Евфросиния Керсновская Сколько стоит человек (Повесть о пережитом) пролог тебя нет со мной, но ты — в моем сердце
жүктеу/скачать 4.09 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Черноморская идиллия
| И настал день встречи с мамой…
Одесса. Город моего детства. Улица Свердлова (а я ее знала как Канатную). В глубине двора парадное, где на третьем этаже ждет меня мама. Восемнадцать лет тому назад я провожала ее в Румынию — в глубоком трауре, с отчаянием в душе, но без слез, стройную, моложавую для своих шестидесяти двух лет. Какой увижу я ее теперь? Единым духом взбежала я на третий этаж. Звонок… Дверь открыла Маруся — крестница моего отца и моя первая и любимая учительница. Каюсь — я ее просто не увидала. Я видела седую, благообразную даму, но смотрела как бы сквозь нее и, даже не поздоровавшись, спросила: «Мама — есть?» Но ответа я не ждала: ведь вот она, в дверях столовой! Старенькая, седенькая, с беспомощно разведенными руками и с такими знакомыми, сияющими от счастья и радости, любящими, бесконечно ласковыми, совсем молодыми глазами! Наверное, есть слова, чтобы описать, как произошла наша встреча, но у меня этих слов нет. Мы были счастливы. Просто счастливы. Очень. До боли. Все было как в сказке. Перекинув мост в прошлое, мы вернулись — но не в то время, когда расстались в Бессарабии, а в куда более отдаленное, на 40–50 лет назад, когда мы жили все вместе в Одессе на Маразлиевской улице. Как будто вернулась молодость (ко мне — детство) и живы те, кого уж нет: папа, Нюся… Мы все вместе в том далеком прошлом. И в теперешнем настоящем. И не было сорока лет разлуки… Черноморская идиллия Мы решили провести наш «медовый месяц» на море. На нашем Черном море. Мама всегда его так любила! В ожидании теплохода «Украина», на котором мы собирались начать наше «свадебное путешествие», мы были неразлучны. Мама была неутомима: она все хотела повидать, всюду побывать. На катере, на пляже или — просто в парке. Там, в парке, мы впервые наблюдали полет спутника. Это было торжественно: сначала предупредили, потом повсюду погас свет и вся публика, задрав голову, смотрела на небо. А маленькая звездочка, то вспыхивая ярче, то почти погасая, словно кувыркалась в высоте. И странное чувство нас охватило, будто действительно наступила новая эра. Солнце клонилось к западу, когда мы поднялись на теплоход «Украина» и торжественно прошествовали на верхнюю палубу. Ни я, ни мама иначе как на вольном воздухе не могли бы себе представить это путешествие. И правда: никакая каюта «люкс» не могла бы сравниться с нашей! Бархатное небо, усеянное звездами; море — как зеркало, а воздух.! Дыши — не надышишься! Убаюкивающий стук машины, шепот разрезаемой волны, а на душе — такой покой и безбрежная радость! Маму я устроила с комфортом: шезлонг (я его купила в Одессе), на нем, на двух подушках — мама. Ноги на чемодане. Я ее укутала своим видавшим виды одеялом и пледом, а сама улеглась рядом, прямо на палубе. Ночь была теплая, несмотря на то, что мы были в открытом море. Мы не могли уснуть. Нам так много надо было рассказать друг другу, что мы… молчали и смотрели на небо. Опять пролетел спутник. Из Сочи мы продолжили наше путешествие на морских трамваях — маленьких катерах, курсирующих от курорта к курорту. Но сначала прожили пару дней под чинарой. Я сняла эту «зеленую квартиру», где мы чувствовали себя превосходно. Впрочем, платила я, как за комнату. Но зачем нам была комната? «У Черного моря чинара стоит молодая…» Чинара — красивое дерево. Рядом инжир, увитый виноградом, и сквозь зелень — «самое синее в мире, Черное море мое!», как поет Георг Отс. Теперь это вспоминается, как сон. Да это и был сон, то есть мечта! Да смела ль я когда-нибудь мечтать о большем счастье?! Мама с восторгом приняла мою идею: ехать на юг, в Сухуми, останавливаясь на два-три дня в Хосте, Адлере, Гаграх, Пицунде, Новом Афоне. Гудауту я умышленно опустила, там плоское место, пустынное и непривлекательное. Душа радовалась при виде того, как эта восьмидесятилетняя старушка ликовала, как школьница на каникулах! Ее и без того очень ясные, яркие глаза прямо сияли от восторга! Часами она могла смотреть на волны, слушая «музыку моря». Теперь же со своей «утраченной и вновь обретенной дочерью» она была счастлива вдвойне, втройне. Какой это был счастливый месяц! Наверное, самый счастливый в моей