Главы из книги "Размышления англичан о Французской революции: Э. Берк, Дж. Макинтош, У. Годвин" Москва

В наши дни трактовка Берка как консервативного и христианского мыслителя, избавленная, однако, от присущей ей в недавнем прошлом чрезмерной идеологизации

жүктеу/скачать 410.62 Kb.

бет	2/3
Дата	10.07.2016
өлшемі	410.62 Kb.
	#189574

1 2 3

В наши дни трактовка Берка как консервативного и христианского мыслителя, избавленная, однако, от присущей ей в недавнем прошлом чрезмерной идеологизации⁽³⁹⁾, распространена, пожалуй, наиболее широко. В то же время периодически делаются попытки, правда, пока не достаточно убедительные, дать какое-либо иное истолкование его политической философии. Так, явно симпатизирующий марксизму канадский историк К.Макферсон, равно отвергнув как "утилитаристское" объяснение, так и интерпретацию в рамках традиции "естественного закона", заявил, что понять философию Берка можно, только рассматривая его как буржуазного экономиста⁽⁴⁰⁾. Tаким образом Макферсон привлек внимание коллег к экономическим взглядам Берка, значение которых ими порой недооценивалось⁽⁴¹⁾, однако его предположение все же выглядело недостаточно аргументированным. И. Широн заметил по данному поводу: "С одной стороны, конечно, вполне правомерно отнести Берка к числу сторонников экономики laisser-faire. Правда, его либерализм в сфере экономики всегда сочетался с консерватизмом и традиционализмом, которые в политической и социальной областях столь же неизменно определяли оттенок его прагматизма. С другой стороны, в отличие от приверженцев экономического либерализма в XIX и XX вв., Берк никогда не ставил экономику выше политики"⁽⁴²⁾.

Ф. О'Горман подверг сомнению не только оба основных подхода к интерпретации творчества Берка, но и весь комплекс устоявшихся представлений об идейном наследии этого мыслителя. Он, например, счел необоснованным мнение о цельности и постоянстве взглядов Берка, разделявшееся многими современниками последнего и подавляющим большинством историков⁽⁴³⁾. Более того, он полагал невозможным говорить о "теории Берка" вообще: "Мы должны подчеркнуть отсутствие системы в политической мысли Берка и указать на характерные для него проявления непоследовательности. Только осознав степень гибкости его мысли, мы оценим ее богатство, разнообразие и гуманизм"⁽⁴⁴⁾. По словам этого историка, главным вкладом Берка в сокровищницу политических идей стала отнюдь не система, а чисто практический метод применения разных теоретических принципов в различных политических ситуациях⁽⁴⁵⁾. Впрочем, подобная трактовка не имела последователей среди других специалистов и не оказала существенного влияния на историографию данной темы.

В отдельных исследованиях еще встречается и "утилитаристская" интерпретация, приверженцам которой теперь, правда, всякий раз приходится отстаивать ее право на существование, опровергая концепцию принадлежности Берка к традиции "естественного закона". О том, насколько трудна их задача, можно судить, в частности, по работе американского историка Дж. Уолдрона, попытавшегося доказать наличие в политических воззрениях Берка утилитаристских тенденций, сближающих того с Бентамом⁽⁴⁶⁾. Заявляя о невозможности признать Берка сторонником идеи "естественного закона", автор ссылается на неоднократно встречающуюся в произведениях мыслителя критику естественных прав⁽⁴⁷⁾. Однако в наши дни подобный аргумент выглядит анахронизмом, способным вызвать лишь недоумение, поскольку принципиальные различия и глубокие противоречия между традиционным пониманием "естественного закона" и естественноправовыми учениями XVII-XVIII вв. уже достаточно давно были убедительно показаны целым рядом исследователей⁽⁴⁸⁾. Других же доводов против признания доминирующей роли в философии Берка христианских ценностей, что собственно подразумевает его трактовка в качестве приверженца "естественного закона", этот автор не привел.

