Филис Каст Богиня весны Дорогой читатель!



бет4/31
Дата01.08.2024
өлшемі0.68 Mb.
#503084
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31
Богиня весны

Глава 10
Платяные шкафы были битком набиты одеждой — роскошными, дорогими шелковыми нарядами всех вообразимых цветов и оттенков, но сшитыми в одном стиле. У них были свободные длинные юбки, одни с разрезами по бокам, другие без, высокая линия талии и узкие лифы, сооруженные из двух длинных полос изумительной ткани, перекрещенных на груди. Все это было прекрасно и невероятно женственно. Лина такого никогда не носила. Дома она обычно надевала удобный вельветовый костюм или шорты и футболку, в зависимости от погоды. На работу она ходила в отлично сшитых деловых костюмах, иногда со свободными брюками, иногда с юбками. Она всегда выбирала нейтральные цвета, чтобы можно было по-разному сочетать между собой детали разных комплектов и таким образом расширять гардероб.
Лина погладила шелковые волны, наслаждаясь ощущением нежной ткани и яркой смесью контрастных цветов.
Когда же она начала одеваться как старая зануда? Наверное, тогда, когда окончательно решила отказаться от всяких романов. Мысль оказалась неприятной, и Лина постаралась выбросить ее из головы, сосредоточившись на нарядах. В широких и глубоких ящиках она нашла бесчисленное множество тончайшего белья, а еще мягкие кожаные сандалии и весьма женственные ночные сорочки, похожие на те, что носила одна из кинозвезд прошлых лет.
— Ну, ее ведь и называли богиней серебряного экрана, — прошептала Лина, гладя одну в особенности прекрасную вещицу.
Туалетный стол был загружен таким количеством косметики и всякой всячины для ухода за волосами, каких не найти и в наилучшем салоне.
— Так, значит, это и есть ад? Когда вернусь домой, надо почаще напоминать себе, что следует вести себя как можно хуже, чтобы попасть сюда, — пробормотала Лина, перебирая блестящие коробочки с тенями для век.
Ванная комната оказалась очередным чудом. Сама ванна была больше похожа на бассейн, и ее кто-то уже наполнил до краев горячей водой, над которой поднимался пар; вода манила к себе, и Лина только теперь осознала, насколько она пропылилась и перепачкалась. Она сейчас быстренько искупается, переоденется, освежит косметику, а потом позовет Яписа, или Эвридику, или их обоих... Лина вздохнула. И они проводят ее к Гадесу, где ей предстоит перекусить. Или поесть как следует. Интересно, а что вообще едят в аду, гадала Лина, все еще рассматривая огромную ванную комнату.
— Надеюсь, у них тут подают амброзию, — сообщила Лина набору стеклянных флаконов разнообразных форм и размеров, что выстроились на краю ванны.
Вытащив пробки из нескольких флаконов, Лина одобрительно принюхалась к маслянистым ароматам и наконец выбрала тот, который понравился ей больше других: это был запах лилий. Лина вылила содержимое флакона в ванну. С другого края ванны она взяла расческу и запустила ее в густую массу волос, чтобы собрать их на макушке. Быстро раздевшись, Лина опустилась в восхитительно горячую воду и с довольным вздохом села на дно ванны.
Она могла бы просидеть тут целую вечность, но была вынуждена напомнить себе, что ее ждет Гадес и что ей совсем не хочется, чтобы Яписа выругали из-за нее. Поэтому она поспешила завершить невероятно приятное купание, пообещав, что очень скоро позволит себе по-настоящему долго насладиться этой процедурой.
Выбравшись из воды, Лина огляделась в поисках полотенца — оно нашлось на полке рядом с гигантским зеркалом.
И тут Лина застыла, увидев свое отражение. Нет, это было совсем не ее отражение, сказала она себе. Это была Персефона, и она воистину была богиней. Конечно, Лина и раньше понимала, что ее тело изменилось. Конечно, она знала, что ее душа обитает теперь в более молодом и привлекательном женском теле. Но она и представления не имела...
Изящная рука провела по безупречной щеке Персефоны. Лицо было просто ошеломляющим. Сверкающие глаза необычного фиолетового цвета окружали густые черные ресницы и идеальные дуги бровей.