жизни. Ведь счастье в том и заключается, чтобы наслаждаться им в настоящем времени, не терзаясь воспоминаниями о пережитых страданиях и не думать, содрогаясь, о предстоящих. Мы были вместе: я и мама. Нас связывала любовь. Любовь матери к ее единственной дочери, которая для матери — всегда ребенок, и моя любовь к ней — несколько более сложная, так как в ней сливалась любовь к счастливому прошлому с потребностью «излить избыток чувств», неизрасходованных на эгоистические потребности, и еще желание опекать, лелеять свою добрую старушку. А кругом прекрасная природа: синее море, ласковое небо, свежий бриз, яркая субтропическая зелень — не совсем привычный пейзаж, создающий впечатление феерии. Не обошлось без комичных «интермеццо». Одно из них — это мамино негодование по поводу моего купального костюма. Нет, это не было бикини — фиговый листок и пара микроколпачков на соски! Это был весьма приличный купальник. Но в мамино время мужчины купались в закрытых костюмах (если не считать тех, кто купался голышом, а именно таких было большинство). Женщины же купались в костюмах с рукавчиками и юбочками поверх панталончиков до колен. И вот в Адлере мама тоже решила купаться. Поверх сорочки она надела длинную байковую ночную рубашку с манжетами на рукавах. На ногах — мои кеды. И в таком виде она торжественно прошествовала по пляжу и погрузилась по горло в теплую воду. Смело могу утверждать, что мой купальник не привлек к себе ничьего внимания. Зато буквально все купающиеся собрались поближе, с явным любопытством рассматривая столь целомудренную купальщицу в байковой розовой, в белую полоску, ночной рубахе. Я давилась от смеха, глядя, как она, исполненная достоинства, плещется в волнах, не обращая внимания на объективы фотоаппаратов, нацеленные на нее. В Гагры мы прибыли при свежем ветре и довольно приличной волне. Катерок-трамвай взлетал, как качели, и проваливался, поднимая фонтаны брызг. Мама была в восторге — она всю жизнь мечтала о бурном море. Пассажиры попрятались в каюту. На палубе, кроме нас с мамой, было лишь несколько любителей сильных ощущений. Промокнув от брызг, можно обсушиться на солнышке; иное дело — мокнуть ночью под дождем. И я решила искать крышу над головой. Но не тут-то было, Гагры — это уже Грузия. А грузины нас, негрузин, мягко выражаясь, не очень любят. Они не торопились оказывать нам «радушный прием» даже за приличную мзду. Тем более лишь на три дня. Оригинальный город — Гагры. Горы подходят вплотную к морю. На узкой полосе побережья — одна настоящая улица. Зато тянется она километров десять! «Мористей» этой улицы — цепочка парков, санаториев, скверов. Вдоль всего этого — пляж. По другую сторону центральной улицы — другая магистраль, по которой проложена железнодорожная линия, причем она все время ныряет в туннель. За линией крутой стеной подымаются горы, поросшие лесом. В нижней части этой горы, как ласточкины гнезда, прилепилось несколько домиков, гостиница. Дальше — лес. Я не решилась тащить маму (и чемодан, не считая складного кресла) в лес, предвидя, что ночью хлынет дождь. В одном месте гору прорезала бурная речонка, и вдоль нее прилепились к склонам горы два ряда домиков. Туда, вверх по реке, мы и направились. Нам повезло: мы попали к русской женщине. — Места у меня сейчас нет, — сказала она. — Приходите часа через два-три. Я что-нибудь соображу. Сказано — сделано. Оставив свой багаж, мы пошли к морю полюбоваться «разбушевавшейся стихией» — мама всегда обожала рев волн. В свое время в Одессе, я помню, она не пропускала ни одного шторма и всегда вместе с папой шла на Лонжерон полюбоваться волнами. Наша казачка (так она сама отрекомендовалась) нас не подвела. Когда, вдоволь налюбовавшись бушующим морем, мы пришли, наш «коттедж» был уже готов: к стене своего дома она прилепила небольшой навес из битого шифера, ржавого железа и фанеры. Крыша опиралась на два столба; две стены — сложены из камней. Внутри — топчан из какой-то двери, положенной на камни. И даже «матрац» из веток и травы. Проворная казачка успела эту постройку еще и побелить! В Гаграх мы прожили несколько дней. Мы бродили по парку и говорили. Вернее, говорила почти все время мама. То, о чем могла бы порассказать я, было слишком ужасно… Иногда мы ходили смотреть тренировки на теннисных кортах. Когда-то мама была очень неплохой теннисисткой и находила этот спорт