Гузель майтдинова государство кирпанд империя в срединной азии

В древних государственных образованиях Центральной Азии внешняя политика была направлена на защиту целостности страны, а также на расширение владений, рынков, захват материальных и людских ресурсов в окружающих территориях. Международные вопросы разрешались обычно вооруженной силой, но в то же время постепенно набирала силу дипломатическая деятельность. Дипломатические сношения велись самими царями. Правители центральноазиатских владений почитались как боги, воплощали в своем лице все государство, имели в своем распоряжении армии «царских слуг» -чиновников и писцов. В соответствии с основными задачами завоевательной внешней политики военно-теократических владений Центральной Азии их централизованная дипломатия разрешала сравнительно ограниченный круг вопросов. Наиболее сильной ее стороной являлась организация всепроникающей военно-политической разведки. (1) Дипломатическая деятельность правителей Центральной Азии выражалась в переговорах, обмене посольствами, созыве религиозного собора, заключении союзов, династийных браков.

Дипломатические традиции Центральной Азии складывались еще в рамках межплеменных отношений, когда вырабатывались общие принципы заключения договоров. В «Авесте» гарантом несокрушимости межплеменных договоров выступает бог Митра. На договор в древнем мире смотрели, как на нечто магическое. Нарушение договора, по убеждению людей древности, влекло за собой божественную кару. Первый известный в истории среднеазиатской дипломатии международный документ был заключен между парфянами и мидийцами в УП- начале У1 в. до н.э.(2) «Отец истории» Геродот передает сведения о приеме послов Куруша П массагетской царицей Томирис и последующих событиях. (3) Дипломатические отношения в Центральной Азии в период эллинизма можно разделить на два периода: первый – отношения Александра Македонского с народами Центральной Азии, второй – отношения эллинистических государств – Селевкидского и Греко-Бактрийского. Первый период (330-327 гг. до н.э.) характеризуется возросшей дипломатической активностью государств и племенных объединений Центральной Азии, выразившейся в заключении различного рода мирных договоров и военных союзов с Александром Македонским. Не исключено, что уже в это время, а возможно и несколько ранее формируется определенная группа людей, занимающихся внешними связями. Второй период (конец 1У –начало второй половины П века до н.э.) характеризуется тем, что наряду с сохранением эллинистического государства – Греко-Бактрийского царства происходит не только активный процесс формирования местных государственных образований, но и становление межгосударственных связей и определенных форм дипломатических отношений. Известно, к примеру, о парфяно-греко-бактрийских военных договорах и союзах, заключенных в частности Диодотом П, по-видимому, после 237 г. до н.э. с Тиридатом (Юстин, Х,1,4,9) в борьбе с их общим врагом –Селевком П, попытавшимся вновь завоевать Центральную Азию. Известны переговоры и заключение мирного договора в 206 г. до н.э. между селевкидским царем Антиохом Ш и греко-бактрийским царем Евтидемом.(4)

Если на начальном этапе развития дипломатии вектор внешнеполитических связей государств Центральной Азии был направлен на укрепление региональных отношений, а также в государства Южной и Западной Азии и далее, то начиная со П века до н.э. усиливается восточный вектор внешней политики центральноазиатских царств.

Судя по известным в настоящее время письменным источникам, фиксированные первые дипломатические отношения на евразийском пространстве древние среднеазиатские страны стали устанавливать со П века до нашей эры. Период с конца Ш века до нашей эры до начала 1 в. н.э. был эпохой великих исторических событий в Центральной Азии. Это было время создания и расцвета могущественной державы кочевников –Сюнну, простершейся от востока Монголии до Средней Азии, а затем упадка и крушения ее в борьбе с китайской империей Ранняя Хань (206 г. до н.э. - 25 н.э.). Это было время падения Греко-Бактрийского царства, переселения сюда из нынешнего Синьцзяна разгромленных сюннами юэчжей, создавших царство Большое Юэчжи, переселения из Синьцзяна в долину реки Или усуней, создавших царство Усунь.(5)

