Сноп света.- Миссцонер.- Похищение при электрическом свете.-

разные стороны. Наконец, он остановил его на одном месте, и оттуда

сразу донеслись вопли ужаса. Дик и Джо смотрели во все глаза на

представившееся им зрелище.

Баобаб, над которым почти неподвижно висела "Виктория", рос

посреди лужайки. Среди полей кунжута и сахарного тростника разбросано

было штук пятьдесят низких хижин с коническими крышами, а вокруг них

кишело многочисленное племя негров. Почти под самой "Викторией", в

каких-нибудь ста футах от нее, стоял столб. У подножия его виднелось

человеческое существо - молодой человек лет тридцати, с длинными

черными волосами, полуголый, худой, окровавленный и израненный; он

склонил голову на грудь, как распятый Исус. Выстриженные на макушке

волосы говорили о том, что на этом месте недавно была тонзура.

- Это миссионер! - закричал Джо.- Священник!

- Бедняга! Несчастный! - восклицал Дик.

- Мы его спасем,- уверял доктор.- Спасем. При виде шара, похожего

на огромную комету с ярко сверкающим хвостом, негры, понятно, пришли в

ужас. Слыша их вопли, пленник поднял голову. В глазах его блеснуло

выражение надежды, и, не отдавая себе отчета в том, что происходит

вокруг него, он протянул руки к своим неожиданным спасителям.

- Он жив! Он жив! - радостно закричал Фергюссон.- Слава богу! А

дикари в полнейшем ужасе. Мы его спасем. Вы готовы, друзья мои?

- Готовы, Самуэль.

- Ну, Джо, туши горелку.

Приказ доктора сейчас же был выполнен. Едва заметный ветерок нес

"Викторию" к пленнику; одновременно шар, вследствие охлаждения газа,

мало-помалу спускался. Еще минут де сять "Виктория" плавала в волнах

света. Ферпоссон все направлял на толпу ослепительный сноп лучей, от

которого негры, придя в неописуемый страх, один за другим забились в

свои хижины. Площадка опустела. Доктор был прав, возлагая надежды на

сверхъестественное появление "Виктории", бросающей солнечные лучи

среди ночного мрака.

Корзина приблизилась к земле. Несколько смельчаков-негров, видя,

что добыча ускользает от них, вернулось, испуская громкие крики.

Кеннеди схватил свой карабин, но доктор запретил ему стрелять.

Миссионер не был даже привязан к столбу - это было лишнее при его

полнейшем изнеможении. Он стоял на коленях, не имея сил держаться на

ногах. В ту минуту, когда "Виктория" коснулась земли, охотник, откинув

в сторону свой карабин, схватил в охапку миссионера и втащил его в

корзину. В это же мгновение Джо сбросил на землю двухсотфунтовый

балласт.

Доктор был уверен, что "Виктория" должна понестись вверх с

необыкновенной быстротой, но, вопреки его ожиданию, она, поднявшись на

три-четыре фута, внезапно остановилась.

- Кто нас держит? - в ужасе закричал доктор.

С дикими криками к "Виктории" мчалось несколько дикарей.

- Ах! - воскликнул Джо, наклонившись над бортом.- Один из этих

свирепых негров уцепился за низ нашей корзины.

- Дик! Дик! - крикнул доктор.- Ящик с водой!

Дик сразу понял мысль своего друга и, схватив один из ящиков с

водой, весивший более ста фунтов, вышвырнул его за борт.

Освободившись от балласта, "Виктория" сразу подпрыгнула вверх

футов на триста, и толпа, видя, что пленник уносится от нее в луче

ослепительного света, огласила воздух неистовым ревом....

- Ура! - радостно вскрикнули Кеннеди и Джо. Тут "Виктория" снова

рванулась ввысь, и на этот раз больше, чем на тысячу футов.

- Что случилось? - спросил Кеннеди, от толчка едва удержавшийся

на ногах.

- Ничего,- ответил Фергюссон.- Просто этот негодяй, наконец,

покинул нас.

Джо, быстро нагнувшись над бортом корзины, увидел, как дикарь с

распростертыми руками летел вниз, как он несколько раз перевернулся в

воздухе и, наконец, грохнулся о землю.

Доктор разъединил провода, и наступила полнейшая тьма. Был час

ночи. Француз, все время лежавший в обмороке, открыл глаза.

- Вы спасены,- сказал ему Фергюссон.

