Хельга габбельс

слишком прекрасным и сказочным, чтобы быть правдой! Станет ли этот год

годом победы? Мы этого еще не знаем, но надежда помогает жить, придает силы

и мужество. Мы должны быть готовы к предстоящим лишениям, страхам и

горестям, выстоять их достойно, сжав кулаки, а не кричать от отчаяния.

Кричать имеют сейчас право Франция, Россия, Италия, да и Германия, но не мы!

О Китти, самое замечательное в наступлении, это надежда, что мы скоро

увидим друзей. После того как ужасные немцы под страхом смерти заставляли

нас скрываться, освобождение и встреча с друзьями стали основным нашим

стремлением! Теперь главное -- не евреи, а вся Голландия и вся Европа. Марго

говорит, что может быть, в сентябре-октябре мы сможем пойти в школу.

Я буду держать тебя в курсе последних событий! Ночью и сегодня

утром в тыл немцев с самолетов были спущены манекены и соломенные чучела,

которые взорвались, коснувшись земли. Также спускается много парашютистов,

они вымазаны черным, чтобы их ночью не заметили. Утром в шесть часов

высадились первые десантники, а перед этим на побережье было сброшено пять

миллионов килограмм бомб. Двадцать тысяч самолетов вступили в бой. Уже до

высадки прибрежные батареи немцев были выведены из строя, образовался

небольшой плацдарм. Все проходит замечательно, несмотря на плохую погоду.

Армия и народ объединены единой волей, единой надеждой.

Настроение приподнятое: дела на фронте развиваются, как нельзя лучше.

Сегодня захвачены Шербур, Витебск и Жлобин. Разумеется, много трофеев и

пленных. Под Шербуром погибло пять генералов, двое взяты в плен. Теперь

англичане могут доставлять на сушу все, что хотят: у них есть порт Котантен,

взятый через три недели после начала высадки. Огромный успех!

Все три последние недели не было ни дня без дождя и сильного ветра, как

у нас, так и во Франции, но это не помешало французам и американцам

показать, и еще как показать свою силу! Фау-патроны (немецкое чудо-оружие)

действуют вовсю, но наносят лишь небольшой урон Англии, зато вовсю

превозносятся немецкими газетами. Представляю, как немцы трясутся от страха

сейчас, когда большевистская опасность, действительно, приближается.

Всех немецких женщин и детей, не работающих на оборону, эвакуируют с

прибрежной полосы в Гронинген, Фрисланд и Гелдерланд. Муссерт заявил,

что если наступление дойдет до нас, то он наденет военную форму. Не

собирается ли этот толстяк воевать? Почему же он не сделал этого раньше -- в

России? Финляндия отказалась в свое время от заключения мира, и сейчас

переговоры прекращены. Вот дураки, они еще пожалеют об этом!

ХЕЛЬГА Сегодня по Вильгельмштрассе прошли русские танки. Все об этом только и говорят. Еще говорят, что президент Геринг изменил фюреру, и его за это уволили с поста.

новости! Прекрасные новости! Самые лучшие! На Гитлера совершено покушение -

и не еврейскими коммунистами или английскими капиталистами, а немецким

генералом, графом по происхождению и к тому же еще молодым. "Божье

проведение" спасло жизнь фюрера, отделавшегося, к сожалению, несколькими

царапинами и ожогами. Несколько офицеров и генералов из его окружения убито

или ранено. Главного виновника расстреляли.

Происшедшее - лучшее доказательство того, что множество офицеров и

генералов по горло сыты войной и хотят отправить Гитлера ко всем чертям, а

потом установить военную диктатуру, заключить мир с союзниками и лет через

двадцать снова начать войну. Возможно, провидение намеренно отсрочило

уничтожение Гитлера, поскольку для союзников так удобнее и выгоднее:

"чистокровные" немцы сами поубивают друг друга, а русские и англичане смогут

скорее восстановить свои города. Но всему этому черед еще не пришел, я

слишком спешу с радостными выводами. И все же, заметь: то, что я пишу --

чистая правда. Так что в порядке исключения, я не строю в этот раз

несбыточных идеалов.

ХЕЛЬГА …Я вижу все меньше знакомых мне людей. Они прощаются с папой и мамой так, точно уходят на час или на два. Но они больше не возвращаются. Мама закончила письмо нашему старшему брату Харальду. Она попросила меня показать ей мое письмо для Генриха. Я сказала, что уже его отдала. Мне так стыдно. Я никогда до этого так не врала маме.

ХЕЛЬГА Я точно знаю. Как убедить папу и маму отослать маленьких, хотя бы к бабушке. Как мне их убедить?! Я только сейчас стала чувствовать, как я их люблю — Хельмута и сестренок! Они немножко подрастут, и ты увидишь, какие они! Они могут быть настоящими друзьями, хоть еще и такие маленькие! (Пауза) Что говорят, когда знают, что больше не встретятся?

АННА Письма….

Хельга и Анна меняются письмами.

ХЕЛЬГА (Петеру).

