«Когда почувствуете себя готовой, пожалуйста, прочтите вслух следующее:
«О самая милосердная и великолепная Деметра, богиня всего, что растет и созревает, я прошу тебя прийти ко мне сейчас. Я взываю к тебе: преувеличь щедрость, уже дарованную тобой. Я также прошу тебя вдохнуть в эту кухню волшебство и чудо»».
Таймер пискнул, и Лина подпрыгнула от неожиданности; десять минут прошли как-то уж очень быстро.
«Смешайте муку и соль в большой широкой чаше, начитывая при этом: "Приди, Деметра, я призываю тебя этой солью и этой мукой, которые есть плоды твоего царства"».
Ритм обращения к богине гармонично сливался с рецептом, и Лина вдруг поняла, что ей ужасно хочется прочитать следующие строки.
«Сделайте углубление в муке; потом влейте туда растворенные дрожжи, добавьте одну и три четверти чашки воды, одну столовую ложку оливкового масла и одну — топленого свиного сала. Обращайтесь к богине, пока постепенно смешиваете муку с жидкостью и замешиваете мягкое тесто, которое потом нужно скатать в шар. "Я взываю к тебе, о, богиня урожая, и прошу тебя войти в средоточие того, что создано тобой".
Затем вымешивайте тесто до тех пор, пока оно не станет мягким, гладким и эластичным, — минут десять-пятнадцать, — время от времени слегка посыпая его мукой, если понадобится. Когда тесто обретет форму, прочтите следующее обращение к Деметре: "Сила исходит, сила приходит, сделай меня единой с тобой, о, богиня урожая! Сделай меня умнее, сделай меня лучше, даруй мне силу и даруй мне власть"».
Руки Лины ритмично двигались, она без малейших усилий месила тесто на посыпанной мукой стойке. Глаза мастерицы не отрывались от книги, и слова как будто сами собой слетали с ее губ, пока она занималась знакомой работой.
«О Деметра, моя наставница и сестра, я благодарю тебя. Пусть мой призыв без труда достигнет твоих ушей, и пусть твои мудрость и сила пребывают со мной, созревая, как созревают зерна на полях».
Лина продолжала месить тесто, но ее мысли были заняты совсем другим. Что за невероятно захватывающая идея: сочетать магию древней богини с замечательным рецептом, который передавался от матери к дочери и сохранялся в течение многих поколений. По-настоящему прекрасная и естественная идея! Призывать силу богини в то время, когда готовишься что-то испечь! А уж сработает ли это, действительно ли какая-то богиня прислушается к заклинанию, особого значения не имеет. Это просто прелестный, воодушевляющий ритуал — и его одного уже достаточно, чтобы начать думать о хорошем и напомнить себе, что можно иногда наслаждаться чисто женским аспектом избранной карьеры.
Сладкий аромат свечи смешался с куда более земными запахами дрожжей и муки. Коктейль получился изысканным и пьянящим. Неожиданно Лину окатила волна ощущений, рожденных смесью запахов. На мгновение у нее закружилась голова, и она как будто внезапно перенеслась из своей кухни — вместе с тестом и прочим — в самую гущу соснового бора. Тыльной стороной перепачканной в муке ладони Лина потерла лоб. Он был горячим, но прикосновение руки разом вернуло Лину на прежнее место, головокружение прекратилось.
У нее был трудный день. И неудивительно, что все эти события подействовали на нервы. Лина расправила плечи и покрутила головой, пытаясь расслабить уставшие, напряженные мышцы. Ладно, она наверняка отлично выспится сегодня.
Лина посмотрела на последние строчки рецепта. В них содержались обычные инструкции: положить тесто в миску, накрыть и оставить по меньшей мере на восемь часов. Лина нетерпеливо пропустила их, чтобы добраться до окончания ритуала.
«Отщипните небольшой кусочек теста. Найдите такое местечко за пределами вашего дома, где вы можете оставить свое подношение. Сбрызните тесто вином и поднесите его Деметре, говоря:
«О богиня изобильного урожая, богиня энергии, силы и мудрости, я приветствую тебя, я почитаю, и благодарю! Будь благословенна!»
Примечание: вы можете добавить к этому какую-то личную просьбу или хвалу, прежде чем завершите ритуал. Пусть прольется на вас благословенный дождь, и пусть вы никогда не испытаете голода!»
Лина иронически улыбнулась. Очертания ее бедер говорили о том, что ей бы как раз не помешало иной раз поголодать. Не то чтобы она была слишком толстой, тут же мысленно уточнила Лина, нет, просто она была пышной. А пышность в нынешние дни не в почете. Лина раздраженно фыркнула. Она никогда не могла понять одержимости нового поколения худобой и женщинами, похожими на голодных побродяжек, — они отказывались от еды и уничтожали в себе всяческие признаки женственности. А вот у Лины было мягкое, красивое тело, и она нравилась себе именно такой.
— Я сложена как богиня, — твердо сказала Лина.
Не колеблясь более, она отщипнула кусочек теста от большого кома и отложила его; потом восстановила форму шара и положила тесто в большую миску. Она решила, что, если уж дошла в ритуале до этого места, следует довести все до конца. Хороший повар никогда не бросит дело на полпути.
Ей не понадобилось много времени, чтобы навести полный порядок в кухне и загрузить посуду в посудомоечную машину. Вытерев руки, Лина налила себе еще бокал вина; прежде чем выйти из кухни, она завернула маленький кусочек теста в бумажную салфетку. Держа в одной руке сразу и бокал, и сверток, другой она открыла шкаф в прихожей. Но прежде чем Лина успела взять куртку, она услышала стук когтей Эдит по плиточному полу коридора. Улыбнувшись, Лина сняла с крючка собачий поводок.
— Да уж, как бы крепко ты ни спала, стоит открыться этой двери — и ты тут как тут, — засмеялась Лина, цепляя поводок к ошейнику Эдит.
Бульдожиха широко зевнула и фыркнула.
— Я понимаю, что уже поздно, но мне нужно кое-что закончить, и я знаю одно весьма подходящее местечко для этого.
Эдит, и не думавшая жаловаться на поздний час, первой очутилась у двери квартиры, и Лина едва удержала бокал, чуть не пролив вино.
— Эй, поосторожнее, толстушка!
Сунув сверток с тестом в карман куртки, Лина заперла за собой дверь. Было начало марта, но в Оклахоме стояли не по сезону теплые ночи. Воздух был плотным, насыщенным обещанием весны. Лина позволила Эдит увлечь себя в центр ухоженного двора. Легкая тень проскользнула над головой Лины, и она посмотрела вверх. Это было облачко, уплывавшее от полной луны, висевшей высоко в небе, — круглой и яркой, цвета свежевзбитого масла. Лина уставилась на луну. Какой странный оттенок желтого... Он придавал совершенно необычный цвет такому знакомому жилому комплексу в стиле Тюдор — дом и двор выглядели нереальными, а тщательно подстриженные зеленые изгороди приобрели слегка зловещий вид.
— Ох, ну надо же... Прямо как во «Властелине колец», — изумленно произнесла Лина. — Но вообще-то глупо воображать себя в Средиземье.
Видимо, ритуал замешивания теста повлиял на голову, подумала Лина, иначе ей не показались бы зловещими обычные живые изгороди.
— Надо будет рассказать Антону, — пробормотала Лина. — Может быть, я наконец смогу убедить его поделиться со мной альпийским сыром.
Теперь, когда она оказалась во дворе, а книга с рецептом-заклинанием лежала вместе с другими поваренными книгами в аккуратной стопке в гостиной, Лина почувствовала себя немножко глупо.
— Наверное, мне следовало выпить чуть больше вина, прежде чем взяться за последнюю часть рецепта, — сказала она, обращаясь к Эдит; собака насторожила уши и фыркнула, но продолжала уверенно бежать по знакомой тропинке. — Или, может быть, я просто слишком устала и мне надо поскорее лечь в постель.
Они направлялись к любимому месту прогулок — большому мраморному фонтану, расположившемуся посреди вымощенной булыжником площадки. Фонтан круглый год высоко выбрасывал роскошный гейзер, падавший в изысканные трехъярусные чаши. На самом деле именно из-за фонтана Лина и купила квартиру в этом комплексе. Летом, в жаркие дни, Лине нравилось отдыхать у фонтана, окруженного прохладной каменной площадкой и тенистыми дубами, — она даже предпочитала это местечко бассейну, потому что здесь не толпилось так много народа. В зимние месяцы фонтан, как и бассейн, подогревался, и Лина провела немало часов в серые оклахомские дни, сидя у фонтана; она закутывалась в плед, поджимала под себя ноги и читала под шум падающей воды.
— Ну вот. Это по-настоящему отличное местечко, — сообщила Лина собаке, что-то обнюхивавшей под кустом азалии. — Подожди здесь, я недолго.
Она отпустила поводок. Эдит тут же послушно уселась толстым задом на камни, потом, видимо, решила, что так ей будет не слишком удобно, и с тяжким вздохом растянулась на животе, лениво наблюдая за хозяйкой сонными глазами.
Ближайший дуб был самым большим. Лина не спеша подошла к нему, купаясь в маслянистом лунном свете и стараясь не споткнуться об узловатые корни, выступавшие из земли. Корни почему-то показались ей еще более пугающими, чем изгороди, — они весьма живо напомнили Лине хищные щупальца и извивающихся змей.
— Не дури! — сказала себе Лина таким тоном, каким разговаривала с проштрафившимся бухгалтером.
Звук собственного голоса рассеял тревожные видения, и дуб сразу вернул себе привычную солидность и надежность.
Лина достала из кармана маленький сверток с тестом. Потом оглядела двор. Вокруг было тихо, нигде ни малейшего движения; даже Эдит-Анна перестала наблюдать за хозяйкой и мирно похрапывала. Лина присела на корточки и положила шарик теста на скрещение двух особо толстых корней рядом со стволом.
Лина еще раз огляделась. Если не считать сопящей бульдожихи, она была совершенно одна. Женщина опустила пальцы в бокал с вином и брызнула на тесто.
Ей это понравилось. Лина улыбнулась. У нее возникло ощущение, что она все делает правильно. Все так же улыбаясь, Лина снова смочила пальцы в вине и обрызгала великолепным кьянти основание старого дерева. По-девчоночьи хихикнув, она продолжала разбрызгивать вино на корни, пока бокал не опустел. Потом расправила плечи и откашлялась.
— Мне бы хотелось сказать кое-что перед тем, как я завершу этот редкостный рецепт-ритуал.
Лина усмехнулась собственной намеренной аллитерации, но тут же постаралась набраться серьезности. Она совсем не хотела проявлять хоть малейшее неуважение, а хихиканье в самом конце заклинания богини вполне могло выглядеть некрасиво. Лина снова начала свою речь.
— Деметра! — Слово слетело с губ Лины с такой силой, что имя богини разнеслось по всему двору, даже Эдит пошевелилась и приоткрыла глаза; впрочем, она тут же перекатилась на бок и опять уснула. Лина заговорила тише. — Меня зовут Каролина Франческа Санторо, и я хочу, чтобы ты знала: мне очень понравился твой ритуал. Думаю, из такого теста получится великолепная пицца, и мне не терпится ее испечь.
Эта импровизированная речь напомнила Лине, какие именно причины заставили ее экспериментировать с тестом, и Лина изумилась, что не вспоминала о своих неприятностях до этого момента. Ее лоб нахмурился, плечи слегка опустились.
— Надеюсь, она действительно будет хорошей. То есть это не просто надежда... мне необходимо, чтобы она была отличной. Я не могу потерять свою пекарню. Это вопрос ответственности; слишком много людей зависят от меня. Деметра, если ты меня слышишь, пожалуйста, помоги мне! А я в благодарность... я... — Лина запнулась, а потом брякнула: — Черт побери, я просто понятия не имею, чем я в действительности могу отблагодарить тебя! И уж ты прости меня, что я ругаюсь, да еще по-английски. А что, если я просто скажу как женщина женщине, что я была бы рада твоей помощи и готова буду сделать для тебя, что смогу? — Довольная последней фразой, Лина закрыла глаза, вспоминая последние слова ритуала. — О богиня изобильного урожая, богиня энергии, силы и мудрости, я приветствую тебя, и почитаю, и благодарю! Будь благословенна!
Лина почувствовала огромное облегчение, как будто... как будто ее мольба была услышана и она получила ответ. Разумом Лина прекрасно понимала, что такое невозможно, однако она ведь верила в силу позитивного мышления... и в то, что подсознание умеет предсказывать... и даже в фэн-шуй. Она улыбнулась. Главное — она верила в силу la magia dell' Italia.
Лина глубоко, свободно вздохнула — тут же ее глаза широко распахнулись от удивления. До нее донесся волнующий сладкий аромат. Чем это пахнет? Лина еще раз втянула воздух. Запах был просто прекрасным! Принюхиваясь к легкому ветерку, как встревоженный олень, Лина осторожно пошла вокруг дуба. И внезапно остановилась. Между перепутанными корнями за деревом рос чудесный цветок. Стебель у него был длинным и толстым, как садовый шланг, и он возвысился почти на два фута, прежде чем раскрылся огромной, похожей на колокол чашей с фестончатыми краями.
— О! До чего же ты хорош! Но еще слишком рано для даффодилов... — Лина покачала головой и поправила себя: — Я хотела сказать, нарциссов. — Она как наяву услышала голос бабушки, бранящей ее: «Не называй их простонародным именем, детка, зови эти bel flora, прекрасные цветы, их правильным именем: нарциссы!»
Но как бы Лина ни назвала этот цветок, он воистину был необычным и уж точно расцвел не в свое время. Лина, не в силах отвести глаз от чуда, присела на корточки перед цветком. Его кремово-желтая чашечка как будто светилась, словно была кусочком луны, упавшим на землю и распустившимся этой ночью. Лина никогда не видела таких огромных нарциссов. В гигантскую чашечку мог поместиться ее кулак. А благоухание! Лина наклонилась и глубоко вдохнула аромат цветка. Такого запаха не было ни у одного цветка в бабушкином саду. Чем он пахнет? Что-то было неуловимо знакомое в этом аромате, но Лина никак не могла сообразить, что именно. Лина еще раз вдохнула непонятный запах. Ее сердце вдруг забилось сильнее. В этом аромате было нечто такое, что пробуждало юношеское томление, — она неожиданно вспомнила свой первый поцелуй. Это случилось много лет назад, но Лина отчетливо припомнила, что поцелуй наполнил ее точно такой же нежной сладостью. Лина вздохнула. Цветок пахнул так, словно его создали лунный свет и невинность ранней весны.
Тут Лина моргнула и фыркнула, почти как ее бульдожиха. Она что, ударилась в романтику? Вот уж не похоже на нее! Во всяком случае, такое не пристало женщине сорока трех лет. Конечно, когда-то она была и романтичной, и слезливой, и так далее. Пока жизнь, опыт и мужчины не излечили ее от романтизма. Лина, чуть прищурившись, присмотрелась к цветку. Романтика? Почему она вообще задумалась о подобном? С романтикой было покончено раз и навсегда в ее сороковой день рождения. Кончено. Навсегда. Капут. И Лина ничуть не сожалела о своем решении.
