Henry rollins “Smile, You’re Traveling” 1998 part II 20. 10. 1998, Колумбус, Огайо

Меня подобрал Ник Ноббс – человек, привозивший сюда группу дважды. Он живёт в Лондоне, руководит Pere Ubu, экспериментальным театром, и, я уверен, ещё хрен знает чем. Он один из самых экстраординарных людей, которых я встречал когда-либо в последние годы. Выучил русский – ездит сюда довольно часто. Он новатор, трудяга и очень честный человек. Мне нравится работать с этим парнем.

Приехали в отель и вселились. Ничто не сравнится с российской жизнью в гостиницах. Проститутки и вооружённые люди, их охраняющие. Через час я отправился в новый офис MTV-Россия давать интервью. Вы верите – у них в России теперь тоже есть эта чума. Вот и всё, конец стране. Всё идёт под откос. Хотя – народ там был клёвый. Молодые и энергичные. Это было здорово, потому что всё у них не так банально и тупо, как на MTV нью-йоркской или британской версий, вызывающих лишь большое отвращение, где меня воротит настолько, что я едва нахожу в себе силы быть милым. MTV – жнецы музыкальной смерти. В их руках музыка становится стерильным, прелестным шоу ужасов или шоу посредственности и слабости. Русская версия замечательно недофинансирована, очень любительская и освежающе весёлая.

Интервью потребовало небольшой подготовки, потому что они не могли заставить камеру работать, а вокруг стояли люди, бессмысленно державшие видеокассеты и мотки кабелей. Было так, как я и представлял. В итоге всё началось, они никак не могли выстроить кадры, и я им помог. Возможно, в этот момент я наиболее близко подобрался к контролю над MTV.

У них были разные шоу, но не было гостей для них, поэтому я поучаствовал во всех. Не знаю, как это будет выглядеть. Этакий Хэнкатон на весь день (хер знает, что значит слово Hankathon; видимо, Роллинз образует его от слова Hank, своей клички, и обозначает им этакое засилье Хэнка на российском MTV – прим пер.).

Дал интервью их девушке, отвечающей за моду. Думаю, оно будет моим любимым. После этого я провёл там три часа, хотя мне обещали, что буду два. Ну, вы знаете – им приходилось выяснять, как пользоваться микрофоном и камерами, которые постоянно не работают. Эй, мы – первопроходцы MTV здесь, и вот он я, на самом нижнем этаже. В итоге пришло время говорить о моде – тема, в которой я разбираюсь очень хорошо, поскольку она занимает в моей жизни очень важное место, но я был как никогда в форме. Я рассказал этой молоденькой трясущейся штучке, что я на самом деле знаю кое-что о мире топ-моделей. Девица приняла это за чистую монету. Я сказал ей, что Клаудия Шиффер каждую неделю постригает мою лужайку, Кейт Мосс моет окна и выблёвывает свой ланч мне на лужайку (удобряет почву). Ещё у меня Наоми Кэмпбелл делает не помню уже что. Собственно, это были все имена моделей, которые я знал. В какой-то момент девка выкупила, что мир моды прошёл мимо меня. После бесконечных, утомительных, скучных трёх часов, проведённых за созданием двадцати пяти минут интервью, я, в конце концов, был выпущен из среды MTV. Потом я, Ник, некоторые люди с MTV и работники офиса российского промоутера отправились поесть в очень хороший ресторан. Вернулся в комнату №526 около 02:00.

В понедельник, день выступления, я заснул поздно, читал много Томаса Вульфа «О времени и Реке». Скоро должно было наступить время шоу.

Приехал в зал на саундчек и увидел, с чем мне предстоит работать. Мониторов нет, плохой беспроводной микрофон. ОК. В итоге мониторы принесли, и они тоже звучали хреново. Нет звука – нет проблем со звуком, этой максимой я живу, когда я на востоке. Все места оборудованы наушниками – они должны слушать переводчика. Я знал, что должен говорить меньшее количество слов в минуту из-за языкового барьера. Я знал, что переводчик Петр должен будет слушать, усваивать информацию и передавать её аудитории, поэтому вечер должен быть с постоянной задержкой на 10 секунд. О, брат.

Я сел рядом с Петром поговорить о его переводческом уровне и выяснил, что он не переводчик, а просто парень, который слегка знает английский.

«Итак, вы переводчик».

«Нет».

