Грубость, к которым добавляется еще после 480/79 г до н э. идея по­ томственного врага

134

В драме Эсхила «Персы» термин «варвары» как определе­ние еще относительно редкий, встречается только десять раз и чаще всего представляет собой собирательное обозначение для полиэтничного войска царя Ксеркса (Aesch., Pers., 255, 337, 391, 423, 434, 475, 634-5, 798, 844)³⁶. Драма показывает также дос­таточно развитые представления об эллинской идентичности, и в первую очередь, присутствием терминов «эллины» (Pers., 334, 351, 355, 358, 362, 369, 790) и «Эллада» (Pers., 2, 50, 234, 271, 758, 796, 809, 824, 875): в противопоставлении эллинов и варваров - персов наиболее очевидно прослеживаются панэл-линские тенденции в драме Эсхила «Персы».

Тем не менее, некоторые контексты, в которых «варвары» упомянуты, все же могут свидетельствовать о начале форми­рования обобщенного образа варвара, лишенного ярко выра­женных этнических черт. В тексте встречаются такие выра­жения как «варварские плачи» (634-5) и «страх варваров» (391), упомянуты «варвары родом» (434), и, наконец, в «сне Атоссы» «варварская страна» в первый и единственный раз противопос­тавляется Элладе (187). Последний сюжет интересен сам по себе и неоднократно привлекал внимание исследователей. Эс­хил, как и другие греческие авторы, такие как Геродот и Фуки-дид, видимо не считал, что различия эллинов и варваров суще­ствовали извечно, а представлял их результатом определенного развития. Именно потому драматург изобразил Элладу и «вар­варскую страну» в виде двух единокровных сестер - женщин удивительной красоты и роста (181-196). Персидский царь Ксеркс, чтобы их усмирить, попытался надеть на них свое ярмо и впрячь в одну колесницу, причем одна из женщин - «в персид­ском платье», послушно согласилась находиться под ярмом, тогда как другая - «в дорийской одежде», сбросила конскую упряжь и сломала ярмо (181-196).

35 George P. Barbarian Asia and the Greek Experience: From the Archaic Perod to the Age of Xenophon. Baltimore, 1994. P. 86.

135

О том, что в период Греко-персидских войн и даже позднее греки продолжали считать одной из самых важных характери­стик варварства незнание греческого языка (или недостаточ­ное владение им, что равнозначно незнанию) свидетельствует появление термина дапи\х6с,. По данным античной традиции, это определение возникло из-за ошибки, допущенной персидс­ким полководцем Датисом, сказавшим х^аФоцт вместо грам­матически верного х^а^Р^ш (Ps-Zonar. s.v.xa.ipou.aL; Schol. Ar., Pax.,289e-g; Suid. s.v.ActTLç; xai.pop.ai.)³⁸. Кроме того, не только собственно в «Персах», но и в других более поздних драмах Эсхила можно заметить элементы звукоподражания у варва­ров³⁹. В «Агамемноне» Эсхил даже выразительно уподобляет «варварскую речь» щебету ласточки, и различные схолиасты, комментирующие соответствующие строки драматурга, отож­дествляют глаголы ßapßapi^LV и х^XtSoviCeLV (Aesch. Agamemn.1050-1051; TGF, fr.450; Schol. Ar.Aves., 1689).

Эсхил определенно проводил различия между персидской деспотией и греческой свободой⁴⁰. Поэт объявляет Азию не

³⁷ См., например: Haidane J.A. 'BarbaricCries⁷ (Aesch. Pers. 633-639)//
CQ. 1972. Vol. 22. P.42-50; Hall E. Inventing the barbarian. P. 77.

³⁸ У персов греческий глагол в füturum indicative medii Siaßof|crou.aL,
производны OTÖLaßodüJ - «выкрикивать», звучит как Siaßoctaw (Haldane
J.A. 'Barbaric Cries'. P.42).

³⁹ В «Персах» - это слова aiaxhqav (270), oLolol (955), перемежевыва­
ющиеся в хоре персидских старейшин с речью на греческом и не пере­
водимые.

⁴⁰ В общем об идеях свободы и демократии в афинской драматур­
гии см. особенно: Родс П.Дж. Афинский театр в политическом контек­
сте // ВДИ. 2004. № 2. С. 47-55; в связи с «Персами» Эсхила см. : Hall E.
Aeschylus Persians. Warminster, 1996. P. 12-13; eadem. Inventing the
136

только «страной царя» (929:' Аоча Se x®àv, ßctaiAeu yaiaç), но также отмечает претензии персидских царей управлять этой землей по «божественному» праву: «Такого разоренья в Азии не было / С тех пор, как Зевс-владыка ниспослал закон, / Чтоб всей землей стада растущей Азии / Всего один лишь правил жезлоносный царь».

