В. СТИЛИСТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ФРАЗЕОЛОГИИ

В каждом языке имеются сочетания слов, в которых значение целого доминирует над значением составных частей или, иными словами, значение целого сочетания не совсем точно, а иногда и совсем не выводимо из суммы составляющих это сочетание частей. Такого рода сочетания носят название фразеологических единиц¹.

Для стилистических целей подробная классификация фразеологических единиц не является необходимой. Поэтому мы будем пользоваться термином «фразеологическое сочетание» для разных типов фразеологических единиц вне зависимости от степени спаянности составных частей сочетания. Особо, однако, будут выделены такие фразеологические сочетания, в которых значение всего сочетания не только не выводится из значения отдельных частей, но которые логически совершенно не мотивированы.

Одной из наиболее характерных черт фразеологических сочетаний является их устойчивость, т. е. устойчивость местоположения составных частей сочетания и семантическое единство всего сочетания. Фразеологические сочетания являются достоянием языка и входят наряду с отдельными словами в лексический инвентарь данного языка. Они используются в речи как готовые единицы языка, т. е. воспроизводятся в речи, но не организуются вновь, как это имеет место в случаях так называемых свободных сочетаний.

Фразеологические сочетания так же, как и слова, могут быть разделены по сферам употребления. Наибольшее количество фразеологических сочетаний (особенно сращений) относится к сфере живой разговорной речи.

Большинство фразеологических сочетаний, возникших в сфере живой разговорной речи, как и весь разговорный словарь языка, обладает определенными эмоциональными значениями.

Существует постоянное взаимодействие аналитических тенденций, которые имеют целью расчлененное понимание словесных сочетаний, и синтетических тенденций, ускоряющих процесс образования фразеологических единиц (В. В.Виноградов).

В соответствующем разделе мы показали, как фразеологические единицы могут быть разложены и что стилистический эффект такого разложения связан с расчлененным пониманием словесных сочетаний, которые уже превратились в фразеологические единицы. Рассмотрим другие способы использования фразеологизмов.

ния целого сочетания из составляющих его частей. Соответственно этому акад. Виноградов выделяет фразеологические сочетания, фразеологические единства и фразеологические сращения.

К числу фразеологических сочетаний, которые являются эмоционально-образными ресурсами языка, относятся также пословицы и поговорки.

Разница между поговоркой и пословицей заключается в следующем: поговорка — это обычно такое сочетание слов, которое выражает понятие, т. е. обладает лишь номинативной функцией. Пословица, в отличие от поговорки, выражает законченное суждение. Общее в поговорках и пословицах то, что они в большинстве случаев образны по своей природе. Например: adding fuel to fire; as mad as a March hare; an ass in a lion's skin; to put all one's eggs in one basket; to be more sinned against than sinning и др. Использование таких поговорок служит, главным образом, целям более образного, эмоционального отображения фактов объективной действительности. Так в нижеследующих предложениях:

"Frank was far more sinned against than sinning" (Dreiser); He's young and I have no doubt he wants to sow his wild oats before he settles down to married life (S Maugham); Walter knew which side his bread was buttered (S. Maugham); It may be that like most of us he wanted to eat his cake and have it (S. Maugham.)

Пословицы, как было указано выше, отличаются от поговорок тем, что представляют собой законченное суждение. Однако, суждения, выраженные в пословице, являются суждениями особого рода. Они представляют собой обобщение накопленного человечеством опыта. Обобщения в пословицах строятся на конкретном образе. Пословицы глубоко национальны по форме и этим отличаются от обобщений философского характера. Раскрытие образа не представляет труда для тех, для кого язык является родным. Эти образы обычно мотивированы и поэтому легко раскрываются.

«В простоте слова — самая великая мудрость», — пишет Максим Горький, — Пословицы и песни всегда кратки, а ума и чувства вложено в них на целые книги».¹

Действительно, пословицы всегда характерны своей эпиграмматичностью, т. е. способностью в чрезвычайно сжатой, краткой форме выразить огромной емкости мысль — результат накопленного народом опыта.