«Ладно, клёво. Но у вас хороший английский, так?»

«Итак, сегодняшнее шоу будет катастрофой» (disaster – прим пер.)

«А чё такое disaster?»

Саундчек завершился очень быстро, потому что в действительности не было звука, который нужно было проверять. Я вернулся в свою комнату и стал размышлять о том, как буду играть этим вечером.

Вышел на сцену около десяти минут девятого к нескольким сотням людей. Мониторы немедленно начали фонить. Для меня это было превосходно. Я отвернул их от себя и объяснил теорию «нет звука – нет проблем со звуком». Публика сидела молчаливо и тихо. Концерт шёл. Я героически пробивался дальше. Говорил о том, как впервые посетил Россию в 1994 году. Говорил о Таиланде, Будде, Африке, расизме, мужчинах и женщинах. Я не стал задерживаться слишком долго. Не хотел выводить их из себя, видя, как им приходится терпеть меня и Петра-переводчика.

Куда бы я ни пошёл, всюду меня сопровождала охрана. Это было сильно. Они молчаливо ожидали меня за дверью гримёрки, затем провожали меня на сцену и обратно. Они торчали рядом, когда я с кем-то говорил после шоу. В конце они вывели меня из здания. Меня и раньше окружали парни-охранники, но эти ведут себя так, что вы чувствуете, будто что-то может с вами произойти.

После окончания концерта я пошёл в то же самое место поесть. Люди, с которыми работает Ник, классные и очень приветливые, но, похоже, несколько неспособны собрать всё в кулак, и это немного обламывает. Хорошо, что это всего лишь на несколько дней. Неделя всего этого, и я улечу за стену. Не выношу, когда люди, делающие дела, опаздывают, или им постоянно напоминают о чем-нибудь. Из-за этого я вынужден думать, что я предоставлен самому себе, и шоу мне стоило бы тащить на себе. Да, так, как я мог бы это сделать. Когда мы в ресторане, они просто сидят рядом, курят и треплются, и, похоже, ничего не происходит, и когда я спрашиваю, будем ли мы вообще есть, они вроде как выходят из ступора и зовут официанта. Просто удивительно – что у них в голове?

Итак, сегодня вечером ещё одно шоу для, как я полагаю, порядка восьмидесяти человек, и затем я улетаю отсюда. Не очень-то я много увидел. Улицы напомнили мне Венгрию, только проституток полно. Сегодня вечером у ресторана я насчитал тринадцать – выстроились в линию. Отель, в котором я на этот раз, хорош. Я предпочитаю не настолько хорошие. Ничто не сравнится с холодной комнатой без горячей воды и проституткой, которая звонит в ваш номер и спрашивает, не хотите ли вы её услуг – даёт знать, что вы не в уединении. Шлюха звонит вам в комнату! В какие времена мы живём!

Второе шоу вышло получше, чем первое. По крайней мере, мне было поприятнее. Публика вроде бы была посвободнее, чем предыдущим вечером.

После мне пришлось дать четыре интервью. Они попытались впихнуть их до шоу, но я сказал «нет». Мне через тридцать минут на сцену, и один из организаторов входит, глядя в землю – угрюмый, будто окно соседу только что разбил, играя в бейсбол, и говорит, что я дам четыре интервью… ах… сейчас. Ах… нет, я не буду. Он смотрит на меня с некоторым недоверием. Встретимся с пронырами из прессы позже. Слово «нет» означает для этих ребят «да… со временем». Итак, я даю эти странные интервью типам с тотально зловонным дыханием. Они всегда у меня самые любимые.

Лучшая часть вчерашнего дня заключалась в прогулке по Москве с Ником и поездке в метро. Станции метро восхитительны. Мы спускались вниз по нереально высоким эскалаторам на платформы с громадными сводами, статуями, витражами – словно подземный замок. Ник сказал мне, что по неписанному правилу здесь не мусорят. Я смотрел вокруг и не видел на полу мусора. Забавно – эти люди, у которых ничего нет, так хорошо следят за этим местом, а потом вы отправляетесь в метро Нью-Йорка – и там поезда и платформы засраны по полной.

