Ф. М. Достоевский русская философия
жүктеу/скачать 8.77 Mb.
|
|
А. Н. Ждан
Соч.: «Капитал» К. Маркса и философская мысль в России (кон. XIX - нач. XX в.). М., 1974; Г. В. Плеханов и диалектика Гегеля // Гегель и философия в России. М., 1974; Общественно-политические и философские идеи Н. Г. Чернышевского в дореволюционной историографии русской мысли // Н. Г. Чернышевский в общественной мысли народов СССР. М., 1984; Введение христианства на Руси (в соавт.). М., 1987; М. А. Бакунин // М. А. Бакунин: Избр. филос. соч. и письма. М., 1987; Познавательное и ценностное в мировоззрении молодого Петра Кропоткина // Труды комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. М., 1992. Вып. 1; Михаил Бакунин против Иммануила Канта // Кант и философия в России. М., 1994; Либерализм в России (в соавт). М., 1996; Основные вехи истории и особенности развития российского шеллинговедения и историографии «русского шеллигианства» в XIX столетии // Философия Шеллинга в России XIX в. Спб., 1998; Фихте и университетская философия // Философия Фихте в России. Спб., 2000; Идеи Фихте в неакадемической философии // Там же; Философия Вольфа и русская «вольфиана» в отечественной историографии // Христиан Вольф и философия в России. Спб., 2000; Либерализм в России. Казань, 2002; Университетская философия в России. Идеи. Персоналии. Основные центры. Спб., 2003. А. Г. Мысливченко «ПУТИ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ» - труд Флоровского, опубликованный в Париже в 1937 г. Написан на основе лекций, прочитанных в Православном богословском ин-те в Париже; он содержит анализ не только богословских, но и религиозно-философских идей, начиная с крещения Руси и вплоть до 1917 г. Он дает представление о тех идейных исканиях и утратах, к-рые сопутствовали развитию богословских и мировоззренческих идей на Руси в течение десяти веков. По Флоренскому, все осн. понятия и термины «истинного» христианства выработаны отцами вост. церкви в полемике с еретическими взглядами и потому именно в их учениях раскрыта первичная правда Евангелия. Отсюда отрыв от патристики и византизма был, по его мнению, главной причиной всех перебоев и в развитии рус. мысли. Всю историю последней он рассматривает сквозь призму борьбы вост. христианства, т. е. православия, против зап. влияний. Особо опасными для православия Флоровский считает идеи «латинства» и «лютеранства» как искажающие христианские ценности. В любом отклонении от богословских идей вост. отцов церкви ему видится влияние зап. «романтизма», «рационализма», а поскольку мн. православные богословы и философы испытывали в той или иной степени влияние западноевропейской мысли, то критический и полемический настрой превалирует в книге. Недаром Бердяев писал, что ее точнее было бы назвать не «Пути...», а «Беспутство русского богословия», а еще более точно «Беспутство русской мысли» или рус. духовной культуры, поскольку в ней рассматривается не одно только богословие. При этом автор «П. р. б.» не ставит вопроса, соответствуют ли сами писания вост. отцов Священному писанию, ведь и между самими византийскими богословами полного единства взглядов не было. В предисловии ко 2-му изд. книги (Париж, YMCA-Press, 1983) прот. И. Мейендорф отмечает, что она является выражением церковно-исторического мировоззрения и отвержением софиоло-гии во всех ее видах. Рус. софиология трактуется Флоровским как разновидность нем. идеализма, как своеобразный гностицизм и отход от святоотеческого предания, т. е. как несовместимая с православием. Сам Флоровский незадолго до своей кончины так оценивал свой труд: «Пути...» не представляют собой единства. Книга была сделана на основе моих лекций в Свято-Сергиевом институте. Некоторые из них я переработал, другие нет. Некоторые темы я развивал, другие - нет. Много сейчас устарело. Писалась-то она больше сорока лет назад. Угол зрения теперь другой, он стал шире. Сегодня нельзя, например, рассматривать Пушкина и Тютчева в том же свете. У нас теперь много нового материала - особенно это касается раннего периода, о котором у меня идет речь в первой главе. В то время, например, у нас ничего не было по Максиму Греку, а теперь материалов много. Расширились также знания и по 17-му веку. То, что мной было написано об Александре I и его времени, было ново и оригинально, и это остается в силе. Однако последняя глава не завершена - история с тех пор продолжалась» (Блейн Э. Завещание Флоровского // Вопросы философии. 