Противопоставление персидского владычества политичес­кой системе греков очевидно. На вопрос тени Дария, кто у афи­нян «пастырь» (ттснцаушр) и начальствует над войском (катоесптбСа отратш), хор отвечает, что они не являются ра­бами никого и никому не подвластны (oimvec SouXol... où8' {гпт)коо|.) (141-142). Здесь как раз и обращает внимание первое появление терминов SoiAot и гжг|коо1: это показывает уже разви­вающееся противопоставление персидского «рабства», и «сво­боды» греков, некую антиномию, которая найдет наибольшее воплощение у Геродота и в последующей греческой литера­турной традиции. В дальнейшем драматург вводит сцену, изоб­ражающею, как следствие победы греков, избавление Азии от этого «рабства» (584-594): население Азии более не живет по персидским законам (ойкеть тгерстоуоц.о1ллш) и не приносит подати (où8'£ti Оастиофороистш) по принуждению господ (SeaTTOCTÛvoLCTLV ашуксис), не падает ниц (oùS 'èç yav ттрот-тгтоутес; dp£ovTai)⁴¹; люди перестали держать язык в узде (oùS 'етг уХшстста ßpOTOiaiv èv фиХакац), стал народ говорить сво­бодно, так как был освобожден от ярма (ÂiXirrai yàp \aôç

Barbarian. P.56-100, особ. 97-98; Harrison T. Emptiness of Asia: Aeschylus' Persians and the History of the Fifth Century. London, 2000. P.76-91; Kantzios 1. The Politics of Fear in Aeschylus' Persians. P. 5-7.

137
Последние строки драматурга позволяют прийти к заключе­нию как в отношении неких идеологических установок автора, реализуемых в данном контексте, так и составить вполне опре­деленное представления о знании автором отдельных аспектов жизни и социальной организации персидской Азии. И прежде все­го, они позволяют представить некоторые характеристики, кото­рыми должны обладать свободные греки, из которых особо от­мечены три: отсутствие внешнего контроля, свобода голоса и отсутствие дани. Это общие полисные принципы, но они опреде­ленно могут отражать приобретенный афинский опыт формиро­вания демократической системы в V в.до н.э. По справедливо­му замечанию И. Канциоса, изображая жизнь при деспотическом режиме врага, Эсхил пытается обозначить некоторые сущност­ные его характеристики и способ, посредством которого они оп­ределяли жизнедеятельность общества и, таким образом, он безусловно побуждает к сравнению с соответствующими аспек­тами афинской политической системы⁴³.

Между тем, следует заметить, что в «Персах» Эсхила, хотя и находит наиболее яркое выражение противопоставление пер­сидского рабства и греческой свободы, положение высших пер­сидских командиров в Персидской державы по отношению к Великому царю еще не охарактеризовано как положение ра­бов. Несомненно, Эсхил представляет персидских царей (преж­де всего, Дария и Ксеркса) как абсолютных властителей, опи­сывая их статус при помощи терминов àva£, - «владыка» (5, 762, 787), TTOL|iàwup - «пастырь» (241), бестттотпс -«господин» (666, 1049), Bao-iXeûç - «царь» (5, 8, 58, 66, 234, 629, 634) и ßaaiXeuc uéyaç - «великий царь» (это подразумевает знание драматургом официальной титулатуры персидских царей) (24)⁴⁴. Эсхил верил в то, что персы представляли своего царя богом: хор провозглашает, обращаясь к царице Атоссе: «Ты была суп­ругой богу (Öeoii), богу Персии ты мать» (157)⁴⁵.

⁴³ Kantzios I. The Politics of Fear in Aeschylus' Persians. P.4.

⁴⁴ Дарий предстает в царской тиаре на голове (ßcunXeLa nnpa) (661 ).
О персидском декоре у Эсхила подробнее: Tuplin C.J. Achaemenid
Studies. P. 134.

⁴⁵ См. Her., VII, 56, где некий геллеспонтиец называет Ксеркса Зев­
сом. Ср. также: Arist. De mundo, 398а: о ßacnXeuc aùroç 5еатт6тп.с кал

138

Эсхил поддерживает развиваемые еще с VU - VI вв. до н.э., в связи с установлением тесных взаимоотношений бал­канских греков с Лидийским царством Мермнадов, представ­ления греков о «богатой» Азии. Прилагательное ттоХъхрйаос -«многозлатый», четырежды применяемое Эсхилом по отноше­нию к персам (Pers., 3, 9, 45, 53), рождается еще в эпическом

Oeoç 6vo[iaCô\ievoq. Cf.: Gow A.S.R Notes on the Persae of Aeschylus// JHS. 1928. Vol. 48. Pt. 2. P.134ff.