Перед ней вспыхнула картина ее последнего свидания — мистер Как-его-там, пятидесяти с чем-то лет, успешный бизнесмен... дважды разведенный, четверо детей — по двое от каждого брака. Лучшее, что могла сказать о нем Лина, — он всегда изъяснялся последовательно. Во время их ужасно дорогого ужина в одном из любимых ресторанов Лины он постоянно ныл и жаловался, как много внимания приходится уделять детям, какие большие алименты он вынужден платить двум ненавистным, чрезвычайно жадным бывшим женам, которые никогда его не понимали и не одобряли. Еще до того, как подошло время главного блюда, Лина поймала себя на том, что сочувствует его бывшим женам.
Ничуть не лучше были и другие мужчины, подходившие ей по возрасту. К несчастью, банальные истины оказались чистой правдой. Достойные мужчины ее лет были удачно женаты — или не интересовались женщинами вообще. Или же, как ее собственный бывший муж, выбирали более молодых, более красивых женщин. Женщин, которых можно натаскать, как щенков, чтобы иметь «правильную» жену. Жену, способную рожать детей...
Прекрати, мысленно прикрикнула на себя Лина. Зачем вообще думать об этом? Ее бывший муж был историком, занимался Древним миром, и она сама втянула его в роман. Она ведь предпочла бы не заниматься бизнесом, а сидеть дома и печь пирожки. Или гулять с собакой. Или заботиться о кошке — если бы муж хотел завести домашних животных.
Нет, Лина не сожалела, что когда-то поддалась романтическому влечению. Она снова внимательно посмотрела на необычный нарцисс. Это был просто цветок, просто прекрасный, рано расцветший цветок. А у нее просто был очень долгий и очень утомительный день, и именно поэтому она чувствует себя так странно. Возможно, это что-то гормональное. Лина мысленно сделала заметку: когда будет в следующий раз звонить матери, не забыть спросить, как начинаются особые перемены в организме женщины.
Порыв легкого ветерка коснулся нарцисса и донес до Лины новую волну сладкого аромата. Что ж, можно еще раз его понюхать. Еще разок, а потом она заберет Эдит-Анну и отправится в постель, давно ждущую ее. Лина, сидя на корточках, наклонилась и обхватила цветок ладонями. Когда же она приблизила лицо к нарциссу, внутри безупречно очерченной чашечки как будто пробежала волна.
Лина моргнула. Какого черта? Она наклонилась ниже и всмотрелась в чашечку.
И тут ее как будто ударило молнией, и она застыла, пораженная до онемения. Она смотрела не в серединку нарцисса, а прямо в лицо изумительно прекрасной молодой женщине. Большие фиолетовые глаза женщины были широко открыты, волосы растрепаны, а чудесные губы округлились, как будто она испуганно вскрикнула: «O!...»
Лина попыталась шевельнуться, но тело отказалось повиноваться. Она застыла, превратившись в живую статую. Ее охватил страх, и Лина почувствовала, как болезненно бьется сердце... почудилось, что ее вытягивают из собственного тела гигантским пылесосом. На мгновение к ней вернулась способность двигаться, и Лина оглянулась на неподвижную оболочку, прежде бывшую ее физическим телом, — а потом ее унесло вперед, в ослепительный свет, лившийся из огромного цветка нарцисса. Рассудок Лины взбунтовался, но она продолжала лететь куда-то вниз по спирали.
Она пыталась кричать. Она пыталась остановиться. Она пыталась дышать, но не могла ничего, захваченная ощущением стремительного движения. И в тот момент, когда Лина была уже абсолютно уверена, что сходит с ума, она упала куда-то. Из глаз хлынули слезы, и все вокруг превратилось в размытые мутные пятна.
Лина судорожно вздохнула. Голова отчаянно кружилась, и она шарила вокруг себя, пока не нащупала поросшую травой землю... она сидела на этой траве. Пытаясь как-то справиться с головокружением, Лиина упала на живот, раскинув руки, как будто желая обнять землю. И вжалась лицом в траву. Она дрожала и задыхалась, ей казалось, что она запуталась в чем-то вроде шелковистой сети.
— Отпустите меня! Отпустите! — Все еще охваченная безумным страхом, Лина попыталась сорвать с себя сеть. — Ox! Merda!
Сильная боль от того, что кто-то дернул ее за волосы, вынудила Лину застыть в неподвижности, но перед глазами прояснилось. Она действительно лежала на траве. А ее руки запутались в густой массе роскошных волос махогонового цвета, таких длинных, что они доставали до талии.
Ее талии. Сморгнув слезы, Лина уставилась на «себя».
И тут же, судорожно втянув воздух, она раскрыла рот и отчаянно, оглушительно завизжала.
Глава 5
— Успокойся! Здесь тебе совершенно нечего бояться!
Лина отвела взгляд от чужого тела, в котором оказалась. В нескольких футах она увидела двух женщин. Та, что заговорила с Линой, была высокой, худощавой, с седыми волосами, затянутыми в строгий узел. И она стояла рядом с другой, а та сидела... Лина моргнула раз, другой, отказываясь верить тому, что видели ее глаза. Вторая женщина сидела на огромном троне. Она была закутана в какое-то непонятное одеяние из льняной ткани кремового цвета. Ее светлые волосы были заплетены во множество кос, на голове красовалась изысканная золотая корона, изображавшая... Лина снова моргнула, однако картина осталась той же самой: на голове женщины действительно царственно возлежали золотые колосья пшеницы. В одной руке эта женщина держала длинный скипетр, в другой — золотой кубок. Сидевшая на троне женщина была прекрасна, однако это была строгая и суровая красота, которую обычно называют статностью. И эта леди пристально разглядывала Лину.
— Добро пожаловать в мои владения, Каролина Франческа Санторо, дочь человеческая.
В сознании Лины разом вспыхнуло множество вопросов, и она попыталась справиться со смущением. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Дыхание было неровным, неглубоким. Она посмотрела вниз, на себя. Сквозь шелковую тунику, надетую на ней, она отчетливо увидела розовато-лиловые соски безупречно очерченных грудей, упиравшихся в тонкую ткань.
Даже двадцать лет назад ее груди не выглядели так. То, что она видела, скорее сошло со страниц какого-нибудь журнала. Настоящее тело не может быть столь идеальным.
— Ох, боже! Кажется, меня сейчас стошнит, — сказала Лина. И тут же прижала ладонь ко рту. Голос был не ее! Куда подевалась мягкая смесь оклахомского говора с легким итальянским акцентом, унаследованным от бабушки? — Что со мной случилось? — выдохнула она.
— Как уже сказала Эйрин, тебе здесь нечего бояться.
Низкий голос царственной женщины успокаивал. Лина заставила себя дышать ровнее. Не надо допускать приступа рвоты, от нее лучше не станет. Голова уже кружилась не так сильно, ум Лины снова начал работать, осознавая сказанное.
— Ты сказала — «твои владения». Что это значит? Где я нахожусь?
Деметра немного помолчала, прежде чем ответить Лине. Она уже мысленно оплакала отсутствие в этом теле души ее дочери. И ничего не хотела так сильно, как вернуть Персефону, чтобы знать: ее дитя рядом, девочке ничто не грозит. Однако именно этого нельзя было делать. Она слишком долго и тщательно охраняла и защищала свою дочь. И на этот раз Деметра позволит... точнее настоит на том, чтобы дочь повзрослела. Богиня приняла решение; она была связана словом — пусть даже данным самой себе.
— Мои владения не имеют границ, они распространяются от самого крошечного садика до простора необъятных полей, на которых созревает урожай, — везде, где ты видишь что-то растущее, ты найдешь мое королевство. Что касается того, где ты находишься... — Деметра снова сделала паузу, размышляя. — Название «Олимп» говорит тебе о чем-то?
Лина коротко кивнула.
— Да. Это мифологическая обитель богов.
— Интересно, почему это дочери смертных всегда говорят «боги» и забывают о богинях? — спросила женщина, стоявшая рядом с троном.
— На это я ответить не могу. — Коронованная особа пожала плечами. — Смертные вообще не обладают особым разумом, тем более смертные из забытой земли.
— Эй, погодите! — Лина убрала от лица густые волосы, стараясь не обращать внимания на совершенно чужие цвет, длину и пышность. — Мне надо знать, где я нахожусь, кто вы такие и что вообще происходит!
Женщины разом повернулись к ней.
— Смертная, ты знаешь, с кем ты говоришь? — Седовласая женщина, которую звали Эйрин, склонила голову в сторону королевы. Поскольку Лина не ответила, седая леди нахмурилась, но продолжила: — Ты находишься перед лицом Деметры, великой богини урожая!
Деметра не улыбнулась, но взгляд ее голубых глаз смягчился.
— Но как же ты меня не узнала? Разве не ко мне ты обращалась в своем заклинании?
Рот обалдевшей от неожиданности Лины сам собой раскрылся. Нет, это, конечно же, сон... ужасный, поразительный, чрезвычайно реалистичный сон. И когда она проснется, ей надо будет припомнить, что именно она ела на ужин, чтобы больше никогда не есть подобного на ночь. А может быть, это гормоны. Снова гормоны. Ей действительно необходимо основательно посоветоваться с мамой.
— Каролина Франческа Санторо, — произнесла Деметра невероятно похожим на бабушкин тоном. — Ты не спишь, и у тебя нет галлюцинаций.
— Ты что, читаешь мои мысли?
— Я богиня, а твое лицо очень выразительно. — Деметра ткнула пальцем перед собой. В то же мгновение там возник золоченый стул. — Подойди ближе. Нам нужно о многом поговорить, а у меня мало времени.
Лина неуверенно поднялась. После пережитого она боялась, что начнет пошатываться и спотыкаться, но тело двигалось словно само по себе. Изящные ноги шагнули вперед, Лина грациозно опустилась на предложенный ей стул.
Деметра мягко произнесла, обращаясь к Эйрин:
— Ей нужно выпить вина.
Лина, вытаращив глаза, наблюдала, как седовласая Эйрин кивнула, повернулась — и исчезла. Через пару секунд она вернулась, неся кубок, похожий на тот, что был в руке Деметры, и хрустальную бутылку с золотистой жидкостью. Сначала Эйрин налила вина Деметре, потом наполнила кубок и подала его Лине.
Кованый металл был холодным, а вино просто ледяным и невероятно изысканным.
— Это вроде вино, а вроде и не совсем, — прошептала Лина. — Как будто пьешь солнечный свет.
— Это амброзия. Выпей еще. Она утешит тебя, — сказала Деметра.
Лина послушалась совета богини и поднесла к губам кубок с холодным напитком. Сделав глоток, она почувствовала, как все встало на свои места, в голове прояснилось, мысли стали удивительно спокойными.
Лина посмотрела в суровые глаза Деметры.
— Значит, я на Олимпе.
Деметра кивнула.
Лина снова посмотрела на незнакомое тело.
— Но это не я.
— Нет, ты теперь находишься в теле моей дочери, — просто ответила богиня.
Лина быстро глотнула еще амброзии. В теле ее дочери? Она перебрала в уме остатки тех вроде бы бесполезных знаний, которые сохранились еще со школьных лет. Дочь Деметры? Кто это? И тут в памяти всплыло имя.
— Персефона? — спросила Лина.
С этим именем было связано что-то еще, какой-то забытый миф,... но Лина не успела поймать ускользающую мысль.
— Да. Моя дочь — богиня Персефона, — серьезно кивнула Деметра.
— Но если я здесь, — Лина показала пальцем на себя, — то где тогда она?
Но холодок ужаса, пробежавший по телу, дал ответ еще до того, как Лина услышала голос богини, оформившей ее догадку в слова.
— Она заняла твое место, стала тобой.
— Но зачем? — едва выговорила Лина.
— Ты произнесла заклинание, попросила меня о помощи. Моя дочь выполнила эту просьбу.
— Твоя дочь? Но разве обмен твоей дочери на меня спасет мою пекарню? — Окончательно запутавшись, Лина изо всех сил старалась сохранить спокойствие.
— Глупое дитя! — рассердилась Эйрин. — Довольно вопросов! Разве может быть лучший способ спасти твою несчастную маленькую пекарню, чем дать ей благословение воплощенной весны?
Лина бросила на Эйрин сердитый взгляд. Да, она была смущена и вне себя, но она совсем не собиралась терпеть оскорбительные слова этой женщины.
— Во-первых, я не дитя. И не надо меня так называть. — В глазах Эйрин мелькнуло удивление. — Во-вторых, возможно, для тебя это и «несчастная маленькая пекарня», но ты говоришь о деле всей моей жизни и о средствах существования для моих служащих. Я имею полное право задавать вопросы и ожидать ответов на них.
— Да как ты смеешь... — зашипела Эйрин, однако Деметра коротким жестом заставила ее умолкнуть.
— Довольно! — холодно произнесла богиня, однако выражение ее лица оставалось открытым и задумчивым, когда она смотрела на Лину. — Да, ты имеешь на это право.
Эйрин фыркнула, и Деметра повернула голову к своей подруге.
— Каролина Франческа всего лишь демонстрирует зрелость и чувство ответственности.
Губы Эйрин сжались в тонкую линию, но она промолчала.
— Лина, — поправила богиню Лина, снова привлекая внимание Деметры к себе. — Друзья зовут меня Линой. — Брови Деметры приподнялись. — И для меня было бы честью, если бы и ты стала звать меня Линой, — продолжила Лина, задержав дыхание.
Может быть, она позволяет себе лишнее?
— Что ж, я буду звать тебя так, — произнесла Деметра.
— А ты должна называть ее великой богиней...
— Или Деметрой, — перебила богиня седовласую Эйрин, бросив на подругу веселый взгляд.
— Деметра, — тут же заговорила Лина, — прошу, объясни, зачем было менять местами меня и Персефону?
— Я услышала твое заклинание. Оно меня тронуло. Уже много веков никто в твоем мире не призывал меня со столь горячей надеждой. Я решила ответить тебе.
Свободной рукой Лина потерла лоб.
— Но зачем было менять местами твою дочь и меня? Разве ты не могла просто... ну, я не знаю... просто как-то вдохнуть новую жизнь в мой бизнес?
Деметра почти улыбнулась.
— Я и вдохнула. Я передала его моей дочери.
— Я совсем не хочу проявить неуважение, Деметра, но знает ли твоя дочь хоть что-то о пекарском деле?
— Моя дочь обладает мудростью богини. — Лицо Деметры застыло, а от тона ее голоса по коже у Лиины побежали мурашки. — И она — воплощенная весна. Она почтит твою пекарню, вдохнув в нее свежесть новой жизни. — Лицо богини смягчилось. — Не бойся, Лина. Даю тебе слово, что твой бизнес будет успешным, процветающим. И через шесть месяцев те деньги, которые ты задолжала налоговикам, вернутся в тройном размере.
— Через шесть месяцев? — Лину как будто ударили кулаком под ложечку. — Она будет на моем месте целых шесть месяцев? А мне что делать, пока она занимается моими делами?
Деметра, похоже, сначала обдумала ответ на этот вопрос.