1993. № 12. С. 83). Несмотря на такую самокритичную оценку, а так же критические замечания в адрес книги со стороны нек-рых историков рус. философии, труд Флоровского остается до сего времени одним из самых фундаментальных исследований истории рус. богословской и религиозно-философской мысли. Книга представляет собой также основательный библиографический справочник, ибо все главы сопровождаются подробным указателем литературы с авторскими замечаниями и рекомендациями по каждому вопросу. С о ч.: Пути русского богословия. Париж, 1937 (Вильнюс, 1991); 2-е изд. - Париж, 1983. Л и т.: Берд Т. Отец Г. Флоровский // Новый журнал. 1980. № 138. С. 208-213; Бердяев Н. Ортодоксия и человечность (Прот. Г. Флоровский. Пути русского богословия) // Путь. 1937. № 53. С. 33-65; Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 205-216; Блейн Э. Завещание Флоровского // Вопросы философии. 1993. № 12. С. 80-86; Лот-Бородина М. И. Прот. Георгий Флоровский «Пути русского богословия» // Современные записки. 1938. № 66. С. 461^-63; Мейендорф И. Ф. «Пути русского богословия» о. Г. Флоровского // Вестник РХД. 1980. № 132 (III—IV). С. 42^6; ФотиевК. В. Памяти прот. Г. Флоровского // Вестник РХД. 1979. № 130 (IV). С. 26-28; Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ. М., 1995. А. Т. Павлов «ПУТЬ» - орган рус. религиозной мысли при религиозно-философской академии в Париже. С сентября 1925 по март 1940 г. вышли № 1-61 журнала. Редактором его был Бердяев, соредакторами Вышеславцев и Г. Г. Кульман. Ближайшими сотрудниками журнала, как сообщалось в его № 1, числились Арсеньев, С. С. Безобразов, Булгаков, И. П. Демидов, Б. К. Зайцев, Л. А. Зандер, Зеньковский, А. В. Ельчанинов, П. К. Иванов, В. Н. Ильин, Карсавин, Карташев, Н. О. Лосский, А. М. Ремизов, Савицкий, Сувчинский, Г. Н. и Н. С. Трубецкие, Флоренский, Франк, С. И. Четвериков. В дальнейшем состав сотрудников менялся, привлекались также фр., нем. и англ. корреспонденты (Ж. Маритен, П. Тиллих, С. Оллард и др.). В программной редакционной ст. «Духовные задачи русской эмиграции» в качестве осн. задачи издания выдвигалось сохранение преемственности рус. духовной культуры, подчеркивалась высокая роль последней в совр. об-ве: «Путь мысли входит в путь жизни, как один из ее определяющих моментов. Познанию принадлежит творческая роль в жизни. Русским в эпоху всеобщего смешения нужно повышение умственной и духовной культуры» (Путь. 1925. № 1). Общее философское умонастроение журнала характеризуется ориентацией на творческие традиции таких представителей рус. религиозной мысли, как А. С. Хомяков, Достоевский, В. С. Соловьев, Бухарев, Несмелое, Федоров. Православная платформа журн. «П.» стала удобным местом для теоретических встреч католиков и протестантов, католиков-модернистов и католиков-томистов в лице их ведущих представителей. Поэтому выход журнала был значительным явлением не только рус, но и общеевропейской культуры. Полную библиографию журнала можно найти в парижском издании каталога YMCA-Press за 1921-1956 гг. Лит.: Оболенский А. П. Указатель авторов, предметов, рецензий к журналу «Путь» (Париж, 1925-1940). Нью-Йорк, 1986; Абрамов А. И. «Путь» (№ 1-61) - орган русской религиозной мысли при религиозно-философской академии в Париже // Путь. Кн. I (1-6). М., 1992. А. И. Абрамов «ПУТЬ К ОЧЕВИДНОСТИ» - произв. И. А. Ильина (изд. посмертно в Мюнхене в 1957 г.), подводящее итог его многогранной философской деятельности. Совр. человечество, утверждает Ильин, переживает глубочайший кризис; в своей основе это кризис духовный, т. е. разрушение коренных духовных начал человеческого бытия. Важнейшая задача состоит в том, чтобы восстановить и обновить эти начала, для чего необходимо глубоко проникнуть в их подлинную природу, а также понять особенности усвоения и трансляции духовных ценностей в об-ве, роль различных социальных ин-тов (семьи, нации, государства и т. д.) в данном процессе. Осн. внимание в книге уделяется осмыслению природы духовности, строения и закономерностей творческого акта, созидающего культуру, что позволило бы дать совокупность рекомендаций и правил, помогающих человеку осуществить прорыв к первоосновам его бытия. Ключевую роль в решении указанных проблем призвана сыграть, полагает Ильин, философия как неистребимое стремление человека достичь «ясного для всех понимания в делах высшей и последней важности». А для этого философы должны отказаться от конструирования универсальных систем и осознать простую мысль: настоящий философ выражает только то, что стало содержанием его собственного духовного опыта. Так, нравственное не может быть постигнуто, изображено в отвлеченных