"... пословицы и поговорки образцово формируют весь жизненный, социально-исторический опыт трудового народа".¹

Пословицы и поговорки могут быть использованы в разных стилях речи. Причем функции их мало чем рознятся. Они могут служить членом сравнения. Например:

"As the last straw breaks the laden camel's back this piece of underground information crushed the sinking spirits of Mr. Dombey.» (Ch. Dickens)

Иногда в тексте делается лишь ссылка на пословицу. В этом случае с пословицей обращаются довольно свободно. Воспроизводятся только отдельные слова или сочетания слов. Так, в романе Голсуорси "Freelands" мы читаем: "Come", he said. "Milk's spilt".

Как известно в английском языке имеется пословица "It is no use crying over spilt milk." Обобщенное значение этой пословицы эквивалентно русской пословице Слезами горю не поможешь.

Такой ссылкой на пословицу достигается максимальная сжатость высказывания. Этот прием очень распространен в различных стилях английской литературной речи. Особенно часто аллюзии (ссылки) на пословицы и поговорки используются в газетном стиле и фельетонах. Например:

". . and whether the Ministry of Economic Warfare was being allowed enough financial rope to do its worst."

В английском языке существует поговорка: "to give a person rope enough" или: "The waters will remain sufficiently troubled for somebody's fishing to be profitable."

Такое использование поговорок не то же самое, что прием разложения фразеологических единиц, описанный выше. Поговорка "to fish in troubled waters" остается в своем основном значении, несмотря на нарушение ее син-

¹ М. Горький Литературно-критические статьи Гос. изд -во Худ. лит-ры, М., 1937, стр. 346 — 347

172

таксической структуры. Когда же мы имеем дело с приемом разложения фразеологических сращений, то разрушение синтаксической структуры или другой способ разложения влечет за собой и переосмысления значения фразеологической единицы.

Другое дело поговорка из романа Гейма "The Crusaders", где одно определение collective, вставленное в поговорку to stick one's nose into (эквивалентную русскому совать свой нос (в чужие дела)., чрезмерно интересоваться тем, что не должно интересовать), фактически не разрушает фразеологическое сочетание to stick one's nose into somebody's business:

However, he was much interested in the information that the new French Government was sticking its collective nose into the business of Delacroix.

И в других стилях литературной английской речи такое использование поговорок и пословиц довольно распространенный стилистический прием. Им часто пользуются писатели и в стиле художественной речи. Так, в романе Голсуорси "Freelands":

"Yes," he said, "let'em look out, I'll be even with 'em yet!" "None o' that," I told him, "you know which side the law's buttered."

Английская поговорка "to know on which side one's bread is buttered" в значении умело использовать все с выгодой для себя, в вышеприведенном примере изменена: вместо слова bread введено слово law, что, однако, не меняет общего значения поговорки. Все выражение приобретает значение знать, как выгодно использовать закон в своих интересах.

В английском языке есть поговорка: to have all one's eggs in one basket. Значение этой поговорки — рискнуть своим достоянием. В том же романе Голсуорси эта поговорка использована как средство характеристики одного из персонажей:

Nedda had that quality ... found in those women who .. though they do not say much about it, put all their eggs in one basket

Таких примеров можно привести много. Поговорка out of the frying-pan into the fire представлена в одном из романов С. Моэма следующим образом:

We were dashed uncomfortable in the frying-pan, but we should have been a damned sight worse off in the fire.

В некоторых случаях даже переосмысление значения, связанное с логической перестановкой компонентов пословицы или поговорки, все же не влечет за собой разложения фразеологического сочетания. Так в том же романе a dark lining to the silver cloud фактически является вновь созданной сентенцией, понятной только в соотношении с известной пословицей Every cloud has a silver lining.

Таким образом, фразеологические сочетания, включая поговорки и пословицы, используются в качестве выразительных средств языка в своем неизмененном виде (ср. вышеприведенный пример пословицы, использованной в качестве элемента сравнения). Если они подвергаются каким-то изменениям, то они выступают в качестве стилистических приемов. Эти изменения формы пословицы и поговорок могут быть различного характера: от включения одного определения в сочетание, уточняющего характер применения его (см. выше "financial rope"), до полного разрушения фразеологической единицы и восстановления основных, прямых значений в фразеологическом сращении.