— Есть небольшая работа, которую ты можешь сделать для меня. Для женщины столь зрелой и опытной это должно быть совсем нетрудно. — Деметра, глядя прямо в глаза Лине, повторила слова, что были сказаны во время ритуала: — «Я была бы рада твоей помощи и готова буду сделать для тебя, что смогу». Давай скажем так: ты отвечаешь мне услугой на услугу.
Итак, Лина предложила сделку. Богиня ее приняла. А Лина, как деловая женщина, всегда держала свое слово.
Лина осторожно кивнула.
— Хорошо. И что же я могу для тебя сделать?
Глава 6
— Ты хочешь отправить меня прямиком в ад! — В голове Лины запульсировала боль.
— Не надо думать об этом в ограниченных терминах смертных, — пояснила Деметра. — Да, Гадес находится в Подземном мире, или Аиде. И это место, где души остаются навечно. Но в Подземном мире есть много разных областей, и большинство из них полны и красоты, и волшебства.
— А остальные области — ад! — возразила Лина. Она посмотрела на Эйрин, нетерпеливо следившую за ее разговором с Деметрой. Если бы у этой старой женщины были наручные часы, она бы, наверное, поглядывала на них каждую минуту. — Можно мне еще вина? Пожалуйста!
Эйрин хмыкнула, но наполнила кубок Лины.
Лина поспешно сделала большой глоток.
— Ты все еще не понимаешь, — терпеливо произнесла Деметра. — В Подземном мире нет никакого «ада». Там есть всего лишь разные уровни воздаяния и наказания.
— И там находятся умершие люди, — брякнула Лина.
Деметра грустно покачала головой.
— Души, Лина. Подземный мир наполнен душами.
— Ну и в чем же тут разница?
— Все вы, смертные, должны хорошенько понять эту разницу. Разве твоя собственная душа не ожила в теле моей дочери? И разве это сделало тебя одной из бесчисленных умерших? Или, как вы это называете, призраком? Нет, ты просто очутилась в другом месте. Именно это и произошло с теми, кто пребывает ныне в Подземном мире. Они тоже очутились в другом месте. Некоторые из них проведут вечность среди чудес Элизиума, поля блаженных; некоторые будут платить за свои грехи в Тартаре. Кому-то будет позволено испить воды из Леты, реки забвения, и родиться снова, в новом смертном теле. Какие-то души будут чахнуть возле Коцита, реки стенаний, не в силах преодолеть скорбь от потери смертного тела. А другие...
— Подожди! — вскрикнула Лина. — Ты меня окончательно запутала. Я ничего не знаю обо всех этих реках, уровнях ада... э-э... я хотела сказать, Подземного мира. Как, интересно, я смогу управиться с этими... этими... умершими, потерявшимися душами, если я даже не знаю, где им следует находиться или что им положено делать? Что-то мне кажется, ты не того выбрала для этой работенки.
Деметра лишь отмахнулась от ее сомнений.
— Во всем этом очень легко разобраться. Просто прислушивайся к голосу своего тела. В тебе осталось достаточно от Персефоны, чтобы преодолеть любые затруднения.
Лина продолжала сомневаться.
На этот раз уголки губ Деметры чуть приподнялись.
— Попробуй, дитя смертных. Прислушайся к себе.
Лина нахмурилась и сосредоточилась. Деметра сказала, что там, внизу, есть какие-то реки. Лина могла вспомнить только одну, о которой она слышала раньше. Стикс. И как только в мыслях Лины возникло это слово, в ее сознании, как будто в ответ на полузабытое, зазвучал шепот:
«Стикс — река ненависти. Не пей из нее, иначе плохо кончишь».
Лина от удивления раскрыла рот. Это не было похоже на то, как если бы в ее голове поселился какой-то другой человек; скорее можно было подумать, что Лина подсоединилась к некоему источнику информации, словно призрак энциклопедии спрятался где-то в глубине ее мозжечка. Лина улыбнулась при этой мысли, искоса поглядывая на богиню, слегка кивнувшую ей.
— А у Персефоны тоже будет такая способность, пока она находится в моем теле? Сможет она получать информацию от... не знаю, как это сказать... от моего эхо?
— Твое эхо... Блестящее сравнение! Да, у нее будут такие же способности. И хотя на это время она станет смертной, она не потеряется в твоем мире.
— А она действительно будет смертной в моем теле? — спросила Лина.
— Разумеется. Точно так же, как ты будешь богиней, пока твоя душа обитает в теле моей дочери.
Деметра сказала это как раз в тот момент, когда Лина делала очередной глоток вина; Лина подавилась амброзией, и божественное вино чуть не вылилось через нос.
— Я... я — богиня?
— Да, — ответила Деметра. — Все время, пока ты будешь находиться в теле Персефоны, ты будешь обладать ее силой.
— Силой? — глупо повторила Лина.
— Даже в твоем безмозглом мире люди должны бы знать, что богини обладают многими силами, — огрызнулась Эйрин.
— Merda! — разозлившись, выругалась Лина. С чего вдруг эта Эйрин так ее невзлюбила? — А можно сейчас сделать небольшой перерыв, а? Как бы тебе самой понравилось, если бы тебя внезапно вырвали из привычного мира и закинули в центр Талсы, в Оклахому, год эдак в две тысячи какой-нибудь после Рождества Христова? — Она посмотрела на Деметру и добавила: — Да еще заявили бы, что ты должна поработать шесть месяцев в таком месте, о каком ты читала только в волшебных сказках? Тут уж совсем не обязательно попадать в настоящий ад, и без того кажется, что ты туда провалилась.
Эйрин смущенно моргнула.
— Видишь, все это не так-то легко и просто, а? — Лина снова повернулась к Деметре. — И какие это силы?
— Персефона — богиня весны. Она несет с собой свет и жизнь, и она может поделиться своим даром, если пожелает, — ответила Деметра.
Глаза Лины широко распахнулись.
— Значит, ты отсылаешь меня вниз, в ад, и я смогу там воскрешать людей?
— Не людей. Персефона не может возвращать к жизни умерших смертных. Я делю свои владения с дочерью, так что она обладает властью над всем, что растет: над цветами и деревьями, пшеницей в полях и травой на лугах. Все растения откликаются на прикосновение Персефоны, — пояснила Деметра. — Еще она может создавать свет. Так что тебе незачем бояться, что Подземный мир окажется темным, безрадостным местом. Присутствие Персефоны пробуждает свет.
— Ладно, значит, я могу заставлять цветы расти и могу освещать все вокруг. А еще что?
— Все, что нужно, скрыто в тебе. Загляни глубоко в себя, и ты обнаружишь те силы, которые ищешь, — уклончиво ответила Деметра.
Лина посмотрела в глаза богини. Нет, ее не обманешь простой отговоркой. Что ж, значит, Деметра не хочет, чтобы Лина знала пределы сил, скрытых в ее новом теле.
— То есть мне придется разбираться во всем самой, — осторожно произнесла она.
— У тебя бойкий ум. Так что трудностей будет не очень много, — сказала Деметра.
— Тогда зачем мне оставаться здесь целых шесть месяцев? Не слишком ли это долго, если, как ты говоришь, у меня будет «не очень много трудностей», — усомнилась Лина.
— Эти шесть месяцев нужны для того, чтобы твоя пекарня окончательно расцвела. Но тебе не стоит беспокоиться из-за течения времени... для богов оно проходит совсем иначе. — Деметра неопределенно взмахнула рукой. — Шесть часов, шесть месяцев, шесть лет... никакой разницы! Просто сосредоточься на своей задаче, и все будет хорошо.
— И эта задача — навести порядок и оказать помощь Подземному миру?
Деметра кивнула.
— Да, там это необходимо.
— То есть я так понимаю, что прямо сейчас там какие-то неприятности?
— Смотри на все это как на моральный долг. — Деметра небрежно пожала плечами. — Подземный мир нуждается в прикосновении богини. Это место слишком долго было лишено женского влияния. Все очень просто. Позволь, чтобы умершие увидели тебя. Им необходимо поверить, что место их вечного пребывания не лишено заботы какой-то из богинь. А себя можешь рассматривать как некий символ женской силы и мудрости. Души смертных страстно желают любви и внимания кого-то из бессмертных матерей. От одного лишь твоего присутствия дело пойдет на лад.
Лина в очередной раз с силой потерла лоб. Что ждет ее там, внизу? Может быть, она увидит некое подобие того, что видела дома, — например, множество мужских духов-бездельников, которые ссорятся и непристойно выражаются, с азартом следя за какой-нибудь мифологической версией Большого Кубка, в то время как духи-женщины вынуждены готовить для них горы противной, насквозь пропитанной жиром еды?
Звучавший по-деловому голос Деметры ворвался в путаницу мыслей Лины.
— Взгляни на это как на большую пекарню, находящуюся в полном беспорядке из-за того, что ее владелица долго отсутствовала. Примени свои мудрость и опыт для того, чтобы расставить все по местам. И знай, что, делая это, ты получишь благосклонность богини.
— Деметра, времени мало. Она должна отправляться в путь, — настойчиво произнесла Эйрин.
— Ты права, как обычно, моя подруга. — Деметра улыбнулась Эйрин и встала, жестом приказав Лине следовать за ней. — Идем, я отведу тебя ко входу в Подземный мир.
— Уже? — задохнулась от ужаса Лина. — И это все инструкции, которые ты мне даешь?
— Но разве ты малый ребенок, который нуждается в том, чтобы его водили за ручку? — саркастически возразила Эйрин.
— А знаешь, если бы ты покрасила волосы и скрыла седину, твой взгляд на мир мог бы измениться к лучшему. Мне лично парикмахерская всегда помогает, — не осталась в долгу Лина.
Эйрин разинула рот, но тут же его закрыла. Молча Деметра постаралась скрыть вырвавшийся у нее смешок за нарочитым кашлем. Да, эта земная женщина явно обладала силой воли. Деметра еще раз слегка откашлялась, прежде чем обратиться к Лине.
— Я не оставлю тебя совсем уж без помощи. Тебя будет сопровождать душа недавно умершей женщины. Она проводит тебя к дворцу Гадеса и поможет найти ответ на те вопросы, на которые не ответит твой внутренний голос. — Говоря это, богиня быстро шагала через поросший пышной травой луг, и Лине пришлось поспешить, чтобы не отстать. — Но ты должна понимать, что не можешь позволить кому-либо заподозрить, что ты не настоящая Персефона.
— Что? Но как же я... — Лина умолкла.
— Это было бы оскорблением! — резко сказала Деметра. — Умершие заслуживают уважения, и нельзя допустить, чтобы они подумали, будто недостойны прикосновения истинной богини.
— Но я не настоящая богиня!
— Настоящая! — Деметра пристально посмотрела на Лину. — Я даровала тебе силы моей дочери. Ты должна верить, что ты — богиня, и вести себя соответственно. И помни, в твоем мире Персефона будет подчиняться таким же правилам. Никто не узнает, что она не настоящая Каролина Франческа Санторо. А теперь ты должна дать мне слово, что никогда не выдашь своего происхождения.
— Обещаю, что буду хранить секрет и не скажу, кто я на самом деле, — произнесла Лина после секундного колебания.
А что еще ей оставалось?
Деметра царственно склонила голову, принимая клятву Лины, и пошла дальше, повернув от луга к лесу.
Лина не успела толком подумать, во что же она вляпалась, — пришлось догонять удалявшуюся богиню.
Теперь они шли через рощу толстых старых деревьев. Легкий ветерок был все еще по-летнему теплым, но при его порывах с корявых ветвей дождем слетали листья, кружившие в воздухе ярким многоцветным калейдоскопом.
— Но здесь уже далеко не весна, — внезапно сказала Лина.
Деметра через плечо оглянулась на женщину, пребывавшую в теле ее дочери.
— Нет. Я ведь уже объяснила тебе, Каролина, что время здесь течет по-другому. Весна приходит к вам из этого мира, так же как осень и зима, и именно поэтому моя дочь должна была отправиться в твой мир, когда весна там только начинается.
Лина крепко сжала губы. Ну ладно, это хотя бы понятно. В Оклахоме весна действительно едва начиналась, когда Лина очутилась здесь, и теперь теплеть начнет быстрее, раз уж там появилась Персефона. Это напомнило Лине один древний миф...
И тут Лина остановилась как вкопанная.
Эйрин чуть не налетела на нее сзади.
— Тебе следует поспешить, — раздраженно сказала старая женщина. — У нас нет времени на...
Она внезапно замолчала, увидев выражение лица Лины. Деметра, ощутив возникшую за ее спиной тревогу, обернулась как раз в тот момент, когда Лина заговорила:
— Похищение Персефоны! — Лина скрестила руки на груди, вызывающе уставившись на богиню. — Я вспомнила этот миф. Гадес, властитель ада, похитил юную богиню Персефону. Он увез ее в Подземный мир и обманом вынудил остаться там, дав ей шесть кусочков какого-то фрукта... — Лина порылась в памяти, ища название предательского фрукта. — Ну да, шесть зернышек граната! Чтобы Персефона возвращалась в Подземный мир каждый год на шесть месяцев! Именно поэтому в Верхнем мире на шесть месяцев воцаряются осень и зима... потому что ее мать, то есть ты, Деметра, отказалась даровать рост и цветение до тех пор, пока Персефона не вернется!
Лина судорожно вздохнула, стараясь справиться с охватившим ее страхом. Она была зрелой, разумной женщиной средних лет, и она не собиралась покорно идти в ловушку.
— Ты просто меня подставляешь! Ты хочешь, чтобы я заняла место твоей дочери и чтобы изнасиловали меня вместо Персефоны!
Лина услышала позади испуганный вздох Эйрин, но, прежде чем успела сказать что-либо еще, Деметра приблизилась к ней с такой скоростью, что у Лины зарябило в глазах. Богиня крепко взяла Лину за плечи и твердо посмотрела ей в глаза.
— Ты не должна верить в эту ложь, Лина! — сказала Деметра.
— Но я об этом читала! Именно так все и происходило.
— Не здесь, Лина, не в этом мире. — Деметра чувствовала, как дрожит под ее руками тело ее дочери. И вложила во взгляд всю силу своей воли. Она должна была убедить свою смертную дочь в том, что говорит правду. — Я бы никогда не допустила, чтобы случилось нечто подобное. Ни с моей дочерью, ни с тобой.
— Но я это помню! Я читала, что было именно так! — упрямо повторила Лина.
— Истории об этом мире, которые ты могла прочесть, — всего лишь слабая тень истины. Смотри на них как на сказки, которые слишком долго пересказывали разные сплетники. Правда была искажена, таинство заменено простыми и понятными для вашего мира объяснениями. Рассуждай логически, дочь смертных. Ты действительно веришь в то, что я позволила бы кому бы то ни было похитить мою дочь?
Лина посмотрела в глаза богине. Богиня выглядела огромной и могучей. Ее сила ощущалась физически. Неожиданно Лина вспомнила свою маму, свою бабушку. И узнала в голосе Деметры тот же горячий, страстный тон, который присущ любой матери, готовой на все, лишь бы с ее дочерью не случилось ничего плохого. А у Деметры вдобавок к материнскому инстинкту была еще и огромная сила бессмертной.
