Ганс Рюш Убийство невинных

Так писал французский врач доктор Лоре (G.R. Laurent) несколько десятилетий назад, и его слова оказались такими же пророческими, как и высказывание немца доктора Вольфганга Бона (Wolfgang Bohn), который еще в 1912 году заявил в Ärztliche Mitteilung (№7): «Заявленная цель вивисекции не была достигнута ни в одном поле, и можно предсказать, что в будущем ее тоже не удастся достигнуть. Наоборот, вивисекция причинила огромный вред, убила тысячи людей… Мы имеем огромное количество лекарств и терапевтических приемов, которые были усовершенствованы без пыток животных, но не используются и не распространяются должным образом, потому что наше поколение исследователей не знает никаких методов, кроме вивисекции. Через постоянный рост вивисекции удалось достигнуть одного: увеличения числа пыток ради науки и убийств людей. Мы имеем все основания ожидать, что этот рост продолжится, ибо он есть всего лишь логическое последствие вивисекции животных».

Именно так и произошло.

«В Америке эксперименты на людях стали большой индустрией». Миллионы потрясенных американцев услышали эти слова в часовой телепередаче NBC Reports из уст корреспондента Роберта Роджерса (Robert Rogers); передача шла 29 мая 1973 года в прайм-тайм. А колумнист Боб Кроми (Bob Cromie) написал в Chicago Tribune (19 января 1974) после обширного изучения американских привычек экспериментирования: «Лично мне кажется, что многими проводимыми экспериментами руководят садисты, идиоты или те, кто жаждет получить федеральные гранты… Учитывая недавние опыты на обитателях тюрем и других заведений, становится очевидно, что некоторые ученые уже не довольствуются использованием низших животных, и чем быстрее удастся обуздать этот нацистский менталитет, тем будет лучше».

Разумеется, единственный случай, когда опыты на людях оправданы с этической точки зрения, — это при проведении их на добровольцах. Но на тех добровольцах, которые совершенно осознанно дают согласие, без какого-либо психологического давления. Это исключает всех детей, умственно отсталых людей, арестантов, военных и членов организаций, на которых может быть оказано психологическое давление.

Невзирая на тот факт, что в целом здоровье не является тайной, в результате, непрерывные эксперименты служат признаком инфантилизма (как в исследованиях, касающихся игры), алчности или просто тщеславия, никто не возражает против экспериментирования врачей на самих себе или друг на друге в случае необходимости. Такие исследования должны остаться единственной законодательно разрешенной формой экспериментирования, ибо медики способны оценить возможные риски и ожидаемую пользу — по меньшей мере, хочется в это верить.

Но когда врачи своими экспериментами подвергают здоровье своих пациентов опасности или наносят ему вред, то совершают преступление, и в таком случае должен вмешиваться закон, не дожидаясь, пока пациент обратится в суд. Между тем, нынешние власти безмолвствуют по поводу таких преступлений, ибо они, по-видимому, так же согласны со страшными опытами на пациентах, как и издатели медицинских журналов, сообщающих о них.

Немецкие врачи, которые предстали пред судом на Нюрнбергском процессе за опыты над пленными, заявляли, что экспериментирование на людях логично — ведь они занимались вивисекцией животных. Они были не солдатами-эсэсовцами, а уважаемые медиками, и весь план экспериментирования на пленных находился в руках ведущих авторитетов, таких как доктора Зиверс (Sievers) из Государственного совета по исследованиям; профессора Ростока (Rostock), заведующего кафедрой хирургии в Берлинском университете; профессора Розе (Rose), руководителя отдела тропических заболеваний в Институте Роберта Коха; доктора Гебхардта (Gebhardt), президента Немецкого Красного Креста (именно!) и многих других.

В Третьем Рейхе опыты на пленных проводились еще до войны, но во время войны, как предполагается, первые эксперименты предложил хирург военно-воздушных сил, доктор Рашер (Rascher). 15 мая 1941 года Рашер написал Гиммлеру (Himmler) и спросил, возможно ли получить «двух или трех рецидивистов», чтобы протестировать спасательное оборудование для парашютистов; они должны были прыгать с высоты 12 км. Военно-воздушным силам требовалось узнать, как долго человек может прожить, не имея возможности нормально дышать, и в состоянии ли он потом использовать спасательный аппарат. Рашер в своем письме назвал эти эксперименты «абсолютно необходимыми» для исследования полетов на большой высоте; до тех пор их производили только на обезьянах, но условия полета обезьян были совершенно иными.