Действительно, имеется достаточно оснований полагать, что социально-политические взгляды Берка определялись прежде всего его христианским мировоззрением. На протяжении всего жизненного пути Берка отличала глубокая религиозность, которую он сам неоднократно подчеркивал и которую не отрицает ни один из его биографов. По-видимому, он неплохо знал теологию, поскольку в колледже довольно много изучал произведения схоластов томистского толка⁽⁴⁹⁾. Правда, его собственные религиозные воззрения не сводились к богословской доктрине ни одной из конфессий, а, напротив, отличались гораздо большей многогранностью, нежели любая из них. Во многом это было обусловлено особенностями его образования и воспитания.

С юных лет Берка окружали люди разных вероисповеданий. Его отец и братья, как и он сам, принадлежали к англиканской церкви, мать и сестра - к католической. Учился Эдмунд сначала в католической школе, затем - в квакерской⁽⁵⁰⁾. Его жена в девичестве была католичкой и, лишь выходя замуж, перешла в англиканство, хотя, по некоторым свидетельствам, втайне оставаясь верной римской церкви⁽⁵¹⁾. Не удивительно, что религиозные представления Берка, сформировавшиеся в обстановке подобной многоконфессиональности, характеризовались такой гибкостью и широтой, которые не раз ставили в затруднение историков, пытавшихся точно идентифицировать его теологическое кредо.

А. Коббен, например, утверждал, что выдвинутый Берком идеал взаимоотношений церкви и государства не может быть признан ни чисто протестантским, ни чисто католическим, а отчасти даже напоминает православный⁽⁵²⁾. По мнению К. О'Брайена, Берк был приверженцем "христианства в целом" (Christianity at large), под которым понимал "католическую церковь, охватывающую как римскую, так и англиканскую общины, не включая в себя диссентеров и все частные "протестантские" течения внутри Церквей Англии и Ирландии... Его отношение к диссентерству, разумеется, характеризовалось терпимостью, но эта терпимость граничила с недовольством и раздражением"⁽⁵³⁾. Впрочем, последнее отнюдь не бесспорно. В работах периода войны Американских колоний за независимость Берк достаточно высоко отзывался о радикальных направлениях протестантизма: "Это вероисповедание не только благоприятствует свободе, но и само основано на ней"⁽⁵⁴⁾. Категорически не принимая только атеизм, Берк считал необходимым уберечь от него все ветви христианства. Уже на склоне лет он, подводя итог жизни, писал: "Я защищал в свое время и в своей стране нерушимость национальной церкви, а также нерушимость национальных церквей во всех странах от идей и примеров, ведущих к духовному опустошению..."⁽⁵⁵⁾ При такой широте взглядов не удивительно, что философские представления Берка пo какому-либо из аспектов нередко оказываются близки идеям различных христианских мыслителей, не повторяя, впрочем, построения ни одного из них.

По мнению М. Ганзена, особенно большое влияние на Берка имело учение Св. Фомы Аквинского и, в частности, томистская трактовка "естественного закона". Согласно ей, вся жизнь Вселенной, охваченной, казалось бы, хаотичным движением, в действительности подчинена единому, вечному и универсальному закону, установленному Божественным Провидением и действующему как в природе, так и в обществе. В отношениях между людьми он проявляется прежде всего в объективно существующих нормах морали. Принятое томизмом определение Высшего закона было сформулировано, однако, еще в дохристианские времена Цицероном: "Истинный закон - разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга, приказывая... На все народы, в любое время будет распространяться один извечный и неизменный закон, причем будет один общий как бы наставник и повелитель всех людей - Бог, создатель, судья, автор закона"⁽⁵⁶⁾. Так вот, как считает Ганзен, представления Берка об "естественном законе" были именно "цицеронианско-томистскими"⁽⁵⁷⁾.