— Ну, когда ты так говоришь, действительно кажется нелогичным, чтобы богиня позволила оскорбить и унизить свою дочь, — медленно произнесла Лина. — Но я-то на самом деле не Персефона!
Искренняя улыбка смягчила суровое лицо богини, и Лина отчетливо увидела огромную любовь Деметры к своей дочери.
— Сейчас ты заменяешь мне дочь. Ты говоришь ее губами; ты пребываешь в ее теле. И я не позволю, чтобы тебя обидели, дитя.
— И повелитель ада не захочет изнасиловать меня... или Персефону?
— Нет, Лина. Гадес — мрачный бог-отшельник. Он никогда не резвится с нимфами. У него нет супруги, он не проявляет амурных интересов к богиням... — Деметра хмыкнула, ее красивое лицо исказилось гримасой презрения. — Никогда такого не было, насколько я помню. Он суров и занимается только делами Подземного мира. Его не интересуют ни любовь, ни жизнь. И всегда помни: ты находишься под моей защитой. И всем богам и богиням это известно. Никто, хоть смертный, хоть бессмертный, не посмеет нанести оскорбление моей дочери.
Слова Деметры обнадеживали. Богиня, стоявшая перед Линой, излучала силу и власть. И действительно было не похоже, чтобы она позволила хоть кому-то обидеть свою обожаемую дочь. Лина внимательно посмотрела в ясные, честные глаза Деметры и вдруг поняла, что полностью верит богине.
— А он знает, что ты посылаешь Персефону в его владения?
— Гадес будет только рад твоей помощи. Не стоит так тревожиться, все будет хорошо. — Деметра сильно сжала плечи Лины, прежде чем повернулась и пошла дальше по тропе между деревьями. Она нетерпеливым жестом поторопила Лину. — Тебе уже пора встретиться с твоей проводницей.
Но Лина все еще стояла на месте, и Деметра обернулась, вопросительно вскинув брови.
— Ты говоришь, что Гадес будет рад моей помощи, но это не значит, что ты уже сообщила ему о своих планах. — Лина отлично умела распознавать недомолвки. Она только что уволила служащего, который был просто специалистом в деле сокрытия фактов. — Другими словами, он понятия не имеет о том, что я собираюсь туда прийти, и даже не догадывается, что я намерена вмешиваться в дело управления его царством. Ведь так?
На лице Деметры ничего не отразилось.
— Ты достаточно опытна для того, чтобы понимать: не все может быть высказано прямо. Особенно когда имеешь дело с мужчинами.
— Да, ты права. Это мне очень даже понятно. А потому я прошу вот о чем. Мне бы хотелось, чтобы ты послала ему сообщение о том, что твоя дочь отправляется в Подземный мир... — Лина неопределенно помахала рукой. — Ну, на небольшие каникулы. В деловых отношениях всегда считается наилучшим поддерживать как можно более открытые связи между партнерами.
Деметра немного подумала над предложением Лины. Возможно, смертная права. Гадесу следует сообщить о Персефоне, даже если этот суровый бог и не соизволит оставить свои дела и лично ее поприветствовать. В конце концов, это просто вопрос вежливости: один бог должен сообщить другому, что намерен появиться в его владениях.
Богиня подняла руку и округлила губы, издавая мелодичные звуки, похожие на пение птицы. Прежде чем это чудесное щебетание затихло, послышался шум крыльев, и огромный черный ворон сделал над Деметрой круг, а потом плавно опустился на ее протянутую руку.
— Отнеси Гадесу весть о прибытии в Подземный мир моей дочери, — приказала Деметра птице. — Скажи ему, что богиня урожая будет признательна ему за гостеприимство и защиту богини весны, когда та посетит царство мертвых. — Деметра чуть встряхнула рукой, и ворон легко вспорхнул, подхваченный ветром, и исчез среди деревьев.
— Этого довольно, чтобы успокоить твое чувство ответственности? — спросила Деметра Лину.
— Да, спасибо, — ответила Лина и поспешила вслед за строгой богиней.
Тропа пошла в гору, деревья поредели. Богиня остановилась, ожидая, пока Лина и Эйрин ее догонят, но Лина уже не смотрела на Деметру. Она была захвачена видом, открывшимся перед ней.
— О! — Лина задохнулась, у нее даже слегка закружилась голова. — Я никогда не видела такого... такой...
— Это озеро Авернус — В голосе Эйрин Лина впервые не услышала оттенка сарказма. — По другую его сторону находится Неаполитанский залив.
— Как оно прекрасно! — выдохнула Лина, совершенно не находя слов, пригодных для описания вызывающей благоговение картины.
Озеро раскинулось перед ними как необъятное жидкое зеркало сапфирового цвета. Волшебные блики света танцевали на его поверхности, и стеклянная гладь сверкала весело и игриво. Озеро окружали заросли папоротника, придавая воде нежный зеленоватый оттенок. Вдали виднелся океан, и его более светлые, аквамариновые и бирюзовые тона создавали впечатление женственного дополнения к темным, окруженным землей водам озера.
— Ты еще лишь начинаешь познавать чудеса этого мира, Лина, — сказала Деметра.
Глава 7
Богиня уверенно двинулась вперед, к узкой тропинке, которая, похоже, обегала озеро кругом. Деметра повернула направо; тропинка привела их прямиком к зеву туннеля, уходившего вглубь большого нагромождения голых камней неподалеку от берега озера. Когда они приблизились к туннелю, Лина увидела, что его каменные стены были выровнены и расписаны удивительными фресками, изображавшими богов и богинь; бессмертные пировали, смеялись и занимались любовью. Но далее фрески тонули в темноте туннеля.
У Лины вдруг пересохло во рту. Тьма впереди была как в могиле.
Однако Деметра не замедлила шага. Она решительно вошла в туннель. А когда Лина задержалась у входа, богиня резко заговорила с ней:
— Ну что ты? Ты тоже должна сюда войти. Как иначе нам осветить дорогу?
— Осветить? — повторила Лина, понимая, что выглядит полной идиоткой.
Эйрин за ее спиной вздохнула:
— Ты же богиня весны! Используй свою силу.
Лина сдвинула брови к переносице.
— Прислушайся к себе, Персефона! — Деметра выразительно произнесла имя своей дочери. — Твое тело все знает.
Стараясь не обращать внимания на растерянность и недоумение, Лина сосредоточилась. Свет. Если она может творить свет, то как ей это сделать? Думай, приказала она себе. У нее возникла некая смутная идея. Лина поднесла руку к глазам. Рука была просто чудесной. Кожа цвета свежих сливок, гладкая, безупречная... не то что ее собственная, рука женщины сорока с чем-то там лет. Если она способна творить свет, то ей, наверное, следует делать это так же, как она делала многие важные вещи в своей жизни, то есть руками, И внезапно она поняла. Она повернула руку ладонью вверх и послала этой ладони самую простую мысль:
«Мне нужен свет, пожалуйста».
В то же мгновение что-то щелкнуло — из ее ладони выскочил маленький, ослепительно яркий шарик. И завис в дюйме над рукой. Невероятно довольная собой, Лина улыбнулась, посмотрев в глаза Деметры.
— Значит, вот как я могу творить свет!
— Неплохо получилось, Персефона, — одобрительно произнесла Деметра.
И кивком головы указала на казавшийся бесконечным туннель.
Расправив плечи, Лина шагнула вперед; огненный шарик остался висеть в воздухе позади.
— Ты должна приказать ему держаться рядом с тобой, — сказала Деметра.
Богиня стояла на границе тьмы, так что Лина не могла бы утверждать с уверенностью, но ей показалось, что Деметра смеется.
— А... Эй, иди ко мне! Держись рядышком! — сказала Лина шарику света. Тот мгновенно рванулся вперед, чуть не врезавшись в голову Лины. Она отшатнулась, прищурившись от яркого света. — Радом, а не на мне! — прошептала она сверкающему малышу, и тот устроился в воздухе над ее плечом. — Немножко повыше, ты меня слепишь!
Шарик поднялся на несколько дюймов.
— Вот, правильно. То, что надо. — Шарик как будто задрожал от удовольствия, услышав похвалу, и Лина усмехнулась. — Ну, мы готовы, — сказала она Деметре.
Все трое пошли вперед, но на этот раз Лина и ее шарик света указывали дорогу. Туннель был просторным, уклон вниз — плавным, а стены вокруг почти не менялись. Яркие многоцветные фрески все так же выплывали навстречу в едва освещенном пространстве, и веселые, бодрые картины выглядели слишком уж несовместимыми с окружавшей их глубокой темнотой. Лина уже собиралась спросить Деметру, кто написал все эти сцены, когда туннель вдруг оборвался и осталась лишь бесконечная тьма. Прямо впереди из черноты возникла роща каких-то деревьев. Лина уставилась на них во все глаза.
— Призрачные деревья, — благоговейно прошептала она.
Так вот как они выглядят... Хотя ветви были крепкими и сплошь покрыты листвой, которая вроде бы казалась живой и здоровой, все было белым: белые стволы, ветви, листья... белые, как молоко. Лина не могла отвести от них взгляда. Красота была неземной и хрупкой, она взывала к чувствам Лины на самом глубоком, первобытном уровне.
— Вот за этой рощей ты и найдешь вход в Подземный мир, — сказала Деметра и, повысив голос, позвала: — Эвридика, выйди к нам!
Внутри у Лины похолодело. Она ведь сейчас должна была впервые встретиться с кем-то из мертвых! Нет! Она не должна думать о них как о мертвых, от этого просто мурашки ползут по коже. Ей необходимо помнить слова Деметры — это всего лишь души, очутившиеся в другом месте точно так же, как она сама.
За деревьями что-то мелькнуло, и Лина заставила себя дышать ровнее, наблюдая за смутно видимой стройной фигурой. Лина неосознанно наматывала на палец прядь волос, стараясь получше рассмотреть того, кто шел через рощу, но видела лишь нечто размытое — вроде бы длинные волосы и прозрачное одеяние. Но вот наконец Эвридика шагнула в круг света от огненного шарика, и Лина тут же почувствовала, как напряжение отпускает. Она облегченно вздохнула. Перед ней стоял вовсе не бродячий призрак и не зомби, как в фильме «Рассвет мертвецов». Это была просто бледная девушка, казавшаяся очень напуганной. Если бы Лина в свое время родила ребенка, он был бы сейчас примерно такого же возраста — лет восемнадцати или девятнадцати.
Девушка робко приблизилась к Деметре и низко поклонилась. И только теперь Лина заметила, что тело Эвридики совсем не такое материальное, как ей показалось сначала. Лина увидела, что на самом деле свет проходит сквозь стройное тело и шелковое одеяние, похожее на тогу. Нет, девушка не была в буквальном смысле тенью или призраком; она больше походила на незаконченный рисунок акварелью, внезапно оживший. Лину охватило чисто материнское сострадание к девочке. Она была так молода... Что же с ней случилось?
— Великая богиня, я ожидала твоего прихода, как ты и приказала. — Голос Эвридики был мелодичным и нежным.
— Ты правильно поступила, дитя. И я хочу, чтобы ты сделала еще кое-что. Я прошу тебя послужить проводницей для моей дочери; она желает посетить Подземный мир, — сказала Деметра.
— Я рада услужить тебе во всем, Деметра, — ответила Эвридика. Она повернулась к Лине и почтительно склонила голову. — Для меня большая честь, что богиня весны пойдет вместе со мной к Элизиуму.
— Спасибо, что готова помочь мне, Эвридика, — поблагодарила девушку Лина, тепло улыбнувшись. — Мне никогда не приходилось бывать в ад... — Она вовремя поймала себя за язык и проглотила окончание слова, надеясь, что девушка не заметит оговорку. — Во владениях Гадеса.
— Мне тоже, богиня.
В голосе Эвридики звучала печаль, и Лине захотелось дать себе по лбу за бесчувственное замечание, но прежде чем она успела принести извинения, Деметра заговорила с Эвридикой.
— Хотя ты сама еще не познакомилась с чудесами Элизиума, твоя душа знает дорогу и стремится привести тебя к твоей вневременной цели. А поскольку тебя будет вести твоя душа, ты сможешь и мою дочь отвести к нужному месту, и я поручаю ее твоей заботе, — мягко, по-матерински произнесла Деметра.
Эвридика склонила голову, смущенная доверием богини. А Деметра уже повернулась к Лине.
— Здесь я должна расстаться с тобой, Персефона. — Деметра обняла ее, и Лину окутал роскошный летний аромат зрелого зерна и волнующихся на ветру пшеничных полей. — Пусть твое недолгое пребывание в Подземном мире принесет весну во владения Гадеса и утешит тех, кто страдает без богини в здешних краях. Желаю тебе удачи, дочь моя, и будь благословенна!
Деметра нежно поцеловала Лину в лоб и повернулась, чтобы уйти.
— Стой, стой... погоди! — вскрикнула Лина.
Что, неужели богиня уже бросает ее? Прямо сейчас, вот так просто?
Деметра оглянулась через плечо.
— Прислушивайся к себе, Персефона. Внутренний голос не подведет тебя.
Лина шагнула к богине и тихо спросила:
— А что, если мне понадобится более основательная помощь?
— Доверяй себе. Поищи в собственных внутренних знаниях, а также воспользуйся и другим своим опытом, — многозначительно произнесла Деметра. — Твоя жизнь отлично подготовила тебя к подобному делу.
Лина зашептала так, чтобы ее могла услышать только Деметра:
— Но как мне позвать тебя, если что-то пойдет не так, если я с чем-то не смогу справиться?
Деметра задумчиво посмотрела на нее, потом кивнула.
— Пожалуй, так будет лучше. — Она показала на туннель, через который они пришли к призрачной роще. — Вон там, у входа, я оставлю для тебя свой оракул. Тебе нужно будет только заглянуть в него, чтобы увидеть меня.
— А я точно смогу добраться сюда?
— Ты — дочь богини урожая. Просто посмотри вверх — и ноги сами понесут тебя в сторону дома, — сердито и язвительно, как всегда, сказала Эйрин. Но потом она посмотрела в ясные глаза Лины и почувствовала, что невольно смягчается. В конце концов, эту женщину вселили в тело Персефоны против ее воли. — Верь в себя, девочка. В тебе скрыта сила.
Лина была немало удивлена и неожиданной мягкостью старой женщины, и ее улыбкой.
— Я буду это помнить, Эйрин. Спасибо, — сказала она.
Деметра еще раз поцеловала ее в лоб.
— Да пребудут с тобой радость и магия, дочка! Теперь уже богиня повернулась к выходу с такой решимостью, что Лина поняла: нет смысла пытаться удержать ее... но сердце бешено колотилось от мысли о том, что ждет ее впереди. Лина наблюдала, как тьма поглотила двух женщин, и только успела подумать, не следует ли ей послать немного своего света, чтобы помочь Деметре и Эйрин выбраться на поверхность, как скипетр богини вспыхнул сияющим золотым светом летнего дня.
— И ей была нужна я, чтобы освещать дорогу? — пробормотала Лина. — Вряд ли.
— Прошу прощения, богиня, но мы должны идти.