Гиммлер сразу согласился, но, как он сообщает в окончательном докладе, было использовано не 2–7, а более 200 человек, и свыше 70 из них умерли. Эксперименты проводились в Дахау. Когда в дальнейшем при вторжении в Россию возникли другие проблемы, например, выживание в ледяной воде и возможности реанимации, для новых исследований было предоставлено еще 300 пленных. Таким образом выяснилось, что из-за анестетиков возникают неестественные условия, и от них отказались. Многие арестанты кричали, когда им замораживали части тела. Но компетентным врачам не привыкать к крикам — благодаря работе с подопытными животными.

Среди нюрнбергских судебных дел имеются письма фармацевтического гиганта 1G в концлагерь Аушвиц. Их подлинность доказана. Вот их дословный текст (Frankfurter Rundschau, 10 февраля 1956):

«Ввиду тестирования нового снотворного мы были бы Вам признательны, если бы Вы нам доставили некоторое количество женщин»;

«Мы получили Ваш ответ, но считаем, что цена 200 марок за женщину слишком высока. Мы предлагаем Вам максимальную плату 170 марок за женщину. Если Вы согласны, мы пришлем Вам женщин. Нам их нужно около 150»;

«Заказанные женщины получены. Несмотря на их плохое здоровье, мы сочли их годными. Мы будем держать Вас в курсе проведения эксперимента»;

«Исследования прошли. Все подопытные объекты умерли. Скоро мы сообщим Вам о новых партиях».
*

Американский прокурор в Нюрнберге, который предъявил обвинение немецким экспериментаторам, испытывая при этом праведный гнев, счел уместным не говорить, что в его стране часто появляются сообщения об использовании пациентов в опытах, никак не связанных с их болезнями, лишь в качестве подопытного материала, с целью обосновать или доказать какой-то теоретический пункт. С тех пор число и масштабы подобных экспериментов неуклонно растут, подобно проклятью над видом, который сделал социальным принципом и политикой организованные пытки беззащитных существ.

После Первой мировой войны, когда везде воспроизводились опыты Нобелевского лауреата Павлова, и делалось это с большим рвением, в США появилась книга Behaviorism Джона Б. Вотсона (John B. Watson), тогдашнего руководителя психологической лаборатории в Университете Джона Хопкинса (John Hopkins University). Там он описывает, как засыпающих новорожденных детей роняли, чтобы протестировать «потерю опоры», отбирали у них игрушки, кричали на них, капали кислоту в рот. И с удивлением (!) констатирует, что дети, которых обжигали и кололи, кричали, как резаные, и старались уйти от источника боли, для этого они извивались, дергались и т.д.

«Сначала экспериментирование в этой сфере вызывало у нас протест», — торжественно пишет этот «исследователь», который потом преодолел свои сомнения с помощью аргумента: «Но потребность в исследовании была столь велика, что мы решили вызвать у ребенка страх и потом изучить практические способы его устранения. В качестве первого объекта мы выбрали Альберта Б., 11-месячного ребенка, весившего 20 фунтов… Он прожил всю жизнь в больнице. Он был просто молодец. На протяжении всех месяцев, пока мы с ним работали, он ни разу не плакал, пока эксперимент не закончился!» (с.158–159)

Чтобы заставить Альберта плакать, у него отбирали белую крысу, с которой он играл несколько недель, а как только он начинал тянуться за игрушкой, то раздавался удар молота, закрепленного на металлическом стержне за головой ребенка. Альберт вздрагивал и зарывал лицо в матрас. Эксперимент продолжался до тех пор, пока ребенок не стал комком нервов. Он начинал кричать, как только ему показывали крысу, падал, поднимался на четвереньки и уползал так быстро, что при достижении им края матраса его удавалось поймать с трудом. В конце концов, Альберт стал бояться всех, с кем он играл. Эксперимент закончился лишь потому, что Альберта усыновили, и он покинул больницу.

Здесь мы имеем очередной пример того, каким образом экспериментатор под предлогом «изучить практические методы преодоления страхов» сам вызывает страхи и причиняет беззащитным детям такие травмы, что у них, очевидно, навсегда будет повреждена психика, и, возможно, они станут такими же ненормальными людьми, как и их мучители (в 1923 году фонд Рокфеллера назначил этим новым последователям Павлова, бихевиористам, выплату, чтобы они ставили опыты на 70 детях в возрасте от 3 месяцев до 7 лет).
*

Американский Journal of Pediatrics (1939, том 15, №4, с. 485) сообщает о совершенно запредельном по жестокости случае использования маленьких детей. Экспериментаторы лишь для удовлетворения своего любопытства неоднократно опускали в воду 42 ребенка в возрасте от 11 дней до 2,5 лет. Они наблюдали одного и того же ребенка в среднем более 10 раз, а иногда этот показатель достигал 51. «Когда они оказывались погружены, — говорится в протоколе, — их конечности совершали дергающиеся движения. Дети цеплялись за руки экспериментатора, пробовали вытереть воду с лица… Часто поглощение жидкости бывает значительным, и после вытаскивания из воды ребенок начинает кашлять или демонстрирует другие признаки затрудненного дыхания. Ребенок ни разу не смог поднять голову из воды, чтобы глотнуть воздуха».

В середине 1940-х годов я сам видел подобные эксперименты в Нью-Йорке в кинохронике — детей нескольких недель от роду опускали в большой резервуар с водой, висящий в воздухе, так что камера могла заснять снизу их отчаянное барахтанье. До сих пор хорошо помню их испуганные, перекошенные лица.

Случаи, когда медики подвергают людей опасности, вызывают у пациентов болезни или не дают лекарства, чтобы «изучить» болезнь, повсеместно стали такими частыми, что их уже нельзя рассматривать как исключение. Огрубление, которое начинается, когда студент впервые вынужден наблюдать за опытами на животных, охватывает все области медицины.

Об этом уже много лет назад предупреждал О. Е. Гуттентаг (O. E. Guttentag) с медицинского факультета Университета Калифорнии (University of California Medical School). Он писал в журнале Science (1953, 117, с. 207): «Постоянно имеют место эксперименты на больных, которые не приносят им никакого блага, но все же проводятся врачом с целью подтвердить спорное или предполагаемое биологическое обобщение или создать повод для дискуссии».

Особенно часто опыты проводятся на умственно отсталых детях, прежде всего сиротах, и на стариках. Службы здравоохранения и исследователи под предлогом того, что государство и местное самоуправление платят за их содержание, считают оправданными практические любые опыты на этих беспомощных существах. Например, Courier Express, выпускаемая в Буффало (США), пишет 7 марта 1958: «40 воспитанников 5–10 лет государственной школы для душевнобольных в Виллоубруке (Статен-Айленд, Нью-Йорк) использовались в эксперименте по заражению вирусом гепатита, этот опыт может вызвать смерть или нанести необратимый вред и неизбежно причиняет длительные страдания».

Другой типичный пример. Лондонская газета Sunday Express (22 ноября 1959) сообщает подробности об эксперименте, который проводился на пожилых женщинах в психиатрической больнице. Эти женщины были такими дряхлыми, что их называли «овощами». У них с помощью ударов током вызывали конвульсии с целью посмотреть, можно ли вызвать настолько сильное раздражение мозга, что он снова начнет работать. Но результаты оказались такими плохими, что эксперимент был остановлен.

Доктор Паппворт, лондонский хирург и всемирно известный преподаватель клинической медицины, решительно осуждал опыты, которые проводятся на ничего не знающих пациентах, но без какого-либо практического эффекта. В книге Human Guinea Pig (Pelican Books, Лондон, 1969) он сообщает о сотнях случаях, в которых оказались задействованы тысячи пациентов, и которые он обнаружил при внимательном прочтении британских и американских медицинских журналов. Вот пример (с. 125): «Три врача из Медицинского центра Университета Арканзаса (University of Arkansas Medical Center, Литл-Рок) вводили внутривенно радиоактивный йод 46 здоровым новорожденным младенцам, чтобы изучить функционирование щитовидной железы, хотя хорошо известно, что это вещество может вызвать рак щитовидной железы; затем они спокойно сообщили о своем подвиге в American Journal of Diseases of Children (1962, 103, с. 739), не дав никакой информации о том, что случилось с детьми.

Доктор Паппворт указывает, что, очевидно, исследователи никогда не сообщают о самых отвратительных экспериментах, равно как и о тех, которые вызвали смерть или причинили вред.

Разумеется, одержимость экспериментами не ограничивается англоязычным миром. Итальянский доктор Альда Антонац (Alda Antonaz) в журнале Animali e Natura (июнь 1972) привела несколько случаев, имевших место в ее стране:

«В больнице Неаполя в глаза 20 женщинам, госпитализированным в связи с совсем другими болезнями, закапывали концентрированный раствор кортизона, чтобы «изучить» образование экспериментальной катаракты. То есть, была сделана попытка вызвать почти полную потерю зрения. К счастью, эксперимент провалился — возможно, поскольку прежние опыты проводились на собаках, существах, у которых катаракты образуются гораздо быстрее, желаемого эффекта удалось достичь быстро. В Риме предпринималась попытка вызвать экспериментальны паралич у группы женщин, госпитализированных по разным причинам. Профессору Сиртори (Sirtori), президенту миланского Фонда Карло Эрба (Carlo Erba Foundation), было предъявлено обвинение в том, что он вводил нескольким детям, которых госпитализировали из-за вирусного гепатита, лекарства, блокирующие естественную защиту организма и, таким образом, облегчающие распространение вируса гепатита».

Конечно, профессор Сиртори — заядлый вивисектор животных. Кстати, итальянские судьи оправдали его.

Сегодня опыты на пациентах обычны во всех странах, которые достаточно «цивилизованны» для восхваления опытов на животных, но чаще всего они происходят там, где наиболее распространена вивисекция. В результате, США оказывается спереди планеты всей и в этой сфере.

Роберт Роджерс (Robert Rogers) при подготовке передачи NBC Reports, упомянутой в начале этой главы, провел тщательный анализ американских методов исследования. Поэтому, он знал, о чем говорит, когда продолжил: «Редко удается найти нормальных добровольцев для участия в исследованиях, особенно нормальных детей. И ученые часто использовали брошенных детей — не потому, что эксперимент мог принести им благо, а потому что они были доступны. До недавнего момента дети из детских домов Флориды были совершенно доступны. Мы узнали, что врачам было неприятно говорить об опытах на детях-сиротах… Но это по-прежнему основной источник объектов для педиатрических исследований».

Не очень давно американская служба здравоохранения была вынуждена признаться, что она скрыла от 425 пациентов с сифилисом введение им проверенного средства с целью «пронаблюдать воздействие сифилиса на человеческий организм». А кто были жертвы, которые не получили лечения? Бедные необразованные афроамериканцы из больниц Алабамы (Time, 17 февраля 1975).

Многих врачей удивило то, что «наблюдения длились 40 лет». Но факты всплыли только тогда, когда один толковый юрист увидел финансовые возможности и убедил жертв, а также родственников умерших пациентов, выдвинуть иск против федерального правительства и потребовать 1,8 миллиардов долларов компенсации. Власти признали свой моральный долг перед больными, которые не получили лечения, и выплатили им деньги.
*

Недавно доктор Бернард Барбер (Bernard Barber) с кафедры социологии Университета Колумбии исследовал этические позиции американских ученых-медиков. Результаты были опубликованы в журналах Scientific America и Sunday News (1 февраля 1976). Поскольку анализ проводился через прямые интервью либо рассылку опросных листов, ответы ученых, мягко говоря, могли быть приукрашены в их пользу. Тем не менее, они кое-что раскрыли. Например, 28% ученых ответили, что удалили бы пациентам вилочковую железу (которую в настоящее время считают важной составляющей иммунной системы), чтобы определить, как ее отсутствие влияет на выживаемость при экспериментальной пересадке кожи. 14% заявили, что ввели бы детям радиоактивный кальций, из-за которого повышается риск лейкемии, хотя в данном случае возможность сделать значительное медицинское открытие — лишь один к десяти.

«По-видимому, этика, которую они изучали в небольшом объеме, не оказывает здесь влияния, — говорит Барбер. — Их ремесло — исследования. Их задача и главный интерес — исследования, а не прикладная этика или защита прав пациентов».

Неспециалистам все это кажется ясным. И равнодушие так называемых ученых к вопросам этики созвучно с равнодушием общественности.

Ввиду вышеописанной ситуации и того факта, что американская армия профинансировала исследования галлюциногенного лекарства LSD, проводившегося в 1950-е годы в Тулейнского университета на обезьянах и кошках, никого не удивит сообщение в Ассошиейтед Пресс от 22 июля 1975 о том, как вооруженные силы признались в проведении в то же самое время исследований с LSD примерно на 800 гражданских лицах.

Но это лишь вершина айсберга. Министерство здравоохранения, просвещения и общественного развития назначило миллионный грант более чем 30 университетским ученым для исследования LSD на людях, а в это время само оно проводило опыты с LSD на 2500 арестантах, душевнобольных и «добровольцах, получивших вознаграждение».

Все большее огрубление исследовательской сферы через узаконенные пытки животных привело к появлению практик, которые, по мнению большинства людей, могут происходить только в фильмах ужасов. Например, сегодня многие ученые покупают в больницах абортированные зародыши. Можно допустить — рано или поздно это неизбежно произойдет — что эти зародыши будут выращивать в питательной среде, выполняющей роль материнской плаценты, до стадии естественного рождения, и экспериментатор получит полноценного лабораторного ребенка.

Мы не можем узнать, произошло ли это уже за закрытыми дверями или еще нет. Тем не менее, известно, что в собачьи организмы имплантировали сердце человеческого зародыша, изъятого из материнского организма живьем и проданного ученым.

Лондонская газета Daily Telegraph напечатала 25 августа 1970 года следующую информацию: «По словам Кита Росса (Keith Ross), врача Национальной кардиологической больницы (National Heart Hospital), хирургический институт, принадлежащий Royal College of Surgeons, делает успех в хранении сердец для пересадок. Доктор Росс пишет в Hospital Management, что недавно специалисты в области пересадок сердца пересадили собакам два сердца, которые хранились 72 часа. Они легко поддерживали стабильное кровообращение у собак».

Не могу сказать, используются ли здесь также сердца зародышей. Но 14 марта 1975 года Chicago Tribune сообщает о следующем: «Доктор Эуген Даймонд (Euigene Diamond) с медицинского факультета Университета Лойола (Loyola University) высказывался в пользу законопроекта Келли (Kelly bill) и объяснил комиссии необходимость нового закона тем, что он не даст возможности некоторым исследователям производить страшные манипуляции с зародышами».

Все это является лишь логическим следствием гораздо более многочисленных и жестоких опытов на животных, которые разрешаются и финансируются правительствами так называемых цивилизованных стран — где студентов-медиков учат восхищаться главным апостолом вивисекции, Клодом Бернаром; но его учение, которое предопределило поведение нынешних исследователей, включает в себя следующие положения, касающиеся людей: «Экспериментальная медицина должна иметь целью: (1) проведение на живых, здоровых индивидуумах вивисекционных и физио-химических экспериментах, раскрывающих свойства всех органов, всех гистологических (относящихся к тканевой структуре) элементов в их нормальном состоянии; (2) параллельное проведение на здоровых и больных индивидуумах вивисекционных и физио-химических экспериментов, которые показывают изменения свойств органов или гистологических элементов при патологическом состоянии». (Claude Bernard: Principes de medicine expérimentale, Presses Universitaires de France, 1947, с. 147).

После того, как мы увидели, насколько большие несчастья с точки зрения морали принесло с собой распространение этого нового варварства, взглянем на некоторые примеры физического вреда. Ни один автор фантастических романов не мог предвидеть, что сделают лаборанты через «простое» успокаивающее средство — препарат, который расхваливали как самый безвредный за всю историю современной терапии.

Катастрофу с талидомидом (контерганом) необходимо проанализировать, потому, что она лучше чего-либо иллюстрирует упрямое нежелание лабораторной субкультуры и общественности извлечь уроки из прошлого. На самом деле, трагедия с врожденными уродствами продолжается сегодня и распространяется, а логика и опыт ее не в состоянии остановить.

На сегодня история с талидомидом является самой известной трагедией современной медицины, так как о нем везде говорили. Но людям внушили, что это был исключительный случай. Это неверно. Речь идет о типичном примере и в качестве такового он нуждается в более тщательном рассмотрении.

Прежде чем талидомид появился на рынке, его проверяли на многих тысячах животных. 23 февраля 1962 года, когда на горизонте появились первые признаки трагедии, журнал Time сообщил, что талидомид вышел на рынок «после трехгодичных исследований на животных».

Этот препарат производила западногерманская химическая фирма «Грюненталь» (Grünenthal_, и он представлял собой не просто успокоительное средство, получившее из-за небольших модификаций иное название, а действительно новый продукт. Поэтому, прежде чем в октябре 1957 года он появился на немецком рынке под названием контерган, а затем был продан по лицензиям в 7 африканских стран, 17 азиатских и 11 стран западного полушария, его подвергли особенно тщательным и обширным испытаниям на животных.

1 августа 1958 года «Грюненталь» разослала циркулярное письмо 40 000 немецким врачам, в котором контерган (талидомид) описывался как лучшее средство для беременных и кормящих женщин, потому что он не вредит ни матери, ни ребенку.

В уже упомянутом окончательном издании Курта Блюхеля (Kurt Blüchel) Weisse Magier, которое следует рассматривать как авторитетный и потому точный документ, говорится, что еще в 1961 году фирма «Грюненталь» получила 1600 предупреждений о вреде от лекарства. На самом деле, во время Альсдорфского процесса (Alsdorfer trial) прокурор заявил, что фирма обладала достаточным количеством информации, чтобы изъять препарат из продажи еще в 1960 году.

Почему она это не сделала? Потому что контерган завоевал уже 40% немецкого рынка успокаивающих средств, опыты на животных и в дальнейшем дали отрицательные результаты, и фирма была по-прежнему убеждена, что препарат не опасен для человека.

Между тем в нескольких европейских странах, таких как Англии и Швеции, обладатели лицензии сами проводили опыты на животных, независимо от немецкой фирмы, и получили те же результаты, что и «Грюненталь». В октябре 1961 года британский обладатель лицензии, фирма Distillers, выпустила талидомид под названием диставал, и его сопровождало следующее заверение: «Диставал могут принимать беременные и кормящие женщины без угрозы побочных эффектов для матери и ребенка».

В результате, на свет появилось примерно 10 000 детей — а, возможно и гораздо больше — с врожденными дефектами: с недоразвитыми конечностями или вообще без них, с пороками развития глаз и носа, вросшими гениталиями, без легких; многие родились мертвыми или умерли вскоре после рождения. Родители были в шоке, матери сходили с ума, а некоторые пошли на детоубийство.

Потребовались годы, чтобы выявить воздействие препарата на человека. Фирма «Грюненталь», а в дальнейшем и некоторые обладатели лицензии, такие как английская фирма Distillers, продолжали кормить животных талидомидом, а врожденных уродств становилось все больше. Но опыты на животных не подтверждали подозрений, какой бы высокой ни была концентрация — и длительный промежуток времени, в течение которого последующие эксперименты свидетельствовали о безопасности успокоительного средства, оказался роковым. Производители полагались на экспериментальные данные и не видели оснований снимать с продажи талидомид. До тех пор, пока не было доказано: лекарство вызывает врожденные уродства у людей. Тогда фирме «Грюненталь» выдвинули обвинение в том, что она выпустила на рынок опасный препарат.

Теперь пришла пора интересных подробностей. Во время судебного процесса немецкие и другие производители продолжали опыты на животных и с неизменно отрицательными результатами давали все большие дозы талидомида разным породам собак, кошек, обезьян, мышей, крыс, кроликов. Уродства появились, лишь когда настала очередь белых новозеландских кроликов, гораздо позже это произошло у некоторых обезьян — после того, как в течение многих лет перепробовали сотни разных пород и миллионы животных. Но исследователи сразу же заявили, что пороки развития, так же как и онкология, могут возникнуть всегда, при потреблении того или иного вещества в большой концентрации, причем это касается и соли с сахаром, которые в таком случае выведут организм из равновесия и причинят ему вред.

В декабре 1970 года закончился самый длительный процесс в истории немецкой юриспруденции (2,5 года, 283 дня слушания), и фирма «Грюненталь» была оправдана, после того, как целый ряд медицинских авторитетов подтвердил, что общепринятые опыты на животных никогда не могут быть полностью действительными для человека. Это было беспрецедентно, ибо такие свидетельства шли от многочисленных медиков, чья карьера и репутация держалась на опытах на животных; среди них оказался биохимик Эрнест Борис Чейн (Ernst Boris Chain), лауреат Нобелевской премии 1945 года, он вместе с Флеммингом и Флори открыл пенициллин.

Даже профессор Видукинд Ленц (Widukind Lenz), который в ходе последующего тестирования на приматах талидомида смог-таки получить некоторые уродства, заявил во время слушаний: «Нет опытов на животных, которые бы сразу указали, что человек в сходных экспериментальных условиях отреагирует тем же или сходным образом». Вскоре многие вивисекторы прямо или косвенно подтвердили перед судом то, что писал в Lancet (1 сентября 1962) доктор Раймонд Грин (Raymond Green):

«Мы должны признать тот факт, что даже самое тщательное исследование новых продуктов на животных мало что может рассказать об их воздействии на человека. Не вызывает сомнения, что талидомид изучался очень подробно. Я лично принимал участие в его испытании на возможное зобогенное действие — британский дистрибьютор препарата принимал в расчет даже такие маловероятные риски. Не существует лекарств, которые приносят только пользу и никогда не наносят вреда. С помощью экспериментов на животных этот риск устранить невозможно. Более того, их проведение может воспрепятствовать применению замечательных веществ. Мы должны принять существование определенной опасности или же, избрать, вероятно, более мудрый путь — обойтись без новых лекарств».

Дело не только в том, что единственным основанием для ссоздания нового успокоительного средства (коих в Германии было уже 12 000) являлась прибыль химического завода. Если бы органы здравоохранения не считали опыты на животных надежными, талидомид прошел бы клинические испытания. В таком случае его, как раньше любое новое средство, осторожно проверили бы на отдельных людях, и жертв было бы мало. Таким образом, упрямая убежденность производителей и органов здравоохранения в то, что результаты опытов на животных действительны и для человека, виновата не только в трагедии с талидомидом, но прежде всего в распространении подобных несчастий.

А какова была реакция вивисекторов? Вполне предсказуемая: они начали кричать, что случай с талидомидом «подтверждает необходимость проводить опыты на животных в еще большем объеме и добавить к стандартным тестам «тератогенные» опыты на животных (на выявление врожденных уродств). Разумеется, они точно знали, что подобные тесты никогда не могут быть надежными.

Кроме того, в ходе разбирательства выяснилось, что у взрослых людей талидомид вызывает неизлечимый периферийный полиневрит — еще одно побочное действие, которое не было обнаружено во время многочисленных опытов на животных. И еще повезло, что опасность талидомида сразу бросилась в глаза. А если бы из-за него рождались умственно отсталые дети? Или возникала генетическая прендрасположенность к возникновению рака? Опыты на животных это точно так же не выявили бы. А мы бы до сих пор использовали средство.

Итак, невзирая на неоспоримые доказательства, что опыты на животных не решают медицинские проблемы, а множат их, индустрия лишь добавляет к своим стандартным превентивным экспериментам якобы «тератологические тесты» и делает это с одной целью — убаюкать потребителей словами: «Исследования на мышах, крысах и морских свинках не выявили тератогенного действия». Данное заверение содержалось в описании препарата Валиум Роше (Valium Roche, Pharmacopeia 1967, British Encyclopedia of Medical Practice, 2 издание), который, по мнению многих психологов и психиатров, калечит психику не меньше, чем талидомид калечил зародыши.

Это означает умышленное введение в заблуждение потребителей и врачей и подталкивание их к использованию опасного средства. Опыты на животных показывают только, что препарат безвреден для вида, на котором его испытывали; они не свидетельствуют о безвредности лекарства для человека. И наоборот. Это правило не имеет исключений.

Согласно вашингтонскому изданию Science Newsletter от 22 августа 1970 года, трое французских ученых проводили тесты на беременных животных — давали им галлюциногенное лекарство ЛСД. У зародышей и новорожденных животных не наблюдалось признаков, которые бы указывали на то, что лекарство может вызывать уродства, но ученые предупредили: «На основе этих экспериментальных данных нельзя делать вывод о том, что ЛСД не оказывает тератогенного действия (не вызывает врожденных дефектов) на людей».

15 октября 1970 года London Times сообщила, что у беременных крыс, которых в нью-йоркской лаборатории заставляли вдыхать дым от марихуаны, родились детеныши с уродствами, но доктор Вильям Гебер (William Geber), проводивший опыты, отметил, что, «положительные выводы сделать невозможно, поскольку крыса — это не человек».

В том же ключе высказывается доктор Роберт Л. Брент (Robert L. Brent) из Jefferson Medical College, когда пишет в Prevention (июль 1972): «Некоторые лекарства, терапевтические дозы которых оказывают тератогенное воздействие на людей, безвредны для многих беременных животных», в то время как «некоторые лекарства, безвредные для беременных женщин, оказываются тератогенными для некоторых видов животных» (это касается аспирина и инсулина — они безопасны для человека, но вызывают врожденные дефекты у мышей).

В Zeitschrift fur Rechtspolitik (выпуск 12, 1975) — приложении к Neue juristische Wochenscrift (New Legal Weekly), профессор, доктор Герберт Гензель (Herbert Hensel), директор Института физиологии в Университете Марбурга (Marburg University), пишет: «В настоящее время вообще не существует возможности научно обоснованного прогнозирования. В этом отношении ситуация еще менее благоприятна, чем при игре в рулетку, потому что в последнем случае известны хотя бы шансы на успех … При современном уровне наших знаний, посредством экспериментов на животных невозможно определить вероятное действие, эффективность или безопасность лекарства для человека с научной точки зрения… Пример трагедии с талидомидом, который часто приводится как аргумент в пользу более строгого тестирования и несколько раз использовался для обоснования правительственных предложений по реформированию закона о лекарственных средствах, особенно ясно иллюстрирует эту проблему. В наше время вероятность предотвратить такую катастрофу, вызванную приемом медикаментов, с адекватной определенностью посредством экспериментов на животных, не больше, чем тогда».

В конце концов, Journal of the American Medical Association (20 октября 1975) сообщил, что человек в 60 раз чувствительнее к талидомиду, чем мышь, в 100 раз — чем крыса и в 700 раз — чем хомяк. Все это излюбленные лабораторные животные.

Зачем тогда вообще все эти тесты? На вечный вопрос есть вечный ответ: за опытами кроятся деньги. Много денег.
*

«Фармацевтическая индустрия — вместе с органами здравоохранения и врачебным сообществом — идет по неверному пути и таким образом готовит новые катастрофа из-за лекарств».

Данный прогноз — из моей статьи про трагедию с талидомидом, она была напечатана в итальянском журнале Animali e Natura (октябрь 1973). Предсказать это было несложно.