⁴⁶ George P. Barbarian Asia and the Greek Experience. P.96-97; ef. 100-
101.

⁴⁷ Hall E. Inventing the Barbarian. P. 94. Э. Холл касается этих опреде­
лений при рассмотрении терминологии, посредством которой Эсхил
описывал политические отношения, присущие персам. В другом мес­
те исследовательница связывает термин SoiAoç, которым обозначали
подчиненных царя Персии с идей ярма, который Ксеркс вознамерился
наложить на Элладу. Однако, стоит возразить, что утверждение Эсхила
о намерении Ксеркса поработить Грецию еще не означает, что драма­
тург считал, что отношения царя со своими поддаными также склады­
вались по типу взаимоотношения господина и рабов.

⁴⁸Briant P. Histoire de l'Empire perse. De Cyrus a Alexandre. P., 1996. P. 336-338.

139

Эсхил применяет эпитет «многозлатыи» (тгоХихристос;) по отношению к дворцам Ксеркса (3), войску (9), Сардам (45) и Вавилону (53); города всей Азии и Персия названы «гаванью великого богатства» (тгоАис тгХойтои \lut)v) (250); драматург называет «украшенный золотом дом» (хркаеоатоХцос §6ц.ос) царицы Атоссы (159), сообщает о том, что царь Дарий собрал большое богатство ([хцуас, тгХоитос) (163). Сами персидские цари объявлены потомками «златоносного рода» (79-80) - гре­ческого героя Персея (Schol. in Pers, 80). В «Персах» Атосса рассуждает о том, что своим поражением Ксеркс рискует по­терять великое богатство, которое собрал его отец Дарий при помощи богов; однако, богатство непочетно, если нет за ним силы, в силе же также мало славы, если живешь в бедности (163-168). Таким образом, в драме Эсхила очевидно противо­поставление богатства и бедности, но оно еще не затрагивает' греков. Драматург не мыслит «богатство» персов и «бедность» греков в полярных категориях; они еще не являются фактора­ми, способствовавшими формированию у греков противопос­тавления персидского и греческого образа жизни⁵⁰. Когда ца-

49

рица Атосса интересуется причинами вражды Ксеркса к Афи­нам, она спрашивает и об их богатстве. На ее вопрос, чем еще славен этот город, может быть богатством домов, хор отвеча­ет: «Есть источник серебра у них, клад страны» (аруирои тгтууп tolç сштоц есгть, 9г)асшрос x^ovoç) (237-238). В последнем слу­чае, конечно, Эсхил дает аллюзию на разработку серебряных рудников в Маронии (Лаврионе), которые позволили афинянам создать флот в 100 триер, сражавшийся при Саламине, и стать морской державой (Arist, Ath. pol., 22, 7). Можно согласиться с мнением С. Голдхилла, что Эсхил противопоставляет «личное богатство» персов и общественные расходы афинян на строи­тельство своего флота (237-238)⁵¹.

Некоторые исследователи, правда, склонны говорить об из­неженности, и даже женоподобности (effïminacy) персов, выте­кающие, в частности, из их приверженности к «варварскому богатству» и роскоши. Подобную трактовку можно встретить в статье Дж. Клифтона⁵², однако, это положение разворачива­ется в настоящую концепцию в работах Э. Холл и П. Джорд­жа⁵³. В общем представляется верным утверждение, что гре­ки имели обыкновение уподоблять азиатских варваров, и прежде всего персидских воинов, женщинам, и это было еще одним способом продемонстрировать свое военное превосходство. Однако, сомнительно, что подобный взгляд можно встретить у Эсхила (образ «женоподобных» персов не встречается в лите­ратуре до IV в. до н.э).

Э. Холл обнаруживает в «Персах» Эсхила проявления ген-дера. Само изображение победы греков в драме видится как

нию к персам, но не к лидийцам, изнеженность которых считалась след­ствием приверженности к роскоши еще в VI в. до н.э.

⁵¹ Goldhill S. Battle Narrative and Politics in Aeschylus' Persae. P. 191.
Примечательно, что «богатство» афинян представлено в серебре, а не
золоте, посколько последнее - символ персидского богатства (Clough
Е. Rev. Harrison T. The Emptiness of Asia: Aeschylus' Persians and the
History of the Fifth Century. L., 2000 // BMCR- 2001.04.09).

⁵² Clifton G. The Mood of the 'Persai'of Aeschylus. P. 113.