Мысль о том, что социальная жизнь, как и жизнь природы подчиняется установленным свыше законам, не зависящим от воли людей, и в самом деле пронизывает все рассуждения Берка о государстве и обществе. Неоднократно, начиная с первых своих работ, он подчеркивал, что действия индивидов могут увенчаться успехом, только если не противоречат заданному Провидением обьективному "ходу вещей"⁽⁵⁸⁾ Говоря, например, о долге парламентариев, он советовал им руководствоваться волей народа кроме случаев, когда она вступает в конфликт с "неизменными и вечными нормами справедливости и разума, которые выше нас и выше нее"⁽⁵⁹⁾.

Наиболее подробно тема универсального Божественного закона раскрывается в сочинениях последних лет жизни Берка. Свое определение данного понятия, действительно весьма схожее с цицронианским, он сформулировал в знаменитой речи при закрытии суда над лордом Гастингсом: "Есть лишь один закон для всех, а именно - тот, что управляет всеми остальными, - закон нашего Создателя, закон гуманности, правды и справедливости, являющийся законом природы и наций. Остальные же законы оказываются под его покровительством и приобщаются к его святости, только если они подкрепляют этот изначальный закон, если их положения придают ему большую ясность, энергию, эффективность"⁽⁶⁰⁾.

Действие установленных свыше обьективных закономерностей распространяется, по мнению Берка, не только на большие общности людей, но и на каждого отдельного индивидуума. "Могу предположить, писал он, что могущественный творец нашего естества определил и наше место в общей системе бытия и что, расположив нас подобным образом, согласно Божественному замыслу, по своей, а не по нашей воле, он тем самым заставил нас играть роль, соответствующую отведенному нам месту. Перед человечеством в целом мы несем обязательства, не являющиеся следствием какого-либо сознательно заключенного соглашения. Они проистекают из отношений между людьми, из отношений между человеком и Богом, - отношений, которые не могут быть предметом нашего выбора. Напротив, прочность всех остальных соглашений, заключаемых с отдельным лицом или группой лиц, зависит от этих первичных обязательств"⁽⁶¹⁾.

Утверждая, что единый Божественный закон действует и в природе, и в обществе, Берк, однако, считал, что в этих столь отличных друг от друга сферах бытия он проявляется по-разному. Если в естественной среде причина и следствие, как правило, непосредственно связаны между собой и результат того или иного действия может быть просчитан с довольно высокой степенью точности, то в области социальных отношений, где нет столь жесткой детерминированности, причинно-следственные связи явлений скрыты гораздо глубже и обнаружить их несравнимо труднее⁽⁶²⁾. Хотя история государств развивается согласно установленным свыше закономерностям, она, полагал Берк, одновременно представляет собой и результат деятельности людей. Эффективность же последней зависит, в свою очередь, от степени соответствия ее общему порядку мироздания и, следовательно, от того, насколько осуществляющим ее индивидам оказалась доступна Божественная мудрость вселенской гармонии.

Берк в полной мере разделял убеждение живших ранее его христианских мыслителей в неспособности человеческого разума до конца постичь объективный закон, управляющий жизнью общества. По словам Св. Августина⁽⁶³⁾, например: "Хотя... и есть нечто, что благоволил Он <Бог> открыть нам, однако для нас было бы много, и слишком превзошло бы силы наши, если бы вздумали исследовать тайны человеческие и подвергать решительному обсуждению заслуги и проступки царств"⁽⁶⁴⁾. О том же на склоне лет писал и Берк: "Я сомневаюсь,что история человечества уже достаточно хорошо изучена (если она в такой степени вообще может быть изучена), чтобы дать твердое обоснование теории, объясняющей те внутренние причины, которые с неизбежностью определяют судьбу государства"⁽⁶⁵⁾. И все же, наблюдая за повседневным "ходом вещей", в котором воплотилось Божественное Провидение, люди, считал он, могут получить общее представление об основных требованиях высшего закона⁽⁶⁶⁾. Еще в одной из своих ранних работ Берк выразил данную мысль следующей метафорой: "Никто не в силах установить четкие критерии гражданской или политической мудрости. Это - предмет, не поддающийся точному определению. Но, хотя ни один человек не может указать границу, разделяющую день и ночь, все более или менее сносно отличают свет от тьмы"⁽⁶⁷⁾.