как я. Я не имею в виду материальные потребности -- в этом отношении у нас

есть все необходимое. Нет, я говорю о том, что у нас на душе. Так же, как

ты, я мечтаю о свободе и воздухе, но верю, что мы будем вознаграждены за

наши лишения. Вознаграждены духовно.

Когда я сегодня утром смотрела в окно, то ощущала себя наедине с Богом

и природой, и была совершенно счастлива. Петер, пока ты чувствуешь и

мыслишь, пока можешь радоваться природе, здоровью, самой жизни, ты можешь

стать счастливым.

Богатство, славу можно потерять, но духовная радость, если и покидает

тебя на время, то всегда возвращается.

А если тебе грустно и одиноко, поднимись в хорошую погоду на мансарду и

посмотри в окно: на дома, крыши, небо. Пока ты можешь спокойно смотреть на

небо, и пока душа у тебя чиста, счастье возможно.

АННА Генрих, ты помнишь, как мы с тобой убежали в нашем саду, в Рейхольсгрюне, и прятались целую ночь… Помнишь, что я тогда сделала и как тебе это не понравилось? А если бы я это сделала теперь? Ты тогда сказал, что целуются одни девчонки… А теперь? Можно, я представлю себе, что опять это сделала? Я не знаю, что ты ответишь.., но я уже… представила… Мне так хорошо, что у меня это есть, очень уже давно, с самого нашего детства, когда мы с тобой первый раз встретились. И что это выросло и теперь такое же, как у взрослых, как у твоей мамы к твоему отцу. Я всегда им так завидовала!

Молчание.

АННА Солнце светит, небо голубое, и дует такой приятный ветер. Мне хочется,

так хочется очень многого... Встреч с друзьями, откровенных разговоров,

свободы. И возможности побыть одной. А еще хочется... поплакать! У меня

такое чувство, будто что-то прыгает внутри, и я знаю, что слезы помогли бы.

Но я не могу. Я ужасно неспокойная, хожу из комнаты в комнату, вдыхаю воздух

через щелочку в окне, чувствую, как бьется сердце, как будто хочет сказать:

"Исполни, наконец, мои желания!".

ХЕЛЬГА Я на всякий случай с тобой попрощаюсь. Потом пойду наверх, к маленьким. Я им ничего не скажу. Раньше мы были мы, а теперь, с этой минуты, есть они и я.

АННА Я и раньше говорила тебе, что моя душа как бы раздвоена. Одна половина

состоит из необузданной веселости, насмешек, жизнерадостности и главное --

легкому ко всему отношению. И еще я позволяю себе флирт, поцелуи и

недвусмысленные шутки. Именно эта моя сторона бросается в глаза и скрывает

другую, которая намного красивее, чище и глубже. Та хорошая сторона закрыта

для всех, вот почему лишь немногие люди относятся ко мне с симпатией. Все

привыкли, что в течение нескольких часов я развлекаю других подобно клоуну,

после чего надоедаю им, и обо мне забывают на месяц. Это напоминает

мелодраму: глубоко мыслящие люди смотрят ее, чтобы отдохнуть, на мгновение

отвлечься, а потом забыть -- что ж, занятно, но ничего особенного. Странно,

что я тебе такое рассказываю, но почему бы и нет, ведь это правда. Моя

легкая поверхностная половина всегда затмевают другую, и поэтому все видят

именно ее. Ты не представляешь себе, как часто я пыталась оттеснить и убрать

с дороги ту Анну, которая составляет лишь половину Анны всей, но ничего не

выходит, и я уже не знаю, как это сделать.

Я очень боюсь, что все, кто знает мою внешнюю сторону, откроют вдруг

другую, которая лучше и прекраснее. Боюсь, что они будут надсмехаться надо

мной, сочтут меня забавной и сентиментальной и уж никак не возьмут всерьез.

К тому, что меня не принимают серьезно, я уже привыкла, точнее "легкая" Анна

привыкла и не очень переживает, но "глубокая" Анна для этого слишком ранима.

Когда я, наконец, с трудом вытаскиваю "лучшую" Анну на божий свет, то она

сжимается подобно стыдливой мимозе, и если ей надо заговорить, предоставляет

слово Анне номер один и незаметно исчезает.

В обществе других эта серьезная Анна еще никогда, ни единого раза не

показывалась, но в одиночестве она почти всегда задает тон. Я в точности

представляю, какой хотела бы быть, и какова моя душа, но, к сожалению, знаю

это только я одна. Именно поэтому другие убеждены в моем счастливом

характере, а я, на самом деле, нахожу счастье в своем внутреннем мире.

Изнутри меня направляет "чистая" Анна, а внешне все видят во мне развеселую

и необузданную козочку.

Как я уже не раз повторяла -- я не высказываю вслух того, что чувствую,

вот почему за мной установилась репутация всезнайки, кокетки,

обольстительницы и любительницы глупых любовных романов. Веселая Анна

смеется, дерзит, равнодушно пожимает плечами и делает вид, что ей все

безразлично. Но совсем иначе, и даже как раз наоборот воспринимает все

серьезная Анна. Сказать по правде, меня ужасно огорчает то, что я затрачиваю

огромные старания, чтобы стать другой, но это лишь напоминает неравный бой с

превосходящими меня вражескими силами.