построениях, оно должно быть реально пережито и прочувствовано. Философ, рассуждающий о любви, радости, добродетели, долге, добре и зле, силе воли, свободе, о характере и др. подобных предметах по чужим книгам или понаслышке, не познает ничего. Духовно-нравственный опыт требует всего человека, нельзя написать «Этику», не имея за собою живой опыт любви, борьбы и страданий. Только тому, кто по-настоящему переживет это, откроется нравственное измерение вещей и людей. Точно так же обстоит дело, считает Ильин, и при анализе др. сфер деятельности духа, этого подлинного и единственного предмета философии. Каков бы ни был объект, в к-ром так или иначе «просвечивает» духовное начало бытия, философ должен, во-первых, вызвать в себе реальные переживания этого объекта; во-вторых, напряженно всматриваться в сущность своего опыта, связанного с этими переживаниями; в-третьих, попытаться выразить в очевидной для всех форме пережитое и усмотренное содержание. Настоящий философ, утверждает Ильин, должен руководствоваться следующим осн. правилом: сначала - быть, потом - действовать и лишь затем философствовать. Важнейшая его задача в том, чтобы развивать свой духовный опыт, совершенствовать и обогащать методы работы с ним. Только сам став орудием духа, он может познать сущность духа и на этой основе попытаться очертить путь, ведущий к постижению подлинного смысла явлений, причем в разумной для каждого развитого человека, отчетливой форме. В этом смысле философия призвана стать деятельностью, придающей человеческому бытию предельную предметность и очевидность. Т. обр., путь к очевидности, как его понимает Ильин, т. е. к разумному и отчетливому постижению высших ценностей существования, лежит через накопление и освоение духовного опыта личности. Этот путь человек может пройти только сам, философ же призван пояснить, что такой путь не бессмыслен, и расчистить нек-рые преграждающие его завалы. Самый серьезный из последних - феномен, к-рый Ильин назвал интеллектуализмом, понимая под последним преувеличенное представление о возможностях мышления и рациональности. В результате главные духовные способности человека - сердце и разум, - превратились постепенно в отвлеченный рассудок, в сухое наблюдающее и анализирующее мышление. Чтобы возвратить себе все то прежнее богатое и глубокое содержание, к-рым философия обладала вплоть до Гегеля включительно, и к-рое она в значительной мере утратила в последующий период, философская мысль вновь должна стать созерцающей, интуитивной, повинующейся сердцу так, что все пути будут идти к сердцу, исходить из сердца. Ибо сердечное созерцание, совестная воля и верующая мысль, суть три великие силы нашего будущего. См. также Очевидность, Предметность, «Аксиомы религиозного опыта», И. А. Ильин. С о ч.: Путь к очевидности. М., 1993. С. 289-403; Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т. 3. С. 381-557. Л и т.: Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 2. С. 129-133; Полторацкий Н. П. И. А. Ильин: жизнь, труды, мировоззрение. Нью-Йорк, 1989; Кураев В. И. Философ волевой идеи // Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 497-509. В. И. Кураев ПУШКИН Александр Сергеевич (26.05 (6.06). 1799, Москва - 29.01 (10.02). 1837, Петербург) - поэт, прозаик, историк, публицист, создатель совр. рус. литературного языка как основы развития самобытной национальной культуры, воплотивший в своих соч. ее важнейшие особенности. Наследие П. оказало большое воздействие на рус. философскую мысль XIX-XX вв., темы к-рой были во многом развитием пушкинского понимания человека, его свободы и творчества, философии рус. истории и культуры. В Царскосельском лицее П. слушал лекции Куницына, Галича, изучал логику, эстетику, нравственную философию, здесь он увлекся просветительством XVIII в. Влияние просветительства, включавшее элементы республиканизма и «площадного вольнодумства» (А. И. Тургенев), было впоследствии преодолено П. Ранний романтизм («Руслан и Людмила», «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник») сменился преобладанием реалистической тенденции, что выразилось в создании П. масштабных картин рус. действительности («Евгений Онегин») и истории («Борис Годунов»). Вышеславцев в кн. «Вечное в русской философии» (1955), уделяя особое внимание П. как мыслителю, представил поэта певцом свободы (вольности). П., по его мнению, выразил «всю многозначительность свободы, все ее ступени»: от стихийной, природной, гражданской и правовой до высшей, духовной, «свободы пророческого слова, не боящегося ни царства, ни