⁵³ Hall E.Asia unmanned... P. 108-133;GeorgeP.BarbarianAsia and the
Greek experience. P. 102. Примечательно, что интерпретация драмы Эс­
хила с подобных позиций отсутствует в упоминаемой уже более ран­
ней работе Э. Холл «Inventing the Barbarian» (1989).

141

При подходе к интерпретации драмы Эсхила с позиций ген-дера фактически упускается из виду военный аспект представ­ления Эсхилом персов, который лучше всего представлен в статье С. Голдхилла⁵⁴. Эсхил неоднократно сравнивает гре­ческий и персидский способы ведения войны: тактику боя гре­ков при помощи копья в построении фалангой гоплитов с при­менением персами лучников (85-86, 239-240) при том, что основное действие драмы разворачивается на фоне морского сражения (кроме эпизода с уничтожением греками персов на острове Пситталия: Pers., 447-471)⁵⁵. Вообще, лучник в пред­ставлении Эсхила символизирует персов и Азию, и в этом дра­матург не оригинален и следует представлениям своего вре­мени (278). Изображение царя в виде лучника присутствует на персидских дариках, а также лучник наиболее часто встреча­ется на образцах афинской иконографии. Этот символ проника­ет и в греческую литературную традицию, что и отражает Эс­хил⁵⁶. Достаточно заметить, что драматург называет персидских полководцев «искусными лучниками» (26, 30), а царя Дария I - «повелителем лучни-

54

55 Clough E. Rev. Harrison T. The Emptiness of Asia... passim.

142

Понятно, что Эсхил работал над трагедией по свежим впе­чатлениям от прославленных побед греков в период Греко-пер­сидских войн, в которых, как известно, принимал личное учас­тие, и, поэтому, персы на протяжении всей драмы представлены в совершенно различных ракурсах. В частности, драматург стремится продемонстрировать, с каким грозным противником вынуждены были эллины вступить в битву. В той части драмы, где рассказывается об отправлении персидского войска в по­ход против Эллады (26-32), присутствуют яркие образы пер­сидских вождей, которые называются меткими стрелками из лука (то£о8а|1аутес;), искусными наездниками (iTTTToßaTcu), су­ровыми на вид (cfioßepoi uiv ISeiy), страшными в битве (Setvoi ôè (idxT|v), непреклонными душой (фихлс еитХгщош.). Далее, они представлены стойкими и суровыми (èxupoi ттеттоьбсос, сттифеХоС) (78-79). Войско персов, по представлениям Эсхила, неодолимо (аттрбстоютос yàp ô TTepaœv отратос), персы не ли­шены доблести (аХк[фрсоу те Хаос) (91-92). Изнеженными здесь, вероятно по старой традиции, в «каталоге» отрядов, отправив­шихся в поход против Греции, признаются именно лидийцы (aßpoSicuTuv... Ли8о)У oxXoç) (41-42).

Однако, наиболее очевидно военные качества варваров-пер­сов и эллинов противопоставляются в рассказе персидского вестника о сражении при Саламине: страх варваров ^oßoc 393) и мужество греков (еифихкг 394); прекрасный строй наступа­ющих греков (eirrdKTOûÇ... коаи.ш) (399-400) и беспорядочное бегство варварского войска после одержанной греками морс­кой победы при Саламине (фиут) акбстцюс iraaa vavç т)реастето) (422) и сухопутной - на о. Пситталии (469-470); боевой клич греков контрастирует с персоголосым шумом врага (Перочоос yXujacrnç робос) (402-407). Примечательна фраза, что греки унич­тожали персов словно рыбак тунцов - то! Se шстте Qvvvovç f\ tu/ ixöijcoy ßöXov,- досками, обломками судов и весел (424-5) и т.д.

Таким образом, заявленная в начале драмы военная мощь персов была сломлена доблестью греков. Торжество греков над

143

персами подчеркивается изображением сцены бесславной ги­бели персидского войска при бегстве из Греции в Азию (480-514). Тем не менее в трагедии афинского драматурга трудно обнаружить даже следы явного презрения к врагу греков -Персии, которыми пестрят произведения греческих авторов следующего столетия.