Прогулка по улицам была событием. Некоторые жилые дома очень красивы. Массивные каменные здания – кажется, что они были здесь всегда. Мы ненадолго заходили в гости к другу Ника. Хороший парень, женат. Сидели у него в детской, жена принесла еды и попить: немного сыра, крекеров, фруктов, сока, воды. Так здорово было общаться с этим парнем у него дома, зная, что я оттуда не уйду, и если бы я не был с Ником, это было бы всего лишь светящееся окно, мимо которого я прошёл бы. Вместо этого – целый мир. Вот ради этого – всё. Вот почему я не могу оставаться дома. Вот почему я удивляюсь, как люди могут довольствоваться столь малым, когда все эти миры, все эти возможные вселенные существуют, если вы выходите за рамки того, что вам известно. Что хорошего в том, что вы знаете, если оно не ведёт вас к тому, чего вы не знаете? Общаясь с этим парнем у него дома, я приобрёл больше, чем в очень многих местах. Думаю, большой смысл кроется во внешне невразумительном. Большое волшебство в маленьких уголках. Старики продают всё подряд возле железнодорожного вокзала. Ник сказал, что большинство из них – как он определил, украинцы – будут платить за место в здании вокзала, чтобы укрыться от холода. Американцы в сравнении со всем этим живут довольно неплохо. Меня удивляет, почему некоторые американцы гадят у себя в стране. Они не знают, как выглядит реальный мир. Не знают, как им на самом деле хорошо.

О да, это дико. Мы шли домой к другу Ника, и он говорит, что мы сэкономим время, если возьмём такси. Он поднимает руку, и этот маленький убитый автомобиль немедленно останавливается. Я сажусь назад, где всё забито всевозможными вещами. Ник говорит с парнем, он везёт нас где-то полмили, и мы выходим. Я спросил его: откуда он узнал, что это такси. Говорит, что это было не такси – люди нуждаются, и если у них появляется возможность заработать немного денег, они это делают. Ник сказал, что поездка стоила около 50 центов.

После шоу я вернулся сюда вместо того, чтобы пойти поесть с остальными. Устал слушать людей и говорить с ними. Депрессия заставляет меня отойти от них, и я хотел только лишь быть в одиночестве. Итак, с тремя охранниками я вернулся в комнату. Попрощался с Ником, будто я не увижу его утром, и пошёл дальше. Он сказал: «Увидимся когда увидимся» – должно быть, подслушал сказанное мною одному из интервьюеров, когда тот спросил меня, действительно ли у меня немного близких друзей. Я сказал парню, что с большинством людей, которых я знаю, я вижусь тут и там, снова и снова. Я вижу их, когда я их вижу. Это правда, верно? Сколько людей я по-настоящему знаю? Вы идёте и делаете своё дело, идёте куда-то ещё и делаете что-то ещё. Вы видите людей, когда проезжаете через их город, или когда вы с ними в дороге, и это всё. Я не знаю, когда я снова увижу Ника. Имеет ли это значение? Он отличный парень, и тут есть что посмотреть и чем заняться, и я увижу вас, когда я увижу вас. Я всегда, всегда шёл на компромисс, когда слишком много отдавал одному человеку. Я всегда был в выигрыше, когда оставался сам с собой. Я понял это, ещё когда был молод. Мои родители были славными, но мне их хватило где-то в возрасте 14 лет. Я их слушал, проходил через это всё, но меня там не было.

Полагаю, что не всегда всё это суть безусловная правда. О некоторых людях я думаю регулярно – о людях вроде Иэна, Веги, Селби, Байемы и других. Но опять же – я вижу их пару раз в году. Это всегда здорово, но затем всегда переходит в дальнейшие события.

Сейчас я думаю о женщине, с которой недавно проводил время. Она мне очень понравилась. Она заставляет меня мыслить иначе. Я так часто бываю один, так сильно погружён в одиночество – в одиночество, у которого нет лица. Я погружён в это бесформенное одиночество, которое приходит ночью, когда я не сплю, уставившись в какой-нибудь потолок. Думаю о женщинах, которых увидел в тот день, выдумываю разговоры, накладывая их поверх шума городского движения. Я втянут в ползучее, костлявое одиночество, бегущее за бортом грузовика – койот, чей вой доносится к вам через многие мили. Одиночество, которое иногда смотрит вам прямо в лицо глазами Хэнка Уильямса, пока не скроется из света фар посреди нигде. Это восхитительное одиночество, которое следовало за мной, мучило меня, говорило со мной годы. Это сила, позволяющая мне непрестанно работать, путешествовать и держаться в стороне от истощения. Жить в чужих местах сотни дней в году и никого и ничего не терять. Одиночество, которое находит меня, когда я возвращаюсь домой через несколько дней, чтобы безмолвно вытолкнуть меня за дверь – обратно в мир, на континенты, сквозь часовые пояса, через границы, в смятение и потерю сна. Одиночество, что заставляет музыку гореть у меня в голове. Одиночество, поднимающее жизнь на ту высоту, где путешествуют лишь немногие. С её поцелуем этот волшебный мир исчезает. Когда её руки на моём лице, моё имя на её губах, одиночество вдруг обретает лицо, имя, память. Что-то потеряно, что-то приобретено.

10:51: в московском аэропорту. Ожидаю рейса в Тель-Авив. Сегодняшний день соткан из типичных чудных российских приколов. Поездка заняла двадцать минут, или чуть дольше. Так ожидалось – нет, мать его, так было нужно! Я не хочу быть вовремя – я хочу паниковать и гадать, улечу ли я отсюда в тот день, который значится в авиабилете. Мне в моей жизни нужен этот сверхстресс. Если поездка завершится вовремя, я буду прятать себя двадцать минут. Я в задней части фургона с женщиной-промоутером. Ничего не говорю – нечего говорить. Мы сделали концерты. Они были «интересными», и сейчас я стараюсь выбраться, как и оба раза, когда я был здесь. В течение нескольких дней я насытился этим местом на какое-то время. Конечно, поездка в аэропорт не будет поездкой без докапываний со стороны полиции. Однако же на этот раз нам повезло, и мы доехали достаточно быстро.

11:02: сейчас сижу в замёрзшем автобусе, который, надеюсь, поедет к самолёту. Здесь охренительно холодно. Люди вокруг нагружены багажом всевозможных размеров. Полагаю, всем по фигу, что ты проносишь. Автобус наполняется, и я надеюсь, что мы скоро поедем.

У меня четырёхчасовой перелёт и день прессы в Тель-Авиве, если я доеду туда целым. Вечно думаю, что я никогда не выберусь из России. К примеру, аэропорт скажет: «Мы внезапно закрылись безо всякой причины. Попробуйте снова… когда-нибудь…» Я всегда счастлив покинуть Москву. Однако же это всё равно было хорошее путешествие, и если будет возможно, я снова вернусь. Люди были славными. Еда была ничего, я увидел кое-что стоящее и вытянул два концерта. Если я смогу уехать отсюда, я буду считать это хорошей частью путешествия. Как ни странно, это хороший эпизод. По любому лучше быть в дороге, где бы ты ни был, нежели «дома», где всё известно, и мне не приходится особенно использовать свои мозги. Я всегда предпочитаю комфорту приключение.

Сидел в автобусе десять минут, и мы вдруг поехали. Минуту спустя мы возле самолёта, но нам не позволено выйти из автобуса. Холодно, но у нас есть рок-н-ролл, который нас согреет, или ещё какая-нибудь хрень. Несколько мужчин снаружи, стоят у самолёта. Они смеются и трут руки одна об другую. Смотрят на нас, словно это эксперимент по складированию дрожащих людей, частью которого мы являемся, и смеются ещё больше.

Моих почтенных коллег сопроводили в первый класс из другого автобуса, отсюда и ожидание. Сегодняшний перевозчик – великолепная компания Transaero.

Минуту спустя: теперь я сел, и запах самолётной еды заполняет мои ноздри.
10.12.1998, Тель-Авив, Израиль: сейчас 02:13. Я на балконе гостиничного номера, смотрю на Средиземное море. Видно корабли, выстроившиеся в доке. Равномерный рёв океана смешивается с шумом дорожного движения. Воздух холодный и влажный. Почему-то, сидя здесь, я вспоминаю майскую ночь этого года, когда я был в Вашингтоне, сидел на ступенях Св. Луки и смотрел на пересечение Висконсина и Кальверт. Пересечение, на котором я рос, где я ходил почти каждый день долгие годы. Я проходил этот перекрёсток с разной частотой в течение более чем двадцати пяти лет. И вот, я сижу в этой ночи с воспоминанием о той ночи. Воспоминания об одной ночи всегда ведут к воспоминаниям о других ночах. Ночное время – лучшее. По мне так ночное время – единственное, которое имеет значение. Я один, смотрю на это великолепное море с большой высоты. Ночь беззвёздная, лишь вдалеке мерцает одинокий зелёный огонёк. Вокруг меня лишь чужая, очаровательная земля. Египет, Ливан. Я один, молчаливо бодрствую. Я – живая тайна, создающая невидимую историю, которая не может быть выявлена. Краткий момент совершенства.

Подумать только – несколько часов назад я ехал в переполненном метро и ходил по замёрзшим улицам Москвы, и сейчас я в Израиле. Это жизнь. Это бой с обыденностью. Это совершенный опыт. Единоличная победа. В прошлом году в это время я был в Африке, сидел возле своей палатки и смотрел в ночное небо.

Я прилетел сюда несколько часов назад. Встретился с промоутером Зевом и отправился в отель. Пообщался с прессой, пофоткался, а потом проводил время у себя в номере. Позже Зев и его жена взяли меня в одно приятное ближневосточное заведение в какой-то захудалой части города. Народ дружелюбный, тёплый. Многие рассказывали мне, как прекрасен Тель-Авив. Пока всё идёт хорошо.

Пару недель назад я ездил в Лос-Анджелес. Иногда я думаю, что живу жизнь на полную, а иногда – что избегаю её, погружаясь во все эти путешествия, концерты, жизнь на чемоданах в съёмных номерах по всему миру. Но потом я говорю себе: что я теряю? Хождение в одну и ту же комнату каждый день? «Настоящую» работу? Конечно, я размышлял о той женщине и о том, что она значит (или может значить) в моей жизни. Думая, это здорово для двух человек – быть вместе. Это здорово. Думаю, однако, что вы не сможете проводить каждый день вместе, если хотите сохранить эти отношения живыми. Это уничтожает магию. Любовь для меня ничего не значит, если она не укреплена горящим, болезненным желанием, короткими взрывными порывами неистовой страсти и близости, сменяющимися на время грустным расставанием. В этом случае вы можете посвящать этому жизнь и в то же время жить жизнь для себя. Думаю, многие пары проводят слишком много времени вместе. Они растрачивают возможность получить незабываемые ощущения постоянным сожительством. Страсть накрывает время, словно пар. Дайте ей неистовствовать, пока она не исчерпается, а после оставьте в покое и дайте возродиться заново. Почему любовь не может быть безумной и несуразной? Как она выживет, если её начало там же, где и всего остального повседневного существования?

Почему вы не можете писать обжигающие письма, позволить вашей ночной ипостаси теплиться чувством страсти к кому-то, кого нет рядом? Почему не сделать дни до встречи с ней мучительными и беспокойными до такой степени, что в день, когда вы будете встречать её в аэропорту, вы будете почти больны из-за этого ожидания? А затем, когда страсть проявит первый признак удовлетворенности, швырните её обратно в её клетку и дайте ей взрастить себя заново до состояния голодной ярости. После, когда вы вместе, все это имеет значение. И когда вы смотрите ей в глаза, вы теряете ваше равновесие, и когда она касается вас, вы чувствуете это, словно вас никогда раньше не касались. Когда она произносит ваше имя, вам кажется, что это она дала вам его. Когда она ушла, вы зарываете лицо в подушку, чтобы чувствовать запах её волос, и лежите ночью без сна, вспоминая ваше лицо у её шеи, её дыхание и восхитительный запах её кожи. Ваши глаза влажнеют, потому что вам так нужно её, и так её не хватает. Это стоит миль и времени. Это стоит ада нашей жизни. В противном случае вы отравляете друг друга вашим присутствием день за днём, доставая друг друга неизбежными мирскими сторонами своих жизней. Это медленная смерть, надетая на лица везде, где бы я ни появлялся. Это часть мировой печали, и она более пуста, чем холодные, слабо освещаемые комнаты в городах ночной Америки.
12.12.1998, Тель-Авив, Израиль. В отеле. Около половины четвёртого утра. Вернулся прошлым вечером. Остаток ночи догорал в своём номере. Тело работает в типичной для декабря манере: депрессия, опустошение, недостаток в весе. Обычно так у меня проходит декабрь. Последнее напряжение до того, как я пересеку финишную черту у себя дома в Лос-Анджелесе. В прошлом году это было разочарование. Я рвал задницу, чтобы попасть домой вовремя и поучаствовать в акции в приюте, в которой я участвую каждый год. Это единственный вечер, который оправдывает мою ничтожную жизнь, которую я веду остальные 364 дня в году. Я еду с Мадагаскара в Иоханнесбург, затем в Германию и в Лондон, чтобы вовремя попасть в Лос-Анджелес. Приземлился в международном аэропорту за несколько часов до шоу. Приехал на место и провёл на сцене 20 минут. Не пришёл в себя из-за смены часового пояса, но держался нормально. Вышел, прочитал заметки об Африке, а пьяная баба меня постоянно прерывала. Не знаю, что я этой даме сделал, но она меня доставала. Что я должен был сделать, вырубить её? Я сделал своё дело и ушёл. Я пошёл домой и решил, что больше не буду участвовать в этой акции. Мне эти препоны не нужны. Только ваша вина в том, что вы ставите себя в положение, позволяющее другим вас уязвлять. Вместо жалоб я просто меняю стратегию. В следующий раз я просто отправлю немного денег. А саму акцию они могут засунуть себе в задницу.

Сегодня – последнее шоу в этом году, жду не дождусь. Прошлым вечером несколько раз смотрел новости CNN. Билл Клинтон удручает. Видел его лицо, когда он говорил в камеру. Выглядит усталым, вялым, измученным. Никогда не видел его таким мрачным. Это ему идёт на пользу – он выглядит деловым, как Линкольн. Думаю, это очень дерьмово – то, что он сделал, и дерьмово, что он попался – но медиа и республиканцы слишком многое из этого раздувают. Это всё, что вы, говнюки, можете предъявить? Республиканцы ущербны. Всё это дело очень воняет. По сути вся нация живёт этим делом. Это старые новости. Просматривал международные новости Time и Newsweek около часа назад. Семьи Форда, Кларка, Кэйзела и Донована, четверо монахинь, убитых в Эль Сальвадоре, по-прежнему взывают к правосудию. Таковы новости. Насилие, убийство, ужас. Немного секса в Белом Доме важнее всего этого? Такие мы и есть. Я вижу клоунов вроде Оррина Хэтча и прочих, так красноречиво болтающих о морали, об идее правильного и неправильного. Почти так же значительно, как всё, исходящее из уст жены Стинга. Откуда взялись Стинг и его идиотская баба с этим влезанием во всё подряд? Двое водителей, с которыми я общался недавно, рассказали, какими ущербными дебилами они являются. Заставило вспомнить смерть Версачи и весёлую речь жены Стинга на вечере памяти. Как трогательно. Представляю, как их окружают люди, рассказывающие им о том, насколько неоспоримо они правы. Скоро отправляться на концерт. Концерт, в конце концов.

Мне реально понравился Израиль. Хотелось бы чаще выступать здесь.

Сейчас я у себя в номере, ожидаю сна. По ящику один из самых дерьмовых фильмов, когда-либо снятых – «Завоеватели» с Шон Янг, общеизвестной как ПсихоСестра №1. Пришельцы спускаются вниз на Землю, чтобы наломать Шон. Инкубационный период для этих инопланетных зародышей – три дня. Сцена погони разворачивается в лесу и в горах, а в это время инопланетный самец, показавший подруге потусторонний лес, рассказывает об этих людях. В итоге инопланетное дитё рождается. Космические Братья спускаются на большом корабле, чтобы забрать пришельца и его ребенка в другую галактику или ещё куда. Выглядят как усталые школьные учителя замены в униформе – ну вы знаете. В итоге эта фильмоподобная хрень заканчивается, они пускают титры, и вы хотите поблагодарить их за то, что это закончилось. Вы полагаете, что это, должно быть, старый фильм, потому что вы надеетесь, что наша Шон могла бы играть и получше. Фильм выпущен в 1997 году! Жесть. Никогда не ставьте все деньги на одну лошадь. Лучше всего иметь несколько работ, чтобы вам не пришлось бы обнаружить себя делающим фильм вроде «Завоевателей». В фильме есть один из братьев Болдуинов. Они все играют, вы знаете! Вы не знали? Да, они играют! Полагаю, они все не могут быть как Алек, но они могут вписаться в картину, даже если это «Завоеватели». «Завоеватели», «Джонни Мнемоник» – всё это хорошие работы, если вы можете их проглотить, не так ли? Какой славный фильм породил эту линию фильмов? «Дерьмо, мистер Хэнд Мэн!» Верно, сынок, «Звук музыки». Ничто не пройдёт мимо вас. Все нормально, едем дальше.

20:43: в самолёте на полпути в Каир. Это здорово. Я лечу в Египет. Помню, как на гастролях 1985 года я думал, что однажды поеду в Египет. И вот, тринадцать лет спустя я туда лечу. Хочу посмотреть достопримечательности и вообще всё, но вещь, которая действительно оправдывает цену поездки – это шанс поплавать по Нилу ночью. Я хотел сделать это долгие годы. Думал об этом раньше. Столько ночей, засыпая, я хотел верить, что кровать или кусок пола, на котором я лежал, были лодкой, молчаливо плывущей сквозь таинственную египетскую ночь. У меня было время и несколько бесплатных миль как у частого авиапассажира, и я заказал себе пять дней на Ниле – посмотреть виды.

Надеюсь, что скоро вернусь в Израиль. Этим вечером я провёл пару часов в Джаффа. Это в нескольких милях от моего места проживания, но казалось, что это другая страна. Маленькие улицы, магазины арабов, женщины в парандже, славные маленькие дети, бегающие вокруг. Почувствовал, будто попал во временной разлом. Этим вечером я ел ягнёнка и смотрел, как солнце садится над Средиземным морем. Улицы, древние здания – всё это был восхитительный маленький мир.

23:40, Каир, Египет: парень по имени Самир встретил меня у места декларации багажа. Самир предупредил, что водители в Каире не сравнятся с любыми другими в этом мире. В общем-то я слышу это везде, где появляюсь. Итальянские водители сумасшедшие, русские водители сумасшедшие. В основном все, кто садится за руль, думают, что все остальные – безумцы. Но когда я это увидел, понял, что Самир был прав. Большинство светофоров горят жёлтым. Похоже, никому нет дела до разметок. Люди ездят между рядами и виляют всю дорогу. Постоянно гудят клаксонами. Между нами и другой машиной редко-редко было несколько дюймов. Похоже на гонки. Все едут рывками. Думаю, это было клёво: хаос и всё прочее.

Мы ехали мимо по-настоящему нищих мест. Самир сказал, что это бедные люди, зарабатывающие деньги в основном гончарным делом и изготовлением прочих вещиц для туристов и на экспорт. Выглядело как улицы, которые я видел в Джаффе (плюс как если бы Джаффу разбомбили). Местность отличная. Висящее бельё и узкие улицы. Плохо освещаемые комнаты, которые видно через окна. Когда мы проезжали Нил, я впервые его увидел. Выглядит как любая большая река, я посмотрел на него всего лишь секунду.

Сижу на улице у своей комнаты, в пластиковом кресле. Передо мной внутренний двор с бунгало. Слышно непрекращающееся уличное движение, гудки машин и периодически – что-то, похожее на выстрелы. Запах автомобильных выхлопов всегда рядом. Я заметил, что Каир – один большой загрязнённый город.

Время заходить – комары начинают доставать. В комнате приятный запах насекомых – это всегда хорошо.

Провожатый был разочарован, когда я взял ключ от комнаты и сам её нашёл. Самир сказал, что многие за это дают доллар чаевых. Самир очень информативен – иногда настолько информативен, что порой я бываю перегружен информацией. «Это вид нашего общественного транспорта» – говорит он, показывая на автобус. «Это…?» – я громко вопрошаю. «Это автобус!» – гордо восклицает Самир, и тайна открывается мне.

Во время нашей поездки в Гизу нам на другой стороне шоссе встретился президентский кортеж, летевший на предельной скорости. Длинная колонна «Мерседесов» с фургонами и мотоциклами спереди и сзади. Напомнило мне, как пару ночей назад я стоял в том месте, где несколько лет назад был застрелен Ицхак Рабин. Зев отвёл меня туда. Рядом с местом концерта. Там лежали цветы. Несколько лет назад я ходил на второй этаж отеля «Лориен» и стоял там, где тело Мартина Лютера Кинга рухнуло после выстрела. Думаю, это было как в трансе. Охрана обезумела, наверное. Однажды вечером после концерта в Далласе я пошёл и присел на травянистом холме и смотрел на место, где был убит Кеннеди. Было впечатляюще находиться там, созерцая эту историю. И вот, я в Каире. Это здорово, лучше не бывает. Завтрашний день будет грандиозен. Пирамиды Гизы – вниз по улице от того места, где я сижу. Не могу поверить, что я здесь.