит человек (Повесть о пережитом) пролог тебя нет со мной, но ты — в моем сердце
«Партизан» Жуков и художник, который его не испугался
жүктеу/скачать 4.09 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Крепостные актрисы в стране победившего пpолетаpиата
| «Партизан» Жуков и художник, который его не испугался
Как-то Амосов был в отпуске, и временно на его месте оказался некто Жуков. Был ли он действительно чокнутый или просто напускал на себя блажь, но ему ужасно нравилось повергать всех в ужас. Говорят, что был он не злой, просто самодур, наслаждавшийся своей властью. — Я партизан! Меня все боятся! — любил он повторять. Дело было летом. Иду я на работу, и по пути на вахту перехватывает меня секретарша Жукова — хорошенькая татарочка. — Керсновская! Скорее к начальнику! Вроде я ни в чем не провинилась, однако «к начальнику» — это всегда означает неприятность. Вхожу в кабинет начальника. Сидит этакий рыжий детина бульдожьего типа. — Это ты рисовала? Мать честная, как они сюда попали?! На письменном столе разложены все мои рисунки — зверюшки из сказок. — Да, я! — На шахту ты не пойдешь. Будешь рисовать в клубе. — Извините, я — шахтер. Работаю на шахте и работаю хорошо, а в клубе мне делать нечего, там без меня обойдутся. А теперь, извините, я спешу: развод на вахте. Прощайте! Более глупой физиономии трудно и вообразить! Он был похож на вареного рака. По пути на вахту меня догнала секретарша. — Что вы наделали! Разве можно так говорить с начальником? Да еще таким, как Жуков? Пожимаю плечами: — Значит, можно. Удивительнее всего, что это не только обошлось, но и рисунки мои были мне возвращены. Крепостные актрисы в стране победившего пpолетаpиата Жили-были в старину помещики. Случалось, приходила им в голову блажь: создать свой театр из крепостных. Меня всегда коробило при мысли, что художника, музыканта, актера могли за любую провинность выпороть на конюшне, разжаловать в скотники или продать, а то и променять на борзую. Мало ли что может прийти в голову самодуру, если у него в руках власть, а у подвластных нет прав! Наши писатели не жалели красок (главным образом темных), чтобы изобразить самые душераздирающие сцены страданий этих артистов-рабов. Я была далека от мысли, что когда-нибудь своими глазами увижу нечто подобное. Но я их видела. Больше того, я с ними жила в одном сарае — в «палате лордов». Крепостной театр. В Норильске, в середине ХХ века… Какая дикость, нелепость! Артист-заключенный, которого ведут в театр под конвоем и который выслушивает на вахте традиционное напутствие: «Шаг влево, шаг вправо, конвой применяет оружие без предупреждения. Ясно?» Мне, например, это так никогда и не стало ясно… На репетиции их водили в первое лаготделение, где жили крепостные актеры-мужчины, в лагерный клуб 248, а выступали они в ДИТРе. Далеко за полночь вваливались артисты в барак, продрогшие и усталые, стуча промерзшими валенками, и спешили к своим котелкам с остывшей баландой, которую на них получала старушка дневальная. И как эти крепостные актрисы дорожили своей работой! Больше всего мне запомнились Наталка Марущенко и Надя, фамилию ее я начисто забыла. Наталка была изменник Родины, статья 58, пункт 1-б. Статья военная. В настоящее время она, безусловно, реабилитирована и, должно быть, имеет ордена, медали. Но тогда, в те годы, когда мясорубка нашего правосудия беспощадно втягивала, дробя и круша, жизнь и судьбы всех или почти всех попавших в окружение, тогда судьба девушки-солдата, оказавшейся со своей частью в окружении, была обычной: пока в районе Минеральных Вод стояли немцы, девушки скрывались в горах, в горных аулах — где кто мог; когда же через три месяца немцы ушли, девчата явились, разыскав свою часть. Тут их и запрятали за решетку на 10 лет! В актрисы Наталка попала случайно. Высокая, стройная, с большими, слегка навыкате, голубыми глазами и русой косой, недурна собой и с хорошим голосом, она обладала музыкальностью и врожденным остроумием, как и большинство украинок. Она смертельно боялась лишиться звания «крепостной актрисы», которым была обязана своему лагерному «мужу» — действительно талантливому актеру Йонецу, актеру еще с воли. В крепостной театр он попал с шахты, где работал бурильщиком. Может быть, Наталка больше дорожила самим Йонецом, чем театром? Кто знает! Иное дело — Надя. Театр для нее — цель жизни. Надя — дочь прокурора города Минска. Перед самым началом войны окончила Минское театральное училище. Эвакуироваться не смогла: мать была тяжело ранена в первой же бомбежке. После смерти матери ее угнали в Германию, где ее ждала тяжелая работа на текстильной фабрике, голодный паек, жизнь в бараках на полутюремном режиме — это и было «сотрудничество» с врагом. К концу войны бомбежки стали ежедневными. Страх и радость — надежда на освобождение. Безграничная радость, когда это освобождение наступило… Позорный суд. Боль и обида приговора: за сотрудничество с немцами статья 58, пункт 3. Третий пункт дает «всего лишь» три года исправительно-трудовых лагерей. Это после трех лет подневольного труда! Рухнули девичьи мечты; погублена карьера актрисы; растоптана душа человека… Растоптана и дочерняя любовь, так как в своем отчаянии Надя с последней надеждой обратилась к отцу: «Папа! Пусть никто, даже ты, не можешь мне помочь, но ты можешь, ты должен мне поверить: я ни в чем перед Родиной не виновата!» — «Советское правосудие не ошибается. Ты виновата и должна искупить свою вину честным трудом!» — ответил ей родной отец. Боже мой, как плакала бедная девушка: «Ты не отец мне, ты — палач. Будь ты проклят!» Должно быть, судьба ее подслушала: в конце 1947-го или в начале 1948 года прокурор и сам попал под суд и получил 10 лет. — Так ему и надо! «Советское правосудие не ошибается»… Вот и искупай свою вину перед Родиной! Тяжело слушать, с каким злорадством дочь проклинает отца. Но у меня не хватило духу ее осудить. жүктеу/скачать 4.09 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|