Впервые в 129-128 гг. до нашей эры в Бактрии в качестве посла побывал Чжан Цян - посланник китайского императора У-ди. Чжан Цян, выполняя задачи ханьской военно-политической разведки, доносил ханьскому императору У-ди следующее: «Дася (Бактрия – примечания- Г.М.) находится в 200 с лишним ли (800 км) к юго-западу от Давань (Ферганы- примечания- Г.М.) к югу от Гуйшуй (река Сырдарья – примечания –Г.М.). Обычаи в ней оседлые, есть города и дома. Обычаи такие же, как в Давань. Не имеет верховного главы, а все города и владения ставят малых глав. Ее войска слабы, боятся войны. Народ любит торговать на рынках. Когда большие юэчжи переселились на запад, напали, но потерпели поражение от нее, и все подчинились и покорились Дася. В Дася много народу, миллион с лишним. Ее столица называется Ланьши.. К юго-востоку от нее – Шэньду (Индия – примечания – Г.М.».(6) Проведенное комплексное историко-географическое исследование российской ученой Боровкой Л.А., показывает, что бактрийская столица г. Ланьши находилась в районе нынешнего города Душанбе или Шахринау. Бактрия в пору пребывания в ней Чжан Цяня предстает огромной, судя по многочисленности ее населения, земледельческой страной с большим числом городов и развитой рыночной торговлей. В политическом отношении она представляла собой конгломерат множества мелких владений со своими царьками. А город Ланьши считался столицей Дася, видимо, по традиции идущей с тех времен, когда страна была единым централизованным государством, который вошел в историю под названием Греко-Бактрийского царства. Город Ланьши, как считает Боровкова Л. А., был столицей Греко-Бактрийского царства еще при правлении известного по античным источникам правителя Евкратида и назывался Евкратидией. На рубеже П-1 вв. до н.э. юэчжи, пользуясь войной Ферганы с Хань, захватят власть над всей Дася и сделают ее столицу г. Ланьши своей.

После завершения посольской миссии, дав характеристику земель Западного края, Чжан Цянь посоветовал императору У-ди установить отношения с Бактрией, поскольку туда имеются дороги в обход владений враждебных ханьцам сюннов. Чжан Цянь о Бактрии докладывает: «…в нескольких тысячах ли и там есть изделия из Шу (Сычуань –примечания- Г.М.), то есть она недалеко отстоит от Шу. Если сейчас отправить послов в Дася через Цян, то цяны погубят их, а если немного севернее, то их схватят сюнны. А из Шу удобно идти прямо в Дася, да и нет там разбоя». Ханьский посол далее изложил У-ди перспективы взаимодействия со среднеазиатскими странами: «Сын Неба уже знает, что Давань, Дася, Аньси (Парфия – примечания – Г.М.)- великие царства. В них много удивительных вещей. По оседлому образу жизни и занятиям людей они очень сходны с Срединной империей (Чжунго), но войска их слабы. В лежащих же к северу от них Большом Юэчжи и Канцзюй войска сильнее, и их можно с помощью богатых подарков использовать для пользы двора( то есть наладить союзнические отношения – примечания Г.М.). И если действительно добьемся этого и по сути подчиним их, то слава о величии и добродетели Сына Неба распространится меж четырех морей и на пространстве в 10 тыс. ли через переводы с девяти языков дойдет до народов с разными обычаями…». Император У-ди отправил посольства в Дася по четырем дорогам одновременно, но в пути послы были убиты. У-ди пытался еще не раз до 123 года до н.э. отправить посольства в Бактрию, но все попытки были безуспешными. Таким образом, первая попытка Хань проложить путь в Бактрию из Сычуани через Индию закончилась полным провалом. Но открытый Чжан Цяном мир далеких богатых стран привлекали императора У-ди возможностью получить политические и торговые выгоды в случае установления тесных связей с ними.(7) Чжан Цянь предложил императору У-ди план установления связей с Бактрией. План состоял в том, чтобы заключить союз с усунями, против сюнну, для обеспечения безопасности дорог в Бактрию через нынешний Синьцзян, а затем подчинить бактрийские и другие земли ханьскому влиянию. Ханьский император Чжан Цяна «…отправил послом в Усунь во главе 300 человек. Дал им по две лошади на каждого и 10 тыс. волов и овец, а также несметное количество золота и шелка для даров иноземным правителям. Многие помощники посла получили верительные бирки, чтобы Чжан Цянь по дороге отправил их послами в прилегавшие к ней царства… Цянь не смог заключить договор с усунями. Тогда Цянь разослал помощников посла в качестве послов в Давань, Канцзюй, Большое Юэчжи, Дася, Аньси, Шэньду, Юйтянь и другие сопредельные страны. Усунь предоставила Чжан Цяну проводников и переводчиков для сопровождения его в обратный путь. Вместе с ними отправил своих послов с дарами. Через год прибыли в Поднебесную отправленные Цяном послы из Дася и других царств с их людьми. Поэтому северо-западные царства стали налаживать связь с Хань».(8)

Исследования Л.А. Боровковой показали, что первые ханьские посольство прибыли в Усунь, Дася, Давань и другие царства в конце 117 г. до н.э. В последнем десятилетии II в. богатая и могущественная Хань придавала связям со странами Центральной Азии необычайно большое значение. Как писал Сыма Цянь, император пышно принимал и щедро одаривал многочисленных иноземных послов, чтобы продемонстрировать своё богатство, и отправлял много своих. Для утверждения своего престижа У-ди предпринял войну даже против далекой Давань, затратив на это огромнейшие средства. Действительно, слава о могущественнейшей Хань проникла далеко на запад. Однако ясно и другое: Хань не смогла включить в свои владения мелкие царства по прикуньлуньскому пути, иначе они были бы описаны в «Ди ли чжи». Единственно, что удалось ей добиться, — это прибытия ко двору сыновей их правителей.