Пословицы и поговорки характеризуются и своими структурно-лингвистическими чертами. Они обычно аллитерированы, как, например, to rob Peter to pay Paul; cut the coat according to the cloth: betwixt and between и др. Они также часто рифмованы и ритмически организованы. Например, by hook or by crook; eat at pleasure, drink with measure; every country has its customs; he that has a house of glass must not throw stones.

Они всегда предельно кратки и поэтому характеризуются отсутствием союзной связи: first come, first served; easy come, easy go; grasp all, lose all; out of sight, out of mind.

Характерные признаки пословицы легли в основу особого стилистического приема, который носит название сентенции (epigram).

Сентенция — это та же пословица, но созданная не народом, а каким-то отдельным его представителем — писателем, мыслителем и т. п.

174

Используя наиболее характерные лингвистические черты пословицы, т. е. ее краткость, ритмическую организацию и другие указанные выше черты, писатели создают свои «пословицы». Сентенции могут войти в словарный состав языка наряду с народными пословицами. Таково большинство сентенций Шекспира, например, to be or not to be — that is the question; he jests at scars that never felt a wound и множество других.

В повести Диккенса "A Christmas Carol" — no eye at all is better than an evil eye звучит как народная пословица как с точки зрения ритмической организации, так и с точки зрения эпиграмматичности. Иногда трудно определить, если нет на то более конкретных данных историческо-фольклорного характера, является ли предложение, впервые встреченное в произведении того или иного классика литературы, использованной им народной пословицей или собственным его созданием (сентенцией). Так например: he makes no friend who never made a foe обычно рассматривается как сентенция Теннисона в его "Idylls of the King", хотя, возможно, это народная пословица, впервые записанная Теннисоном.

Некоторые из сентенций носят слишком литературно-книжный характер и поэтому не так легко соотносимы с народной пословицей. Сентенция Байрона "Sweet is revenge, especially to women" ("Don Juan") является примером такого рода сентенции. Другим примером может служить сентенция Попа из его "Essay on Criticism": "A little learning is a dangerous thing. Drink deep or taste not the Pierian spring." Сентенция Юнга — Procrastination is the thief of time ("Night's Thoughts") является также примером литературно-книжной сентенции. Такие сентенции образуют как бы литературно-книжные эквиваленты народных пословиц.

В качестве примеров стилистического использования сентенции можно привести следующее интересное место из романа Кронина "The Keys of the Kingdom". Описывая одного из персонажей романа, Кронин характеризует его следующим образом:

Не had a number of such clichès, from "Women and beer don't mix" to "A man's best friend is his own pound note", which, through frequency and profundity of utterance, had been hallowed into epigrams.

Аллюзии — это ссылки на исторические, литературные, мифологические, библейские и бытовые факты. Цитата — это точное воспроизведение отрезка какого-либо текста. Ни аллюзия, ни цитаты, как стилистические приемы, не сопровождаются указанием на источники. Аллюзии и цитаты становятся фразеологическим сочетанием только в том случае, если они воспринимаются как аллюзии и цитаты, т. е. если они соотносимы с теми произведениями, где они были использованы впервые.

Иными словами, составные части свободного словосочетания в тексте, на который делается ссылка, становятся связанными, если они используются в другом контексте.

В романе Диккенса "Dombey and Son" есть такое место

Little Paul might have asked with Hamlet "into my grave?" so chill and earthly was the place.

Сочетание "into my grave?" является аллюзией, т. е. становится фразеологическим сочетанием, правда, временного характера, на данный случай. В тексте же "Hamlet", из которого эта аллюзия взята, "into my grave?" является свободным сочетанием. Можно сказать, что аллюзия это речевой фразеологизм в отличие от языковых фразеологизмов, которые фиксируются словарями как единицы словарного состава языка. Аллюзия обычно делается на широко известные литературные факты. Например:

The mention of Marley's funeral brings me back to the point I started from. There is no doubt that Marley was dead. This must be distinctly understood, or nothing wonderful can come of the story I am going to relate. If we were not perfectly convinced that Hamlet's Father died before the play began, there would be nothing more remarkable in his taking a stroll at night, in an easterly wind, upon his own ramparts, than there would be in any other middle-aged gentleman rashly turning out after dark in a breezy spot — say Saint Paul's Churchyard, for instance — literally to astonish his son's weak mind.