Лина повернулась к Эвридике. Девушка беспокойно перебирала край полупрозрачного одеяния. Она робко, виновато улыбнулась Лине.
— Я просто обязана продолжать путь. Моя душа говорит, что уже и так ждала слишком долго.
— О! Да, конечно, — ответила Лина, устыдившись собственной нерешительности. Она тут стоит, сердясь из-за того, что Деметра оставила ее одну, требуя выполнить некую работу, якобы не представлявшую особых трудностей, а маленькая умершая Эвридика была... ну да, она была мертва. Бедное дитя. — Я готова. Идем. Лина последовала за Эвридикой, стараясь держаться поближе к ней. Маленький шарик света окутывал их мягким, чистым сиянием, а когда свет падал на деревья, ветви и листья вспыхивали искрами, как драгоценные камни.
— Как это прекрасно, — тихо сказала Лина.
— Думаю, это твой свет создает красоту, богиня, — ответила Эвридика застенчиво, как маленький ребенок.
— Ну, не знаю. Могу поспорить, они всегда были прекрасными. — Как только Лина произнесла эти слова, ветви затрепетали, словно отвечая на похвалу, и в листве загорелось еще больше искр. Лина улыбнулась своей проводнице и показала на бриллиантовый лес. — Они ведь здесь росли задолго до того, как я появилась. Мой свет всего лишь помог им проявить себя, показать, каковы они на самом деле.
— Прости меня, богиня. Я не должна была говорить без позволения.
Лина отвела наконец взгляд от сверкающей листвы. Эвридика склонила голову, как будто ожидала какого-то наказания.
— Ты и не говорила без позволения. Ты просто высказала свою мысль. Мне бы хотелось, чтобы ты держалась со мной проще. Если честно, я уже так скучаю по своей... — Лина замялась. Она чуть не брякнула «по своей жизни», или «по своей хлебопекарне», или «по своему миру?».., — матери, — выкрутилась наконец она. — И мне очень приятно будет просто поговорить, чтобы отвлечься.
— Я тоже скучаю по своей маме, — прошептала Эвридика.
— Мне очень жаль. Я не хотела напоминать тебе... — Лина снова замолчала, не зная, что сказать.
— Ну, не все так ужасно, богиня, — поспешила ответить Эвридика. — Я умерла совсем недавно, но уже начинаю кое-что понимать.
Девушка замолчала, и Лина подбодрила ее, желая услышать больше:
— Продолжай, мне хочется знать, что именно ты понимаешь.
— Все страдания мира живых остались позади. Ну да, я скучаю по маме и по... по другим тоже, но я теперь понимаю, что со временем опять встречусь с ними. Я ведь, в конце концов, осталась самой собой. — Эвридика подняла руки, и свет огненного шарика Лины легко просочился сквозь них. — Мое тело изменилось, но ум и сердце остались прежними. Я теперь вижу: страх смерти куда хуже, чем сама смерть, — закончил призрак юной девы.
Лина улыбнулась Эвридике.
— Ты очень мудра.
— Ох, нет! — возразила Эвридика, мотнув головой; волосы взметнулись прозрачной дымкой. — Если бы я действительно была мудрой, я бы не совершила столько ошибок.
Прежде чем Лина успела задать следующий вопрос, они вышли из рощи белых деревьев и очутились перед гигантскими воротами из слоновой кости. За воротами Лина увидела гладкую черную дорогу, убегавшую в первобытную тьму.
— Мы должны войти и дальше двигаться по дороге, — сказала Эвридика. — Она приведет нас к Харону.
Лине не пришлось искать ответа в знаниях Персефоны; она и так сразу вспомнила имя перевозчика Подземного мира. Лина кивнула Эвридике и протянула руку, чтобы толкнуть ворота, — но тут преграда из слоновой кости резко сдвинулась, уходя от прикосновения. Раздался громкий гул, тьма раскололась — из ворот хлынул поток тумана, охватив Лину холодом. От тумана исходили волны страха. Послышались странные звуки, какие бывают только в ночных кошмарах; она сразу вспомнила все дурные сны, какие только видела в своей жизни. Первым ее желанием было зажать покрепче уши и с визгом броситься бежать — но спокойствие богини, таившееся в ней, удержало Лину на месте и в ее испуганном сознании зазвучал тихий голос:
«Это всего лишь ложные видения, безвредный туман воспоминаний о былых ночных кошмарах. Ты богиня; тебе они не страшны. Прикажи им удалиться — и они повинуются».
Лина заставила себя выпрямиться во весь рост и встряхнулась, как кошка, выскочившая из ненавистной воды.
— Убирайтесь, дурные сны! — приказала она и облегченно вздохнула: туман растаял, не оставив ни малейшего следа.
— Ты заставила их уйти! О, спасибо тебе, богиня!
Эвридика придвинулась поближе к Лине, почти касаясь мнимой Персефоны. Лина увидела нескрываемый страх в светлых глазах девушки.
— Они и не могли причинить тебе зла, Эвридика. Это был просто туман воспоминаний о ночных кошмарах, — постаралась успокоить девушку Лина. — Неприятно, согласна, но никакой опасности.
— Всегда терпеть не могла кошмары, — сказала Эвридика, испуганно оглядываясь по сторонам.
— Милая, никто их не любит. Потому-то их и называют дурными снами. Просто забудь о них, они уже в прошлом. — Ворота оставались открытыми, и Лина показала на темную дорогу. — Ты вроде бы сказала, что мы должны идти по ней?
— Да, богиня.
— Ну что ж, идем.
Лина шагнула через ворота на дорогу, а Эвридика пошла за ней, по-прежнему держась как можно ближе. Сквозь мягкие подошвы кожаных сандалий, что украшали изящные ножки Персефоны, дорога казалась холодной и твердой. Лина наклонилась и потрогала ее.
— Мрамор, — пробормотала она. — Выглядит так, словно вытесано из цельной глыбы. — Она улыбнулась Эвридике. — Это, конечно, не дорога из желтого кирпича, но идти по ней легко.
— Богиня? — недоуменно произнесла Эвридика.
— О, это просто... ну, просто так говорят. Это означает, что нам не сбиться с пути. — Лина пошла дальше, Эвридика шагала рядом, а шарик яркого света плыл в воздухе между ними. — И мне было бы куда приятнее, если бы ты называла меня просто по имени.
— Но ты богиня, — возразила Эвридика, потрясенная предложением Лины.
— Да, и у меня есть имя. В любом случае «богиня» звучит слишком сухо и официально. В конце концов, я же богиня весны, а весна отвергает все сухое и формальное. — Лина, говоря, прислушивалась к себе, и ей показалось, что эхо Персефоны было довольно сказанным.
Неожиданно Лина задумалась о девушке, чье тело заняла. Какая она? Лина окинула себя взглядом. В том, что Персефона прекрасна, сомневаться не приходилось. Но была ли она высокомерной и самовлюбленной? Или она была доброжелательной богиней, хорошо относившейся к другим?
— Но для меня это большая честь — называть тебя Персефоной.
Голос Эвридики прервал размышления Лины, но она ободряюще улыбнулась девушке.
— Все отлично!
По крайней мере, это было начало. Дальше они шагали в дружеском молчании, и Лина внимательно рассматривала окрестности. Она уже начала различать оттенки в окружающей черноте. На первый взгляд казалось, что все вокруг погружено в глубокую тьму беззвездной ночи, но когда глаза Лины немного попривыкли, она увидела какие-то тени. Пространство по обе стороны дороги напомнило Лине темные торфяники, она даже вроде бы разглядела перистые очертания серых папоротников и пучки густой травы, качавшиеся в неподвижном воздухе.
Потом во тьме возник чей-то силуэт... Лина сосредоточилась, вглядываясь. Это оказался согбенный старик. Он, сильно хромая, делал шаг вперед, к дороге, но следующий его шаг был назад... потом опять вперед... Его слезящиеся глаза уставились на Лину невидящим взглядом. Лина едва успела подумать, не может ли она чем-то помочь ему, как из тьмы возникла другая тень. На этот раз женская. Женщина выглядела примерно на возраст Лины, она сидела на корточках в темной траве, съежившись от ужаса, как будто на нее кто-то нападал. Первым порывом Лины было подойти к женщине и помочь ей, но тут зазвучало эхо Персефоны:
«Ты не можешь им помочь. Это воплощенные Старость и Страх. Оглянись вокруг. Здесь все собрались — Горе, Тревога, Голод, Болезнь и Агония».
И Лина действительно увидела призрачные фигуры, проявившиеся рядом с двумя первыми. Все они были несчастными и ужасающими. От их вида в животе у Лины все сжалось.
«Они — естественная часть существования смертных. Им невозможно помочь. Их можно только преодолеть. Не задерживайся здесь».
Лина только теперь заметила, что почти остановилась, а Эвридика со страхом оглядывается по сторонам.
— Думаю, нам надо поспешить. У тебя свидание с вечностью, а я ненавижу всякие опоздания. Думаю, опаздывать невежливо, — беспечным тоном произнесла Лина и прибавила шагу так, что Эвридике пришлось чуть ли не бежать трусцой, чтобы не отстать.
Лина слышала, как Горе стенало позади них, и вздрогнула, но решила не оглядываться. Она сосредоточилась на нескольких едва заметно светившихся фигурах, что маячили в воздухе над дорогой впереди. Хотя Лина и не могла видеть их отчетливо, она не ощущала никакой опасности или враждебности, да и внутренний голос молчал, что Лина расценила как добрый знак.
— Интересно, кто это там? — спросила Лина, стараясь вовлечь в разговор молчаливую девушку, идущую рядом.
— Думаю, они такие же, как я, — ответила Эвридика, медленно выговаривая слова.
Лина постаралась подавить трепет беспокойства, охвативший ее. В конце концов, она ведь была в мире умерших. Неужели она надеялась, что не встретится здесь с мертвыми людьми? С тем же успехом можно предположить, что в хлебопекарне не найдется дрожжей, строго напомнила себе Лина.
— Ну что ж, значит, мы идем в правильном направлении, — улыбнулась она Эвридике.
— Ты и так знала, что мы не ошиблись, — с очень робкой улыбкой ответила Эвридика.
— Это лишь потому, что у меня отличная проводница, — сказала Лина, и Эвридика улыбнулась чуть шире; бледные щеки девушки едва заметно порозовели от удовольствия.
Лина все еще радовалась улыбке юного призрака, когда они обогнали первую тень.
Это была молодая женщина, и снова Лина подумала, что она годится ей в дочери. Дух нес какой-то узел, крепко прижимая к груди, но Лина сразу поняла по очертаниям, что это младенец. Пустой взгляд женщины скользнул по Эвридике, но выражение лица умершей при этом не изменилось; однако стоило ей заметить Лину, как полупрозрачные глаза округлились, а лицо внезапно оживилось.
— Неужели это действительно сама богиня весны идет среди мертвых? — Голос девушки переполняли чувства.
Лина, заколебавшись лишь на мгновение, ответила:
— Да, я Персефона.
— Ох! — Недавно умершая женщина прижала ко рту бестелесную руку, словно желая сдержать эмоции. Потом она глубоко, взволнованно вздохнула и сказала: — Значит, этот темный путь не так уж и безнадежен. Да, если мы идем по нему вместе с богиней!
Краем глаза Лина заметила, что Эвридика улыбается и кивает. Негромкий шепот пробежал мягкой волной по толпе слегка светящихся призраков, вдруг окружившей их:
— Персефона!..
— Это сама богиня весны!
— Она пришла, чтобы осветить наш страшный путь!
Один за другим призраки поворачивались к Лине. Духи здесь были самых разнообразных возрастов, от глубоких старцев, сгорбившихся под грузом лет, до подростков и совсем малышей, шнырявших между тенями старших с обычной для юности энергией. На некоторых из призрачных тел видны были раны, нанесенные мечом и окрасившие бледные тела алым. Некоторые, как Эвридика и юная мать, не имели видимых причин смерти; но в глазах у всех было одинаковое выражение восхищения и вновь вспыхнувшей надежды. Надежды, родившейся при виде Персефоны.
Лина и сама удивилась собственной реакции на внезапное появление целой толпы духов умерших. Она ничуть не испугалась. Она даже вполне могла выносить вид ужасающих ран, если, конечно, не смотрела на них слишком долго, а сосредотачивалась на глазах призраков. Там она видела свет, вспыхивавший в каждой душе, когда она улыбалась и приветствовала их, надеясь, что выражает достаточно заботы и ласки.
По мере того как Лина и Эвридика шли дальше по темной дороге, количество окружавших их духов все росло. Лина видела теперь, что Деметра ничуть не преувеличивала. Души умерших действительно нуждались в ней. Для них ее появление было подобно дождю в сожженной солнцем пустыне. Иссушенные жаждой, они пили ее улыбку и приветствия. Вокруг шептались бесчисленные голоса, произнося слова на незнакомых Лине языках, но она их понимала. Чувствуя себя немножко подавленной, Лина постаралась не думать о том, как много душ окружает ее. Рассматривай их по одному, снова и снова повторяла она себе. Смотри на них как на нетерпеливых посетителей кондитерской, а не как на бесчисленное множество мертвых.
Как будто ощутив растущую неуверенность спутницы, Эвридика приблизилась к ней почти вплотную, чтобы поддержать богиню.
— Нам уже недалеко осталось, — прошептала Эвридика на ухо Лине. — Я вижу там, впереди... это, должно быть, лодка Харона, и он переправит нас через озеро, к дороге, что ведет к полям Элизиума. В дальней стороне этих полей — дворец Гадеса. Нам осталось пройти не больше, чем мы уже прошли.
Лина еще не закончила благодарить Эвридику за воодушевляющую информацию, как дорога перед ними внезапно содрогнулась, мрамор треснул с оглушающим шумом и в земле образовалась дыра, похожая на разинутую пасть гиганта. Души умерших рассыпались с визгом, и перед мрачной пропастью остались только Лина и Эвридика.
Глава 8
— Черт побери! Черт побери! Черт побери! — закричала Лина, настолько потрясенная, что забыла перейти на итальянский язык.
Ведь земля разверзлась прямо перед ней!
Она замахала руками, чтобы не свалиться, потом схватила Эвридику за холодную полупрозрачную руку и попятилась назад, увлекая девушку за собой. Она успела отступить всего лишь на пару футов, когда из провала вырвались четыре эбеново-черных коня. Фыркая огнем, они, огромные и устрашающие, надвигались на Лину и Эвридику.
— Богиня, помоги! — взвизгнула Эвридика.
Полный беспредельного ужаса голос девушки вывел Лину из оцепенения. Она отпустила маленькую бледную ладонь Эвридики и шагнула навстречу коням. Коренной жеребец оглушительно заржал, прижав уши к огромной голове. Но это ведь была не первая лошадь, к которой Лина так близко подошла в своей жизни.
Мысленно скрестив пальцы на счастье и надеясь, что ее дар не остался в прежнем теле, Лина заговорила негромко, ласково, протянув руку к пугающей морде коня:
— Эй, привет! До чего же ты симпатичный парень!
Конь сбился с шага и еще раз фыркнул небольшим огоньком. Он насторожил уши, как будто хотел как следует расслышать то, что говорила Лина.