Губы... Лина осторожно коснулась их — губы были пухлыми, цвета яркого румянца Лина использовала это сравнение, потому что по мере того, как ее взгляд скользил по обнаженному телу, щеки вспыхнули тем же самым удивительным оттенком. Персефона была соблазнительной, сочной. Груди у нее были высокими и круглыми, такими же совершенными, как и все остальное. Пальцы Лины коснулись гладкой округлости. И когда розовый сосок мгновенно откликнулся, затвердев, а в теле возникло сладкое покалывание, Лина увидела, как прелестные губы приоткрылись от удивления и с них сорвался вздох. Произошло ли это потому, что тело Персефоны обладало особой чувствительностью, или потому, что Лина слишком давно не позволяла себе никаких сексуальных ощущений и просто забыла об этой дрожи возбуждения?
А какова же была интимная жизнь Персефоны? Была ли эта богиня девственницей? Или у нее доставало возлюбленных? Лина продолжала изучать взглядом новое тело, размышляя над этими вопросами. Богиня была стройной, но не худой. Ее очень тонкая талия изгибалась весьма соблазнительно, однако бедра были пышными и сексуальными. Ноги оказались длинными и очень красивыми; треугольную ложбинку между ними покрывали темные, мягкие завитки волос. Рука Лины подобралась к этому таинственному треугольнику...
И тут же Лина виновато вздрогнула, покачала головой и нервно рассмеялась, глядя на свое отражение.
— Ох, вот незадача! Мне ведь придется жить в этом теле! И нечего смущаться, рассматривая его. — Лина схватила полотенце и принялась энергично вытираться, не пропуская ни единой точки на поверхности «своего» тела. — Или не просто жить...
Но пока Лина выбирала наряд и рассеянно расчесывала перепутавшиеся волосы, в ее уме продолжали возникать вопросы.
Что представляла собой жизнь Персефоны? Должно быть, у нее был возлюбленный... хотя бы один. С таким телом разве возможно хранить обет безбрачия? И зачем на самом деле Деметра произвела этот обмен? Может быть, она хотела удалить дочь от какого-то нежелательного приятеля? Лина вздохнула и с силой потерла лоб. Слишком многое случилось и слишком быстро. Она представления не имела, нуждаются ли боги во сне, но сама она была уже на пределе сил. Ей надо поскорее отправиться на ужин — или обед? — чтобы можно было наконец вернуться в свои покои и по-настоящему расслабиться и отдохнуть.
Откашлявшись, Лина позвала вслух:
— Япис! Я уже готова идти.
И тут же в дверь ее комнаты постучали.
— Войди! — сказала она.
Дверь широко распахнулась, и Япис поклонился Лине.
— Богиня, прошу, следуй за мной.
— Спасибо, Япис. Я ужасно проголодалась.
— Уверен, тебе понравятся деликатесы, которые Гадес выбрал, чтобы почтить тебя.
Лина вскинула брови.
— А что, Гадес еще и готовить умеет?
Япис рассмеялся.
— Увидишь, богиня.
Лина прикусила губу и вышла из комнаты. О чем только она думала? Наверняка в аду нет кухонь. Разве призраки нуждаются в пище? Она вспомнила, как Эйрин добыла вино из невидимой складки воздуха.
Богиня слабоумных, вот кто она такая. Ей надо держать рот закрытым, а глаза открыть пошире, пока она не разберется во всех деталях своего задания.
Япис прервал ее самобичевание.
— Богиня, возьмем ли мы с собой Эвридику? Мне бы не хотелось, чтобы эта маленькая душа подумала, будто я решил занять ее место.
— Да, это весьма предусмотрительно, Япис — Лина, чуть повысив голос, позвала: — Эвридика, ты мне нужна!
Почти в то же самое мгновение дверь дальше по коридору открылась, и Эвридика выскочила наружу, бросившись к своей богине так быстро, что платье не поспевало за ней, а волосы развевались, как на ураганном ветру.
— Ох, Персефона! Я так рада, что ты меня позвала! — воскликнула девушка, обнимая Лину.