(Ch. Dickens. A Christmas Carol.)

Здесь ссылка делается на то же произведение Шекспира "Hamlet". Эта аллюзия имеет свои специфические черты. Как видно из приведенного выше отрывка, дух отца Гамлета представлен в несколько саркастическом плане специальными стилистическими приемами.

176

В английских газетах часто делаются ссылки на факты я события дня, которые могут быть понятны только тем, кто знаком с этими событиями. Особенно популярны аллюзии на персонажи и эпизоды из библии, народных песен, баллад и детских стихов. Таковы, например, аллюзии на стихотворение "The House that Jack Built" и сказку "Tom Thumb", использованные Диккенсом при описании школы в Стоун Лодж в романе "Hard Times". Вот этот отрывок:

No little Gradgrind had ever associated a cow in a field with that famous cow with the crumpled horn who tossed the dog who worried the cat who killed the rat who ate the malt, or with that yet more famous cow who swallowed Tom Thumb; it had never heard of those celebrities...

В романе Сомерсета Моэма "The Painted Veil", муж, который привез свою неверную жену в город, где свирепствовала холера, сам заболевает и перед смертью произносит: The dog it was that died. Эта цитата взята из поэмы О. Голдсмита "An Elegy on the Death of a Mad Dog", которая кончается словами: The man recover'd of the bite; The Dog it Was that died.

Здесь аллюзия является ключом к пониманию сложных душевных переживаний героя.

Г. СМЕШЕНИЕ СЛОВ РАЗЛИЧНОЙ СТИЛИСТИЧЕСКОЙ

ОКРАСКИ

Особый стилистический эффект может быть достигнут соединением слов, которые принадлежат к разным стилистическим пластам словарного состава языка. Так, например, если в одном сочетании соединить слова, которые относятся к поэтизмам, со словами, относящимися к терминам, эффект получится близкий к тому, который мы имели в оксюмороне. Например:

But oh, ambrosial cash! Ah! who would loose thee? When we no more can use, or even abuse thee!

(G. Byron.)

Эпитет ambrosial относится к поэтическому лексикону, т. е. сфера его употребления ограничена поэтическими произведениями. В этом слове очень четко реализуется

12-323 177

соотнесенность самого понятия, выражаемого этим словом, с другими понятиями этого ряда, а именно, понятиями из области мифологии. В сочетании с коммерческим термином cash наличные деньги, получается эффект неожиданного столкновения двух совершенно разнородных слов.

По существу говоря, это явление можно условно назвать лингвистическим оксюмороном в отличие от логического оксюморона, который мы рассмотрели выше.

В лингвистических оксюморонах слова не теряют своей стилистической окраски. В отличие от логических оксюморонов они не приобретают каких-то дополнительных оттенков значения. Они насильственно соединяются, несмотря на то, что их связи не являются органическими.

В «Записках Пиквикского клуба» имеется следующее место: "The honourable gentleman is a humbug." Возвышенное "honourable gentleman", обычно употребляемое в официальных выступлениях, парламентских речах, официальной переписке и имеющее характер очень вежливого обращения, соединяется с ругательным словом humbug. Естественно, что такое соединение нарушает обычные нормы употребления слов и производит юмористический эффект.

Интересным примером лингвистического оксюморона служит следующее место, уже приведенное нами выше, из "A Christmas Carol" Диккенса:

But the wisdom of our ancestors is in the simile; and my unhallowed hands shall not disturb it, or the Country's done for.

Возвышенные слова ancestor, simile, unhallowed литературно-книжные по своей стилистической характеристике соединены с такими разговорными словами и формами, как Country's done for.

Функции этого приема весьма разнообразны: в основном это сатирическое изображение пристрастия к возвышенной, оторванной от действительности лексики и фразеологии, свойственной поэтам определенного направления.

Очень ярко эта функция выявляется в нижеследующей строфе байроновского "Don Juan". Восторженный, поэтически настроенный, влюбленный юноша испытывает приступы морской болезни. Его напыщенные риторические обращения к возлюбленной сменяются криками о помощи и бранью.