Лина улыбнулась. Ясно, дар общения с животными принадлежал ее душе, а не телу. Она облегченно вздохнула. Неважно, как велики эти животные, это все равно просто лошади, и, как все прочие звери, они сразу прониклись к ней обожанием. Лина пощелкала языком и погладила бархатную морду великолепного животного.
— Да уж, ты очень крупный парнишка, — добродушно сказала она.
— Кто осмелился потревожить души умерших и коснуться ужасных скакунов Гадеса?
Этот вопрос прозвучал как удар хлыста, и Лина, резко отдернув руку от гладкой лошадиной морды, виновато посмотрела вверх, туда, откуда донесся голос.
И тут же судорожно сглотнула. Ну что же она за дура! Настолько увлеклась лошадьми, что даже и не подумала глянуть за их спины!
В сверкающей колеснице, серебристой, цвета лунных лучей, стоял мужчина, державший в одной руке огромное копье с двумя зубцами, а в другой — кожаные поводья. Его массивное тело от шеи до лодыжек было укутано в ткань цвета ночи. Маленький огонек Лины освещал складки плаща — там, куда падал свет, плащ переливался темными оттенками пурпура и королевской синевы. Длинные волосы мужчины были связаны сзади в хвост. Волосы тоже были черными и блестящими. Взгляд Лины добрался наконец до лица мужчины. Это было темное и необычное лицо; в цвете кожи смешивались золото и бронза, что придавало мужчине вид статуи, решившей сойти со своего пьедестала. Высокие красивые скулы, безупречно очерченный подбородок, ястребиный нос... Мужчина смотрел на Лину сверкающими глазами. Он был суров, и разгневан, и... великолепен.
Бог ты мой, подумала Лина, он похож на античного Бэтмена... только без маски и бэтмобиля.
— Прошу прощения, — проговорила Лина. — Я... я совсем не хотела кого-либо тревожить. Умершие просто были... ну... рады видеть меня, вот и...
Один из «ужасных скакунов», раздраженный тем, что на него перестали обращать внимание, наклонился к Лине и дыхнул ей в лицо, заслонив мужчину. Лина снова пощелкала языком, успокаивая животное, и погладила подсунутую ей морду.
— Ты снова осмелилась коснуться ужасного скакуна! — Но на этот раз голос мужчины прозвучал скорее растерянно, нежели гневно.
Лине пришлось отодвинуть голову коня в сторону, чтобы взглянуть на мужчину поверх конской шеи.
— Ну, видимо, он не знает, что он ужасный. — Лина ласково улыбнулась животному, и конь тут же мягко ухватил ее губами за плечо. Три других коня тоже потянулись к Лине мордами. — Впрочем, это не совсем правда. Дело в том, что у меня просто дар общения с животными. Я им нравлюсь. И даже очень. — Лина протянула руку к другой морде и погладила ее. — Так что я уверена: они по-прежнему все те же ужасные скакуны.
И только теперь Лина сообразила, что было сказано еще кое-что: «Ужасные скакуны Гадеса». Лина вытянула шею, чтобы выглянуть из-за ближайшей лошади. Merda! Так значит, вот этот Бэтмен и есть Гадес?! Лина закрыла глаза и сосчитала до трех, потом глубоко вздохнула и отступила от лошадей.
— Прошу прощения, с моей стороны было очень невежливо не представиться сразу. Я Персефона, дочь Деметры. Думаю, она послала весть о том, что я собираюсь сюда с визитом. — Мужчина удивился, но промолчал. Лина поспешила продолжить: — Я совсем не хотела тревожить умерших. И приношу извинения, если сделала что-то такое, чего делать не следовало. — Бог по-прежнему хранил молчание. Лина заволновалась. — Должно быть, ты — Гадес. Надеюсь, я не явилась в какое-то совсем уж неподходящее время.
— Я узнал тебя, богиня, — заговорил наконец Гадес. — И я получил весть о твоем прибытии.
Лина вздрогнула. Он ее узнал? Она совершенно не ожидала, что Гадес может знать Персефону. Деметра не говорила, что они знакомы.
— Ты никому не помешала. Просто бессмертные обычно не посещают Подземный мир. И души умерших не привыкли к присутствию других богов, — ледяным тоном произнес Гадес.
Лина неловко поежилась под суровым взглядом Гадеса, но попыталась улыбнуться.
— Это придумала моя мать, — сказала она и тут же пожалела о своих словах. Как-то это прозвучало... по-детски. И она быстро добавила: — И я решила, что было бы просто чудесно заглянуть сюда.
Гадес приподнял темную бровь, точно так же, как сделал бы Бэтмен.
— Деметра говорила мне, что Подземный мир полон чудес и красоты, — не покривив душой, сказала Лина. — И мне захотелось все это увидеть собственными глазами.
— Да, в моих владениях много чудес, хотя бессмертные наверху никогда их не замечали, — медленно произнес Гадес.
— Так ты не против, что я заглянула в гости?
Гадес впился в нее темным непроницаемым взглядом. Но прежде чем он успел ответить, ближайший к Лине жеребец неожиданно прижал уши и, заржав, угрожающе оскалил зубы, кося глазом на маленькую бледную фигурку, молча подошедшую к Лине.
Испуганно вскрикнув, Эвридика отшатнулась. Лина шагнула наперерез жеребцу, не давая огромному животному броситься на девушку.
Уперев руки в бока, она принялась бранить огромного зверя:
— Ты что это вздумал такое! Эвридика просто подошла ко мне! Она ничего плохого не сделала! Мне стыдно за тебя. Вы вчетвером и так уже перепугали все несчастные души. Я думала, ты лучше соображаешь!
Огорченный жеребец опустил голову и моргнул большим грустным глазом.
Гадес недоверчиво наблюдал, как юная богиня делает выговор коню. Что она сотворила с его жеребцами? Может быть, зачаровала их? Гадес посмотрел на трех других коней; все они повесили головы и влюбленно поглядывали на Персефону. Какой же магией обладает эта богиня весны? Он до сих пор лишь несколько раз мельком видел ее, в те редкие моменты, когда выбирался на поверхность. И обращал на эту прекрасную, но легкомысленную, любящую повеселиться юную богиню внимания ничуть не больше, чем на других бессмертных. Но женщина, стоявшая перед ним сейчас, выглядела спокойной и держалась как вполне зрелая особа. И она очаровала его коней. Гадес недоуменно покачал головой. Что за странное чувство пробудила в нем богиня? Любопытство? Прошла целая вечность с тех пор, как его сумело хотя бы слегка удивить другое живое существо. Как интересно... одна только мысль о том, что богиня весны показалась ему интересной, вызвала у Гадеса желание расхохотаться вслух.
— Я рад видеть тебя в Подземном мире, Персефона, — сказал Гадес.
Лина удивленно посмотрела на него. Голос бога изменился, как и мрачное выражение лица. Он смотрел на нее так пристально, что, казалось, его взгляд можно было ощутить физически. И этот взгляд уже не был отстраненным и непроницаемым; глаза бога блестели... Лина могла бы поклясться, что они сверкают любопытством, и если бы она не знала, что перед ней бог Подземного мира, она сказала бы, что в них светится еще и юмор.
Точно, это был Бэтмен, и весьма сексуальный Бэтмен, в один из тех прекрасных моментов, когда за ним не гоняется Джокер... и чертовски мужественный, просто излучающий силу. Краткое описание Гадеса, данное Деметрой, ничуть не подготовило Лину к реальной встрече с богом Подземного мира.
— Спасибо тебе, Гадес. Я рада твоему гостеприимству, — ответила Лина.
— Что ж, идем. Я покажу тебе мой дворец. — Гадес широким жестом указал на свободное место рядом с собой в колеснице.
Лина посмотрела на коней.
— Я лучше сначала закончу с ними.
Гадес молча наблюдал, как без колебаний и страха богиня шагнула к коням. Странный маленький шарик света поплыл за ней, и черные, гладкие лошадиные шкуры заблестели, а вокруг богини образовался светлый ореол. Ее лицо было отчетливо видно — она по-девчоночьи хихикала, по очереди гладя каждого из коней. Куда подевалась та взбалмошная, самовлюбленная богиня весны, которую он когда-то видел? Эта Персефона — со сдержанными манерами, любящая лошадей — оказалась совсем не той богиней, которую он ожидал встретить.
— Ну, вы все отличные ребята! Не грустите. Я на вас не сержусь.
Гадес все еще не мог поверить, что его бешеные жеребцы тычутся в Персефону носами и нежно пофыркивают. Как будто это были домашние пони!
Наконец Персефона, смеясь, выбралась из-за лошадиных крупов. Она сразу почувствовала взгляд Гадеса и с улыбкой посмотрела на него.
— Я люблю лошадей. А ты?
От сияющего выражения лица богини Гадесу стало не по себе. Разве когда-нибудь прежде хоть одна богиня смотрела на него так? Во рту у Гадеса пересохло. Он судорожно сглотнул.
— Да.
Лина вдруг подумала, что от одного этого простого слова, произнесенного низким, красивым голосом Гадеса, можно потерять голову. Ее щеки вдруг загорелись, и она быстро отвернулась, чтобы погладить шелковистую шею ближайшего жеребца. Какого черта, что с ней такое происходит? Надо взять себя в руки. Она не девчонка, она зрелая женщина. И нечего дрожать в коленках и распускать нюни... подумаешь, Гадес оказался совсем не скучным занудой и не троллем. Она снова посмотрела на бога. Боже мой, он действительно вызывал у нее нервную дрожь! «Он отшельник и мрачный тип!» Merda! Деметра забыла упомянуть, как он великолепен.
Ей необходимо было перестроиться и думать о нем как об обычном представителе власти. Невероятно могущественном представителе власти, из самого верхнего эшелона. Или как о серьезном, важном деловом партнере. Бизнес... это путешествие предполагалось как деловое. Не забывай об этом, решительно сказала себе Лина.
— Ну вот, я готова.
Она расправила плечи, в последний раз погладила коней и шагнула к колеснице Гадеса — но вдруг остановилась. Да уж... выбранила коней за плохое поведение, а сама-то? При виде интересного мужчины начала вести себя как глупая школьница и забыла обо всем на свете!
— Эвридика! — позвала Лина, отходя от колесницы и окидывая взглядом души умерших, взволнованно толпившиеся на дороге неподалеку. — Идем. Гадес намерен прокатить нас.
В округлившихся глазах Эвридики вспыхнул страх.
— О нет, нет, богиня! Я не могу ехать с...
Юная душа умолкла, беспомощно уронив руки. Лина подумала, что несчастная девушка похожа сейчас на перепуганного олененка.
— Милая, я и не подумаю отправляться без тебя. Ты была отличной проводницей и доброй подругой. — Лина повернулась к Гадесу. — Разве твой дворец не по дороге к полям Элизиума?
— Значит, Эвридике было бы неплохо поехать с нами?
Вместо того чтобы ответить Лине, Гадес посмотрел на маленькую фигурку и заговорил с самой Эвридикой:
— Не бойся, дитя. Можешь присоединиться к своей богине.
Его голос опять звучал по-другому. Лина подумала, что теперь он похож на голос отца, подзывающего к себе застенчивого ребенка. И лицо Гадеса смягчилось, исчез тот пристальный, пронзительный взгляд, которым он сначала изучал Лину. Гадес вдруг показался добрым, внезапно став доступным и понятным… и почему-то сейчас он выглядел старше.
— Как пожелаешь, господин... — ответила Эвридика нежным голоском.
Она даже умудрилась изобразить нечто вроде улыбки, проскользнула мимо четверки коней и подошла к Лине.
— Тебе незачем тревожиться из-за них, — сказала Лина, с усилием отводя взгляд от изменившегося лица Гадеса и кивком головы указывая на лошадей. — Он и будут вести себя хорошо.
Эвридика покосилась на четверку гигантских тварей, стараясь спрятаться от них за спиной Лины, хотя жеребцы не обращали на нее ни малейшего внимания. Они были слишком заняты — обнюхивали Персефону и с обожанием таращились на нее.
Ступенька колесницы оказалась довольно высокой, и Лина с благодарностью приняла помощь Гадеса. Его большая теплая ладонь на мгновение обхватила ее руку, и Лина с удивлением ощутила жесткость мозолистой кожи, коснувшейся гладкой кожи Персефоны. Лина озадаченно подумала, какой же работой может заниматься Гадес, но не успела как следует сосредоточиться на этой мысли, потому что Гадес, подняв вверх Эвридику, прикрикнул на коней; колесница рванулась с места, сделала небольшой круг — и нырнула в черный провал, из которого появилась. Оглянувшись назад, Лина увидела, как расщелина закрывается за ними. Лина поспешила поставить Эвридику перед собой и крепко ухватилась за гладкий поручень; девушка оказалась в кольце рук Лины, и теперь она была уверена, что Эвридика не вывалится из колесницы по дороге.
Светящийся шарик все также держался рядом с ними, покачиваясь у Лины над плечом, но в огоньке не было нужды. Вокруг в серебряных бра ярко пылали факелы, освещая гладкие высокие стены темного туннеля, по которому они мчались.
— Просто как в пещере Бэта.
Лина только тогда осознала, что заговорила вслух, когда Гадес обернулся и вопросительно посмотрел на нее.
— Я просто подумала — нет ли в этой пещере летучих мышей, — довольно глупо пояснила Лина.
— Да, частенько встречаются, — ответил Гадес. Лина посмотрела на плащ бога, вздымавшийся волнами за его спиной.
— Могу поспорить, это здоровенные мыши, — с опаской сказала она.
Гадес фыркнул, совсем как один из его ужасных жеребцов.
— Ты что, боишься летучих мышей, богиня?
— Никогда об этом не задумывалась, — честно ответила Лина, — Вообще-то я не слишком много о них знаю.
— Вполне естественно бояться того, чего не знаешь, — сказал Гадес.
Он все еще говорил отеческим тоном и, как показалось Лине, с легкой снисходительностью. Она вскинула брови, глядя на него. Ну да, если смотреть на все с точки зрения здешних верований, последние события должны были основательно ее потрясти.
— Я не думаю, что это естественно; мне скорее кажется, что это признак незрелости, — сказала она.
Гадес снова фыркнул, и на этот раз Лина рассердилась, тем более что он сказал:
— И это говорит столь юная богиня?
— Зрелость не всегда измеряется годами, — возразила Лина.
Он, конечно, может быть мистером Высоким Темным Бэтменом, но она не позволит обращаться с собой как с юной глупенькой девчонкой.
Но Гадес лишь бросил на нее пристальный взгляд. И снова прикрикнул на коней, заставив их так прибавить ходу, что разговаривать стало невозможно. Лина покрепче ухватилась за поручни, чтобы не потерять маленькую призрачную Эвридику на ошеломляюще крутых поворотах.
Когда Лине стало уже казаться, что ее пальцы превратились в когти из-за того, что приходилось так сильно сжимать поручни, Гадес поднял над головой копье. Из зубцов хлынул ослепительный свет, и в потолке туннеля открылось широкое отверстие. С оглушительным грохотом колесница рванулась вверх, и жеребцы, выбив копытами фонтаны искр, замерли на месте.