- Спасен от мучительной смерти, да,- с печальной улыбкой ответил

француз по-английски.- Благодарю вас, братья, но не только дни мои, а

самые часы сочтены. Немного мне осталось жить.

И миссионер, вконец обессиленный, впал в забытье.

- Он умирает! - закричал Дик.

- Нет, нет,- ответил Фергюссон, наклоняясь над французом.- Но он

очень слаб. Давайте положим его под тент.

Они осторожно уложили на постель это жалкое, исхудалое тело, все

покрытое шрамами и свежими ранами от ножей и огня. Доктор нащипал из

своего носового платка немного корпии и наложил ее на раны,

предварительно промыв их. Он действовал умело и ловко, как настоящий

врач. Затем, вынув из своей аптечки подкрепляющее средство, он влил

несколько капель в рот миссионера. Тот едва имел силы прошептать:

"Благодарю, благодарю".

Доктор, видя, что больному необходим полный покой, опустил над

ним тент, а сам снова занялся своим шаром. "Викторию", учитывая

присутствие на ней четвертого пассажира, освободили в общем от

балласта в сто восемьдесят фунтов, и она держалась в воздухе без

помощи горелки. На рассвете легкий ветерок тихонько понес "Викторию" к

северо-западу. Фергюссон подошел к спящему миссионеру и несколько

минут наблюдал за ним.

- Если бы только мы могли сохранить спутника, посланного нам

небом!- промолвил охотник.- Есть ли хоть какаянибудь надежда?

- Да, Дик, при хорошем уходе, на таком чистом воздухе.

- Сколько выстрадал этот человек! - проговорил взволнованный

Джо.- Ему нужно было больше смелости, чем нам. Шутка ли: одному идти к

этим племенам!

- Вне всякого сомнения,-отозвался охотник.

Доктор весь день не хотел будить миссионера; в сущности это был

даже не сон, а дремота, прерываемая стонами и тихими жалобами.

Состояние больного не переставало беспокоить Фергюссона.

Под вечер "Виктория" остановилась и неподвижно простояла среди

мрака всю ночь. Джо и Кеннеди сменяли друг друга у постели больного, а

Фергюссон все время один нес вахту.

На следующее утро "Виктория", поднявшись в воздух, уклонилась

чуть-чуть к западу. День обещал быть великолепным. Вдруг больной

несколько окрепшим голосом позвал своих новых друзей. Сейчас же

подняли края тента, и он с наслаждением стал вдыхать свежий утренний

воздух.

- Как вы себя чувствуете? - спросил Фергюссон.

мне все казалось, будто я вас вижу во сне. Признаться, я с трудом

отдаю себе отчет в том, что случилось. Скажите, кто вы такие? Как вас

зовут? Я хочу знать это, чтобы помянуть вас в своей последней молитве.

- Мы английские путешественники,- сказал Фергюссон,- пытаемся на

воздушном шаре перелететь через Африку, и вот по пути нам

посчастливилось спасти вас.

- У науки есть свои герои,- сказал миссионер.

- А у религии - свои мученики,- откликнулся шотландец.

- Вы миссионер? - спросил доктор.

- Я священник миссии лазаристов. Вас мне послало небо. Но моя

жизнь кончена. Расскажите мне о Европе, расскажите о Франции,- ведь

уже целых пять лет я ничего не знаю о своей родине.

- Пять лет! Один среди этих дикарей! - воскликнул Кеннеди.

- Это души, которые нуждаются в искуплении,- ответил молодой

священник.- Это братья, дикие и невежественные, которых только церковь

может наставить и цивилизовать.

Фергюссон долго рассказывал миссионеру о его родной Франции. Тот

жадно слушал, и тихие слезы струились по его щекам. Время от временной

брал в свои лихорадочно горящие ладони то руки Кеннеди, то руки Джо и

пожимал их. Доктор приготовил больному несколько чашек чаю, и тот

выпил их с наслаждением. Бедняга почувствовал некоторый прилив сил,

смог приподняться и, видя, что он несется по ясному небу, даже

улыбнулся.

- Вы отважные путешественники,- начал он,- ваше смелое

предприятие завершится благополучно; вы-то увидите ваших родных,

друзей, вашу родину, вы...

Несчастный так ослабел, что его пришлось сейчас же снова уложить.

Несколько часов он находился в состоянии полной прострации, похожем на

смерть. Фергюссон не отходил от него и не мог сдержать своего

волнения: он чувствовал, что эта жизнь уходит. "Неужели,- думал

доктор,- мы так скоро потеряем того, кого вырвали из рук мучителей?"