— Твоя богиня решила, что ты, возможно, захочешь составить нам компанию, чтобы потом без труда найти дорогу к нужному месту, если богине вдруг захочется перекусить в неурочный час.
И снова Лину поразила доброта Яписа к маленькой девушке.
— Спасибо, Япис, ты прекрасно все изложил, — сказала она.
— Конечно. — Эвридика закивала, напомнив Лине слишком старательного щенка, изображающего полное повиновение. — Мне нужно многое знать, чтобы как следует служить Персефоне.
Лина с трудом удержалась от вздоха.
— Персефона, Эвридика... если вы последуете за мной, я буду счастлив проводить вас к моему господину.
Япис повел их сквозь путаницу роскошных коридоров и при этом постоянно объяснял, в основном Эвридике, что, хотя дворец невероятно велик, на самом деле найти дорогу к нужному месту совсем нетрудно. Гадес разделил внутреннее пространство на секции. В передней части располагался тронный зал Гадеса, там бог собирал придворных и выслушивал жалобы умерших. В центре имелась приемная поменьше, и именно к ней они сейчас направлялись. Парадная часть соединялась с гостевым крылом, где устроились Персефона и Эвридика, его дополняли два бальных зала. Лина мельком подумала, зачем это Гадесу целое крыло для гостей, да еще и два танцевальных зала, если он не слишком жалует визитеров, но она придержала этот вопрос при себе и не стала перебивать Яписа.
— И еще одно крыло отведено под личные апартаменты Гадеса. Так что, как видишь, Эвридика, тебе достаточно лишь разобраться в расположении частей дворца, чтобы знать, где именно ты находишься.
— Да, я поняла. Может быть, мне дадут что-нибудь такое, на чем можно рисовать, и я начерчу для себя простенькую карту? — сказала Эвридика, вопросительно глядя на Лину.
— Разумеется. Я думаю, это прекрасная мысль. Может быть, это и мне поможет находить дорогу. Я просто ужасно путаюсь в направлениях, — сказала Лина. — Япис, как ты думаешь, можно ли найти для Эвридики рисовальные принадлежности?
— Конечно, богиня. Мне доставит большое удовольствие присмотреть, чтобы твоя подруга получила все, что нужно, — ответил Япис.
— Спасибо, — одновременно поблагодарили Яписа Лина и Эвридика и улыбнулись друг другу.
Япис свернул за очередной угол и остановился возле дверей, которые, разумеется, тут же распахнулись, не дожидаясь прикосновения, и открыли взгляду Лины очередную огромную комнату, правда имевшую отличие от других: в ней стоял необъятный мраморный обеденный стол. Над столом красовались три массивные хрустальные люстры. Лина прищурилась, вглядываясь в их яркую красоту, и внезапно поняла, что сияющие камни на самом деле никакой не хрусталь.
— Бриллианты... — придушенным голосом выговорила она.
— Да, — кивнул Япис. — Мой господин решил повесить в этой комнате бриллиантовые светильники, потому что они бросают безупречно чистый свет на обеденный стол и хорошо сочетаются с малахитовыми канделябрами.
Лина отвела наконец ошеломленный взгляд от бриллиантов и увидела полдюжины многоярусных канделябров, аккуратно расставленных на обширном пространстве стола. Они были вырезаны из необычного синевато-зеленого камня, на фоне которого потрясающе выглядели снежно-белые свечи.
— Малахит? — переспросила Лина. — Мне не знаком этот камень.
— Малахит прячется в глубинах земли. — Услышав низкий голос Гадеса, Лина чуть не подпрыгнула от неожиданности. Она не заметила, как он вошел в зал. — Мне нравится его особое сочетание оттенков: бирюза, нефрит и лазурит, но на самом деле я выбрал этот камень из-за его свойств. — Гадес замолчал, как будто задумавшись.
— А какие свойства у малахита? — осторожно, почти шепотом спросила Эвридика.
Гадес тепло улыбнулся ей.
— Малахит — камень мира, спокойствия. Он приглушает чувства.
— Мне кажется, это как раз то, что нужно в обеденном зале.
— Согласен с тобой, малышка, — сказал Япис, и щеки девушки порозовели. Потом он поклонился Гадесу и Персефоне. — Если вы пожелаете сесть, я сообщу слугам, что можно подавать на стол.