Э. Леви, посвятивший обстоятельное исследование образу варваров в труде Геродота, замечает, что «отец истории» при характеристике негреческого мира стремился выступать с двух позиций: во-первых, как истинный продолжатель традиций ионий­ской школы логографов, проявляющих интерес к разнообраз­ным варварским народам⁵⁷, а, во-вторых, как автор труда, в основе которого лежит описание масштабного конфликта меж­ду Европой и Азией, с несомненным акцентом на враждебность эллинов и варваров-персов^⁸. Вообще, следует учитывать, что на формирование мировоззрения Геродота оказывали влияние как та среда, в которой непосредственно произошло его ста-

57

144

Рассматривая образ варваров, в частности, персов у Геро­дота нельзя не задаться вопросом об эллиноцентризме «отца истории» и его этнополитической предосудительности. В этой

59

145

На основании сообщений Геродота известно, что термин «варвары» продолжал применяться к иноязычному населению (Her. I. 57; II. 158). Историк приводит прилагательное ßapßapoffxovoc в значении «чужеземца» при изложении двух ора­кулов (6 хр"П^стМ-°С) Бакида (Her., VI1I, 20; IX, 45). В ряде случа­ев «отец истории» связывает термин «варварский» непосред­ственно со звучанием чужеземной речи (Her. II. 57); так, в частности, он сообщает, что пеласги говорили на «варварском языке» (ßdpßapoc yXwcraa) (Her., I, 57), а при изложении обыча­ев египтян, «отец истории» свидетельствует, что «варварами египтяне называли всех тех, кто не говорит на их языке (ßapßapouc Se ттаутас ot AlyinTTioi каХеоиоч xoùç \ix\ афьсть оцоуХактаоис)» (Her., Il, 158). Однако, кроме примеров, когда ßdpßapoi означают просто не говорящих по-гречески, Геродот

62

приводит и примеры другого свойства. В частности, в эпизоде с бичеванием Геллеспонта, Ксеркс, по словам «отца истории» (VII, 35), говорил варварские и нечестивые слова (XéyeLV ßapßapd те Kai атастбаХа).

Геродот, как и афинский драматург Эсхил (Pers. 181-196) полагает, что поляризация эллинов и варваров не существова­ла извечно, а была результатом определенного развития. В частности, «отец истории» также представляет греков и вар­варов некогда единым народом (Her. I. 60). Заявленная здесь идея предваряет аналогичное суждение афинского историка Фукидида (I. 3. 3). Геродот нередко приводит этиологические мифы греков, в которых утверждалось бы генеалогическое родство эллинов с народами Азии⁶⁴. Примеры, когда Геродот называет варварами как в целом обитателей Азии (1.4; VI. 58), так и лидийцев (I. 6, 10, 14, ), пеласгов (I. 58), догреческое население Крита (1. 173), египтян (II, 50), фракийцев, скифов, персов, мидян (II. 167), македонян (V. 22) показывают, что ко времени завершения «отцом истории» своего труда эллинс­кий мир уже противостоял варварскому миру, причем, некото­рые аспекты изображения варваров автором предполагают, что различие было не только языкового свойства, но и социо­культурного⁶⁵.

Но более всего эти различия проявляются при сравнении военных качеств эллинов и варваров. По мнению Б. Айзека, Геродот не выражает какие-либо антивосточные чувства (sentiments); он никогда не идет так далеко, как более поздние авторы в поляризации греков и «других». Исследователь в ка­честве подтверждения своей точки зрения приводит целый ряд «положительных» суждений Геродота о восточных народах, в том числе персах, именно в связи с их военными качествами: «в то время в Азии не было народа сильнее (àvSpLT)LOTe-pov) и отважнее (аХкьцштеpov) лидийцев» (1, 79); «ведь из всех изве-

64

стных мне народов именно у персов более всего в почете доб­лестные войны (éyù olSa аубрсотгшу Шрот ävSpat; àyaOoùç та тгоХецю.)» (VII, 238), или, например: «главная доблесть персов -мужество (ävSpayaötri)» (I, 136).

Однако, здесь следует внести некоторые коррективы. В чем Геродот видит причину «мужества» персидских воинов видно на примере описания им действий персов в битве при Саламине: «Между тем варвары на этот раз бились гораздо отважнее, чем при Эвбее. Из страха перед Ксерксом (Оеьцлтшу Sép^Tjv) каждый старался изо всех сил, думая, что царь смотрит именно на него» (VIII, 86). Следует также вспомнить и приводимый «отцом истории» диалог Ксеркса с Демаратом: персидский царь заявлял, что люди, находящиеся под началом одного человека, из страха перед ним могли бы прослыть лучшими и под ударами бичей напали бы даже на численно превосходящего врага (Her., VII, 103). И хотя Геро­дот считает, что персы могут быть даже отважными воина­ми (и в этом смысле он соглашается с Эсхилом), но непос­редственное сравнение с эллинами естественно не в пользу персов.