Доктор снова перевязал ужасные раны и принужден был пожертвовать

большей частью своего запаса воды, чтобы освежить пылающее в

лихорадочном жару тело страдальца. Вообще он самым нежным и разумным

образом ухаживал за ним. К французу мало-помалу возвращалось сознание,

но, увы, не жизнь.

Умирающий прерывистым голосом рассказал доктору свою историю.

Когда он начал, Фергюссон попросил его говорить на родном языке:

- Я понимаю его, а вас это менее утомит.

Миссионер был молодой человек родом из Бретани, из бедной семьи.

Деревня Драдон, где он вырос, находилась в центре департамента

Мобриана. Он очень рано почувствовал влечение к духовному поприщу. Ему

мало было самоотверженной жизни священника, он хотел опасностей и

вступил в орден миссионеров, основателем которого был св.

Винцент-Павел.

В двадцать лет он покидает свою родину для негостеприимных

берегов Африки, и оттуда, преодолевая всякие препятствия, перенося

всевозможные лишения, молясь, он пешком добирается до поселений диких

племен, живущих по притокам Верхнего Нила. Прошло два года, а дикари

все еще не внимали его проповедям, не откликались на его пылкие

призывы, неверно истолковывали его человеколюбие. И вот он попадает в

плен к одному из самых свирепых племен - ньямбара, где с ним очень

плохо обращаются. И все же он учит, наставляет, молится. Когда однажды

племя, у которого он был в плену, после одного из частых побоищ с

соседями, разбегается, бросив его на поле битвы, как мертвого, он

все-таки не считает возможным вернуться на родину и, верный

евангельским заветам, продолжает скитаться по Африке. Самым спокойным

временем для него было то, когда его считали сумасшедшим. Он и на

новых местах изучает местные наречия и упорно продолжает свое дело.

Еще два долгих года он странствует по этим местам, повинуясь

сверхчеловеческой силе, дарованной ему богом. Последний год проводит

он среди "барафри", одного из самых диких племен - ньям-ньям.

Несколько дней тому назад умер их вождь, и злосчастного миссионера

почему-то обвиняют в его неожиданной смерти. И вот решают принести его

в жертву. Уже в течение почти двух суток длятся его пытки, и ему

предстоит, как верно предвидел доктор, умереть на следующий день при

ярком свете солнца, как раз в полдень. Услышав звук ружейных

выстрелов, он инстинктивно кричит: "Ко мне! Ко мне!" А когда до него

доносятся с неба слова утешения, ему кажется, что все это сон.

- Я не жалею,- прибавил он,- о жизни, которая уходит; она

принадлежит богу.

- Не теряйте надежды,- сказал ему доктор.- Мы подле вас и вырвем

вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.

- Так много я не прошу,- кротко ответил миссионер.- Слава богу,

что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и

услышать родную речь.

Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом.

Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.

"Виктория" еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать

покой умирающему.

Под вечер Джо объявил, что на западе виден какой-то очень яркий

свет. Действительно, небо было словно в огне. На более северных

широтах, пожалуй, можно было бы принять это за северное сияние. Доктор

стал внимательно наблюдать за таким редким явлением.

- Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом,-

наконец, проговорил он.

- А ветер как раз. несет нас туда,- заметил с тревогой Кеннеди.

- Ну, и что же? - отозвался доктор.- Мы пролетим над ним на такой

высоте, где будем в безопасности.

Прошло каких-нибудь три часа, и "Виктория" уже неслась над

горами. Она была на 24^o 15' восточной долготы и 4^o 42' северной

широты. Под нею из огнедышащего вулкана лились потоки расплавленной

лавы и высоко взлетали обломки скал... Казалось, какая-то огненная

влага низвергается ослепительным каскадом. Зрелище было великолепное,

но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать "Викторию" в сторону этой

раскаленной атмосферы.

Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь

через него. Горелка заработала вовсю, и "Виктория", поднявшись на

высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана.

Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан,

откуда вырывались ослепительные снопы огня.

- Как это прекрасно,- произнес он,- и как бесконечно могущество

всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.

Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным

ковром. Нижняя часть "Виктории", отражая море пламени, сияла в ночной

темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон

стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти

часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а

"Виктория", опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой

полет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Гнев Джо.- Смерть праведника.- Бдение над покойником.- Безводная

местность.- Погребение.- Глыбы кварца.- Галлюцинация Джо.-

Драгоценный балласт.- Открытие золотоносных пород.-

Джо в отчаянии.
Чудесная ночь спустилась на землю. Обессиленный миссионер тихо

дремал.