Гадес коротко кивнул и подошел к столу. Он выдвинул кресло с высокой спинкой — одно из двух, перед которыми на бесконечном мраморном столе были расставлены приборы, — и жестом предложил Лине занять ее место.
— Спасибо, — поблагодарила Гадеса Лина, садясь и расправляя складки шелковой юбки.
Она была так захвачена зрелищем люстры и канделябров, что даже не заметила прекрасного китайского фарфора и хрустальной столовой посуды.
Эвридика следом за Яписом вышла из комнаты, оставив Лину наедине с богом. Лина натянуто улыбнулась ему, стараясь не ерзать на месте. Гадес переоделся к обеду. Его одежда была все такой же просторной и такой же черной, но на этот раз ее украшала затейливая серебряная отделка. Волосы Гадеса были так же связаны сзади в толстый хвост, но голова не покрыта. Любой другой мужчина, наверное, выглядел бы глупо и даже несколько женоподобно в таком наряде, представлявшем собой нечто среднее между плащом Зорро и костюмом Эррола Флинна в «Гладиаторе».
Но Гадес глупо не выглядел.
— Надеюсь, тебе понравились твои покои.
Отлично, подумала Лина. Она должна просто разговаривать с ним. Как будто это обычный мужчина.
— Комната просто чудесная... как и все в твоем дворце, — сказала Лина, — Япис сказал, что это тебе я должна быть благодарна за столь теплую встречу — со свежими цветами и чудесной ванной. Спасибо, все просто идеально. Я даже почувствовала себя желанной гостьей, как будто и не явилась без приглашения. — Лина постаралась улыбкой выразить сожаление, что вторглась в чужие владения без спроса.
Гадес подумал, что ему никогда не приходилось видеть чего-то столь же прекрасного, как румянец смущения, вспыхнувший на щеках Персефоны, и вдруг обнаружил, что делает нечто такое, чего не делал уже много столетий. Он улыбался... он наклонился, поймал руку Персефоны и поднес к губам.
— Тебе здесь более чем рады, богиня весны.
Лина едва не свалилась со стула. За все ее сорок три года ни один мужчина не целовал ей руки. Она даже не знала, как следует себя вести в таких случаях. Оставить руку в его ладони? Выдернуть ее? Черт! Чего ей действительно хотелось, так это поцеловать Гадеса в ответ. Но вместо того ее губы сами собой расплылись в глупой улыбке.
— С-спасибо... — запинаясь, пробормотала она.
Гадес отпустил ее руку и отвел взгляд. Что за порыв! Он действовал, как импульсивный дурак. Она ведь богиня; ему не следует забывать об этом ни на минуту.
Лина прекрасно видела, как изменилось выражение лица Гадеса, как его черты словно отвердели. Что случилось? Это было не слишком логично, однако Лине вдруг подумалось, что вот эта сторона Гадеса — облик сурового, бесчувственного бога — представляет всего лишь маску, за которой он прячется, как улитка в своей раковинке. Но почему?
Merda! От таких мыслей Лине захотелось дать себе по лбу, чтобы выбросить всю эту ерунду из головы. С чего это вдруг ее дисциплинированный, организованный ум ударился в романтические домыслы? Впрочем, Лина уже знала ответ на этот вопрос. Все дело было в том проклятом нарциссе... — Над столом повисло неловкое молчание.
«Думай, прежде чем сказать что-нибудь», — приказала себе Лина.
И, глубоко вздохнув, сделала новую попытку.
— Ты так интересно рассказывал о малахите! Я вообще не слишком много знаю о свойствах камней. — Лина посмотрела вверх, на бриллиантовое сияние люстры. — Например, я нахожу бриллианты прекрасными, но об их свойствах мне абсолютно ничего не известно.
— Алмаз — очень сложный камень. — Гадес тоже посмотрел вверх, и, когда начал говорить о драгоценном камне, его голос снова потерял резкость и обрел теплоту. — Алмазы исцеляют, дают храбрость и силу. Если воин всегда носит при себе алмаз, его физическая сила может многократно увеличиться, и именно поэтому в некоторых культурах смертных принято было, отправляясь на войну, надевать украшенные серебром нарукавные повязки, в которые были вшиты алмазы.