Лина огляделась вокруг в безмолвном благоговении. Над ней сияло небо, яркое и радостное. И хотя солнца не было видно, небо переливалось целой палитрой нежных оттенков — от мягкого фиолетового до бирюзовой синевы и сливочного желтого. Лина услышала мелодичное пение птиц, а ветерок, коснувшийся ее лица, принес сладкий и очень знакомый аромат. Лина глубоко вздохнула. Откуда этот изумительный запах? Ее взгляд оторвался наконец от тонкой красоты бессолнечного неба — и она сразу нашла ответ.
Вдоль дороги, протянувшейся перед ними, росли высокие статные деревья, и Лине показалось, что она их узнала — это были кипарисы; под ними красовался сплошной ковер из цветов. Огромные чашечки лунного цвета, целые озера которых Лине приходилось видеть лишь однажды в жизни.
— Да это же нарциссы! — удивленно воскликнула она.
Гадес оглянулся на нее.
— Да, нарцисс — цветок Подземного мира. — Бог сделал глубокий вдох. — Я никогда не устаю наслаждаться их ароматом.
Лина промолчала, но в мыслях подивилась иронии судьбы: ведь Деметра воспользовалась именно цветком Подземного мира, чтобы поменять местами души Лины и Персефоны. Так, значит, богиня урожая просто откликнулась на заклинание? Она просто хотела помочь Лине с пекарней, то есть выступила в роли доброй самаритянки? И у нее не было никаких тайных планов вроде... ну, возможно... вроде замысла отправить Лину в ад вместо Персефоны? Ой ли? Она исподтишка посмотрела на бога, стоявшего в колеснице рядом с ней. Он как будто бы не собирался ее насиловать. Но он не был и таким ледяным, как описывала Деметра. За весьма короткое время он успел показаться и внимательным, и сексуальным, и пугающим, и добрым... И уж точно он не был скучным, бесчувственным, ничем не интересующимся богом. Интересно, что же на самом деле задумала Деметра? Ладно, в конце концов, Лина не была глупой молоденькой девчонкой, которая только что приехала в большой город на грузовике с репой. Она должна выполнить здесь кое-какую работенку. Она ее сделает — и отправится домой.
Гадес дернул поводья, и колесница снова двинулась вперед. На этот раз, как с облегчением поняла Лина, уже не с такой сумасшедшей скоростью. Деревья вдоль дороги были толстыми и выглядели очень старыми. Необычные птицы весело порхали среди ветвей, перекликаясь мелодичными голосами. Корни кипарисов переплетались в сложном узоре среди цветов. Лина слышала живой шепоток ручья, видела прозрачные пруды, отражавшие акварельное небо. Время от времени ей казалось, что она замечает прозрачные тени, мелькавшие тут и там, но когда она пыталась сосредоточиться на ускользающих образах, они исчезали. И ни единой души больше не было на дороге.
— Как здесь прекрасно! — сказала Эвридика тихо и благоговейно, как ребенок, попавший в церковь.
— Да, действительно, — согласилась Лина. Потом посмотрела на шарик света, все так же висевший над плечом. Протянув к нему руку ладонью вверх, она сказала: — Похоже, нам больше не нужна твоя помощь.
Огонек тут же опустился на ладонь и с негромким хлопком впитался в кожу Лины. Лина ощутила покалывание, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вытереть руку о подол платья. Она улыбнулась Эвридике и сделала вид, что для нее вполне обычное дело — поглощать собственным телом полуразумные шарики света.
— Видишь, — сказала она девушке, — ты была права, бояться тут нечего. Ничего здесь нет ужасного или угрожающего.
Темнокожий бог, стоявший рядом с ними, согласно кивнул и улыбнулся маленькому бледному духу.
— Для таких, как ты, дитя, смерть не содержит в себе ничего страшного. Ты проведешь вечность, наслаждаясь радостями полей Элизиума, или, если захочешь, можешь испить вод Леты, реки забвения, и переродиться, чтобы прожить еще одну жизнь.
Лина постаралась скрыть удивление. Души могут сами выбирать путь перерождения? Она посмотрела на девушку, неподвижно стоявшую под защитой ее рук. Эвридика умерла такой молодой; наверняка ей захочется переродиться в смертном теле и прожить другую, долгую и насыщенную жизнь.
— Это звучит просто замечательно, Эвридика. Ты можешь отдохнуть какое-то время. Может быть, прогулка по полям будет для тебя чем-то вроде каникул... как для меня. — Лина усмехнулась. — А потом выпьешь воды, дающей забвение, и у тебя будет новая, полная жизнь.
Однако улыбка Лины угасла, когда она увидела, что и без того бледное лицо Эвридики побледнело еще сильнее, став почти совершенно белым. В глазах девушки вспыхнул откровенный ужас.
— В чем дело, милая? — спросила Лина.
— А почему мне нельзя остаться с тобой, Персефона? — с отчаянной мольбой в голосе произнесла Эвридика. — Я не хочу перерождаться. Я этого не хочу... ведь если я забуду прошлую жизнь, я могу совершить те же ошибки, могу выбрать то же самое...
Девушка умолкла, разрыдавшись, и закрыла лицо руками.
Лина, крепко обняв девушку, растерянно посмотрела на Гадеса. Бог изучал девушку понимающим взглядом.
— Успокойся, дитя, — сказал он. — До тех пор пока твоя богиня остается в Подземном мире, ты сможешь быть поблизости от нее. Не надо плакать. Элизиум для каждой смертной души свой, и твой Элизиум будет просто местечком рядом с Персефоной.
Лина благодарно улыбнулась Гадесу. Эвридика была такой молодой, такой напуганной... И если Гадес позволит девочке оставаться рядом с ней, у Эвридики будет по меньшей мере шесть месяцев, чтобы прийти в себя. И к тому времени, когда Лине пора будет уходить, Эвридика привыкнет к Подземному миру. Может быть, Лина даже уговорит ее переродиться. Лина пыталась угадать, что же такого могло произойти в коротенькой жизни этой девочки, из-за чего она испытывает такую боль, и мысленно сделала заметку: поговорить об этом с Эвридикой, когда маленький призрак немного успокоится.
Эвридика подняла голову и посмотрела на бога.
— Правда? Я могу остаться с Персефоной? — спросила она Гадеса.
— Правда. Тебе дал слово сам бог Подземного мира, — серьезно ответил Гадес.
Лицо Эвридики осветилось радостью.
— О, спасибо тебе, Гадес! Я обещаю хорошо служить моей богине!
Лина покачала головой.
— Друзья не служат друг другу, Эвридика.
Девушка немножко подумала, прежде чем заговорить.
— Если ты не позволишь мне прислуживать тебе, то позволишь ли ты мне заботиться о тебе и следить, чтобы за тобой должным образом ухаживали?
Лина открыла было рот, чтобы сказать девочке: она более чем в состоянии сама позаботиться о себе... но отчаянное выражение в глазах Эвридики заставило ее промолчать. Девушка явно нуждалась в том, чтобы сосредоточить на ком-то свое внимание. Возможно, это будет и к лучшему, если она найдет себе занятие, хотя бы на первое время.
— Для меня будет честью, если ты станешь заботиться обо мне, Эвридика, — сказала Лина, и девушка тут же восторженно прижалась к ней. — Да, моя мама частенько повторяла, что я нуждаюсь в присмотре.
На самом деле это ее бабушка говорила такое при каждом удобном случае, особенно тогда, когда Лина что-то роняла или проливала, — и всегда добавляла к своим словам некий комментарий на итальянском, но этими воспоминаниями Лина предпочла не делиться с Эвридикой.
— Скоро ты увидишь, дитя, что мой дворец достаточно велик, в нем очень много комнат. Ты займешь какую-нибудь из них рядом со своей богиней. — Гадес широким жестом указал вперед. — Смотрите, вот он, дворец Гадеса!
Они как раз доехали до места, где дорога расходилась в разные стороны на манер буквы «T». Слева она сразу исчезала в густом лесу, но Гадес показывал направо. Там дорога изящным кольцом шла вокруг величественного замка.
Лина от изумления разинула рот. Она приказала себе не проявлять чувства так открыто, но рот разевался сам собой. Замок был выстроен из того же черного мрамора, что и дорога, по которой они ехали. Он возвышался над ними, протягивая к фиолетовому небу могучие башни с остроконечными крышами и покатые крыши, окруженные балюстрадами. И он, как и дорога, казался высеченным из цельной мраморной глыбы. Высокие сводчатые окна ярко светились, отчего гигантское сооружение имело гостеприимный вид. На флагштоке на крыше самой высокой из круглых башен развевался большой черный флаг. Лина прищурилась и прикрыла глаза ладонью от света — и тогда смогла рассмотреть гербы на флаге, вышитые сверкающим серебром. На одной стороне флага располагался затейливый шлем, на другой — фигура жеребца, вставшего на дыбы. Лина улыбнулась. Жеребец был ей знаком.
— Один из твоих ужасных коней? — спросила она Гадеса, показывая на знамя.
— Да, это Орион. — Гадес кивком головы указал на коренного жеребца, а тот, услышав свое имя, насторожил уши и оглянулся. — Он действительно один из моих коней, хотя сегодня оказался не совсем ужасным.
— Мне кажется, он даже слишком ужасный, — тихонько сказала Эвридика.
— Ну вот, видишь, — сказала Лина, обращаясь к черному коню. Орион вскинул голову и тихонько заржал в ответ. — Твоя репутация спасена.
Гадес недовольно хмыкнул, но Лина не обратила на это внимания.
— Да, твой дворец потрясает. Мне хочется поскорее увидеть его изнутри, — сказала она.
— Ты увидишь чудеса, которые видели лишь немногие из бессмертных, — пообещал Гадес.
Говоря о своем замке, Гадес стал похож на горделивого папашу, хвастающего любимым ребенком, и понятно почему. Лина действительно никогда в жизни не видела ничего подобного. Ни среди старых особняков Талсы, ни в волшебных древних кварталах Флоренции.
Бог Подземного мира направил колесницу по дороге вокруг дворца, и когда они свернули за угол, Лина снова задохнулась от изумления. Ее поразили бесконечные ярусы прекрасных ухоженных садов. Чудесные фонтаны распевали здесь счастливыми голосами. Живые изгороди были подстрижены в форме геометрических фигур. Везде красовались пышные куртины цветов. Лина увидела тут много знакомых растений: орхидеи, лилии, розы и, конечно, вездесущие нарциссы, — но были и совершенно неизвестные ей цветы. Однако все цветы имели нечто общее.
— Здесь все цветы белые! — недоуменно произнесла Лина.
Но в то же время они не были одинаковыми. Лина до сих пор и не предполагала, что у белого цвета может быть так много разных оттенков, но вот теперь все они предстали перед ней: от чистой, яркой белизны только что выпавшего снега до нежного перламутрового сияния жемчугов... каждый цветок имел собственную, особую окраску в этом ряду светлейших тонов.
— Это и есть цвет Подземного мира, — пояснил Гадес. — Белый символизирует чистоту смерти.
— А я думала, твой цвет — черный!
— Так и есть. Каждое черное животное должно хранить преданность мне. Чернота ночи и густых теней рождается в моих владениях, так же как тьма малой смерти, которую называют сном. Белое и черное — наиболее совершенные цвета. И оба они принадлежат Подземному миру.
— Белый как символ чистоты смерти... Когда ты это вот так объясняешь, все приобретает смысл, но до сих пор я никогда не связывала белый цвет с ад... — Лина подавилась словом, осторожно откашлялась, как будто у нее запершило в горле, и продолжила: — С Гадесом, с Подземным миром.
Гадес с довольным видом направил колесницу по боковой дороге, отделившейся от главного пути. Эта дорога повернула к задней стороне дворца и привела к длинному узкому зданию все из того же черного мрамора; это были роскошные конюшни. Кони остановились перед ними, и сразу же выбежали четверо призрачных мужчин; они были одеты в черные ливреи, украшенные такими же серебряными гербами, как те, что красовались на флаге. Призраки занялись четырьмя жеребцами.
— Хорошенько за ними присмотрите! — приказал Гадес душам умерших мужчин, помогая Лине и Эвридике спуститься с колесницы и жестом предлагая войти вместе с ним во дворец. — У них был... — Гадес сделал паузу, посмотрел на Лину и вскинул темные брови. — У них был необычный день.
Лина моргнула, удивленная прозвучавшей в его голосе веселой насмешкой. А потом сказала достаточно громко для того, чтобы ее услышали конюхи:
— Да уж, они меня здорово испугали! Похоже, их не зря называют ужасными жеребцами Гадеса. — Она локтем подтолкнула Эвридику в бок. — Ведь так?
Девушка постаралась скрыть улыбку и энергично кивнула:
— Да, богиня!
Гадес громко фыркнул.
Один из ужасных жеребцов потянулся к Лине и заржал, как юный жеребенок. Конюх ошарашенно уставился на Лину. Она скрыла смех, принужденно раскашлявшись, и поспешила отойти подальше, чтобы не вводить в искушение ужасных жеребцов.
Глава 9
— Внутри он еще прекраснее! — воскликнула Лина, настолько зачарованная, что просто не могла не таращиться вокруг.
Они вошли во дворец через кованые ворота сложного, затейливого рисунка, потом пересекли широкий холл, который вывел их во впечатляющий внутренний двор. В центре двора бил огромный фонтан, такой же немного пугающий, как знаменитый римский Fontana di Trevi, только здесь богом, вздымавшимся из воды на грандиозной колеснице, был не Нептун — это был сам Гадес, во всей его мрачной красоте; и, конечно же, его колесницу влекла четверка ужасных жеребцов. Возле мраморных скамей пышно разрослись цветы — разумеется, снова нарциссы; и еще здесь были какие-то изысканные, незнакомые Лине растения.
— Что это за цветы? — спросила она бога.
— Асфодели, — ответил он, бросив на Лину странный взгляд. — Удивительно, что ты их не узнала, Персефона.
Упс... Лина постаралась скрыть лицо, наклонившись пониже и сделав вид, что рассматривает маленькое растение. Богине весны следовало бы знать то, что растет и цветет в ее время...
Лина принужденно рассмеялась.
— Ну конечно, теперь я их узнаю. Должно быть, здесь необычное освещение, вот они и показались мне незнакомыми. — Она протянула вперед руку, и мягкий розоватый свет упал на алебастровую кожу Персефоны. — Он так отличается от солнечного света. И так все изменяет, что даже знакомое кажется чужим. — Она улыбнулась, подумав, что и протянутая рука тоже была для нее чужой.
— Свет в моих владениях создаю я сам, и он, конечно же, отличается от сияния Аполлона так же, как я отличаюсь от бога света. — Голос Гадеса внезапно стал резким, в нем прозвучал вызов.
— Ох... ну... — Лина почувствовала себя неловко. — Я вовсе не имела в виду, что он мне не нравится. Наоборот, я нахожу его прекрасным. Просто он другой, вот и все.