Примером прямого противопоставления варваров - персов и эллинов может служить приведенная «отцом истории» речь Аристагора Милетского, обращенная к спартанцам: «Ведь вар­вары вовсе не отличаются мужеством (ошт yàp oi ßapßapoi oAkl^ol elm), в то же время как вы достигли высшей военной доблести (аретп.) (V, 49). Поскольку речь предназначена убе­дить спартанцев оказать помощь Ионийскому восстанию, то мы вправе ожидать найти в ней ярко выраженный контраст между греками и персами. Однако, другие примеры не менее показательны. Повествуя о доблести греков, Геродот отмеча­ет, что эта доблесть является их свойством. Показателен сле­дующий пример. «Отец истории» сообщает о прибытии в пер­сидский лагерь неких перебежчиков из Аркадии. Когда один из персов спросил их, что теперь делают эллины, то аркадяне от­вечали, что справляют олимпийский праздник. На вопрос о на­граде победителю, они сказали, что наградой является оливко­вый венок. Тогда Тигран, сын Артабаза, воскликнул: «Увы. Мардоний! Против кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди

сражаются не ради денег, а ради доблести» (VIII, 26)⁶⁶.Таким образом, имплицитно подразумевается, что высшей ценностью персов являются деньги (хртцшта), а греков же - доблесть (аретт|). Элементы греко-варварской поляризации можно об­наружить и при описании Геродотом двух сражений - при Са­ламине и Платеях. При описании Саламинского сражения «отец истории» сообщает, что эллины сражались на море с большим умением и в образцовом порядке (pvv кбстцсо vauuaxeövTcov ка1 <ката> tœ^lv); варвары же действовали беспорядочно и необдуманно (сште тетауцеуыу ёть ovre ovv vöco

Оценивая битву при Платеях, Геродот замечает: «Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе; у них не было только тяжелого вооружения (ауотгХоь) и к тому же еще боевой опыт­ности... Не могли они сравниться с противником также бое­вым искусством» (IX, 63). При описании сражений при Сала­мине и Платеях Геродот приводит примеры храбрости как греков, так и персов. Однако, в случае битвы при Платеях «отец истории» в отношении персов ограничивается следующим за­мечанием: «В войске варваров наиболее отличились пешие пер­сидские войны и конница саков, а из отдельных воинов - Мар­доний» (IX, 71 ). Это краткое замечание также контрастирует с подробным изложением примеров проявления доблести греков (IX, 71-75).

Обратимся теперь к прояснению позиции «отца истории» по отношению к поляризации богатства и бедности. В этой связи вполне можно согласится с наблюдением Дж. Редфилда, что в исторических воззрениях Геродота определенная роль отводит­ся противопоставлению «суровых» и «изнеженных» народов (hard and soft peoples)⁶⁷. «Суровые» народы не достойны заво­евания, так как ничего не имеют. «Изнеженные» же, в свою очередь, могут быть завоеваны, но после завоевания, они по­лучают возможность мести, изменив образ жизни завоевате-

⁶⁶ См.: Konstan D. Persians, Greeks and Empire // Herodotus and the
Invention of History/Arethusa. 1987. Vol. 20. N 1-2. P. 61-62.

⁶⁷ Redfield J. Herodotus the Tourist. P. 109-113; об этом см. также
более раннюю работу: Avery Н.С. Herodotus' Picture of Cyrus // AJPh.
1972.Vol.93.N4.P.533ffi
149

лей⁶⁸. Что касается персов, то Дж. Редфилд справедливо за­мечает, что Геродот их представляет в процессе «культурного изменения»: персы сначала изображены «суровым» народом, но затем, после завоевания Мидии, и, особенно Лидии, они пре­вращаются в «изнеженных»⁶⁹.

Приступая к описанию Лидийско-персидской войны Геродот (1. 71) словами некоего лидийца Санданиса, обращенными к Крезу, проводит различие между образом жизни персов, отли­чающихся своей бедностью и воздержанностью, и лидиЙцев, которые наслаждались всевозможными благами жизни: «Царь! Ты собираешься в поход на людей, которые носят кожаные штаны и другую одежду из кожи; едят же они не столько, сколь­ко пожелают, а сколько у них есть пищи, так как обитают в земле суровой. Кроме того, они не пьют вина, а довольствуют­ся лишь водой. Если ты и одолеешь их, то что возьмешь у на­рода, лишенного всех благ? С другой стороны, подумай о том, чего ты можешь лишиться в случае поражения. Ведь вкусив прелести нашей жизни, они так привяжутся к нам, что мы не сможем уже их изгнать [из нашей страны]. Я благодарю богов за то, что они не внушают персам мысль воевать с лидийца-ми». Далее, «отец истории» комментируя это высказывание,-замечает, что до покорения Лидии персы действительно не знали ни роскоши, ни богатства (сште aßpov о irre àyaoôv ov&év) (Her., 1,71).