— А я-то всегда думала о бриллиантах, что они просто лучшие друзья девушек, — сострила Лина.
— Ты предпочитаешь другим драгоценностям бриллианты? — спросил Гадес.
Лина чуть было не брякнула: «Да!», но внимательный взгляд Гадеса остановил ее. Что-то в его глазах подсказало Лине, что нужно более тщательно обдумать ответ. Она сжала губы и ненадолго задумалась.
Честно говоря, у нее было не слишком много бриллиантов. А точнее, бриллианты, которые ей доводилось носить, были подарками ее бывшего мужа. Лина нахмурилась, вспомнив свое прекрасное, очень дорогое обручальное кольцо с крупным бриллиантом в затейливой сверкающей оправе, — это кольцо стало скорее символом цепей, нежели преданности и верности. Бриллиантовые серьги были подарены Лине в качестве извинения после одной из пьяных тирад супруга, решившего, что растущая популярность хлебопекарни Лины оскорбительна для него. Бриллиантовое ожерелье и безвкусное коктейльное кольцо принадлежали его матери — пустой безвольной особе, никогда не любившей Лину. Каждый раз, когда Лина надевала что-нибудь из этих драгоценностей, она как будто приковывала себя к холодной, отстраненной семье своего мужа. И соответственно, как только она перестала быть его женой, она перестала носить все эти украшения.
Когда же она сама покупала украшения для себя, она никогда и не думала о бриллиантах. Лина улыбнулась, вспомнив чудесные длинные серьги, которые она подарила себе на прошлый день рождения. Да, эти камни она могла с уверенностью назвать любимыми.
— Аметист, — твердо сказала Лина. — Мой любимый камень — аметист. А какими он обладает свойствами?
Гадес был удивлен, но нельзя сказать, чтобы недоволен.
— Аметист — духовный камень. Это камень мира. Он гасит страхи и пробуждает надежды. Аметист успокаивает душевные бури. Он всегда поможет справиться с угрозой. Весьма мудро выбрать аметист своим талисманом.
— Приятно узнать все это, — улыбнулась Лина. — Значит, не удивительно, что он мне всегда нравился.
Красота богини просто ошеломляла Гадеса. Когда Персефона улыбалась, она сияла ярче бриллиантов над их головами.
Он вдруг забыл и о красоте богини, и о ее бесконечном очаровании. Его влечение к Персефоне было примитивным, желание — грубым. Гадес почувствовал, как шевельнулась в нем давно задавленная страстность, желание, которое, как он думал, похоронено много тысячелетий назад... но тут оно вдруг распрямилось и задышало... Гадес ощутил себя бессильным перед наплывом незнакомых чувств.
— Аметист безупречно подходит к твоим глазам.
Голос бога прозвучал вдруг хрипло, с опасным сексуальным оттенком. Тело, в котором находилась Лина, ответило на это так же стремительно, как и душа, и Лина заглянула в глубину глаз бога.
— Спасибо, Гадес. — На этот раз опыт взял верх, и Лина не запнулась и не покраснела.
А Гадес был ошеломлен бешеным жаром, охватившим все тело. Персефона, похоже, и не знала, в какой соблазн его вводит. Она привыкла к вниманию мужчин, хоть смертных, хоть бессмертных, но она ведь совсем не знала повелителя Подземного мира... Она не могла знать, как это болезненно и тяжело для него: видеть ее вот здесь, перед собой, такую юную, прекрасную и желанную. Но вместе с пробуждением страсти ожила и древняя пустота, напомнив о вечном различии между Гадесом и другими бессмертными. Гадес заставил себя отвести взгляд от волшебных глаз Персефоны.
— Не выпьешь ли вина? — быстро спросил он.
— Да, с удовольствием, — ответила Лина.