Гадес промолчал, он лишь пристально посмотрел на Лину своими выразительными глазами. Лина подумала, что, пожалуй, неудивительно, что у Гадеса бывает не слишком много гостей; настроение у него менялось, как на американских горках. Вверх-вниз, вверх-вниз... и с головокружительной быстротой. Возможно, ей стоит поговорить с ним об этом перед тем, как она уйдет отсюда. И еще, пока она здесь, она могла бы помочь и самому Гадесу, а не только душам умерших. Эта идея понравилась Лине. То немногое, что она успела увидеть в Подземном мире, оказалось слишком прекрасным, чтобы быть похороненным под предрассудками, суевериями и ложной информацией. И сам Гадес был совсем не тем скучным богом, какого описывала Деметра. Лина искоса глянула на него. Он был похожим на стройного хищника, изменчивого и загадочного. И в чем он действительно нуждался, так это в хорошей рекламной кампании, способной изменить его имидж. Лина тихонько улыбнулась себе под нос. Она всегда преуспевала в маркетинге и рекламе.
Они втроем неторопливо пересекли просторный двор. И вскоре Лина полностью погрузилась в созерцание того, что ее окружало. Тут и там стояли прекрасные статуи обнаженных богов. Они были с превеликим мастерством высечены из чуть розоватого мрамора, создававшего впечатление живой плоти. Лина надеялась, что будет все же не так сильно занята на новой работе и сможет иногда наслаждаться этим садом. Это было просто идеальное место для того, чтобы немного посидеть, отдыхая, выпить вина и помечтать.
— После долгого пути, я думаю, тебе захочется слегка освежиться, — неожиданно сказал Гадес — Мне было бы приятно, если бы ты присоединилась ко мне. — И тут же поспешил добавить: — Если, конечно, ты не слишком устала, что было бы вполне понятно.
— Я совсем не устала, зато очень проголодалась, — с улыбкой ответила Лина мрачному богу, желая, чтобы он хоть немного расслабился.
— Вот и хорошо, — кивнул Гадес, и выражение его лица слегка смягчилось. — Сначала тебя проводят в твою спальню. — Он кивнул Эвридике. — А тебе покажут твою комнату, дитя, и можешь не сомневаться: она будет рядом с покоями богини.
Маленькая призрачная девушка радостно хихикнула, а Лину охватили теплые чувства к Гадесу, ведь он проявлял к Эвридике такое сострадание... Пока они шли дальше через двор, Лина порылась в памяти. Что она вообще знает о Гадесе? Не слишком-то много она о нем читала. Он был правителем ада, похитившим юную Персефону. А что еще? Скрытое знание Персефоны проснулось в глубине и прошептало:
«Гадес... мрачный, нелюдимый, суровый... сумрачный бог, чье богатство возрастает от слез смертных...»
Лина постаралась не хмуриться, прислушиваясь к внутреннему голосу. Гадес вел себя не так, словно слезы Эвридики могли обогатить его. На самом деле похоже было, что дела обстоят ровно наоборот. Смущенная Лина рассеянно улыбнулась Эвридике, радостно говорившей что-то о красоте белых цветов.
Огромный двор наконец закончился, они вошли в большую двустворчатую стеклянную дверь, широко распахнувшуюся, едва Гадес коснулся ее.
Магия, подумала Лина, стараясь не показывать удивления. Она не может позволить себе удивляться волшебству. Она ведь вроде как богиня... то есть предполагается, что она должна быть богиней... она богиня... Лина повторяла это, как мантру. Пока Лина уговаривала сама себя, Гадес отступил в сторону и жестом пригласил ее во дворец.
И Лина вошла в сон.
Пол здесь был из того же гладкого, бесшовного черного мрамора, но стены чудесным образом изменились. Здесь эбеново-черный цвет был испещрен прожилками светлейшего белого; день и ночь гармонично сливались воедино. В серебряных держателях на стенах весело пылали факелы. С высокого потолка свисали люстры со свечами — и Лина вытаращила глаза, глядя вверх; люстры были сделаны из драгоценных камней. Свет отражался в гранях, сиял и множился, как солнечные лучи на воде. Прямо над головой Лины с потолка словно бы рушился целый водопад аметистов. Чуть дальше висела другая роскошная люстра, похоже вырезанная из топазов. Еще дальше Лине подмигивали чистой зеленью изумруды.
— Драгоценные камни! — Лина ошеломленно встряхнула головой. — Эти подсвечники что, действительно из настоящих драгоценностей?
— Конечно. И чему ты так удивляешься, богиня? Разве драгоценные камни находят не в глубине земли? И разве глубокие слои земли не принадлежат Подземному миру? — Гадес, похоже, развеселился.
— Я и не думала, что ты заодно и бог драгоценностей, — выдохнула Лина, все еще не в силах отвести взгляд от сияющей красоты.
— Есть еще многое такое, чего не знают обо мне другие бессмертные, — ответил Гадес.
— Господин, прости, что я опоздал. Я ожидал, что ты подъедешь со стороны парадных ворот.
Незнакомый голос заставил наконец Лину оторваться от созерцания драгоценных люстр. Через холл к ним торопливо шел какой-то мужчина. Он был одет в белую просторную одежду, похожую на тогу, вроде той, что была на Гадесе, только не такую пышную.
— Это неважно, Япис. Я подумал, что богине понравится другой вход, через двор.
— Разумеется, господин. — Он снова поклонился Гадесу и только потом повернулся к Лине. — Богиня Персефона, это воистину удовольствие — приветствовать в Подземном мире саму богиню весны!
Его поклон выглядел официально, однако улыбка была искренней, и первым впечатлением Лины было, что мужчина уж очень походил на английского камердинера, вроде Энтони Хопкинса в фильме «Остаток дня», вот только носил он тогу, был более волосат и давно умер. Она любезно улыбнулась, стараясь забыть о том, что перед ней умерший.
— Богиня, сундуки, что прислала твоя мать, уже доставлены в твои покои и распакованы. Если ты последуешь за мной, я покажу дорогу и присмотрю, как тебя устроили. — Он посмотрел на Гадеса. — Если ты именно этого желаешь, господин.
— Да-да, — небрежно взмахнул рукой Гадес. — Ты в этих делах лучше разбираешься, Япис. Ах да, и подыщи комнату для этого юного духа, рядом с покоями богини. Богиня желает, чтобы Эвридика оставалась поблизости.
Япис серьезно кивнул.
Гадес повернулся к Персефоне.
— Тебе стоит только кликнуть Яписа, когда ты будешь готова отправиться к столу, и он тебя проводит ко мне.
Бог слегка наклонил голову, аккуратно развернулся на пятках и быстро пошел прочь; плащ развевался за его спиной.
Лина почувствовала, что ее взгляд сам собой устремляется вслед удаляющейся фигуре Гадеса. Она видела, как бог исчез за углом, лишь плащ мелькнул в воздухе. Бэтмен. Лина никак не могла отвязаться от этого образа. Гадес действительно напоминал Бэтмена. И надо было признать, что Лину всегда по-глупому привлекал Бэтмен, особенно тот, которого играл слегка надутый Вэл Килмер. У него и у Гадеса были одинаково сексуальные губы...
— Богиня? — осторожно произнес Япис.
— О, извини. Я просто засмотрелась на эти ошеломительные... э-э... канделябры. — Лина вдруг поняла, что болтает без удержу, но остановиться не сумела. — Они такие необычные. У меня просто дух захватывает от красоты этого дворца!
Япис склонил голову, принимая комплимент и как будто не замечая, что щеки гостьи неожиданно порозовели.
— Гадес сам придумал и нарисовал эти люстры.
— В самом деле? — Это всерьез заинтересовало Лину.
Япис повел их с Эвридикой направо через холл. Лина шла медленно, Эвридика держалась как можно ближе к ней. Голос слуги, по пути продолжавшего рассказ, звучал как у профессионального экскурсовода.
— Да, Гадес лично наблюдал за каждой мелочью, когда создавался его дворец и окружающие земли. Ничто не ускользнуло от его внимания; ничто не прошло мимо его взгляда. У него утонченный художественный вкус во всем, что касается цвета и фактуры, и замечательное чувство формы. Дворец Гадеса — это нечто вроде памятника богу Подземного мира.
Лина подумала над словами Яписа.
Так, значит, именно этот суровый, скучный, лишенный сексуальности, обожающий слезы смертных бог Подземного мира — если верить описанию Деметры — и создал все чудеса, что окружали ее сейчас? Бог с высоким художественным вкусом и безупречным чувством формы. Но разве бесстрастный, скучный бог способен создать столь исключительную красоту, да еще с такой любовью к деталям? Лина ничего не знала о бессмертных, но она была зрелой женщиной, которая неплохо разбиралась в смертных мужчинах, и она неспособна была вообразить бесстрастного человека, создающего столь изумительное творение.
— Мне нравятся цветы, что вырезаны на стенах, — застенчиво произнесла Эвридика, показывая на цветочные гирлянды, обрамляющие каждое из окон и арочный дверной проем, мимо которого они как раз проходили.
— Да, Гадес очень любит нарциссы и использовал их в украшении дворца везде, где это было возможно. — Япис улыбнулся маленькой призрачной девушке.
— Ох, прошу прощения, что-то я сегодня совсем забыла о хороших манерах, — спохватилась Лина. — Япис, это моя подруга, — Лина умолкла ненадолго, потому что девушка судорожно вздохнула, услышав слово «подруга», и влюбленно уставилась на богиню, — Эвридика.
Япис остановился и отвесил девушке поклон. Эвридика ответила грациозным реверансом.
— Я буду заботиться о Персефоне, — сказала Эвридика, и Лина удивилась решимости, внезапно прозвучавшей в голосе бледного призрака.
— Уверен, что ты будешь делать это наилучшим образом, — терпеливо ответил Япис. — Возможно, нам даже следовало бы встречаться каждый день, чтобы ты могла сообщать мне, что может понадобиться богине.
— Да, мне нравится эта мысль, — кивнула Эвридика.
Лина промолчала. Ей не хотелось вмешиваться, уж слишком счастливое лицо было сейчас у Эвридики. Нравится это Лине или нет, но у нее определенно появился своего рода хранитель.
— Пойдем дальше, богиня?
Лина кивнула и зашагала по широченному коридору. Справа сквозь ряд окон открывался прекрасный вид на внутренний двор замка. Лина уже потеряла счет дверным проемам, что располагались слева, она только мельком видела изысканно оформленные комнаты, и время от времени какая-нибудь полупрозрачная тень исчезала за углом.
Да уж, о прекрасном доме Гадеса можно было с уверенностью сказать, что это замок, населенный призраками. Лина вспомнила о рекламе, год за годом звучавшей на развлекательном канале «Америка и Европа»: «Европейские отели с призраками», «Десять наиболее посещаемых привидениями особняков», «Список отелей в Америке и Европе, где вы можете встретиться с призраком». Еще одна призрачная тень мелькнула сбоку, Лина едва успела заметить ее краем глаза. Пожалуй, развлекательный канал был бы в восторге от этого местечка.
Япис все вел и вел их по бесконечному коридору. Потом они несколько раз повернули, и Лина окончательно запуталась. Но вот наконец Япис остановился перед огромной дверью, сплошь покрытой чеканными серебряными изображениями цветущих нарциссов.
— Здесь будут твои покои, Персефона, — возвестил Япис.
Дверь открылась, не дожидаясь, пока Япис коснется серебряной ручки.
Нежный аромат цветов приветствовал Лину, когда она перешагнула порог комнаты. По всему роскошному помещению были расставлены хрустальные вазы с букетами цвета луны. Огромное — от пола до потолка — окно выходило на просторный мраморный балкон. Бархатные занавеси сливочного цвета были подвязаны толстыми серебряными шнурами, так что вид открывался просто ошеломляющий. В большом, в человеческий рост, камине весело потрескивал огонь. Вдоль стены стояли несколько высоких платяных шкафов темного дерева, а между ними располагался впечатляющих размеров туалетный стол, заваленный разными дамскими штучками. Но внимание Лины в первую очередь привлекла огромная кровать под балдахином. Это был самый прекрасный предмет мебельного искусства, какой Лине вообще приходилось видеть. Покрывало на кровати сочеталось со сливочными занавесями и было украшено затейливой серебряной вышивкой. Балдахин нежнейшего оттенка напомнил Лине туман — он был почти нематериальным в своей полупрозрачной утонченности.
— Твоя купальня — вот за этой дверью, богиня, — сообщил Япис, показывая на уменьшенную копию входной двери, тоже изукрашенную серебряными орнаментами. — Я уже приготовил тебе одежду и все необходимое. Прошу, дай мне знать, если что-то не понравится.
— Я уверена, все будет просто замечательно. Спасибо, Япис. Комната воистину удивительная.
Япис поклонился.
— Я всего лишь выполнял распоряжения Гадеса. Когда он получил весточку от Деметры о том, что ты решила посетить его владения, он приказал, чтобы для тебя приготовили именно эти покои.
— Но если богине что-то понадобится, она скажет об этом мне, а уж я передам тебе, — быстро вмешалась Эвридика.
— Разумеется, Эвридика.
Лина заметила, как ловко Япис скрыл смешок, закашлявшись, и придал своему голосу тон искренний и серьезный. Лина поняла, что Япис по-настоящему добр. И она благодарно улыбнулась ему, а он понимающе склонил голову.
— Богиня, тебе понадобится помощь, чтобы одеться? — спросил Япис.
— Ох, нет! — поспешно ответила Лина, заметив, что Эвридика уже открыла рот. — Я с этим и сама прекрасно справлюсь. По крайней мере, на этот раз, — добавила она, увидев разочарованное лицо Эвридики.
— Очень хорошо, богиня. Когда ты освежишься, тебе стоит только произнести мое имя, и я приду, чтобы проводить тебя к Гадесу.
Лина кивнула и улыбнулась, как будто для нее было привычно вызывать людей подобным образом.
— А до того, богиня, оставлю тебя в уединении. — Он подчеркнуто поклонился Лине. — Эвридика, твоя комната дальше по коридору. Могу я показать ее тебе?
Девушка нервно оглянулась на Лину, и Лина ободряюще погладила ее по плечу.
— Иди. Со мной все будет в порядке. Если ты мне понадобишься, я могу позвать тебя, — сказала она, не задумываясь.
— Конечно, если богине потребуется помощь, она позовет тебя, — подтвердил Япис.
Лина облегченно вздохнула — ее ошибку никто не заметил. Когда она сказала «позвать», она имела в виду «позвонить по мобильному телефону».
— Ну, если прямо сейчас я тебе не нужна... — неуверенно произнесла Эвридика.
— Да-да, не тревожься. Устраивайся в своей комнате, — заверила ее Лина.
— Но ты меня позовешь, если я понадоблюсь?
— Да, дитя, позову, — сказала Лина, стараясь не терять терпения.
Все, чего ей сейчас хотелось, так это остаться наконец в одиночестве и разобраться в своих мыслях.
— Идем, Эвридика, — позвал Япис девушку, но ему пришлось подтолкнуть ее к двери, прежде чем она решилась покинуть комнату.
До Лины донеслось еще: «Персефоне нужно...» — а потом толстая дверь захлопнулась. Она чуть не сказала вслух: «Мне нужно выпить», но побоялась, что они оба сломя голову бросятся выполнять ее просьбу.
Достарыңызбен бөлісу: |