В начале 112 года до н.э. ханьские послы вернулись из Бактрии и других царств с их посланниками в столицу Хань. Таким образом, впервые Бактрия устанавливает дипломатические отношения с Хань в начале 112 года до нашей эры. С этого времени обмен посольствами стал частым: «По северной дороге из Цзюцюаня до Дася дощло уже много послов» (9).Первый посол из Парфии прибыл в столицу Хань в конце лета 109 года до н.э. С Усунь были установлены дипломатические отношения Ханьского Китая около 107 г. до н.э. и тогда же был заключен династийный брак ханьской принцессы с сыном усуньского правителя. (10) Следует отметить, что путь послов был опасен, труден и длителен. Например, Чжан Цзян добирался до Бактрии по Прикунлуньской дорогу, то есть от столицы Хань до нынешней территории Кашгара, а оттуда черех Ферганскую долину, так как северный путь был более опасен. По сведениям Сым Цяня, ханьские послы возвращались из дальних стран через 8-9 лет, а из ближних – через «несколько лет». К примеру, первый поход в Центральную Азию громоздкого посольства Чжан Цяня по опасной дороге занял около двух лет. По сведению Сым Цяня, идти послами в дальние царства северо-запада изъявляли желание только люди низких званий и состояний, стремившиеся разбогатеть. Причем древнекитайский источник отмечает, что «В маленьких царствах Лоулань и Гуши (современный Синьцзян), когда дорога пустела, грабили ханьских послов. Да и отборные отряды сюннских войск то и дело нападали на послов, направлявшихся в западные царства». (11) Ханьский хронист отмечает, что: «иноземные послы из северо-западных царств приходили и уходили друг за другом. Все послы из царств к западу от Давани из-за отдаленности их царств от Хань держались высокомерно и своевольно, не желали кланятся согласно церемониалу цзимо, а ведь были послами. Все царства к западу от Усунь до Аньси из-за близости к Сюнну, а Сюнну некогда поставила в затруднительное положение юэчжей, снабжали сюннских послов продовольствием только по одному письму шаньюя (правителя-примечания- Г.М.), не осмеливаясь задерживать их. Когда же пребывали ханьские послы, то без денег и шелка не могли получить продовольствия, не купив на рынке скот, не могли ехать. Так поступали по причине того, что Хань далеко от них и у нее много богатств. Поэтому ханьские послы только на рынках могли получить желаемое…»(12) Источник свидетельствует о том, что в Хань во П-1 вв. до н.э. уже существовал определенный дипломатический протокол и вербальный язык дипломатии.

Например, другой ханьский источник, свидетельствует о существовании определенного церемониала в дипломатической практике 1 века до нашей эры: «…правитель Канцзюй (царство располагавшееся, приблизительно, на территории нынешних Ташкентской области Узбекистана, районе Иссык-Куля Кыргызстана, юге Казахстана – примечания –Г.М.) высокомерен и хитер, ни за что не хочет совершать коленопреклонение перед послами императора, а чиновников духу, прибывающих в его царство, сажает ниже послов Усунь и всех других. Правитель и знать сначала сами пьют и едят, а потом уже угощают чиновников духу, не упуская таким образом случая выказать перед соседними царствами свою независимость. Судя по этому, зачем он послал сына в свиту? Это хитрый предлог, под которым он желает прибыльно торговать на наших рынках. Но шаньюй, слыша, что правитель Канцзюй не совершает коленопреклонение, чувствует себя униженным. Следует вернуть его сына, находящегося в свите императора, и ни в коем случае не принимать его новых послов, чтобы показать, что дом Хань не имеет отношений с царствами, не признающими ее церемониал… Но Хань из-за того, что отношения с Канцзюй установлены впервые, и дороже тем, что слава об этом доходит до дальних народов, не прервала с ним тесных связей». (13) Судя по тому, что с почетом принимали послов соседнего государства, чем ханьских дипломатов, в Канцзюй придавали дружественным связям с Усунь более важное значение. Причем эти дипломатические отношения по-разному оценивались в этих государствах. По данным Го Шуня (приблизительно в промежутках 27- 12 гг до н.э.), связи Хань и Канцзюя реально сводились к обмену посольствами и прибытию сына правителя канцзюй в свиту ханьского императора. При этом цели они преследовали разные. Канцзюй использовал свои многочисленные посольства для прибыльной торговли на рынках Хань. А Хань же, расходуя большие средства на прием и снабжение их, делала это в основном ради своего престижа у дальних народов. (14)

Посол того или иного государства по прибытию в столицу Хань сталкивался с пышным приемом. Обычно посол выражал почтительность императору. Очень отдаленные страны, заинтересованные в поддержании торговых отношений с Китаем, иногда просили посольства дружественных им соседних владений представлять их интересы вместо того, чтобы посылать собственного посла.По прибытии в столицу посольство помещали на время в одной из гостиниц, расположенных у четырех главных ворот города, в ожидании указаний свыше. С этого момента все действия посла направлялись чиновниками из ведомства Хунлу, отвечающими и за встречу и прием иностранных гостей, представлявшей большую ценность для страны, особенно для военного командования. Специальный представитель Ведомства оружия направлялся для того, чтобы опрашивать послов сразу после их прибытия. Им задавали вопросы о географии и об обычаях их стран, а на основе полученных сведений составлялись карты.