И растерялась, увидев, как Гадес стремительно вскочил из-за стола и закричал, требуя вина, — громко, как будто находился в самой гуще рыбного рынка. Что случилось? Только что он сравнил ее фиолетовые глаза с драгоценными камнями, и Лине это было приятно. И между ними проскочила искра... Даже совсем юная женщина без труда узнала бы эту вспышку чувства, а Лина не была юной. Ей даже показалось, что он готов склониться к ней, и вдруг... вдруг в его глазах вспыхнула боль, лицо исказилось... На Лину как будто опрокинули ушат ледяной воды.
Двое слуг вбежали в залу, в руках у каждого был кувшин. Гадес сердито махнул рукой в сторону Персефоны.
— Желаешь ли красного вина или белого, богиня? — спросил один из слуг.
— Красного, пожалуйста, — ответила Лина, даже не позаботившись спросить, что будет к обеду: рыба, дичь, мясо или паста.
Она лишь понадеялась, что красное вино окажется темным, насыщенным и крепким. Лина сделала большой глоток. К счастью, все три качества в вине имелись.
— Оставь здесь это вино и принеси еще, — приказал Гадес слуге после того, как тот наполнил кубок бога.
Потом двое бессмертных некоторое время молча пили.
Гадес уставился на свою пустую тарелку, желая быть не таким, каким он был на самом деле... желая, чтобы само присутствие Персефоны не напоминало ему о том, почему он должен держаться вдали от других бессмертных.
— Вино просто удивительное, — нарушила наконец молчание Лина.
Гадес издал невнятный звук, который вполне можно было принять за согласие.
— Я вообще предпочитаю красные вина, — сказала Лина. Теперь, заговорив наконец, она почувствовала, что уже не в силах остановиться. Подняв хрустальный кубок, она посмотрела сквозь него на бриллиантовый свет над головой. — Это вино напоминает мне рубины.
Гадес откашлялся и наконец позволил себе опять посмотреть на Персефону.
— Рубины... — повторил он, сосредотачиваясь на безопасной теме. — А знаешь ли ты, что украшения с рубинами следует носить, чтобы отогнать грусть и дурные мысли?
— Нет, я этого не знала, — ответила Лина, продолжая любоваться кроваво-красным вином. — А что еще могут рубины?
— Украшения с рубинами приносят радость, укрепляют силу воли и уверенность, а еще развеивают страхи. — Гадес вдруг заметил иронию собственных слов.
Наверное, пока Персефона находится в его владениях, ему самому стоило бы носить рубины.
— Я и не подозревала, что в драгоценностях так много интересного, — пробормотала Лина, переводя взгляд с бриллиантовой люстры на малахитовые канделябры, а потом снова на рубиновое вино. — Вообще-то я никогда о них особо не задумывалась, особенно в последнее время.
Гадес посмотрел на нее, вскинув брови.
— Богиня, которая не слишком много думает о драгоценностях? Это воистину удивительно!
Лина ощутила укол тревоги. Не сболтнула ли она лишнего? Она настолько увлеклась рассказом Гадеса, что даже думать забыла: сейчас она — не она...
В зал цепочкой вошли полупрозрачные слуги, неся подносы и блюда, нагруженные едой; за ними присматривали Япис и Эвридика. Лина облегченно вздохнула, получив возможность сменить тему.
— Ох, Персефона, подожди немножко, сейчас увидишь, что приготовлено специально для тебя! — восторженно произнесла Эвридика. — Я в жизни не видывала таких деликатесов!
Лина и так уже во все глаза смотрела на подносы, так что более чем согласилась с маленькой девушкой.
— Пахнет просто фантастически! — сказала она, с голодным нетерпением следя, как слуги почтительно расставляли на столе огромные блюда со всевозможной едой.
Тут были россыпи белых сластей, и Лина вдруг сообразила, что это засахаренные цветы, сверкающие кристаллами, застывшие в безупречной красоте. На другом блюде выстроились по цвету оливки — от светло-зеленого до черного, — окружив ломти сыра, толстые и почти такие же душистые, как теплый хлеб, устроившийся рядом с ними. Но прежде всего взгляд Лины привлекли фрукты, которыми был нагружен один из самых больших подносов. Их темно-розовая кожица лопнула, и сочные красные зерна выглядывали наружу, словно умоляя, чтобы их съели.
— Гранаты, — прошептала Лина онемевшими губами.