В разных сферах социальной деятельности по-разному проявляется и универсальный закон. В экономике он, по мнению Берка, убежденного сторонника теории Адама Смита, нашел выражение в обьективных закономерностях функционирования рынка. На протяжении всей своей политической карьеры Берк боролся против государственного вмешательства в "законы торговли, которые суть законы природы, а значит - и законы Бога"⁽⁶⁸⁾.

Во время Американской войны за независимость он не раз подчеркивал, что одна из главных причин конфликта с колониями - протекционистские меры английского правительства. Система торгового баланса, принятая Англией в качестве государственной политики после революции середины XVII в., предоставляла значительно большую свободу для экономической деятельности, нежели существовавшая при абсолютной монархии система монетаризма⁽⁶⁹⁾. Однако во второй половине XVIII столетия налагаемые ею ограничения уже мешали экономическому развитию страны, причем, особенно сильно от них страдало население колоний. Берк резко осуждал подобную практику "искусственной торговли", регулируемую не свободной динамикой спроса и предложения, а средствами государственного принуждения⁽⁷⁰⁾.

Позднее он столь же негативно высказывался о дискриминационной политике Англии в торговле с Ирландией: "Творец нашей природы ясно предначертал нам, что, в соответствии с ней, а также - с провозглашенным в Писании законом, человек будет добывать себе хлеб в поте лица своего. И я твердо уверен, что ни один из людей, и никакое их объединение не могут, не оскорбляя Создателя, заявить, исходя из соображений собственной частной выгоды, что человек не должен так поступать. Я уверен, что у них нет никакого права мешать человеку трудиться или лишать его хлеба. Ирландия, не имея никакой прямой или косвенной компенсации за налагаемые на ее торговлю ограничения, не должна, по справедливости или в силу общей порядочности, подвергаться подобным ограничениям"⁽⁷¹⁾.

Выступая против злоупотреблений Гастингса, Берк заявлял, что опирающаяся на поддержку государства монополия Ост-Индской компании не соответствует "природе вещей"⁽⁷²⁾. Наиболее же подробно он обосновал необходимость освобождения экономики от государственного вмешательства в работе "Мысли и рассуждения о скудости". В рыночных отношениях, по мнению Берка, в полной мере проявляется та же гармония противоречий, что характеризует и весь мировой порядок, установленный "добрым и мудрым Творцом всех вещей, который устроил так, что люди, преследуя собственные, эгоистические интересы, связывают, хотят они того или нет, свое преуспевание с общим благом"⁽⁷³⁾.

В политике действие универсальных закономерностей не столь очевидно, хотя и столь же несомненно, считал Берк. Он, как уже отмечалось, признавал возможность постижения человеческим разумом основных положений Божественного закона, однако при этом имел в виду разум не отдельного индивида, а коллективный разум нации в целом, способный поколение за поколением накапливать по крупицам бесценное знание Божественной мудрости: "Право давности в деле управления возникло не в результате какого-либо слепого и бессмысленного предрассудка, ибо человек может быть как самым глупым, так и самым мудрым существом на свете. Индивид глуп. Толпа бывает глупа, когда действует не размышляя; но род человеческий всегда мудр, и когда у него достаточно времени, он всегда поступает правильно"⁽⁷⁴⁾.