священства». Однако вольность П. не была повторением ни революционной проповеди Радищева, ни политического радикализма декабристов. Человек должен быть свободен, считал он, «в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом». Осуждение тирании, отстаивание прогрессивных изменений существующего строя П. мыслил «без насильственных потрясений политических, страшных для человечества». В его «Путешествии из Москвы в Петербург» (1833-1835) рассказчик путешествует в обратном радищевскому порядке и излагает иной образ мыслей. Течение, поднявшее П. на вершину рус. культуры, соединяло , в себе различные потоки - от древнерус. летописей, былин и сказаний до Ломоносова, Жуковского и Карамзина и от Шекспира и Мольера до Вольтера, Гёте и Байрона. Энциклопедические знания П. в области рус. истории, по оценке Ключевского, «сделали бы честь любому ученому-историку». Без них было бы немыслимо написание «Истории Пугачева», «Арапа Петра Великого», «Капитанской дочки», «Полтавы». Для П. характерно целостное и объективное восприятие рус. истории: она состоялась так, как состоялась, и негодование, осуждение ее «неправильного» хода или, напротив, восторги в ее оценке неуместны. П. не отрицает, в определенных пределах, роль провиденциального фактора в делах человеческих. Однако «провидение не алгебра», в истории, согласно П., невозможна формула: «Иначе нельзя было быть». Ум историка «не пророк, а угадчик», ибо невозможно предвидеть роль случая в ходе исторических событий («Наброски третьей статьи об «Истории Русского Народа» Н. А. Полевого, 1830-1831). П. считал, что объяснение рус. истории требует «другой формулы», нежели история христианского Запада. Здесь он близок к Чаадаеву. Однако конечные выводы у П. и Чаадаева совершенно разные. Получив от Чаадаева оттиск его «Философического письма», П. написал автору письмо, содержавшее более тонкий и перспективный анализ отечественной философии истории. Высокую оценку этого письма дал Гершензон, показавший, что если бы из всего наследия П. до нас дошли только эти строки, то и этого «было бы достаточно, чтобы признать его замечательнейшим человеком тогдашней России» (Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. С. 190). Если первое из «Философических писем» Чаадаева содержало аргументы в пользу принципиального разделения истории России и Запада, использованные впоследствии западничеством, то П. утверждает, что при всем ее своеобразии история России есть пример служения не частным, а всеобщим европейским интересам и особенно это проявлялось «в тот момент, когда человечество более всего нуждалось в единстве» (в период нашествия Орды, во время наполеоновских войн и т. д.). Даже трагические переломы истории, к-рые, казалось, ставили Россию вне Европы (татаро-монгольское нашествие), П. истолковывал в духе ее высокого христианского предназначения: «Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией» («О ничтожестве литературы русской», 1834). В записке «О народном воспитании» (1826), адресованной императору, П. предвосхитил позднейшую мысль Гоголя о необходимости налаживания в нашей стране россиеведения. Он предлагал учреждение специальных кафедр - рус. истории, статистики и законодательства, целью к-рых должно было бы стать широкое изучение России, подготовка молодых умов, «готовящихся служить отечеству верою и правдою». П. признавал самобытность рус. культуры, ибо «климат, образ правления, вера дают каждому народу собственную физиономию». Особое внимание поэт уделял исследованию рус. языковой «стихии, данной нам для сообщения наших мыслей», ратуя за максимальное использование всех языковых выразительных средств. Он считал (в отличие от А. С. Шишкова) малоперспективным занятием конструирование философских терминов-славянизмов, отыскание славяно-рус. эквивалентов латино-греч. метафизическим понятиям. Поскольку «метафизического языка у нас вовсе не существует», то в области «учености, политики и философии» отнюдь не зазорно использовать терминологию иностранного происхождения. П. критиковал многочисленные язвы и грехи России, кому бы они ни принадлежали, в т. ч. представителям царствующего дома Романовых: «азиатское невежество», обитавшее при дворе (о допетровской эпохе), «жестокая деятельность деспотизма», «ничтожность в законодательстве», «отвратительное фиглярство в сношениях с философами» (об Екатерине II). В то же время П. не терпел «безумных и несправедливых» нападок на отечество. По его словам, можно понять, если не оправдать предвзятость тех европейцев, кто не хочет «любить ни русских, ни