красивым и благородным. Находясь в Гаграх, я не упустила возможность показать маме озеро Рица. За билетами отправилась на турбазу, откуда ходили экскурсионные машины. Тут не обошлось без приключений, и неприятных. Первое — меня не пуcтили в автобус: — Есть распоряжение не впускать в автобус женщин в штанах! — Но я в походе! Не могу я в рюкзаке таскать гардероб! — Вот туристы пусть и ходят пешком! Легко сказать — пешком. Семь километров туда и столько же назад. Мама будет беспокоиться. Ну что ж, пойду! — Вас в автобус не пускают? Вам на турбазу? Мы в ту же сторону. Садитесь, гражданка, подвезем! — так ко мне обратились какие-то грузины, ехавшие на своей машине. Я было шагнула к машине, когда человек, сидевший рядом с водителем, сказал по-молдавски, однако, смотря не на меня, а совсем в другую сторону: — Лучше — не садись! Меня точно кипятком ошпарило — ведь это же грузины! — Благодарю! Пробегусь и пешком! Удивительное дело: откуда мой земляк знает, что я говорю по-молдавски? Третья неприятность заключалась в том, что, когда мы с мамой явились на турбазу, рейсовый автобус ушел раньше срока. Но мы нашли попутчиков и отправились на легковой машине. И тут мама оказалась на высоте. Она не ахала и не охала, когда на полном ходу мы мчались по узенькому карнизу, петляя, как зайцы, по скалам. Мне кажется, что она просто не отдавала себе отчета в опасности подобного лихачества. Разумеется, Рица произвела на маму огромное впечатление. Приятно было видеть, как преклонного возраста женщина способна так по-молодому приходить в восторг. Вот эти-то восторги и завели нас слишком далеко. Точнее, на ту сторону озера. Только дойдя до водопада, места моей ночевки в прошлое мое путешествие в эти края, я спохватилась. Нам надо было не опоздать на обратный рейс, а до места сбора идти километров пять, если не больше. Вот тут-то моей старушке пришлось показать класс! — Держись за мой пояс! — сказала я ей, взяв ее, таким образом, на буксир, и мы поспешили спортивным шагом в обратный путь вокруг озера. Это был марафонский бег! Последние два километра мы уже бежали по-настоящему. Мама буквально висела, держась за пояс крючком своего зонтика, а другой рукой — за самый пояс. — Далеко ли еще? — спрашивала она, запыхавшись. — Jusqu`au tournant 285, — отвечала я неизменно. А повороты повторялись каждые сто-двести шагов. Мы поспели вовремя. Но самым красивым, самым приятным местом всего побережья мама, как и я, признала Пицунду. С трех сторон — море, с четвертой — дивный сосновый лес. И до чего же вода чистая! А воздух! Мы часами сидели под соснами, любуясь солнечным закатом и приближением ночи. Или утром с дебаркадера наблюдали, как прозрачные медузы в неимоверном количестве колыхались в зеленоватой воде. Мама была довольна всем! Даже отсутствием нормального питания. В Новом Афоне мама не решилась сопровождать меня на Иверскую гору. — Нет уж, — говорила она. — Еще раз jusqu`au tournant? Хватит, пожалуй. И она поджидала меня в монастырском парке, где по озеру, окруженному плакучими ивами, плавают белые и черные лебеди, а вековые кипарисы протыкают небо своими веретенообразными вершинами. Я же поднялась на Иверскую гору. Я так хотела дать старику-монаху денег для покупки ладана! Но увы, старика я уже не застала… Как прежде, там ходили толпы отдыхающих, заплевывая и засоряя окурками могилы, но некому уже было шептать молитвы и кадить ладаном… Cухуми. Конечный пункт нашего путешествия. Здесь мы обосновались «с комфортом» на две недели. Тоже не под крышей, но все же в густой беседке, увитой виноградом; на настоящей кровати. До чего же быстро промелькнули эти две недели! Целыми днями мы пропадали на берегу моря. То гуляли вдоль набережной, в тени гималайских сосен и кипарисов, то сидели на скамейках под цветущими олеандрами и говорили, говорили… Но странное дело, мы, так много пережившие за 18 лет разлуки, — я, прошедшая всю голгофу ссылки, тюрем и лагерей, и мама, через которую перекатился тяжелый каток войны, — мы обе, не сговариваясь, воскрешали в памяти давно прошедшие годы. Даже не Цепилово, с 20-го по 41-й год, а мое детство, Одессу, и еще более отдаленные времена — Кагул, мамино детство, юность. Что это было? Боязнь ли коснуться незажившей раны? Или что-то вроде «заклинания» нашего будущего? жүктеу/скачать 4.09 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|