Опыт многих поколений, утверждал Берк, воплотился в нравах, обычаях и традициях народов. Соответственно, лейтмотивом многих его произведений является мысль о необходимости бережного отношения к этому наследию предков: "Вместо того, чтобы избавиться от всех наших старых предрассудков, мы старательно их лелеем, ...мы лелеем их именно потому, что это - предрассудки; чем древнее они и чем больше распространены, тем больше мы их лелеем. Мы опасаемся дозволять людям жить и действовать с опорой каждого лишь на собственный запас разума, поскольку полагаем, что такой запас у отдельно взятого человека невелик и что индивидам лучше обращаться во всеобщий банк за капиталом, накопленным в течении веков многими народами"⁽⁷⁵⁾.

С таким же уважением Берк относился к исторически сложившимся государственным институтам разных стран. Он отвергал широко распространенную в век Просвещения теорию общественного договора, согласно которой общество и государство появились в результате осознанного решения отдельных индивидов. По его убеждению, истоки и того, и другого (он, как правило, не разделял эти понятия) скрыты во тьме времен, и уж если объяснять их происхождение договором, то надо говорить о "договоре" между Богом и человечеством в целом. Такой контракт невозможно расторгнуть, ибо, лишь выполняя налагаемые им обязательства, люди пользуются благами социального бытия, которое только и делает человека собственно человеком, т.е. существом, стоящим несравнимо выше остального животного мира⁽⁷⁶⁾. Способность людей к совершенствованию реализуется именно в обществе и, следовательно, единственное состояние, которое естественно для них, это - гражданское, а вовсе не состояние дикости, как утверждали многие философы Просвещения⁽⁷⁷⁾. Соответственно, "договор" с Богом об образовании общества регулирует жизнь рода человеческого на всем ее протяжении. "Поскольку цели такого соглашения не могут быть полностью достигнуты даже многими поколениями, оно становится соглашением не только между живущими, но и теми, кто уже умер, и кто еще только должен родиться", - писал Берк⁽⁷⁸⁾. Таким образом, в его трактовке "общественный договор" оказывался проявлением все того же, данного свыше, вечного и универсального закона.

Рассматривая каждое государство как результат созидательных усилий и наследственное достояние всех поколений его граждан, Берк особенно большое значение придавал принципу преемственности в политике и праве: "Не станет заботиться о потомстве тот народ, что не оглядывается на предков... Благодаря конституционной политике, отвечающей установленному в природе порядку вещей, мы получаем, сохраняем и передаем по наследству наш государственный строй и привилегии точно так же, как имеем и передаем свою собственность и жизнь. Политические институты, имущественные блага и дары Провидения приходят к нам и уходят далее одним и тем же путем"⁽⁷⁹⁾. По мнению Берка, чем древнее действующий институт, тем большего уважения заслуживает, поскольку прошел самое сложное испытание - проверку временем и вобрал в себя мудрость предков⁽⁸⁰⁾ .

Берк отвергал критерий разумности, предлагавшийся многими философами Просвещения для оценки социальных явлений. Еще в первой своей работе он отмечал: "...Разум, не сдерживаемый пониманием собственной слабости, своего подчиненного положения в мироздании, опасности давать свободу воображению в отношении определенных предметов, вполне может обрушиться на все самое прекрасное и святое. ...Что стало бы с миром, когда выполнение всех моральных обязанностей, все общественные устои зависели бы от того, насколько их смысл понятен и доступен каждому индивиду?" ⁽⁸¹⁾. Первое сочинение Берка собственно и было написано с целью показать неприемлемость рационального подхода к изучению общества. Последовательно развивая точку зрения сторонников подобного метода, считавших, что наличие внутренних противоречий в объекте исследования доказывает неправомерность его существования, так же, как в логике противоречивость рассуждений свидетельствует об ошибочности вывода, автор пoдвел читателей к явно абсурдному заключению, что вся история человечества есть лишь длинный перечень заблуждений и преступлений.