России, ни истории ее, ни славы ее»; в целом отношение Европы к России всегда было «столь же невежественно, как и неблагодарно». Но нельзя прощать «клеветников России», особенно ту категорию людей, к-рая в ответ на «русскую ласку» способна «клеветать русский характер, мазать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев» («Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений», 1830). Нападки на праотцев П. воспринимал как оскорбление народа, нравственного достоинства нации, составлявшего основу патриотизма. А. А. Блок, считая, что «лучшие наши художники были мыслителями и философами», отводил II. особое место в этой плеяде. Особенное значение имеет П. как вдохновитель всех поколений рус. философов, разрабатывавших тему национального своеобразия рус. мысли начиная с 30-х гг. XIX в. Белинский стоит у истоков традиции, представляющей поэта ярчайшим выразителем рус. характера, его национально своеобразных и общечеловеческих устремлений: «Пушкин был выразителем современного ему мира, представителем современного ему человечества, но мира русского, но человечества русского» («Литературные мечтания», 1834). Эту традицию продолжил Григорьев, к-рому принадлежит знаменитое высказывание «Пушкин - наше все» (т. е. не только художественный гений, но и выразитель «всех общественных и нравственных наших сочувствий»). Достоевский в своей речи на пушкинском празднике в 1880 г. провозгласил на примере творчества П. тезис о всемирной отзывчивости рус. культуры. Он был направлен на преодоление идейного противостояния славянофильства и западничества и послужил основой для последующего развития жанра русской идеи всеми его разработчиками, от В. С. Соловьева до Бердяева, так или иначе обращавшимися к идее духовного универсализма, воплощенной в творчестве П. Особую позицию в отношении к «всемирной отзывчивости» занял К. Н. Леонтьев, считавший, что Достоевский абсолютизировал пушкинскую «всемирную любовь» к человечеству, отрицая т. обр. самобытность рус. культуры. Отношение к П. было важным пунктом полемики представителей нигилизма и почвенничества в 60-е гг. XIX в. В противоположность Григорьеву и его последователям, представлявшим соч, П. эталоном высокого творчества и христианской любви, Писарев объявил П. «знаменем неисправимых романтиков и литературных филистеров». Творчество П. рассматривается также в качестве основы для преемственной связи между золотым и серебряным веками рус. литературы и гуманитарной культуры XIX и нач. XX в. (Пушкин в русской философской критике. Конец XIX-первая половина XX в. М., 1990. С. 6). В этот период поэзия П., особенно его стихотворение «Пророк» (1826), стала непременным компонентом художественно-философских дискуссий, характерных для религиозно-философского возрождения нач. XX в. и нашедших продолжение в послеоктябрьском зарубежье. Большинство их участников соглашались с тезисом о религиозном гуманизме П., обосновывая его по-разному. Мережковский утверждал о сочетании языческого и христианского начал у П.; Булгаков писал о «софийности» его поэзии; В. Н. Ильин, вслед за Вяч. Ивановым и А. Белым, раскрывал тему борьбы «аполлонического» и «дионисийского» в творческом наследии поэта. Специально посвятили П. свои произв. также Зеньковский, И. А. Ильин, Федотов, П. Б. Струве, Флоровский. Наиболее интенсивными и обширными были исследования о П., принадлежавшие перу Франка, к-рый высказал актуальную и поныне мысль о необходимости реконструкции «феноменологии пушкинского духа» и создании «толкового «философского» словаря» П. С о ч.: Поли. собр. соч.: В 17 т. М.; Л., 1937-1959. Лит.: Белинский В. Г. Статьи о Пушкине // Поли. собр. соч. Т. 7. М., 1955; Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина // Критика и эстетика. М., 1979; Гершензон М. О. Мудрость Пушкина. Томск, 1997; Григорьев А. А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина // Соч.: В 2 т. М, 1990. Т.2; Достоевский Ф. М. Пушкин; Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине // Поли. собр. соч.: В 30т. Л., 1984. Т. 26; Леонтьев К. Н. О всемирной любви // Собр. соч. М., 1912. Т. 8; Франк С. Л. Пушкин как политический мыслитель. Белград, 1937; Асмус В. Ф. Эстетика Пушкина // Знамя. 1937. № 2; История эстетической мысли: В 6 т. М., 1986. Т.З С. 344-350; Волков Г. Н. Мир Пушкина. М., Ш9;МалжинВ.А. Пушкин как мыслитель. Красноярск, 1990; Пушкин в русской философской критике. Конец XIX - нач. XX век. М., 1999; А. С. Пушкин: pro et contra: В 2 т. Спб., 2000. жүктеу/скачать 8.77 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|