178

"Sooner shall heaven kiss the earth — (here he fell sicker)

Oh, Julia! what is every other woe? —

(For God's sake let me have a glass of liquor;

Pedro, Battista, help me down below)

Julia, my love! — (you rascal, Pedro, quicker) —

Oh, Julia! (this curst vessel pitches so) —

Beloved Julia! hear me still beseeching!"

(Here he grew inarticulate with retching)

Лингвистические оксюмороны могут строиться на соединении следующих групп слов: терминологические ряды и поэтизмы; литературно-книжные слова и бытовые разговорные слова; поэтизмы, литературные возвышенные слова, иностранные слова и жаргонизмы. Наиболее часто этот прием встречается в сочетании живых бытовых разговорных элементов словаря с высоко книжными литературными словами и выражениями. Именно такие сопоставления дают наибольший стилистический эффект.

Известно, что учение о предложении, о его типах и, главным образом, о характере связей между отдельными частями высказывания возникло исторически в сфере риторики, и только сравнительно поздно стало предметом изучения грамматики.

В риторике главным образом рассматривалась проблема местоположения членов предложения (инверсия) и характер построения сложных отрезков высказывания (период). Учение о предложении в сфере грамматики значительно расширило материал исследования, выдвинув на первое место проблему синтаксических отношений членов предложения и проблему взаимосвязей между предложениями.

Стилистика языка изучает синтаксические выразительные средства языка и синтаксические стилистические приемы, создающие особую организацию высказывания, отличающую такое высказывание от высказывания в условно называемой нами «нейтральной» форме изложения. Вот это «особое» по отношению к «нейтральному» и будет составлять предмет рассмотрения в разделе «Синтаксические стилистические средства английского языка».

В области синтаксиса значительно менее четко, чем в области морфологии или словообразования, выступают разграничение стилистического от грамматического, отклонения от нормы и самая норма.

В самом деле, проблема инверсии рассматривается и в грамматике и в стилистике.

Так, конструкция типа "Only then have I made up my mind to go there" называется стилистической инверсией в курсах грамматики и грамматической инверсией (поскольку

180

она не допускает синонимического варианта при начальном положении ограничительных наречий) в курсе стилистики.

Точно так же конструкция типа "It was . . . that", рассматривается и в грамматике и в стилистике как эмфатическая конструкция, т. е. такая, которая, служит средством логического или эмоционального выделения части высказывания.

В связи с этим уместно привести следующее высказывание проф. Винокура: «Здесь, (в области синтаксиса — И. Г.), снова создаются не новые материалы, (как в лексике — И. Г.), а только новые отношения, так как вся синтаксическая сторона речи представляет собой не что иное, как известное соединение грамматических форм, и в этом смысле существенно нематериальна. Поэтому синтаксические отношения это — та сторона речи, где почти все представляется только реализуемыми возможностями, актуализацией потенциального, а не просто повторением готового, особенно же в условиях поэтической и притом стихотворной речи».¹

Существенно необходимы для понимания природы синтаксических средств стилистики является определение нормы языка. Известно, что норма языка — категория историческая. Ее установление иногда представляет собой процесс, который длится весьма долго и который, в силу своей длительности, не на всех этапах дает ясные представления о границах данной нормы.

Под нормой языка следует понимать те установившиеся в данный период его развития в литературном языке морфологические, фонетические, синтаксические и стилистические правила употребления, нарушение которых ощущается не как ошибка, а как результат проявления индивидуально осознанных отклонений. Так например, когда В. Маяковский употребляет слово «серпастый», то он осознанно нарушает норму в русском языке.

Акад. Виноградов по этому поводу пишет: «Чем определеннее и устойчивее норма, тем ярче и выразительнее стилистически оправданные уклонения от нее и тем интенсивнее процесс стилистического развития и стилистической

¹ Винокур Г. Маяковский — новатор языка. СП. 1943, стр. 15 — 16.

181

дифференциации языка».¹ «Оправданные уклонения», о которых говорит акад. Виноградов, фактически то же, что проф. Винокур называет «реализуемыми возможностями», «актуализацией потенциального».

Как уже было сказано, уклонения от нормы нельзя рассматривать как ошибки. Именно в такого рода отклонениях, основанных на живых процессах языка, иногда сказывается индивидуально-творческая манера автора. Если подобное отклонение часто используется в индивидуально-художественном стиле разных писателей, оно может постепенно типизироваться, получив право на существование в стилистике языка, а затем при выработке определенных и твердых норм использования такого рода отклонений, и в области грамматики. Поэтому четкую демаркационную линию между грамматическим и стилистическим в синтаксисе провести трудно, а иногда и невозможно.

Сама проблема синтаксических выразительных средств в языке и основанных на них стилистических приемах синтаксического построения предложения оказывается тесно связанной с проблемой интонационного оформления предложения. В этом отношении правильной представляется мысль проф. Пешковского, который говорит что «... Интонационные средства ... так сказать блуждают по грамматической поверхности языка: они могут наслаиваться ... на любой формальной субстрат».² В дальнейшем изложении это положение проф. Пешковского будет проиллюстрировано на ряде примеров. Здесь же можно ограничиться лишь ссылкой на такого рода выразительные синтаксические средства, как обособление, инверсия, умолчание и др., в которых синтаксическое оформление настоятельно требует соответствующей интонационной интерпретации, иначе сам прием теряет свое качество.

Далее, проблема синтаксических выразительных средств языка и стилистических приемов синтаксиса оказывается также тесно связанной с проблемой предикации в широком

¹ Виноградов В. В. Язык Гоголя и его значение и истории русского языка, Сб. «Материалы и исследования по истории русского литературного языка», АН ССР, 1953. т. III. стр 8.

² Пешковский А. М. Вопросы методики родного языка, лингвистики и стилистики. М. — Л., 1930. С. 107.

182

смысле этого слова, т. е. с проблемой данного и нового, известного и сообщаемого в предложении. Известно, что в английском языке обычный порядок слов в «нейтральной» форме изложения это — подлежащее, сказуемое и далее второстепенные члены предложения, причем подлежащее обычно является данным, а следующие за ним члены предложения сообщают новое. Однако в английском языке уже полностью грамматикализованы такие случаи, когда на первом месте оказываются другие члены предложения, и подлежащее переставляется на другое место. Сравним два предложения:

"Не, his wife and brother were standing at the French window ready to rush out at any moment ...

Standing at the window ready to rush out at any moment were he, his wife, and brother... .

Здесь новое ("standing" и т. д.) предшествует группе подлежащего, но от этого предшествующая группа не становится данным, она остается новым в высказывании. И только желание автора сильнее выделить новое, сделать на нем больший упор, ведет к такого рода перестановке членов предложения. Интересно попутно отметить, что подобное синтаксическое построение необязательно влечет за собой необходимость особого интонационного оформления предложения. Сама постановка сказуемого на первое место уже выделяет это сказуемое. Но эти факторы нельзя смешивать с особым интонационным оформлением, которое вызывается к жизни самим содержанием высказывания.

Возвратимся к так называемому инвертированному порядку слов. Само понятие инверсии появилось только в результате сопоставления не-эмфатического строя предложения с эмфатическим, «нейтрального» — со стилистическим, «нормы» и «отклонения». Правомерно ли рассматривать порядок слов, задачей которого является выделение какого-либо члена предложения, какой-либо части высказывания, как отклонение от существующих норм, и называть его инверсией? Нам представляется такого рода терминология, установившаяся в языкознании в разделе синтаксических типов построения предложения, неправомерной, искажающей действительные факты языка, противоречащей разнообразным путям развития и становления синтакси-

ческих норм языка. По существу мы имеем здесь дело с различными способами оформления высказывания письменного и устного типов речи, их взаимообусловленности и взаимосвязи. Здесь особо ярко выступает процесс типизации, обобщения и кристаллизации определенных приемов эмоционально-эмфатической речи, с одной стороны, и логически-эмфатической речи с другой.

Рассмотрение различных типов синтаксических выразительных средств и различных приемов стилистического синтаксиса на конкретных примерах проиллюстрирует высказанное здесь положение.