так еще молод, бедняга, ему тридцати нет.

- Да, он умрет на наших руках,- подтвердил доктор с отчаянием.-

Дыхание его все слабеет, и я бессилен сделать чтолибо для его

спасения.

- Ах, негодяи,- крикнул Джо, на которого иногда нападали

внезапные приступы гнева.- Подумать только, что этот достойный

священник нашел еще слова, чтобы пожалеть их, оправдать, простить!

- Посмотри, Джо, какую прекрасную ночь посылает ему бог, его

последнюю ночь. Больше он не будет страдать.

Вдруг француз прерывающимся голосом что-то проговорил. Фергюссон

подошел к нему. Умирающему было трудно дышать, он просил поднять края

тента. Когда это было исполнено, он с наслаждением вдохнул в себя

чистейший воздух прозрачной ночи. Звезды трепетали над ним, а луна как

бы окутывала его белым саваном своих лучей.

- Друзья мои,- сказал священник слабеющим голосом.- Я ухожу. Да

поможет вам бог завершить ваше дело. Да вернет он вам за меня мой долг

благодарности.

- Не падайте духом,- ответил ему Кеннеди.- Это лишь временный

упадод сил. Вы не умрете! Можно ли умереть в такую прекрасную летнюю

ночь!

- Смерть пришла за мной,- возразил миссионер.- Я знаю. Что ж!

конец земным трудам. Поставьте меня на колени, братья, прошу вас!

Кеннеди приподнял его, но бессильное тело свалилось ему на руки.

- Боже мой, боже мой,- воскликнул умирающий проповедник.- Сжалься

надо мной.

Его лицо просияло. Вдали от земли, радости которой не были им

изведаны, среди ночи, посылавшей ему свой тихий свет, под небесами, к

которым он взлетал, точно в каким-то чудесном вознесении, он как будто

уже начал жить другой, новой жизнью.

Собравшись с силами, он благословил друзей, которые всего лишь

один день как стали его друзьями, и снова упал на руки Кеннели, по

лицу которого текли обильные, крупные слезы.

- Умер,- сказал доктор, наклонившись над ним.- Умер.

И три друга, точно сговорившись, опустились на колени и стали

молиться.

- Завтра утром,- спустя несколько минут сказал Фергюссон,- мы

похороним его в земле Африки, земле, орошенной его кровью.

Всю остальную ночь над телом по очереди бодрствовали доктор,

Кеннеди и Джо. Ни единым словом не нарушили они благоговейного

молчания, все плакали.

На следующее утро подул южный ветер и тихо понес "Викторию" над

обширным плоскогорьем. Тут были и потухшие вулканы и бесплодные

лощины. Воды кругом не видно было и следа. Нагроможденные друг на

друга скалы, валуны, беловатые мергельные ямы - все свидетельствовало

о полнейшем бесплодии почвы.

Около полудня доктор решил для погребения миссионера опуститься в

котловину, окруженную скалами первозданных плутонических пород. Эта

гористая местность была для него подходящим приютом; вместе с тем

здесь были благоприятные условия для приземления "Виктории", которая

за неимением деревьев не могла быть поставлена на якорь. Но теперь,

как объяснил своему другу Фергюссон, для спуска было необходимо

выпустить соответственное количество газа: ведь при похищении

миссионера пришлось выбросить весь балласт. Доктор открыл клапан во

внешней оболочке шара, часть водорода вышла, и "Виктория" спокойно

опустилась на дно котловины.

Не успела она коснуться земли, как доктор сейчас же закрыл

клапан. Джо прыгнул и, держась одной рукой за борт корзины, другой

стал кидать в нее камни до тех пор, пока вес их не сравнялся с его

собственным. Теперь уж он мог начать действовать обеими руками. И вот,

когда Джо положил в корзину больше пятисот фунтов камней, доктор и

Кеннеди в свою очередь сошли на землю. "Викторию" уравновесили, и

теперь она не могла подняться с земли.

Фергюссон обратил внимание на то, что камней для установления

равновесия потребовалось совсем немного,- они были необычайно

тяжелыми. Всюду лежали обломки кварца и порфира.

"Вот так странное открытие!" - подумал про себя доктор. В это

время Кеннеди и Джо в нескольких шагах от него искали место для

могилы. В балке, закрытой со всех сторон, стояла невыносимая жара,

словно в натопленной печке. Полуденное солнце почтл отвесно бросало в

нее свои палящие лучи.

Сначала понадобилось очистить место от валявшихся на нем обломков

скал. Затем была вырыта могила, достаточно глубокая, чтобы дикие звери

не смогли добраться до трупа.

В эту могилу друзья благоговейно опустили тело француза; его

засыпали землей и в виде памятника навалили несколько больших обломков

скал.

даже не слышал, как товарищи звали его, чтобы отправиться вместе с

ними на поиски убежища от зноя.

- О чем ты так задумался, Самуэль? - спросил Кеннеди.

- Я думаю о том, что за странные контрасты встречаются в природе

и до какой степени удивительны бывают случайности. Знаете, в какой

земле погребен этот человек, так мало ценивший все земные блага?

- Что ты хочешь сказать, Самуэль? - заинтересовался шотландец.

- Представьте себе: этот священник, давший обет бедности,

покоится в золотом руднике...

- В золотом руднике?! - в один голос закричали Кеннеди и Джо.

- В золотом руднике,- спокойным тоном подтвердил доктор.- Камни,

которые вы небрежно отшвыриваете ногами, содержат в себе золото.

- Быть не может! Быть не может! - повторял Джо.

- В трещинах сланца вы легко можете обнаружить золотые

самородки,- продолжал доктор.

Тут Джо, как сумасшедший, бросился к валявшимся повсюду камням.

Кеннеди был не прочь последовать его примеру.

- Да успокойся же, мой милый Джо,- обратился к нему Фергюссон.

- Ну, сэр, говорите, что вам угодно...

- Да что ты, Джо! Такой философ, как ты...

- Эх, сэр, здесь уж не до философии!

- Подумай хорошенько, милый мой, к чему нам все это богатство?

Ведь мы не можем взять его с собой,- уговаривал доктор.

- Как? Не можем взять его с собой? Хорошее дело!

- Слишком большая тяжесть для нашей корзины, Джо. Я даже не хотел

тебе говорить об этом, чтобы у тебя не явилось напрасных сожалений.

- Как, бросить все эти сокровища!- твердил Джо.-Бро сить наше

богатство!.. Оно ведь действительно наше. Все это бросить?

- Берегись, друг мой, как бы ты не заболел так называемой

"золотой лихорадкой",- смеясь, сказал доктор.- Неужели покойник,

которого ты похоронил, не преподал тебе урока суетности всего

мирского?

- Все это хорошо! - ответил Джо.- Но ведь золото! Мистер Кеннеди,

послушайте,- продолжал Джо,- вы мне поможете набрать хоть несколько

этих миллионов?

- Но что же мы с ними станем делать, бедный мой Джо? - отозвался

Кеннеди, который не мог удержаться от улыбки.- Мы ведь явились сюда не

богатство наживать, да и вывезти его отсюда нельзя.

- Эти миллионы - вещь тяжелая, в карман их не положишь,- добавил

доктор.

- Ну, тогда нельзя ли эту самую руду взять с собой вместо песка,

- Хорошо, на это я согласен,- ответил Фергюссон,- но с условием:

не корчить гримас, когда нам придется выбрасывать за борт целые тысячи

фунтов стерлингов.

- Целые тысячи фунтов стерлингов! - растерянно повторил Джо.- Да

неужели и вправду все это - золото, сэр?

- Да, друг мой, это место - резервуар, который природа веками

набивала своими сокровищами. Этого золота хватит, чтобы обогатить

целые страны. Тут, в этой пустыне,- и Австралия и Калифорния, вместе

взятые.

- Возможно. Во всяком случае, вот что я сделаю, милый мой, тебе в

утешение...

- Не так-то легко утешить меня, сэр,- уныло перебил его Джо.

- Вот послушай. Я сейчас точно определю, где находится это

золотоносное место. По возвращении в Англию ты сможешь сообщить о нем

своим соотечественникам, если ты уж так уверен, что золото их

осчастливит.

- Конечно, сэр, я сам вижу, что вы правы. Что же, покоряюсь, раз

уж никак нельзя поступить иначе. Значит, наполним корзину этой

драгоценной рудой, и все, что от нее останется к концу нашего

путешествия, будет чистым выигрышем.

Тут Джо с жаром принялся за работу и вскоре погрузил в корзину

около тысячи фунтов драгоценного золотоносного кварца. Доктор,

улыбаясь, наблюдал за его работой. Сам он в это время был занят

определением места могилы миссионера.

Он высчитал, что она находится на 22^o 23' восточной долготы и 4^o

55' северной широты.

Взглянув в последний раз на холм, под которым покоился прах

француза, Фергюссон направился к "Виктории". Ему хотелось поставить

хотя бы скромный грубый крест над этой могилой, затерянной в

африканской пустыне, но в окрестностях не видно было ни единого

деревца.

- Бог приметит это место,- сказал он.

Доктор был серьезно озабочен и охотно отдал бы много золота за

небольшое количество воды. Надо было бы пополнить запас ее; он сильно

уменьшился оттого, что пришлось выбросить ящик с водой, когда в

корзину "Виктории" вцепился негр. Но в таких выжженных солнцем местах

воды не было, и это не могло не тревожить доктора. Огонь в горелке

надо было беспрестанно поддерживать, и Фергюссон уже начинал бояться,

что воды может не хватить даже для утоления жажды. Подойдя к корзине,

доктор увидел, что она завалена камнями, но, не проронив ни слова,

влез в нее. Кеннеди также занял свое обычное место, а за ними

взобрался и Джо; он не мог не бросить алчного взгляда на остающиеся в

котловине сокровища.

Доктор зажег горелку, змеевик стал нагреваться, и через несколько

минут газ начал расширяться, но "Виктория" не двигалась с места. Джо

молча с беспокойством посматривал на Фергюссона.

- Джо! - обратился к нему доктор. Тот ничего не ответил.

- Разве ты меня не слышишь? - повторил доктор.

Джо знаком показал, что слышит, но не желает понимать.

- Сделай мне одолжение, Джо, сейчас же выбрось часть руды на

землю,- сказал Фергюссон.

- Но, сэр, вы ведь сами мне позволили...

- Я позволил тебе этой рудой заменить балласт, вот и все.

- Однако...

- Что же, в самом деле тебе хочется, чтобы мы навеки остались в

этой пустыне?

Джо бросил отчаянный взгляд на Кеннеди, но тот сделал знак, что

ничем не может ему помочь.

- Ну что же, Джо?

- А разве ваша горелка не действует, сэр? - спросил упрямый Джо.

- Ты сам прекрасно видишь, что горелка действует, но наша

"Виктория" не поднимется, пока ты не сбросишь часть балласта. Джо

почесал за ухом, взял самый маленький кусок кварца, взвесил его сперва

на одной руке, потом на другой, подбросил его - в нем могло быть фунта

три или четыре - и в конце концов выбросил. "Виктория" не шелохнулась.

- Ну, что? - проговорил он.- Мы все еще не поднимаемся?

- Нет еще,- ответил доктор.- Продолжай. Кеннеди не мог не

засмеяться.

Джо сбросил еще с десяток фунтой, но "Викторин" по-прежнему не

двигалась. Джо побледнел.

- Эх ты, бедняга! - промолвил Фергюссон.- Пойми только: Дик, ты и

я - все вместе мы весим, если я не ошибаюсь, немногим больше

четырехсот фунтов, и раз руда заменяла этот вес, то тебе придется

выбросить по крайней мере такое же ее количество.

- Целых четыреста фунтов выбросить! - жалобно закричал Джо.

- Да, и еще немного, чтобы подняться. Ну, смелей!

Джо принялся выкидывать балласт, испуская тяжелые вздохи. Время

от времени он приостанавливался и спрашивал:

- Что, начали мы подниматься?

И ему неизменно отвечали:

- Нет, стоим на месте.

- Права же, двинулись! - крикнул он, наконец.

- Еще, еще! - скомандовал Фергюссон.

- Но "Виктория" поднимается, я убежден в этом.

- Говорят тебе, бросай! - вмешался Кеннеди.

Тут Джо с отчаянием схватил еще камень и вышвырнул его из

корзины. "Виктория" в то же мгновение поднялась футов на сто и, попав

в благоприятное течение, вскоре перелетела через окрестные горы.

- Теперь, Джо,- сказал доктор,- у тебя осталось еще целое

состояние, и, если только удастся сохранить до конца нашего

путешествия весь этот кварц, ты будешь обеспечен на всю жизнь.

Джо ничего не ответил и с довольным видом улегся на свое каменное

ложе.

- Ты только подумай, Дик,- обратился Фергюссон к своему другу,-

человека. А вообще, сколько страстей, сколько жадности, сколько

преступлений мог бы породить такой золотой рудник! Как это печально!

За этот день "Виктория" пролетела девяносто миль к западу. По

прямой линии она была теперь на расстоянии тысячи четырехсот миль от

Занзибара.