Однако, в описании битвы при Птерии (I, 76-77) и при Сар­
дах (I, 80), лидийцы представлены воинами, не уступающими
персам ни в мужестве, ни в других боевых навыках. Геродот
считает, что потеря лидийцами своих качеств произошла по­
зднее и была следствием совета плененного Креза, адресован­
ного Киру, в связи с восстанием лидийца Пактия. Совет состо­
ял в том, чтобы повелеть лидийцам не иметь боевого оружия,
носить под плащами хитоны и высокие сапоги на ногах, обу­
чать своих детей игре на кифаре и лире, заниматься мелочной
торговлей. Тогда, по словам Креза, скоро лидийцы из мужей
обратятся в женщин (ywcuKaç àvr' ctv8pwv... уеуотл5тас) (Her.,
1,155).

^6K Redfield J. Herodotus the Tourist. P. 113. ⁶⁹ Redfield J. Herodotus the Tourist. Pill.

150

Геродот противопоставляет «персидскую роскошь» и «бед­ность греков» не столь часто, но можно привести несколько классических иллюстраций этой поляризации. Прежде всего, примечательны слова Демарата, адресованные Ксерксу: «Бед­ность (f| TrevLr)) в Элладе существует всегда, тогда как доб-

70

151
лесть (f) аретг|) добыта приобретенной мудростью (f| иоф\-Т\ KaTepyaa|j.évri) и суровым законом (ô vô[ioq Lctx^uP°Ç)- При по­мощи этой доблести Эллада защищает себя от бедности и дес­потии» (Her., VII, 102). Следует упомянуть описанный Геродо­том (1Х,82-83) осмотр военачальником Павсанием персидского лагеря после битвы при Платеях. По словам «отца истории» (IX, 82), великолепие шатра самого Мардония привело в столь большое изумление Павсания, так что он созвал греческих стратегов и не удержался от замечания в их присутствии: «Эл­лины! Я собрал Вас, чтобы показать безрассудство этого пред­водителя мидян, который имея такой жизненный уклад (бинта), тем не менее пришел к нам, чтобы лишить нас нашего скудно­го (бхСирл)»-

В труде Геродота подданные персидского царя, независимо от их этнической принадлежности и социального статуса, на­зываются рабами, а сами отношения их с царем Персии упо­добляются отношениям раба и господина.

Показательны следующие примеры: рабом назван Меанд-рий, сын Меандрия, управлявший Самосом после убийства Оройтом Поликрата (III, 140); Ксеркс говорит об Аристагоре Милетском - «наш раб» (SoïÀoç гщетерос) (VII, 8); карийская царица Артемисия называет¹ рабом царя самого Мардония (VIII, !02). Наиболее выразительно Геродот проявляет свое отноше­ние к социальной иерархии внутри Ахеменидской державы сло­вами спартанских послов Сперфия и Булида, обращенных к сат­рапу Гидарну: «Тебе прекрасно известно, что значит быть рабом, а о том, что такое свобода, - сладка ли она или горька, ты ничего не знаешь (то [ièv yàp 5oiAoç elvai è£eтпатеш, kXtvQçptriç 5è oüküj èTreipfiOTiç, out' ei, еатч. jXvkv oirr'è |if|)» (Her., VII, 135).

В уже упомянутом диалоге Ксеркса с Демаратом, доволь­но показательно характеризующим мировоззренческие уста­новки самого историка, изгнанный спартанский царь заявляет, что хотя спартанцы являются свободными (èXev-Qepoi), сами они признают одного владыку - закон (èiréaTL yàp стфь оеатгбтлс v6|ioç), и боятся его больше, чем подданные - царя Ксеркса (Her., VII, 104). В другом месте труда «отца истории» Демарат говорит Ксерксу: «У тебя, самого лучшего из всех мужей, пло-
152

хие рабы» (crol 8è €Ôvtl àptaTco àvSpcov ттаутсау какое ôouXol élctl) (Her., VI1I, 68); таким образом, также выражено противо­поставление царя Персии и его подданных как господина и ра­бов⁷¹.