В действительности же, утверждал Берк, согласно вечному закону мироздания, противоречия в обществе так же неизбежны, как и в природе. В основе всей социальной жизни, утверждал он, лежит "то противостояние интересов, ...то действие и противодействие, кои в естественном и политическом мире порождают гармонию, благодаря взаимной борьбе противоположных сил"⁽⁸²⁾.

Столь ярко выраженная диалектичность философских воззрений Берка прямо связана с их религиозной основой. Ведь согласно христианскому вероучению, земную жизнь характеризуют, с одной стороны, единство и целостность, поскольку все сущее имеет общего Творца, с другой, - многообразие и противоречивость. Добро и зло, порок и добродетель тесно соседствуют и нередко взаимообусловливают друг друга. Здесь Бог "повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Матф. 5, 45)⁽⁸³⁾. Многие интерпретаторы христианства видели в этом неисчерпаемом богатстве форм и оттенков, в этом сочетании, казалось бы, мало совместимого проявление царящей во вселенной гармонии. "Как взаимное сопоставление противоположностей придает красоту речи, так из сопоставления противоположностей, из своего рода красноречия не слов, а вещей, образуется красота мира", - писал Св. Августин⁽⁸⁴⁾. По мнению же старшего современника Берка, англиканского теолога Р. Уоллеса: "Высшая красота и совершенство отнюдь не в постоянном повторении или продолжении одних и тех же частей, пусть даже превосходных. Требуется разнообразие, и, чем большим оно будет, ...тем более великими будут признаны искусство и красота"⁽⁸⁵⁾.

При таком подходе пороки признавались необходимым условием мировой гармонии и неотъемлемой частью земного бытия. "Поскольку Бог создает все что ни есть сущего, Его провидение дозволяет, чтобы имели место определенные недостатки в частных вещах, дабы не потерпело ущерба общее совершенство Вселенной; ведь если бы все зло было устранено, то в мироздании недоставало бы многих благ", - утверждал Св. Фома Аквинский⁽⁸⁶⁾. По словам Р. Уоллеса, "идея зла, видимо, принадлежит к числу вечных понятий Всеведающего Творца, а система, включающая в себя разные виды пороков, по справедливости может быть признана одним из бесчисленных творений Бога... Благодаря беспорядку, вызванному злом, в конце концов может быть установлен самый совершенный порядок"⁽⁸⁷⁾.

Признавая противоречия неотъемлемой частью общественной жизни, Берк, однако, считал, что они имеют далеко не одинаковое происхождение. Отчасти они обусловлены, полагал он, сложностью и противоречивостью самой человеческой натуры: "Мы проявили бы наивность, не свойственную даже грудным младенцам, думая, что все люди добродетельны. Мы были бы отравлены поистине дьявольской злобой, если бы считали всех одинаково грешными и порочными. Люди и в общественной жизни, и в частной - в чем-то хорошие, а в чем-то плохие"⁽⁸⁸⁾. Как-то процитировав схоластический афоризм, гласящий, что человек, живущий в полном отчуждении от других, - либо ангел, либо дьявол, Берк заметил: "Мы же рождены, чтобы быть только людьми. И нам еще надо очень многое сделать, чтобы стать хорошими людьми"⁽⁸⁹⁾. В характере человека соединяются многие трудносовместимые друг с другом качества, такие, например, как благоразумие и злопамятность⁽⁹⁰⁾; к тому же неотъемлемое свойство людей - ошибаться⁽⁹¹⁾; однако сетовать на все это бесполезно, потому что так уж устроен мир: "Порицает Бога тот, кто бранит несовершенство человека"⁽⁹²⁾. Напротив, свидетельством мудрости Берк признавал способность определить ту степень зла, с которой надлежит смириться, ибо, подходя к существующей реальности с чрезмерно высокими требованиями и пытаясь устранить все имеющие место пороки, можно породить новые, еще большие⁽⁹³⁾.

жүктеу/скачать 410.62 Kb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 2 3