И я беспрерывно упрекаю себя: "Вот видишь, чего ты снова добилась: о

тебе думают плохо, смотрят с обидой и упреком, никому ты не мила. А все это

потому, что ты не послушалась совета своего лучшего "я"". Ах, я бы и сама

хотела ее послушать, но ничего из этого не выходит! Если я тихая и

серьезная, то все думают, что я готовлю новую комедию, и мне приходится

отшучиваться. Ну, а родителей моя внезапная серьезность наводит на мысль,

что я заболела! Они пичкают меня таблетками против головной боли и

успокаивающими травками, щупают пульс и лоб, чтобы проверить, нет ли

температуры, осведомляются, как работает желудок, и в итоге заявляют, что у

меня хандра. Тогда я не выдерживаю и начинаю огрызаться, а потом мне

становится ужасно грустно. И я снова принимаю легкомысленный вид, скрывая

все, что у меня на душе, и ищу способ, чтобы стать такой, какой я хотела бы

и могла бы быть, если бы ... не было на свете других людей.

ХЕЛЬГА Не думай, что я предательница. Я люблю папу и маму, я их не сужу, и это так и должно быть, что мы будем все вместе.
Я слабая… Но у меня есть Гете…

Нельзя и некуда идти,

ХЕЛЬГА Утром 4 августа 1944 года между десятью и половиной одиннадцатого утра

перед домом на Принсенграхт 263 остановился автомобиль. Оттуда вышел

немецкий офицер Карл Йозеф Зилбербауер, одетый в военную форму, и трое

вооруженных голландских сотрудников Зеленой полиции в штатском. Без

сомнения, кто-то выдал укрывавшихся в доме людей. Все они были арестованы, в

том числе их покровители Виктор Куглер и Йоханес Кляйман. Полицейские

захватили также все найденные ими деньги и ценности.

Обитателей Убежища поместили после ареста в амстердамскую тюрьму, а

четыре дня спустя доставили в пересадочный лагерь для евреев в Вестерборке.

3 сентября 1944 года, последним транспортом на восток их депортировали в

польский Освенцим.

Марго и Анна были депортированы в конце октября 1944 года в

Берген-Бельзен. Страшные антисанитарные условия лагеря привели к эпидемии

тифа, от которого погибли тысячи заключенных, в том числе сестры Франк.

Первой умерла Марго, а спустя несколько дней -- Анна. Дата их смерти

приходится на конец февраля - начало марта 1945 года. Тела обеих девочек,

вероятно, захоронены в общей могиле Берген-Белзена. 12 апреля 1945 года этот

лагерь был освобожден английскими войсками.

Петер ван Пелс (ван Даан) был депортирован 16 января 1945 года из

Освенцима в австрийский Маутхаузен, где умер 5 мая 1945 года, всего за три

дня до освобождения лагеря.

Отто Франк, единственный из Убежища, пережил ужас концлагерей. После

освобождения Освенцима русскими войсками он был перевезен в Одессу, а затем

в Марсель. 3 июня 1945 года он вернулся в Амстердам, где жил и работал до

1953 года, после чего эмигрировал в Швейцарию. Он женился вторично на

Эльфриде Гейрингер, так же как и он пережившей Освенцим и потерявшей в

лагерях мужа и сына. До своей смерти 19 августа 1980 года Отто Франк жил в

швейцарском городе Базеле, посвятив себя полностью изданию дневника дочери и

сохранению памяти о ней.

АННА Сразу же после самоубийства Гитлера Геббельс и Борман предприняли последнюю попытку договориться с русскими. Когда стало ясно, что это невозможно (на другой же день после самоубийства фюрера), Геббельс и его жена Магда сами покончили с собой, предварительно отравив своих шестерых детей цианистым калием. «Акта о капитуляции за моей подписью не будет!» — ответил Геббельс на советские требования о безоговорочной капитуляции. Его жена Магда сказала своим малолетним детям: «Не пугайтесь, сейчас доктор сделает вам прививку, которую делают всем детям и солдатам». Когда дети под влиянием морфия впали в полусонное состояние, она сама каждому ребёнку (их было шестеро) вложила в рот раздавленную ампулу с цианистым калием. 1 мая в 21 час Геббельс застрелился, предварительно застрелив свою жену по её собственному требованию.

 

Темнота. Из темноты появляется Таня – десятилетняя жительница города-героя Ленинграда, не пережившая блокаду. Она пишет на стенах, на пишет на бумаге, она пишет на земле…. Ее больше нет.

28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.30 ночи.1941 года».

«Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.».

Святой Николас к нам с визитом пришел

Он наше Убежище не обошел.

Увы, но отметить, как в прошлом году

Мы праздник не можем на нашу беду.

Ведь верили твердо мы в те времена:

Свобода нам всем через год суждена.

Но праздник забыть невозможно никак,