Посол, прибывший в китайскую столицу, должен был иметь официальные свидетельства его полномочий, чтобы получить полноправный статус. Ища расположения или покровительства Китая, чужеземные владетели направляли грамоту, прося о золотом поясе и облачении императорского поданного для себя, о назначении китайского чиновника советником при нем или о присылке экземпляра одного из китайских классических сочинений, а иногда и о том, и о другом. Но более всего был необходим такому послу красивый футляр, в котором он мог бы возить официальный знак своих полномочий. Такие знаки делались из бронзы и имели форму рыбы (точнее, половины такой рыбы). Каждой стране, поддерживавшей регулярные дипломатические отношения с танским двором, предназначалось двенадцать – по числу месяцев в году – таких рыб, разделенных на две части. На каждом таком знаке ставился порядковый номер месяца и было начертано название страны, которой он был вручен. «Мужские» половинки знаков оставляли в императорском дворце, а «женские» - отсылали в «обязанные данью» владения. Посол, отправленный в Китай, вез в парчовом футляре половину рыбы-верительного знака, на которой стояло число, соответствующее порядковому обозначени. Месяца, в котором посол должен был приехать в Чаньян- столицу Китая. Если его половина точно совпадала с той, что хранилась в столице, послу жаловали права и блага, соответствующие его стране. Привилегии не были одинаковыми для всех послов. К примеру, размеры пищевого довольствия были пропорциональны удаленности страны от Китая. Поэтому посланца из Индии, Персии и Аравии полагался шестимесячный рацион; послам из Камбоджи и других недалеких стран выдавалось довольствие на четыре месяца.

Самым ответственным днем за все время пребывания посла в стране был день, когда его принимал император. В таких случаях все было рассчитано на то, чтобы поразить иностранца величием и устрашающей мощью танского властителя. Если посол был достаточно высокого ранга, чтобы присутствовать на большом приеме для князей данников, устраивавшемуся в день зимнего солнцестояния, он оказывался перед двенадцатью рядами стражей, выстроенных перед залом для приемов: меченосцы, алебардщики, копейщики и лучники, каждый отряд в сверкающих шапках определенного цвета и с присвоенной ему эмблемой – пучком перьев попугая или павлина – или со знаменем с вышитым изображением дикого осла, леопарда или иных символов доблести. Даже менее важный посол видел перед собой дворцовую стражу, несшую службу на всех приемах. Она подразделялась на пять отрядов, из которых четыре были одеты в алые рубашки и шапки, украшенные хвостовыми перьями манчжурских снежных фазанов, а пятый отряд носил плащи из алой тафты, расшитые изображениями диких лошадей. Вся дворцовая стража имела дубинки и мечи у пояса. Ослепленная этим зрелищем чужеземная миссия приближалась и после подобающего преклонения раскладывала свои подношения вдоль зала для приемов. Глава посольства после этого приближался к трону и, следуя наставлениям, которые щепотом подавал ему сопровождающий его китайский чиновник, кланялся императору( вот почему вызвал резкий резонанс во время этого пышного церемониала нежелание Кангюйского посла преклонится перед императором) и говорил: «Ваш покорный слуга такой-то и такой-то, из такой-то страны, осмеливается преподнести вам эти приношения из его земли». Император продолжал после этого сидеть в державном молчании, а чиновник протокола принимал от его имени эти дары, а также прочие подарки для раздачи придворным. В ответ приславшему дары царю и его послу присваивались звучные (хотя и чисто номинальные) титулы танской администрации в знак признания их поданными Сына Неба, а в качестве «жалованья» им вручались богатые подарки.(15)

При дворе Хань уже с древности имелось специальное учреждение со штатом чиновников и переводчиков, ведавшее приёмом иностранных гостей — вождей племён, глав государств и их послов, где фиксировались сообщаемые ими сведения о своих и соседних народах. Китайский двор прежде всего интересовали сведения о политической ситуации в том или ином государстве, возможности обмена с ним дарами, редкими и престижными для того времени изделиями. Высокий, как правило, должностной статус информантов, определял их компетентность именно в таких вопросах и тем самым достоверность их сведений. Кроме того, императоры при благоприятных обстоятельствах посылали и своих послов в интересующие их государства. Именно по сообщениям и своих и иностранных послов, собранным при дворе, составлялись в династийных историях описания иностранных государств. Поскольку же династийные истории донесли до нас только официальные сведения послов, то необходимо учитывать эту их специфику. А она сказывается во многом. 