В мае 1975 года лондонская Sunday Times в статье под заглавием «Это средство может изуродовать детей, но матерей не предупреждают» (These Drugs Can Deform Babies but Mothers Are Not Warned) пишет следующее: «Ежегодно тысячи беременных женщин, ни о чем не подозревая, рискуют родить уродцев, потому что принимают гормональный препарат, выписанный врачом. Каждый год выписывают около 100 000 рецептов на препараты вроде Primodos и Amenorone Forte, с их помощью женщины могут сделать тест на беременность». Если женщина беременна, говорится дальше в статье, на плод, находящийся в самой чувствительной стадии своего развития, действует большая доза этих сильных гормональных таблеток, а в British Medical Journal (26 апреля) появилось письмо с предупреждением, но «лишь четыре врача из десяти читают журнал, а примерно три из десяти читают его от случая к случаю либо вообще не читают». Затем статья указывает, что подозрения по поводу этого средства появились еще в 1967 году, когда у многих женщин, принимавших его, рождались дети с уродствами.

У тех, кто знал историю с талидомидом, при чтении этой статьи Оливера Джилли (Oliver Gillie), медицинского корреспондента Sunday Times, возникало ощущение дежавю. И, разумеется, то, что произошло в Англии, случилось везде, где доверчивым людям навязывали синтетические средства.

В немецком журнале Münchner Medizinische Wochenschrift (№34, 1969) доктор Мюллер (W.Chr.Muller) из Первой гинекологической университетской клиники (First Gynecological University Clinic) сообщает, что, согласно одному из обширных исследований в данной сфере, «61% всех уродств у живорожденных и 88% всех мертворождений связаны с употреблением лекарств».

Карл Блюхель в Weisse Magier называет следующие цифры по Западной Германии: «Еще 25 лет назад на 100 000 новорожденных приходилось 3 случая уродств. Сегодня пороки развития наблюдаются у 5 детей всего на 1000 новорожденных. Таким образом, за четверть века их количество возросло больше чем в 100 раз!» (с. 259).

Дальше в книге Блюхеля говорится: «Часто организм животного реагирует совсем иначе, нежели человеческий… Многие средства, которые вредят плоду животных, неопасны для ребенка. Зато другие — и в этом кроется большая опасность — ведут себя противоположным образом. Не исключено, что какой-нибудь медикамент окажется бомбой замедленного действия для следующего поколения» (с. 357).

Теперь вопрос стоит следующим образом: как долго еще фармацевтической индустрии будет разрешено продолжать эти преступные маневры? Как долго еще люди будут допускать, чтобы их эксплуатировала медицинско-индустриальная организация, спекулирующая на их страданиях, постоянных страхах, трусости и незнании? Ответ очевиден: до тех пор, пока умалчивается информация обо всех аспектах вивисекции, как моральных, так и медицинских.

О необходимости информации свидетельствует случай, произошедший в 1973 году и выставляющий в очень неблаговидном ракурсе тогдашнего британского министра просвещения и науки. Он произошел, когда 151 депутат нижней палаты парламента были готовы поддержать предложенный Кеннетом Ломасом (Kenneth Lomas) и Дугласом Хоутоном (Douglas Houghton) законопроект о защите животных от жестокого обращения. Согласно этому законопроекту, правительство было обязано разрабатывать альтернативные методы медицинских исследований. 18 июля 1973 Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher) по прозвищу «Железная леди», министр просвещения и науки, получила петицию с 120 000 подписями от людей, которые считали, что могут рассчитывать на ее помощь, и «требовали от правительства тщательно исследовать всю сферу исследовательских методов, исключающих использование животных». Маргарет Тэтчер как честолюбивый политик ясно осознавала свою роль (вскоре она станет первой женщиной, стоящей во главе своей партии) с холодным презрением отвергла то, что ей казалось простым требованием гуманности, и разразилась страстной речью, что «больше талидомида быть не должно». Ни один из якобы образованных и хорошо информированных депутатов нижней палаты парламента не смог возразить, что трагедия с талидомидом, как и множество других трагедий, произошла целиком и полностью из-за опытов на животных, и с такими катастрофами можно покончить лишь через запрет вивисекционного метода. А Турцию спасло от трагедии с талидомидом то, что вирусолог С. Т. Айгюн (S. T. Aygün) из Университета Анкары использовал только альтернативные методы и потому смог предотвратить опасность.

Несмотря на все, крупные индустрии по-прежнему заинтересованы в обмане людей, и Encyclopedia Britannica, находящаяся в руках американцев, продолжает спокойно уверять в статье «Опыты на животных» (Animal Experimentation): «Использование животных для проверки на безопасность и эффективность медикаментов и биологических препаратов широко распространено и необходимо».