— Тебе не нравятся гранаты, Персефона? — Гадес нахмурился, увидев странное выражение лица богини. — Я могу приказать унести их.
Лина подняла голову и увидела, что все слуги внимательно смотрят на нее, и их бледные призрачные лица встревожены.
«Не будь дурочкой, — сказала себе Лина. — Это просто нелепое совпадение».
— Я люблю гранаты! — Лина подчеркнуто отковырнула несколько красных зернышек и бросила в рот. Изумительный вкус расплылся по языку, и Лина восторженно вздохнула. — Они прекрасны!
Слуги разом издали облегченный вздох.
— Похоже, все тут прониклись к тебе особым почтением, — с легкой язвительностью сказал Гадес. И подумал, что Персефона как будто зачаровала его слуг, так же как и коней. — Оставьте то, что принесли. Если нам понадобится что-то еще, я вас позову.
Слуги поспешили вернуться в кухню.
— А вы к нам не присоединитесь? — спросила Лина Яписа, переводя взгляд с него на Эвридику и обратно.
А едят ли вообще умершие? Лина понятия не имела, но не спросить было бы невежливо.
— Нет, богиня, — ответил Япис.
— Нам с Яписом нужно еще многое обсудить, — с жаром произнесла Эвридика. — И мы сейчас поищем все для рисования.
Лина улыбнулась призрачной девушке, радуясь, что та уже чувствует себя совершенно свободно.
— Что ж, вперед! Увидимся завтра, — сказала она, бросая в рот еще горсть гранатовых зерен.
— Но ты же позовешь меня, когда будешь собираться ко сну, чтобы я помогла тебе лечь в постель! — В голосе Эвридики прозвучала откровенная паника.
— Обязательно позову, — поспешно обещала Лина, не желая расстраивать девочку.
Довольная заверением своей богини, Эвридика радостно улыбнулась, поклонилась Персефоне и Гадесу и следом за Яписом вышла из зала.
— Со временем она успокоится, — заверил Лину Гадес.
— Надеюсь. Иначе я от нее просто устану, — вздохнула Лина.
— Умершие требуют большой заботы.
Лина согласно кивнула.
— Да, тут как с драгоценностями — я ничего об этом не знала до сегодняшнего дня.
Гадес улыбнулся, снова спокойный и обаятельный.
— Именно поэтому я и распорядился приготовить для тебя особые блюда Подземного мира. Поешь, Персефона, чтобы твоей маленькой подружке не пришлось бояться, что ее богиня зачахнет тут.
— Ха! — Лина принялась наполнять свою тарелку. — Вряд ли мне удастся тут зачахнуть, во всяком случае в окружении... — Она взмахнула длинной серебряной ложкой, обводя зал вокруг себя. — В окружении всего этого.
— Меня радует, что тебе пришлась по нраву красота Подземного мира, — сказал Гадес, насыпая себе оливок.
— А кому бы не пришлась? — возразила Лина, жуя, и тут же пожалела о своих словах, потому что увидела, как снова изменилось выражение лица Гадеса.
Она вдруг подумала, что он как будто надевает гладкую маску, чтобы скрыть свои чувства. Она с беспечным видом поглядывала на него, ожидая, когда он в очередной раз сбросит защиту и станет более доступным. Несколько минут они ели молча, но вот наконец Лина заметила, что напряжение вроде бы оставляет плечи Гадеса, а лицо оживает. Она отпила вина, размышляя. Да, он определенно чувствовал себя свободнее, когда в зале присутствовали слуги. Лина чуть заметно улыбнулась. Пусть он и бог, он все равно остается мужчиной.
— Можно, я задам несколько вопросов об умерших? — спросила она.
Гадес посмотрел на Лину и снова уставился в тарелку. Дожевал, проглотил...
— Я не против, — сказал он наконец.
Лина не стала долго раздумывать.
— Видишь ли, я же не знаю самых простых вещей, а мне не хочется ляпнуть что-нибудь такое, что смутит Эвридику или огорчит ее, ну, вроде того, как я упомянула, что она могла бы выпить воды из той реки, как ее... — Лина замялась.
— Из Леты, — подсказал Гадес.
— Верно, Леты. Вот, видишь, что я имела в виду? Я же почти ничего не знаю о Подземном мире!