Проблема нуждается в некоторых дополнительных коммен­тариях. В современной исследовательской литературе предла­гаются два основных объяснения происхождения и значения поляризации варвары / персы - рабы и эллины - свободные. Так, согласной первой, наиболее распространенной точки зре­ния, указанная оппозиция просто отражает веру греков в свое превосходство над варварами, и получила особое развитие в результате массового притока рабов - варваров в Грецию в V-IV вв. до н.э.⁷² По мнению П. Ханта, «Геродот в ряде случаев подчеркивает, что греки сражались против персидской армии, состоящей из рабов»⁷³. Однако, при обращении к случаям по­добной поляризации Геродотом и более поздними античными авторами вышеприведенные мнения не могут быть признаны адекватными объяснениями.

В настоящее время в работах ряда исследователей возоб­ладала другая точка зрения, согласно которой возникновение представлений греков о персах как рабах было результатом проникновения в греческий язык персидской социальной тер­минологии. Эту тему специально исследовала в своей работе А. Миссиу, которая связала появление греческого выражения SouAoç ßaaiAewc с древнеперсидским определением manu bandaka, обычно переводимого в соответствующей литерату­ре как «мой слуга», «мой подданный», «мой раб» и т.п. (DB, II, 19-20,29-30,49-50, 82; III, 13, 3 1, 56, 84-85).

А. Миссиу заключает, что фраза SoiAoç той ßaatXecoc была калькой терминов, известных нам из трилингвической Бехис-тунской надписи, а не столько выражением, предназначенным отразить греческий предосудительный образ варваров-персов.

⁷¹ См. : Ostwald M. Freedom and the Greeks // The Origins of Modern
Freedom in the West / Ed. by R. W. Davis, Stanford, CA, 1995. P.46.

⁷² Лурье С.Я. Геродот. С. 46-47; Romilly de J. Les barbares... P.284;
Hunt P. Slaves, Warfare and Ideology in the Greek Historians. Cambridge
1989.P.48f

⁷⁵ Hunt P. Slaves, Warfare, and Ideology in the Greek Historians. P48f.

153
Далее, как полагает автор статьи, фраза была заимствованием первоначально появившегося в официальном переводе докумен­та царского двора, поскольку во многих грекоязычных регио­нах Малой Азии под персидским контролем народ мог полу­чать царские декреты и другие персидские пропагандистские тексты на греческом⁷⁴. Эти замечания дополняет также Б. Айзек. Исследователь полагает, что применение термина «рабы» в данном контексте могло иметь смысл только в пер­сидском обществе, но совершенно неуместно для греков назы­вать любого военачальника рабом, поскольку были существен­ные противоречия между предполагаемым темпераментом раба и необходимой характеристикой военного командира⁷⁵.

Если указанная точка зрения верна, то это может быть еще одним объяснением того феномена, что противопоставление греков и варваров / персов в категориях «свободные - рабы» относится только к периоду взаимоотношений греков с Пер­сидской державой, а не имеет более глубоких корней.

Основные выводы А. Миссиу находят солидарность преж­де всего в современной востоковедческой литературе. Подоб­ные суждения можно встретить в работах П. Бриана, Т. Пти и других исследователей⁷⁶. Определенно эта точка зрения под­держивается знаменитым письмом Дария I своему наместни­ку Гадату на греческом, сохранившемуся в копии римского времени (Ü в. н.э.) (ML, 12). В начальных строках письма пер­сидский монарх обращается к Гадату как своему SouXoç⁷⁷.

74

Подобным образом можно объяснить проникновение в гречес­кий язык других персидских терминов - «царь царей», «в ел и кий царь», «сатрап», соответствующей атрибутики царской титула-туры⁷⁸. И то что в интерпретации Эсхила могло обозначаться термином тага - «верные», в произведениях более поздних авторов заменялось на ôouXol - «рабы».

ВIV столетии до н.э. устойчивое выражение SouXoç ßctcriXetüC остается греческим определением, употребляемым для обо­значения подданных персидского монарха. Оно встречается в речи Андокида «О мире с лакедемонянами» (392 г. до н.э.) при­менительно к мятежнику Аморгу, сыну Писсуфна (Andoc, III, 29), правда, по справедливому замечанию А. Миссиу, уже в уничижительной манере. В корпусе речей Демосфена это оп­ределение используется по отношению к Арфмию Зелейскому (IX, 43), подданным царя (XV, 23), варварам (XV, 15), и даже к городу Амфиполю (XIX, 137); также заметно стремление под­черкнуть ущербность персов по сравнению с греками.

Ксенофонт в «Анабасисе» применяет выражение ôouXoç ßacaXecoc по отношению к Киру Младшему (I, 9, 29; II, 5, 39), однако, в значении terminus techmcus⁷⁴. С другой стороны, ког­да Ксенофонт называет Фарнабаза и других персов «рабами царя», он не только противопоставляет рабство и свободу, но и употребляет термин 8ou\ol с целью подчеркнуть приниженное

78