Во-первых, совершенно очевидно, что частота поступления ко двору сведений об иноземных государствах прямо зависела от интенсивности межгосударственных связей Китая с ними. А эта интенсивность, в свою очередь, определялась внутриполитической обстановкой как в самом Китае, так и в государствах Восточного Туркестана (через земли которых вели пути на запад) и в дальних странах Запада. В целом в древности межгосударственные связи были развиты слабо, послы ко двору прибывали редко, иногда даже раз в 100 лет. И совершенно естественно, что сведения о западных странах, собранные в «Повествованиях о западном крае», отрывочны, кратки, часто неясны, но время их появления в Китае можно определить по данным о межгосударственных связях того времени (о прибытии и отправлении послов).

Во-вторых, несомненно, что посольские караваны ходили только по самым удобным, хорошо известным караванным путям, где можно было получить (или купить) необходимое продовольствие, гужевой транспорт и обеспечить себе охрану. Так что эти официальные лица знали и описывали только основные караванные пути, а не тропы, которыми пользовалось местное население. К тому же наиболее крупные государства древности, куда направлялись послы, лежали именно по главным караванным путям. Пути эти были (и остаются) теми жизненными артериями, которые обеспечивали функционирование каждого отдельного общества, а также направление, характер и интенсивность его связей с другими обществами. (16)

После обретения мощи кушанской династии Кирпанда резко меняется курс дипломатии Хань в центральноазиатском направлении. Если до возвышения кушан, У-ди разработал геополитический план подчинения их влиянию Хань, то теперь все это становилось невозможным. Ханьский император, узнав от своихь послов, отправленных им 99 г. до н.э. в Давань и царства к западу от нее, о поглощении раздробленных бактрийских владений Большим Юэчжи и превращения его в крупнейшее царство, утратил интерес к контактам, столь дорого обходившимся его казне. Но обмен посольствами продолжался регулярно в последующий период. (18)

В 7 г. н.э. власть в Китае захватил Ван-ман. После этого дипломатические отношения стран Центральной Азии и Китая были надолго прерваны. Приход к власти Младшего дома Хань в 25 г. н.э. также мало способствовал развитию отношений со странами Центральной Азии. «Младший дом Хань», в отличие от своих предшественников, первоначально придерживался несколько иной политики в отношениях с Западным краем. Правители из этого дома считали, что бремя финансовых расходов на осуществление связей с ним было весьма тяжелым для Китая, и по этой причине они становятся нерегулярными. Кирпандцы в 84 г. оказали ханьскому полководцу Бань Чао, сделав «внушение» владетелю Кангюя, пославшему помощь кашгарскому правителю, который оказывал вооруженное сопротивление ханьцам. Кангюйцы после «внушения» отозвали войска. Кирпандцы выступили союзниками Хань при овладении Турфана Бань Чао. Возможно, между Хань и кушанскими правителями существовали союзнические отношения и определенные договоренности о разделе сфер влияния. Однако, примерно, в 81-82 гг. отношения между бывшими союзниками резко ухудшились. Поводом для открытого разрыва послужил арест посольства, посланного кушанским государем (возможно, Вима 1 Такто – примечания Г.М.) к ханьскому двору для заключения династийного брака: сосватать ханьскую принцессу в жены кушанскому царю. В ответ на арест посольства, кушанские войска выступили против Бань Чао и потерпели поражение. (19) Но военные действия не привели к разрыву дипломатических отношений и, возможно, был заключен мирный договор между Хань и Кирпандом.

Как свидетельствуют китайские источники, дипломатические отношения различных владений Центральной Азии и Китая активизируются при правлении императора Тай-У (424-452 гг.), который отправил в Центральную Азию большое посольство во главе с чиновниками департамента императорских советников Дун Вань и Гао Мин, снарядив их большим количеством даров, в том числе парчи и шелковых тканей. Ханьское посольство заключило договоры с усунями, Ферганой, Чачем о признани этими владениями вассальной зависимости от Китая. Значение миссии Дун Ваня, восстановившей прерванные на многие годы дипломатические отношения стран Центральной Азии с Китаем, можно в какой-то мере приравнять к значению миссии Чжан Цзяня, открывшей для Китая Западный Край. В обратный путь с Дун Ванем отправились посольства 16 государств Центральной Азии и, как свидетельствует «Бей шу», с этого времени посольства прибывали одно за другим и не проходило и года, чтобы не появилось несколько государственных посольств.(20)

Что касается дипломатических отношений Кирпанда, как свидетельствуют китайские источники, Кирпанд во все периоды правления династий Хань, Суй, Вэй, Тан постоянно отправляли посольства в Поднебесную. После дипломатической миссии Дун Ваня возобновляются обмен посольствами Кирпанда и Китая. Впервые в источниках эпохи Вэй в 435 г. отмечается прибытие посольства из Кирпанда. В перечне прибывших в Срединную империю посольств из Центральной Азии в 439 г. зафиксирована и дипломатическая миссия Кирпанда наряду с посольствами Кашгара, Ферганы, Чача, Усунь и Согда. Позже, китайские источники отмечают прибытие кирпандских посольств ко двору Вэй в 462 г., 453 г., 502 г. В эпоху Тан эти связи продолжались.(21) Охранные функции дорог по Западному краю осуществлял Кирпанд.

Как свидетельствует «Ши цзи» связи Хань с северо-западными царствами осуществлялись в ранний период по прикуньлуньскому (памирскому) –южному пути: послы ходили по южной дороге через Юйтянь(Хотан), Юйми (Керия), Гуши и Лоулань (Чарклык). Ханьские послы терпели беды у реки Яньшуй (р.Черчень), где земли от Ганьсуского коридора и западнее, к северу от Черчен, контролировались сюннами. Сыма Цянь в «Повествовании о Давани» сообщает, что Хань «…послала Цзюцюань-дувэя (военного представителя– примечания –Г.М.) в Дуньхуан создать к западу от него до реки Яньшуй (р.Черчен) цепь сторожевых вышек, а в бывшем царстве Луньтоу –военно-земледельческое поселение в несколько сот человек, назначила чиновников охранять поселение и запасы хлеба для снабжения послов в иноземные царства»(22)

Источники свидетельствуют, что, действительно, после 109 г. до н.э. до реки Черчень империя Хань создала укрепленные линии по южному пути (северная, притяньшанская, дорога из-за нападения сюнну на ханьских послов была опасна), чтобы защитить от нападений сюннов начальный отрезок прикуньлуньского пути, по которому ходили ее послы в западные царства, а для снабжения их продовольствием – создать под защитой укрепленной линии военно-земледельческое поселение. Видимо, от Черчени охранные функции Западных земель осуществляли уже кирпандцы.

Через Кирпанд проходили караванные пути, связывающие Восток с Западом. Обеспечение этих путей было источником пополнения казны Кирпанда. Существовали, видимо, в крупных центрах казнохранилища. Например, в столице области Каписа (Беграм, недалеко от Кабула) археологами были обнаружены сокровищницы, в которых хранились высокохудожественные изделия из стран Средиземноморья и Индии. Это были сокровищницы таможни, в которых собирался царями Каписы налог с караванов и отдельных путешественников, налог с перемещаемых предметов роскоши Востока и Запада. (23)

Правитель Кирпанда, демонстрируя свое миролюбие по отношению к Хань, повелел пяти княжествам на трассах дипломатического и торгового пути принимать и обеспечивать всем необходимым прибывавших в его ставку или направлявшихся в другие государства ханьских послов, но не допускать их в столицу Ланьши. Известны сведения, что правитель Кирпанда велел собрать серебро и золото и другие товары для покупки соседних земел, обеспечивая безопасность путешественников.(24) Он велел построить в наиболее опасных местах сторожевые крепости – «саховатхона», где послы, торговцы, миссионеры получали продукты, лекарства, обеспечивались ночлегом.

Кирпандцы поддерживают дипломатические связи с Римом. Известно и о связях кушанского Кирпанда с Западом. В 99 г. в Рим прибыло посольство кушан Римские писатели (III- IV вв.) сообщают о кушанских посольствах (называя их бактрийскими), которые появлялись в Риме в первой половине II в. Изображение кушанских посольств можно видеть и на рельефах, украшающих знаменитую колонну Траяна в Риме (II в.). По сведениям римских источников, кушанские послы участвовали в 274 году в триумфе римского императора Аврелиана, праздновавшего победу над царицей Пальмиры –Зенобией.(25)

В рамках централизованного Кирпанда активно развивалась «внутренняя» дипломатия между владениями. Значительным событием в истории дипломатии Центральной Азии стал созыв буддийского собора. При императоре –реформаторе Канишке был созван знаменитый четвертый собор буддистов в Кашмире, на котором и были очерчены основы буддизма Махаяны («Широкая колесница», «Широкий путь к спасению»). Смысл этого направления буддизма и его отличие от первоначального буддизма Хинаяны в том, что махаянистское направление оказывало большее влияние буддистам-мирянам- им за поддержку монахов и храмов, за верность буддизму были обещаны если и не нирвана ( ее по-прежнему могли достичь лишь ушедшие от мира монахи), то во всяком случае улучшение кармы и даже буддийский рай, по пути к которому их вели святые подвижники-бодхисатвы. Реформа буддизма, связанная с именем знаменитого буддийского монаха Нагарджуны и осуществленная при покровительстве Канишки, укрепила позиции этой религии. (26) Но с другой стороны, решения «северного собора», давший новую компромиссную редакцию канона и комментариев с тем, чтобы удовлетворить все два десятка школ, существовавших к тому времени, не приняли южные буддисты. Именно после этого собора через восточный районы Кирпанда буддизм Махаяны начал свое продвижение в Восточную Азию, прежде всего в Китай. Император Канишка, как выше сказано, сам был ревностным буддистом и духовным лидером буддийцев. Созванный им четвертый буддийский собор имел характер религиозно-политического института международного характера. Благодаря дипломатической деятельности Канишки стал возможен созыв религиозного собора, который способствовал не только упрочению и распространению буддизма, но и в дальнейшем повлиял на формирование основ буддийско-конфуцианской цивилизации.

Очень важный для истории дипломатии Кирпанда документ зафиксирован в изобразительном искусстве – в живописи Афрасиаба – на городище старого Самарканда. Живопись датируется приблизительно около 631 г. (27) Помимо несомненных художественных достоинств и документальной точности в передаче деталей одежды и других предметов быта, самаркандская монументальная живопись ценна еще и тем, что некоторые из ее сцен сопровождались бактрийскими и согдийскими надписями, позволившими дать этим сценам достаточно точную интерпретацию. На одной из них изображалось прибытие в Самарканд, ко двору согдийского царя Вархумана, посольства из Чаганиана (историко-культурной области в долине реки Сурхандарьи и в Гиссарской долине – примечание Г.М.), на другой- церемония приема Вархуманом чаганианского и чачского посольств и, вероятно, из прилегающих восточных и южных стран посланников.(28)

В афрасиабских росписях даны и символы посольских полномочий. В живописи изображены бунчуки – символы власти посла или посланника, наделенного, очевидно, особыми полномочиями. Бунчук представлял собой красное древко с металлическим навершием, с торчащей вертикально большой кистью. Бунчук неоднократно упоминается в источниках и как верительный знак, и как знамя посланника. (29)

Для истории дипломатии Центральной Азии особенно важны надписи на халате одного из персонажей живописи. Это пока первый письменный документ, дающий характеристику уровню развития центральноазиатской дипломатии. Данная надпись содержит две сильно поврежденные строки горизонтального курсивного бактрийского письма и шестнадцать вертикальных строк согдийского курсива, сохранившихся значительно лучше. Важно, что начальные сведения о посольстве излагаются в надписях афрасиабской росписи на языке чаганианских дипломатов Кирпанда, а последующая их речь – на согдийском, на официальном языке Согда, Самарканда и царя Вахумана. Посол Чаганиана владел языком страны (согдийским языком), куда был направлен с дипломатической миссией. Причем в рамках Кирпанда, каждое владение входящее в кирпандскую конфедерацию, имели право на самостоятельные внешнеполитические связи.

Известный российский исследователь В.А. Лившиц считает, что чаганианский посол, речь которого изложена в тексте большой согдийской надписи, обращается к самаркандскому царю от имени Туранташа – государя Чаганиана. В.А. Лившиц также полагает, что в надписях, как и в росписях, отражены подлинные события истории Самарканда и взаимоотношений царя Самарканда и взаимоотношений царя Самаркандского Согда с правителями других царств Центральной Азии. Прибывший в Самарканд посол являлся начальником канцелярии – дапирпатом правителя Чаганиана, известного позднее под титулом Чаган-худата. Надпись в живописи гласит «Когда царь Вархуман из рода Унаш к нему (послу) приблизился, (посол) открыл рот: «я –чаганианский дапирпат (по имени) Пукар-зате. От чаганианского государя Туранташа сюда в Самарканд к царю для выражения почтения я прибыл и пребываю я сейчас в почтении перед царем. И ты(царь), вовсе не имей подозрений относительно меня – о самаркандских богах, а также о самаркандской письменности я хорошо осведомлен, и я не причиню никакого зла (самаркандскому) царю. И прибывай, о царь, в полном благополучии. И царь Вархуман (из рода) Унаш отпустил его. И тогда открыл рот чачский дапирпат». Комментируя большую афрасиабскую надпись, В.А.Лифшиц и Л.И. Альбаум считают, что не случайны заверения чаганианского дипломата о том, что он осведомлен о богах и письменности. Дипломат убеждает, что не будет вмешиваться во внутренние дела Согда, уверяет, что не будет пытаться внедрять в Самарканде чаганианскую веру и связанную с ней письменность. Согдийцы, пережившие к середине УП века много религиозных потрясений и вернувшиеся в лоно маздеизма, прежде всего, имели основание опасаться нового усиления буддизма, который господствовал в Чаганиане. Причем свои заверения дипломат подкреплял ценным даром – он вместе с посланием привез чаганианскую принцессу (с многочисленными служанками) в жены самаркандскому царю. Чаган-худат Туранташ через своего посла Пукар-зате, таким образом, предложил самарканскому царю Вархуману укрепить самаркандско-чаганианские связи династийным браком.

Афрасиабский документ по истории дипломатии Центральной Азии важен тем, что впервые устанавливается имя дипломата – Пукар-зате. Кроме того, точно устанавливается дата прибытия кирпандского посольства в Согд в 630 году. Важно и то, что посольство из Чаганиана – одного из владений Кирпанда, который вел оживленные дипломатические сношения от Китая до Византии. В афрасиабском источнике языком дипломатии выступают бактрийский и согдийский языки. Данный памятник свидетельствует о том, что в УП веке для дипломата было обязательно знание обычаев, богов, письменности страны пребывания. Дипломат во время представления правителю страны пребывания обязан был заверить не вмешиваться во внутренние дела, не нарушать обычаев, уверить в знании местных богов и письменности.(30) Выприведенный анализ развития дипломатии Центральной Азии в древности и раннем средневековьи свидетельствует о том, что уже в этом периоде,были определены требования к профессиональному качеству посла, задачи посла в чужой стране. Эти требования, видимо, позже, в 11 веке запечатлены в знаменитом труде «Сиесатнаме» Низам-аль-мулька.(31) Низам-аль-мульк утверждает: «Для посольства годится тот человек, который был бы смел в беседе, но немногоречив, который совершал бы много путешествий, зная что-либо во всякой науке, был бы человеком памятливым, предусмотрительным и обладал бы достоинством. Если к тому он – учен и почтенного возраста, тем лучше… Если послать человека смелого, мужественного--- это очень целесообразно, так как будет показано, что все наши люди таковы, как этот.» (32) Учитывая опасный путь в страну назначения, послу действительно нужны были мужество, знания, аналитическое мышление и достоинство.

Таким образом, в Кирпанде активно развивалась внутренняя и внешняя дипломатия. Были налажены дипломатические связи на всем евразийском пространстве. Наладился обмен дипломатами. Выработался определенный дипломатический церемониал, этикет и сложились дипломатические традиции.

Примечания:
1.История дипломатии. Том 1. М., 1941, с.15.

2.Диодор, П,34,1-4.

3.Негматов Н.Н. Концепция истории дипломатии таджикского народа. Худжанд, 2004, с.6-12.

4.Ртвеладзе Э. Цивилизации, государства, культуры Центральной Азии. Ташкент, 2008, с.122-134.

5. Боровкова Л.А. Царства «Западного края». М., 2001, с.5.

6. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки).(перевод Л.А. Боровковой) Пекин, 1975, глава 123, с.3254.

7.Боровкова Л.А. Царства «Западного края», с.97-117.

8. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки), глава 123, с.3168-3169.

9. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки), глава 123, с. 3171.

10.Боровкова Л.А. Указ.раб., с.130-132.

11. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки), глава 123, с. 3171-3172.

12. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки), глава 123, с. 3173.

13.Бань ГУ. Хань шу (История Хань) (Перевод Л.А. Боровковой). Пекин, 1964, гл.96/1, с.3692-3693.

14.Боровкова Л.А. Указ. раб., с.307-309.

15.Шефер Э. Золотые персики Самарканда.М.,1981, с.44-47.

16. Боровкова Л.А. Запад Центральной Азии во П в. До н.э. – УП в.н.э. (историко-географический обзор по древнекитайским источникам). М., 1989, с. 8-10

17.Боровкова Л.А. Указ. раб., с.179.

18.Боровкова Л.А. Указ. раб., с.180.

19.Chavannes E. Trois generaux chinoise de la dinastie han Orientaux || Tp.-1907.-Vol.7.-P. 230-232.

20. Ртвеладзе Э. Цивилизации, государства, культуры Центральной Азии,

с.132-134.

21. Краткая история таджиков (Тажикларнин кискичи тарихи) (на уйгурском языке).Урумчи:Синьцзянское народное издательство, 1985, с. 9-16.

22. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки), глава 123,с.3179.

23.Hackin J. Nouvelle recherches Archeologiques a Begram (1939-1940)/-Paris,1954/ (MDAFA.-T.11); Wheeler M. Rome beyond the Imperial Frontiers.-Harmoudsworth, 1955, p.194.

24.Краткая история таджиков (Тажикларнин кискичи тарихи) с. 9-16.

25.Herzfeld E. Paikuli. Monunent and Inscription of the Earli History of the sasanian empire.-Berlin, 1924.-Vol.1.-P.42/

26.Васильев Л.С. История Востока. Том 1. М., 1998, с.167-168.

27.Майтдинова Г.М.О трансформации головного убора у древних кочевников (к истории одежды раннего средневековья)// Культура Среднего Востока. Изобразительное и прикладное искусство.Ташкент,1990, с.132.

28.Альбаум Л.И. Живопись Афрасиаба. Ташкент, 1975; Майтдинова Г. К интерпретации живописи Афрасиаба УП в. н.э. (сцена в лодке).Известия АН Тадж.ССР. 1984, №2, с.20

29.Альбаум Л.И. Указ. раб., с.52.

30.Майтдинова Г.М. Первый таджикский дипломат…из Гиссарской долины. //Мероси ниегон. 2001, № 5, с.58-59.

31.Низам-аль-мульк. Книга об управлении государством. Душанбе, 1998.

32.Ятимов С.С.Низам-аль-мульк: взгляды о личности, задачах и функциях посла. //Таджикистан и современный мир. Душанбе, 2008, № 1(16), с. 84.