— Можешь задавать любые вопросы, какие только придут тебе в голову.
— Ну ладно. В общем... глядя на все эти вкусности, я подумала — а едят ли умершие?
— Нет, умершие не испытывают жажды и голода, как живые, но их души сохраняют сущность того, чем обладали при жизни, так что они приносят с собой в вечность свои особые потребности и желания. Ты можешь и сама это видеть в твоей малышке Эвридике. Она принесла с собой из мира живых страхи и беззащитность, несмотря на то что все прошлые тревоги не коснутся ее здесь, — пояснил Гадес, стараясь не показать, насколько он удивлен вопросом.
Персефона определенно была совсем не такой, как он ожидал. В отличие от тех бессмертных, с кем ему когда-либо приходилось встречаться, она, похоже, искренне интересовалась и его владениями, и душами умерших.
— Что ж, в этом есть смысл... — Лина нахмурилась, обрывая засахаренные лепестки белого цветка. — Совершенно очевидно, что воспоминания о жизни сильно тревожат Эвридику. Бедное дитя. Мне бы хотелось как-то ей помочь.
— Но, Персефона, ты уже делаешь для нее очень много. Малышке нужны безопасность и общение. Она могла бы со временем найти это в полях Элизиума, но ты уже дала, ей все необходимое, пригрев девочку рядом с собой. Ей сейчас хорошо и спокойно, она чувствует себя полезной и куда меньше размышляет о потерянных возможностях и о том, что могло бы случиться.
Гадес ободряюще улыбнулся юной богине. Она так заботится о маленьком призраке! Слишком многие бессмертные сочли бы, что обращать внимание на горести Эвридики ниже их достоинства. Эвридика ведь ушла из мира живых; стало быть, она больше не могла поклоняться богам. А значит, юная душа больше не представляла для них интереса. Гадес понял, что Персефона не слишком-то цепляется за эти надменные верования. Она обдумывала его слова, понемножку отхлебывая вино. Да, эта богиня была для него загадкой. Она обладала красотой бессмертных, но характером очень от них отличалась.
— Знаешь, ты меня немного успокоил, я теперь чувствую себя лучше, — сказала наконец Лина, решительно напоминая себе, что говорит об Эвридике, а не о теплой улыбке Гадеса. Она ведь интересуется умершими... а не их богом. — А они спят?
В уголках глаз Гадеса собрались веселые морщинки — его забавляли наивные вопросы Персефоны. Ему никогда прежде не доводилось вот так разговаривать о своих владениях, и он вдруг понял, что беседа с юной богиней доставляет ему огромное удовольствие.
— Они не спят в том смысле, в каком спим мы или смертные, но им требуется отдых.
— А твои слуги все такие же, как Эвридика? Я имею в виду, они сами решили остаться здесь, с тобой, и не идти дальше, к полям Элизиума?
— Кое-кто решил сам, но не из любви ко мне, как твоя Эвридика. Они просто продолжили заниматься тем, что делали при жизни. Другие же считают эти обязанности наказанием за прошлые дела.
Гадес взял себе какой-то фрукт Подземного мира, ожидая следующего вопроса Персефоны. Он просто видел, как бурлят мысли в этой прекрасной голове. Она даже перестала жевать и намотала на палец прядь длинных волос — и этот жест показался Гадесу странно трогательным.
— Но Япис все-таки из тех, кто остался здесь из любви к тебе.
На этот раз Гадес не удержался от смеха.
— Япис не умерший, Персефона, он даймон! Но — да, он сам решил остаться рядом со мной навечно.
Лина даже не знала, что ошеломило ее больше: то, что Япис оказался демоном, или то, что Гадес расхохотался.
Но начать Лина решила с менее опасного пункта.
— Япис — демон? — пискнула она.
При новом взрыве хохота Гадеса дверь кухни открылась, несколько голов сунулись в зал — и тут же скрылись, но Лина успела заметить ошеломленное выражение лиц.
— Я сказал, что он даймон, а не демон! — Гадес покачал головой, глядя на юную богиню.
— А... ну да, конечно... — пробормотала Лина, хотя мысленно она просто кричала:


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет